Собрание сочинений 4 страница

Игра?

 «... необычайно прихотлива игровая структура романа " Бледный огонь" ».

О " причудливых играх" Набокова пишет и Рональд Буш ( Норман, с. 265 )

При таком произвольном рассмотрении наблюдалось немало безапелляционных замечаний, напр., некий Валентин Осипов извлек из романа " Дар" три фрагмента, по-разному выделил их при помощи типографии, а затем обвинил Набокова в большой неприязни к Чернышевскому, причем попутно сообщил читателю о том, что Набоков сочинил четвертую часть романа в сугубо мстительных и собственнических целях. Произведения писателя при этом понимались как набор внедряемых в сознание стереотипов. Нора Букс рекомендовала " Дар" и " Приглашение на казнь" как романы-пародии / 1998, 116 /, " одна - на героя, наказуемого обществом, другая - на общество, наказующее героя". При этом было заявлено, что " ПнК" " повторяет отдельные элементы утопии Чернышевского", а детство героя будто бы созвучно снам Веры Павловны / о " красавицах, ведущих вольную жизнь труда и наслаждений" /. Роман " Дар" был характеризован как " роман-оборотень", с " эротикой аллюзий", - по разумению Норы Букс, " Дар" был насыщен " эротическими сделками", как и поэма Николая Некрасова " Коробейники». По мнению Ал. Долинина, высказанному в статье " Набоков, Достоевский и достоевщина", фабула романа " Лолита" " пародийно соотнесена" с исповедью Ставрогина ( по словам М. Н. Климовой, сюжетную схему романа " Лолита" составляет миф о колдуне и очарованной красавице, описанный Р. Г. Назировым; при этом " эмбрион фабулы" возникает еще в романе " Дар" в качестве литературного замысла в духе.. Достоевского ), а структура повествования — с “словом с оглядкой” “Записок из подполья” ( статья посвящена выделению " приемов пародирования" в романе Набокова )[31]. " Лолита", по мнению П. Мейер, - пародия на вольный перевод “Онегина”. Об элементе пародии в рассказах «Лик», «Уста к устам», " Случай из жизни" ( где пародийно изображены особенности женской психики, ума ) и «АИ» писала О. Романовская. О " пародии Сирина" писал А. В. Леденев в статье «Пародия как доказательство наследственных прав (рассказ В. Набокова «Уста к устам» в контексте эмигрантских споров о наследниках Серебряного века)» ( Ким, 10 ). О второстепенных персонажах Набокова как о пародиях пишет Ф. Дюпе ( Н. Пейдж, 88 ). О том, что «Под знаком незаконнорожденных» и «Бледный огонь» В. Набокова могут быть интерпретированы как пародии, писала М. В. Окс. " Вымышленные языки в романах «Под знаком незаконнорожденных» и «Бледный огонь» определяют их специфику как игровых произведений" ( Окс, 9 ).

По мнению А. Аппеля развитие сюжета у Набокова определяет.. пародия, рассматриваемая исследователем как важнейший элемент " игры" писателя[32].

" Форма «Дара» явилась пародийным откликом на разработку «суперформы» в русском авангарде, в частности, «сверхповести» Хлебникова", - пишет Шпиньев ( Шпиньев, 124 ). Роман " Отчаяние", по мнению Ал. Долинина. - литературная пародия, скрытая полемика, " игра с несколькими подтекстами" ( Ю. Михайлова, 300 ).

О якобы игровой специфике повествования у Набокова писала Ю. Богатикова, по словам которой, в романе писателя " подчеркивается его иронический, театрализованный смысл" ( Ю. А. Богатикова, 2005, 12 ).

По мнению Е. А. Калининой. автор " Дара" предлагает читателю.. интеллектуальную игру. По словам Е. В. Черкуновой, " ориентация на лингвопоэтическое и философско-игровое восприятие мира" ( с. 200 ) достигает в романе Набокова своего апогея.

Р. Хэнкель отмечает, что «писатель постоянно ведет литературную игру, совершает игровое комическое снижение любых жизненных ситуаций, <... > рассматривает историю как своего рода карикатуру» ( цит. по: Л. В. Братухина, 2007, 8).

Об эстетической концепции игры Набокова пишет И. Е. Филатов ( Гусейнова, 74 ). Среди игровых стратегии Набокова Э. Ф. Гусейнова выделет каламбуры, аллитерации, повествовательную игру, обращения к читателям, слушателям. По словам Э. Ф. Гусейновой, игровое начало в романе Набокова " выполняет важную смыслопорождающую функцию" ( Гусейнова, 75, 76 ), а " набоковская модель игры" соотносится с пушкинской. Также замечено, что одной из самых важных авторских игровых стратегий являются здесь аллюзии к " собственным текстам".

По мнению П. Бицилли, Набоков " каламбурит", играет сходно звучащими словами, " сочетаниями слов с одинаковым числом слогов и рифмующихся одно с другим" ( Ю. Глобова, 9 ). О " каламбурах" Набокова в его поздних романах пишет Г. Даймент ( с. 126 ). В. Ходасевич воспринимает " Приглашение на казнь"  как " повесть, всецело построенную на игре самочинных приемов" ( Глобова, 10 ). По словам Бернара Пиво, Набоков " много играет словами и каламбуров у него в избытке" ( Набоков о Н., 412 ). Марк Шефтель писал: " Как выразилась по поводу Набокова Нина Берберова, «жизнь, перевернутая вверх ногами». Для Набокова это всего лишь игра, в которую он играет очень искусно" ( Я не понима.. ).

Ю. Левин пишет о «неклассической» модели повествования[33] у Набокова, выделяет такие приемы и способы ее создания как:

- использование креативной рамки («Королек», «Набор»);

- введение ненадежного повествователя («Памяти Л. И. Шигаева», «Terra incognita») или фантазирующего персонажа («Как-то раз в Алеппо... »);

- использование реального мира как рамки сюжетного мира («Василий Шишкoв»). По словам А. Баллард, Набоков " играет с нашей верой в представленную действительность" ( Баллард, 187 ).

По словам Н. Букс, моделирующим приемом в художественном пространстве романа " КДВ" оказывается прием игры, с помощью которого " романный мир утверждается на одном уровне как игра в жизнь, а на другом - как игра в роман" ( Осьмухина, 117 ).

По мнению Ю. Левина, набоковское повествование - " игровое". По словам З. Велиевой, Набоков играл и " ворожил" (? - И. П. ) русскими словами в своих романах. Об " игровом стиле" в прозе В. Набокова говорила Г. Рахимкулова, об " игровом начале" – Г. Р. Романова ( Г. Р. Романова, 322 ), о " словесной игре" в рассказах Набокова – Ким Юн Ен ( Ким Юн Ен, 47 ). Упоминаются в исследованиях и " языковая игра", " игровые тексты", " игровая стилистика", " особые, игровые отношения между читателем и текстом», " формальные приемы, которые применялись для реализации игровых целей", " фейерверк каламбуров" ( Рахимкулова, с. 5, 7 )[34].

Игровому пространству в поэзии и драматургии В. Набокова была посвящена диссертация В. Л. Гусакова. По мнению В. Л. Гусакова, сюжет Набокова представляет собой не больше, чем один из уровней игрового пространства, " игру с героями". Именно игра, по словам В. Л. Гусакова, способствует правильному прочтению романа Набокова. Е. Ермолин писал о «конструктивных способностях и вкусу к игре» у Набокова ( Полева, Тема, 17 ).

О сюжете романа Набокова в аспекте концепции игры писала И. В. Таркова: " Ясперс считал, что искусство проявляет «безконечную свободу возможностей в игре». И Набоков внутренне ощущал эту возможность. Он реализовал её в сюжете и композиции, в организации словесной структуры произведения, в переходах от имплицитного к эксплицитному автору, в создании метапрозы, структуры «матрёшка»" ( Таркова, 103 ).

По мнению А. Аппеля, «пародия - важный элемент игровой техники в прозе Набокова, а «игра» становится... универсальной категорией, при помощи которой описывается любой уровень текста» ( Гусаков, с. 9 ).

'Мы должны рассмотреть как шутку, такие романы как " ПнК", где действительность в конце концов распадается", - пишет М. Лилли ( Рамптон, 32 ) в статье, опубликованной в двенадцатом номере 1979 года Modern Fiction Studies. Давид Шейдловер говорит о ситуации шахматной игры в «BS». Даже Роберт Мерилл сожалеет о чрезмерном акценте на " кукольности" персонажей в " ПнК". Об игре с идеей человеческих перемещений, которые отражают формальные отношения шахматных фигур, в романе " Защита Лужина" пишет В. Петерсон ( Н. Пейдж, 191 ). Она же пишет о пародии на марксискую диалектику и высмеивании приемов Конан Дойля и Достоевского в романе " Отчаяние". Е. П. Шпиньев характеризует " Дар" как постоянную игру-перекличку с большим корпусом мировой литературы ( Шпиньев, 123 ).

Исследователь говорит о " факте переходности творчества В. Набокова от модернизма к постмодернизму и его пародийно-игровой составляющей" ( Шпиньев, 127 ).

Об " игре" у Набокова писали Е. В. Курганова ( игра как срадство переомысления, творческого " пересоздания" мира[35] ), О. А. Ганжара ( игра как выход на качественно иной, постмодернисткий уровень восприятия, инвариант мира ), Е. Тырышкина ( игра как явление языковой полисемии ), Р. Мерилл, М. Лилли и И. Боденштейн ( игра значениями слов ), которые понимали художественный мир Набокова исключительно как мир " творческой игры" ( Глобова, 15 ). Дж. Гесари и M. Мак Карти в своих статьях говорили о принципах шахматной игры у Набокова.

По мнению Т. Каршана, " образ свободной игры" ( Норман, с. 261 ) возникает в " Лолите". По его словам, " свободная игра составляет и мир " ПнК". Это ребяческие шутки мсье Пьера, Родиона и других. Так же Чернышевский в " Даре" " любил играть". Атака на такого Чернышевского в " Даре" сначала кажется оскорбительной и одностороннеей, но одновременно - это восхищение его честностью и идеализмом".. ( Норман, 255 ). Сам Набоков в интервью Клоду Жанно говорил только о непрозрачной, " непереводимой игре слов" ( Набоков о Н., 354 ) в его произведениях, - рисунку, но не стратегии повествования, а также размышлял о природе искусства: " .. искусство - игра, поскольку оно остается искусством лишь до тех пор, пока мы помним, что в конце концов это всего лишь вымысел, что актеров на сцене не убивают... » ( Е. Новикова, 87 ).

Нельзя сказать, что игра была полностью чужда Набокову. Он писал и шуточные стихотворения ( в " Ане в стране чудес" ), и палиндромы, напр., такой:

 

Я ел мясо лося, млея.

Рвал Эол алоэ, лавр.

Те ему: «Шш—Ишь, умеет

Рвать! » Он им: «Я—Минотавр».

 

Но изображать его как писателя, выдвигающего игру на первый план в своих романах, было бы опрометчиво.

Галина Маневич писала, что " воспоминания Владимира Набокова рождались... из символической струкуры русской классической поэзии" ( 1990, 219 ). О романах Набокова как о месте встречи " воздействий" говорил Николай Анастасьев - "... в акварельно-размытой стилистике " Машеньки" угадываются скорее Чехов и Бунин, нежели Тургенев с его классически точной фразой" / 1992, 46 /. В напечатанных в 1930 году в " Нови" и " Современных записках" откликах произведения Набокова сравнивались с рассказами Леонида Андреева и повестями Николая Гоголя. В статье П. Бицилли " Возрождение аллегории" было заявлено о влиянии " опыта Салтыкова". В рецензии на роман " Приглашение на казнь" Петр Бицилли также возводил " стилистические мотивы и композиционные приемы" к наследию Н. Гоголя и М. Е. Салтыкова-Щедрина. Глеб Струве отмечал сильное влияние Андрея Белого, отчетливо, по его словам, выразившееся в сюжете романа " ПнК" ( роман " ПнК" обладал репутацией самого кафкианского произведения писателя, но был написан, по свидетельству Набокова, в то время, когда он " Кафки еще не читал" )[36]. В " Энциклопедии американской литературы" отмечено " несомненное влияние символиста А. Белого, а также Франца Кафки".

Однако, по утверждению писателя, во всяком его произведении «воссоздан новый мир.. никак впрямую не связанный с теми мирами, что знали прежде" ( Вл. Набоков Лекции по зарубежной литературе 1998, 28) - и в статье " Символы Роу" Владимир Набоков замечал - "... те слова, которые мистер Роу на своем академическом жаргоне именует символами, полагая, что романист с хитроумием идиота насадил их в своем саду, чтобы ученым умам было над чем поразмыслить, на самом деле не являются ни ярлыками, ни указателями, и, уж конечно, ни мусорными ящиками венской обители, но живыми кусочками целостной картины, рудиментами метафоры, отголосками творческого чувства. Роковой недостаток трактовки мистером Роу таких простых слов как " сад" и " вода" состоит в том, что он рассматривает их как абстракции  и не в силах осознать, что, например, шум наполняемой ванны в мире " Шагов в темноте" так же отличается от шелеста лип под дождем в " Память, говори" как " Сад наслаждений" отличается от лужаек " Лолиты". Добравшись до моего увлечения шахматной композицией / очевидно, что критик писал свой трактат параллельно чтению разоблачаемой книги / в " Память, говори" мистер Роу находит сексуальные аналогии в таких выражениях как " сдвоенные пешки" и " нащупать фигуру в коробке", что крайне оскорбительно как для шахмат, так и для композитора". Об " эротомании" Набокова высказался и В. Деспотули - " Сирин презирает весь мир и, вероятно, потихоньку бегает к девочкам" ( Я не понима.. ). И. А. Бунин находил в прозе Набокова " блеск, доходящий до разврата" ( Я не понима.. ). Об эротике в одном из поздних романов Набокова писал Дж. Фаулз - " Он безнравственный старик, грязный старик. Роман - мечтания старого человека о юных девушках" ( Я не понима.. ). Так же, как мистер Роу размышляли,   кстати, Иван Толстой ( говоривший о том, что " Набоков расставляет откровенно фрейдистские ловушки", 1995, 201 ), Нина Хрущева – ( "... капканами расставлял повсюду свои задачи... загадки" / 2005, 105 / ) и Дональд Джонсон, определивший " тему инцестуальности" в качестве типичной для русской литературы и Набокова в частности ( сводя к роли " инцестуального сюжета" и " Остров Борнгольм" Николая Карамзина ). По словам Джонсона ( worlds in Regression ), читатель романа Набокова сам может восстанавливать события жизни Лужина - между его детством и его зрелостью, читатель приглашен восстанавливать сюжет, в чем Джонсон видит " мину-ловушку" (? - И. П. ). Следует из всего написанного выделить только один отзыв Гайто Газданова в статье «О молодой эмигрантской литературе»: «…приходится констатировать, что за шестнадцать лет пребывания за границей не появилось ни одного крупного молодого писателя. Есть только одно исключение – Сирин… Он оказался возможен только в силу особенности, редкого вида его дара. Да и то, конечно, в его искусственном ( «общее место» набоковских критиков – И. П. ) мире… которого нет у других и который другими не может быть ни принят, ни усвоен... ему не о чем ни говорить, ни спорить со своими современниками. Речь о молодой эмигрантской литературе безпредметна. Только чудо могло спасти это молодое литературное поколение… живя в одичавшей Европе, в отчаянных условиях, потеряв после многолетних испытаний всякую свежесть и не-посредственность восприятия, оно было обречено» / Гайто Газданов, 2000, 451, 4 /.

Все попытки извлечь из сюжета романа Набокова умозрительную идею сопровождались характеристикой писателя как поставщика философских изысков, избалованного, далекого от " реалий" эгоиста или попросту сторонника гностических учений[37]. Его рассказы изображались как плод досужих занятий не обремененного повседневными заботами премудрого пискаря, никчемные, пользы не сулящие упражнения " пресыщенного жизнью" человека, перебирающего книги классиков и выуживающего из них " избитые" сцены и сентенции.

Был предпринять ряд попыток " обобщить" Набокова, - задвинуть его романы на подходящую полочку, выявив походя " родовую сущность" " русского аристократа, идейно-психологически замкнутого на эстетической культуре избранного меньшинства" / В. Сердюченко, по В. Шадурского /. Критик Цетлин утверждал - "... как Леонид Андреев, Сирин любит склоняться над трагическими уродствами жизни, над странными и единичными случаями", - и сам Набоков представлялся как такой " странный случай", чудак, наполнявший свои произведения болезненными фантазиями, безплодными треволнениями и " не относящимися к делу" ужасами. Герой при этом аттестовался как соблазнитель " неопытных нимфеток", не способный к обычному восприятию так называемой реальности, и потому мечтающий непременно о неведомом воспарении, возлетании. Гумберт Гумберт с непременностью сравнивался с Николаем Ставрогиным, и Нина Берберова говорила, что сюжет " Лолиты" - не что иное, как " сладострастие, переходящее в любовь". Борис Зайцев называл набоковского героя болезненным, Олег Михайлов - высокомерным - показав характер его так же нелицеприятно,  как Корней Чуковский - портрет героя Леонида Андреева, якобы " барахтающегося" в миражах и фата-морганах. Михаил Осоргин ставил в вину Набокову " полное отсутствие в его описаниях природы".

Удобно было обвинять набоковского героя в эгоистичности ( Ольга Авдевнина поспешила наклеить на него ярлык " героя-индивидуалиста" ) - и Россию он называл " своей страной", и в рассказе " Истребление тиранов" заявлял -".. за себя и за свое благо, за свое благо и истину, за то Благо и Истину, которые сейчас попраны во мне и вне меня". Особенно возмущало то, что писатель не выказывал большого желания принести своего героя в жертву той или другой идейной абстракции; то, что " для Набокова никакая идея не могла быть привлекательной... в любом конфликте личности со всем, что притязало бы на ее получение себе - " безличным" или " сверхличным" - Набоков становился на сторону личности" / Ирина Пуля /. По словам Б. Бойда, схема сюжетов " Лолиты", " Bend Sinister" и других англоязычных романов Набокова в финале подразумевает резонирующее утверждение приоритета личности над группой ( с. 94 )[38]

Б. Бойд утверждал, что " Набоков всегда был одиночкой.. и ненавидел всяческие объединения, обобщения, условности — ненавидел все, кроме индивидуального и независимого» ( Бойд, цит. по А. А. Прокопьева, с. 16 ). По словам писателя, большинство учителей и некоторые из одноклассников называли его «иностранцем», потому что он отказывался присоединиться к политическим декларациям и демонстрациям. В романе " Подвиг" Мартын клянется себе, " что никогда сам не будет состоять ни в одной партии, не будет присутствовать ни на одном заседании, никогда не будет тем персонажем, которому предоставляется слово или который закрывает прения и чувствует при этом все восторги гражданственности» ( цит. по: В. Лебедева, 240 ).

По мнению В. Лебедевой, роман " Подвиг" " стоит на защите нрав личности на самодостаточность, неподверженность стереотипам" ( 243 ).

Леона Токер постулирует индивидуализм как " этическую идеологию" ( Конноли - 2, с. 92 ) Набокова, Гр. Хасин - приватность как «центральное понятие набоковского мира" ( Гр. Хасин, цит. по: Шубинский ) С точки зрения соответствия этой " идеологии" она выделяет две группы героев писателя - (1) те, которые уважают права других на независимое тождество (Мартин Эдельвейс, Годунов-Чердынцев, Пнин ), и (2) те кто могут игнорировать это право ( Ганин, Дрейер ) или активно нарушать это ( Герман, Гумберт Гумберт, Кинбот ). Мечта Цинцинната нам знакома - она - суть та же " мечта Чаадаева об индивидуальной свободе" ( Н. Хрущева ). Для Набокова не существует надиндивидуальных феноменов - философских, исторических или псевдолитературных, которые, по словам О. Мандельштама, только «выполняют одно назначение: помогают начальникам держать в повиновении солдат и помогают судьям чинить расправу над обреченными». В статье " Ответ моим критикам" Набоков писал: " Я отказываюсь быть под влиянием и властью общепринятых мнений и академических традиций" ( Набоков о Н., 564 ), - так же " Набоков отрицал идеологизированное искусство «общих идей»" ( наблюдение И. В. Тарковой 105 ).

По словам Д. Рамптона, в предисловии к первому переводу " ПнК" Набоков отвергает то, что роман имеет общее с работами 'популярных поставщиков проиллюстрированных идей и публицистического вымысла'. Во введении к " BS" он настаивает, что у него нет сатирической или дидактической цели и добавляет, что влияние представлений эпохи в его книге было минимальным.

Итак, не найдя в романах писателя излюбленных ими общих идей, обезкураженные критики принимались вопрошать - " Зачем он их пишет? " и " Какое нам дело до Цинцинната? "

Высказывалось также мнение о том, что набоковские романы безыдейны ( но по критериям оценки литературного произведения, предложенным, напр., Новиковым - верность характеров, глубина мысли - они могут быть названы феноменальными, не случайно Набоков известен как создатель оригинальных, " невероятных" сюжетов ( наблюдение Я. В. Погребной ) ).  

Обзор критических статей усложняет то, что " в зарубежном и отечественном литературоведении существует огромное количество интерпретаций набоковской прозы, поэзии" ( В. Шадурский, 2004, 4 ). В большинстве исследовании речь идет о цитатах и ссылках в произведениях Набокова. Многие исследователи обращают внимание на своеобразие и неповторимость языка, стиля В. Набокова. Так, К. Зайцев говорил об " изобратательном выпуклом языке" Набокова[39]. Критик С. Савельев (С. Г. Шерман) обращал внимание читателя прежде всего на " великолепную словесную ткань" ( Ю. Глобова, 7 ) романа В. Набокова.

О приемах, о языке писателя, вне связи его с сюжетом писал и М. Кантор.

При этом исследователь творчества Набокова " зачастую превращается в двойника Кинбота, пытаясь в отзвуках и отблесках чужих текстов уловить «истинный» сюжет Набокова" ( В. Шадурский, 2004, 6 ). Аттестацией романов писателя как капризов воображения преследовалась одна цель - " отделаться" от Набокова. Но феноменальность стиля и сюжета романа при этом не были рассмотрены с должным вниманием. Набокова не случайно называют " величайшим мастером сюжета", сюжет романа писателя - " ювелирно отточенным". По мнению Г. Барабтарло, сюжет романа не однозначен и " приводится в движение приливным действием повторяющихся сигнальных положений... каждое последующее звено отсылает к предыдущему, что важно не только для верного понимания всей сложности композиции романа и его внутреннего устройства, но и для понимания его существенного основания" ( ст. " Очерк особенностей устройства двигателя" ). Таким образом Г. Барабтарло говорит о мотиве возвращения героя в сюжете романа В. Набокова.

 Мотивную структуру снов в романе Набокова исследует О. В. Федунина. Е. Куксина говорит о перекличке между гоголевским " Ревизором" и пьесой " Событие", подчеркивает, что в построении сюжета набоковских произведений особую роль играют мотивы " ожидания" и " страх, который испытывают в разной степени все герои" (Куксина Е., 1999. С. 202). Медведев указывает на заимствование Набоковым некоторых мотивов и сюжетных положений пьесы из драмы Н. Евреинова " Самое главное" (Медведев, 1999).

 Н. В. Семенова, проведя аналогию между набоковскими произведениями и произведениями германоязычных авторов, убедительно обозначила влияния Г. Гессе ( Степной волк ), Р. Вальзера ( Помощник ) на сюжеты романов " Машенька", " Король, дама, валет" ( цит. по В. Шадурский ), - где традиционные сюжеты " переигрываются", " преломляются". А. Аппель отмечал, что роман «Под знаком незаконнорожденных» очень близок по замыслу рассказу Борхеса «Круги руин» ( Набоков о Н. 196 ).

О сюжете романа Набокова писал и Н. Струве - " Раздвоение, опустошение, помешательство главного героя, от имени которого прямо или косвенно ведется рассказ, -- такова о с ь большинства романов Набокова", " Лужин (" Защита Лужина", 1930), Мартын Эдельвейс (" Подвиг", 1932), Герман (" Отчаяние", 1936), Цинциннат (" Приглашение на казнь", 1938) -- каждый из этих героев раздваивается, уходит от реальности, в мечту, в болезнь" ( Н. Струве ).

 По мнению Марты Антоничевой, сюжет романа Набокова напоминает.. литературную сказку. Л. Галичева называет роман Вл. Набокова притчевым " иносказанием". О. Яновский рассматривает сюжет романа Вл. Набокова " Машенька" в рамках устоявшейся сюжетной схемы, выделяя в нем такие значимые для автора элементы как завязка и кульминация. А. В. Жданова называет Набокова родоначальником самых актуальных и продуктивных повествовательных экспериментов современной литературной ситуации, создателем нетрадиционного нарратива ( повествования ). В своем исследовании, посвященном " повествовательной технике" писателя, О. Романовская сделала акцент на якобы имеющей место полисубъектности повествовательной структуры, сложном переплетении " голосов" автора и героя. По мнению исследовательницы, " авторские вмешательства" (? - И. П. ) в рассказах Набокова разрушают достоверность повествования, структурным принципом которого является " смена авторских масок" (?? - И. П. ). По мнению же Л. И. Колотневой, сюжет романа «Защита Лужина» выстроен как классификация и переосмысление классических норм и традиций, спор с формальной и концептуальной законченностью классического романа. Черты нетрадиционного нарратива находит и А. В. Жданова в романе " Лолита" - такие, как расшатывание модуса определенности - нарушение «дейктического паритета» за счет введения фигуры ненадежного рассказчика и использования игровой стилистики.

Как считает Л. И. Колотнева, повествовательная структура набоковских произведений " глубоко и исчерпывающе" (?? – И. П. ) проанализирована в работах Ю. Левина, Ю. Апресяна, Р. Латпи. ( с. 6 ).

 В. Ерофеев говорил о единой для всех романов Вл. Набокова некой " прафабуле", для которой в каждом произведении можно отыскать отличные друг от друга " сюжетные ходы". О том, что в виде такой " прафабулы" может выступать и стихотворное творчество Набокова, пишет С. В. Сакун ( ст. " Шахматный секрет романа В. Набокова" ) 

 Как часть игровой поэтики рассматривает сюжет Вл. Набокова Г. Струве, находя достоинство писателя в том, что он способен " вольно играть сюжетами". Н. Андреев отмечает в прозе Набокова " блеск мастерства, отступление от канонов, увлекательную игру сюжетом, частую перетасовку частей произведения, остроумный обман читателя... обновление языка, образов и изумительную слаженность общего хода повествования - всё это несёт на себе определённые веяния запада" ( " Сирин" ), в другом исследовании замечается, что " сюжет романа составляют всевозможные языковые трюки и интертекстуальные игры". " Стратегия автора - строить сюжет таким образом, чтобы запутывать читателя, - полагает В. Федотов, - с другой стороны - Набоков нашпиговывает произведения всякого рода деталями (" просвечивающимися предметами" ) помогающих читателю предугадать развязку" ( " Стратегия автора и стратегия читателя в рассказах В. Набокова " Знаки и символы" ). Э. Найман в статье " Литландия: аллегорическая поэтика " Защиты Лужина" называет сюжет одним из уровней романа Вл. Набокова, причем самым поверхностным, " аллегорическим". По мнению исследователя, уровень сюжета - именно аллегорический, условный, он может искажаться. Над уровнем сюжета якобы поднимается более истинный, " авторский смысловой уровень текста" ( цит. по: Е. В. Радько, 2005, 10 ). О сюжете как о поверхностном уровне романа В. Набокова говорил и Роб-Грийе - " В «Лолите» во Франции видят главным образом сюжет" ( то есть - видят малую часть содержания книги ) ( Набоков о Н. 71). О некой дистанции между сюжетом и сознанием романиста ( то есть сюжетом и сутью повествования ) в романе Набокова говорил Жан Довиньо. Г. Иванов писал, что Набоков «... " закручивает" сюжет " с женщиной", выворачивает тему, " как перчатку", сыплет дешевыми афоризмами и бесконечно доволен» ( цит. по Л. В. Копосова, 2006, 4 ). И " вкратце" сюжет " Отчаяния" пересказывает Ю. Михайлова. О профанном понимании сюжета писал сам Набоков в эпилоге своей книги о Гоголе, где издатель говорит: " .. студентам надо больше рассказать о сочинениях Гоголя. Я имею в виду сюжеты. Им захочется знать, о чем же эти книги... этого вы не сделали. Я все прочел очень внимательно и моя жена тоже, но сюжетов мы не узнали" ( Б. Парамонов ). Здесь сюжет - не что иное как готовая, созданная по стандарту, схема для студентов, не желающих проникнуть в глубину романа, то есть самый поверхностный его уровень.

Н. Берберова в статье " Набоков и его " Лолита" " также писала о том, что уровень сюжета - " первый", то есть самый поверхностный, тематический, доступный для восприятия. При этом глубже его находятся уровни стиля, " игры" и " приемов". Говоря о романе " Отчаяние" Е. Л. Качалова и С. А. Ширина ограничились таким пассажем: " Несмотря на то, что в основе произведения лежит о б ы ч н ы й криминальный сюжет, в силу особой организации произведения (оно представляет собой исповедь героя - немецкого коммерсанта Германа, совершившего убийство своего двойника, бродяги Феликса), фабульный аспект может считаться вторичным. Ведущим принципом соединения фрагментов текста выступает ассоциативный принцип" ( 34 ).

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: