 |
Понятие, цель и значение толкования норм трудового права.
|
|
|
|
Д.Р. Акопов
ТОЛКОВАНИЕ НОРМ ТРУДОВОГО ПРАВА
Учебное пособие
Ростов-на-Дону – 2011
УДК
ББК
И
Научный консультант: доктор юридических наук, профессор,
заслуженный юрист Российской Федерации И.О. Снигирева.
Акопов Дмитрий Рубенович:
Толкование норм трудового права.
Учебное пособие.
Ростов н/Д: Изд-во Южно-Российского
института-филиала РАНХ и ГС, 2011
В учебном пособии рассмотрены основы теории толкования норм трудового права, принципы и способы толкования. Особое внимание уделено официальному толкованию норм трудового права Конституционным и Верховным Судами РФ. Выделены случаи распространительного и ограничительного толкования норм трудового права, а также толкование норм трудового права по аналогии.
© Акопов Д.Р.
Предисловие
В соответствии с Конституцией Российская Федерация - социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека. Немалую роль в достижении этой цели играет трудовое законодательство, призванное обеспечить установление государственных гарантий трудовых прав и свобод граждан, создание благоприятных условий труда, защиту прав и интересов работников и работодателей.
Очевидно, что реализация этих целей требует правильного понимания норм трудового законодательства, т.е. адекватного толкования трудового права.
По сравнению с другими отраслями трудовое право более непосредственно связано с характером экономических отношений, поэтому коренное преобразование этих отношений, произошедшее на рубеже 80-90-х гг. прошлого века, привело к широкомасштабной реформе трудового права, которая до сих пор окончательно не завершена. Действующее трудовое законодательство далеко от совершенства, поэтому толкование его норм зачастую представляет собой нелегкую задачу.
|
|
|
В литературе по теории права толкованию норм права уделяется серьезное внимание, специально этому вопросу посвящены работы А.Ф. Черданцева, А.С. Пиголкина, Н.Н. Вопленко[1]. Большое место проблемы толкования занимают в монографиях Н.Г. Александрова, П.Е. Недбайло, В.В. Лазарева, Н.Н Вопленко и А.П. Рожнова[2].
Однако применительно к трудовому праву ситуация иная. Толкование отдельных норм трудового права исследовано И.О. Снигиревой[3]. Вопросам толкования трудового договора посвящена работа А.М. и М.В. Лушниковых[4].
В настоящей книге предпринята попытка определить особенности толкования норм трудового права, выявить неясности, пробелы и противоречия действующего трудового законодательства и наметить пути его совершенствования.
Глава 1. Основы теории толкования норм трудового права.
Понятие, цель и значение толкования норм трудового права.
Большинство современных ученых понимают под толкованием или иначе интерпретацией права уяснение (для себя) и разъяснение (для других) истинного смысла правовых норм[5].
Каждая такая норма представляет собой выраженную в словах мысль законодателя. Следовательно, искусство толкования законов сродни умению понимать человеческую речь. Умение понимать обыденную речь приобретается в раннем детстве. При этом навык уяснения смысла речи вырабатывается чисто эмпирически – никто не формулирует ребенку никаких правил. Этот навык сохраняется на всю жизнь и в большинстве случаев его вполне достаточно для понимания устной или письменной речи.
Однако там, где приходится иметь дело со сложными письменными документами, дело обстоит иначе: сначала в теологии, а позднее и в гуманитарных науках (литературоведении, истории, этнографии и др.) сформировалась теория толкования письменных источников получившая название герменевтика (от греческого hermeneuo – разъясняю, толкую).
|
|
|
Учение о толковании законов является, как легко усмотреть из сказанного, специальной ветвью герменевтики и потому часто называется юридической герменевтикой[6].
Считается, что юридическая герменевтика возникла в XI веке в результате обнаружения и начала изучения свода Римского права. Одним из крупнейших систематизаторов юридической герменевтики был Гуго Гроций (1583 – 1645). В его обширнейшем произведении “О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принципы публичного права”[7] имеется специальная глава “О толковании” (XVI глава второй книги). После Г. Гроция юридическая герменевтика перестает быть спорадически используемым приемом в случае крайней надобности, а становится одним из обязательных разделов общей теории права[8].
Хотя, по свидетельству Е.В. Васьковского, ряд крупнейших теоретиков права XIX в. весьма скептически относились к этому разделу. «Толкование представляет собой искусство, овладеть которым способствуют имеющиеся в изобилии прекрасные образцы древнего и нового времени. Несравненно слабее то, что выработано до сих пор в качестве теории толкования», – утверждал Ф. Савиньи. «Немного глав найдется в учении о праве, где теория так далеко отставала бы от практики, знание – от умения, как в учении о толковании», – вторил ему Ф. Регельсбергер. Г. Пухта вообще считал, что правила толкования «полезны только слабым головам, избавляя их от самостоятельного мышления, но таким лицам лучше вовсе не браться за толкование».
На это Е.В. Васьковский справедливо возражал, указывая, что теория толкования законов имеет такое же значение, как и логика или грамматика. Можно правильно мыслить, не имея понятия о логике; можно отлично говорить на любом языке, не зная его грамматики, но логика и грамматика научают мыслить и говорить сознательно и находить ошибки в мысли и речи у себя и у других. Точно также теория толкования помогает избежать невольных промахов и ошибок при применении законов[9].
|
|
|
Впоследствии, благодаря трудам Ф. Шлейермахера, В. Дильтея, М. Хайдеггера, Х.-Г. Гадамера, герменевтика развилась из конкретной методики в целое философское направление. Но при этом она в известной степени оторвалась от своего истока – теории толкования текстов, и термин «юридическая герменевтика» стали иногда как бы отделять, или даже противопоставлять, традиционной теории толкования правовых норм[10].
Причем в некоторых публикациях представления философской герменевтики применительно к теории толкования правовых норм преломляются довольно странным образом. Так, А.И. Овчинников пишет: «В современной российской и зарубежной юридической науке остается актуальной тема интегративной юриспруденции. В ее рамках получают свое развитие и те концепции правопонимания, которые выходят за рамки классической рациональной парадигмы правового мышления и ориентируются на иррациональные, экзистенциально-герменевтические параметры правовой жизни общества и человека. Одной из таких концепций является юридическая герменевтика»[11]. Причем особенностью этой «новой» герменевтики объявляется следующее: «Если ранее считалось необходимым, установление того, что хотел сказать в тексте законодатель, то теперь эта задача видится не решаемой в принципе. Процесс интерпретации правовой нормы является творческим, со-авторским, и, по сути, правоприменитель, выступая со-законодателем, создает новую норму, осуществляя акт подведения конкретного случая под общую норму»[12].
Иррациональные параметры правовой (и не только правовой) жизни общества и человека существуют. Как стало понятно в ХХ веке, они играют значительно большую роль, чем думали в рациональных XVIII и XIX веках. Однако утверждать, что установление того, что хотел сказать в тексте законодатель, задача нерешаемая в принципе, все же чересчур. Подобная ситуация возникать может, на это и раньше обращали внимание теоретики права, например, В.В. Лазарев признавал: «…познать истинную волю законодателя порой очень сложно. Иногда это вообще не представляется возможным: убедительными кажутся и то, и другое мнение»[13]. Но в мало-мальски удовлетворительной правовой системе это исключение, вплотную примыкающее к пробелу в праве, который, в конечном итоге, подлежит восполнению законодателем.
|
|
|
В действительности, как указывает В.Е. Годик, представления философской герменевтики вовсе не означают фатальной невозможности однозначного толкования правовых норм[14]. Характерно, что сами создатели философской герменевтики далеко не столь категоричны, как автор приведенной выше публикации. Так, один из крупнейших представителей этого направления, Х.-Г. Гадамер писал: «Судья, который приспосабливает закон, дошедший до него из прошлого к потребностям современности, стремится, конечно, решить некую практическую задачу. Однако это вовсе не значит, что он его произвольно перетолковывает (разрядка моя – Д.А.). И в данном случае тоже понять и истолковать – значит познать и признать действующий смысл закона. Судья стремится здесь соответствовать «правовой мысли» закона, опосредуя ее современностью»[15]. Очевидно, что Х.- Г. Гадамер отнюдь не считал невозможным выяснение смысла закона, причем даже не современного, а «дошедшего из прошлого».
Кроме того, оставаясь в рамках общепринятой в отечественной юридической науке нормативной концепции права, необходимо разделять применение закона к конкретному случаю и собственно правотворчество. Первое хотя и действительно представляет собой творческий процесс, но правотворчеством не является. Собственно правотворчеством, то есть созданием новых норм, судьи в нашей стране вообще не могут заниматься, поскольку отечественная правовая система не считает судебный прецедент источником права. Но даже если признать правотворчеством преодоление судьями пробелов в праве, считая, что при этом как бы создаются субъективные права, то и таким правотворчеством судье приходится заниматься в порядке исключения, когда в позитивном праве отсутствуют нормы, регулирующие рассматриваемый случай. Создание «беспробельных», «всеохватных» законов, полностью, во всех случаях исключающих необходимость такого правотворчества, по-видимому, действительно невозможно, но стремиться к этому надо.
Таким образом, можно придти к выводу, сформулированному Д.А. Гавриловым: «Взаимоотношения герменевтики и юридического толкования характеризуются как связь общего и частного, при которой толкование права предстаёт в виде особой разновидности познавательной деятельности человека, направленной на поиск смысла правовых явлений и процессов, объективно обусловленного потребностями и нуждами общественной практики и, как правило, находящего адекватное выражение в нормах действующего законодательства»[16].
|
|
|
Традиционным для юридической науки является вопрос, все ли нормы права нуждаются в толковании или же этого требуют только неясные, так называемые «темные нормы»? «Толкование вполне соотносительно с темнотой или неясностью законов: оно начинается там, где начинается темнота, и возрастает в трудности по мере усиления последней», – утверждал дореволюционный российский юрист Н. А. Гредескул. «Всякий закон, а не только неясный, подлежит толкованию» – возражал ему А. М. Гуляев[17].
Ответ на поставленный выше вопрос непосредственно связан с содержанием термина «толкование». Зачастую ему придавали узкий смысл. Так, итальянский просветитель и юрист XVIII в. Ч. Беккариа писал, что "судьям не может принадлежать право толковать уголовные законы исключительно в силу того, что они не являются законодателями", и далее "…недостатки, связанные с точным следованием букве уголовного закона, ничтожны по сравнению с недостатками, вызываемыми толкованием ". Эти недостатки "легко устраняются путем внесения в текст закона необходимых изменений"[18]. Как видно из второй цитаты, Ч. Беккариа противопоставлял толкование «точному следованию букве закона», т.е. применение нормы к конкретному случаю с «точным следованием букве закона», что сейчас обычно связывают с буквальным толкованием закона, Ч. Беккариа считал чисто механическим актом, вообще не требующим какой-либо интерпретационной деятельности. То есть под толкованием он понимал то, что сегодня мы называем распространительным (расширительным) или ограничительным толкованием.
С.А. Голунский и М.С. Строгович понимали толкование еще уже, они писали: «Уяснение смысла правовой нормы применяющими ее лицами не является толкованием правовой нормы…» и далее «под толкованием правовой нормы, прежде всего закона, следует понимать нечто другое – именно общеобязательное (т. е. обязательное для всех) разъяснение смысла, содержания правовой нормы»[19]. Сейчас это рассматривается как один из видов толкования – официальное нормативное толкование, но вовсе не как единственный его вид (см. гл. 4). При таком узком понимании термина «толкование» ясные нормы действительно не толкуются.
Если же считать толкованием также и уяснение, в том числе и буквальное, легко придти к господствующей в современной юридической науке позиции – толкованию-уяснению подлежат все нормы права, но интенсивность подобного толкования зависит от индивидуального правосознания конкретных лиц. Оно тем «незаметнее», чем выше юридическая подготовка соответствующих лиц[20].
К этому можно добавить, что интенсивность соответствующего процесса зависит также и от степени ясности нормы – она тем выше, чем «темнее» норма. Зачастую, когда норма совершенно ясна, человек вообще не осознает, что понимание текста нормы требует какой-то умственной работы. На самом же деле это всегда так. Более того, никакой текст не может быть понят, без некоторого предварительного знания: «Истолкование приступает к делу, вооруженное предварительными понятиями, которые заменяются понятиями более уместными»[21]. Это есть одно из проявлений фундаментального понятия «герменевтический круг». Смысл этого понятия заключается в том, что понимание части невозможно без понимания целого и наоборот. Поэтому интерпретатор постоянно переходит от частного к общему и обратно, на каждом «витке» углубляя свое понимание[22].
Причем под общим при толковании какого-либо фрагмента текста понимается не только текст в целом, но и культура, в которой он был создан. В герменевтике это общее обозначается термином «контекст»[23]. При толковании права с этим связана необходимость обращаться в ряде случаев к внешним по отношению праву источникам (пояснительным запискам к проектам, политическим документам, материалам практики и др.). На этом основан ряд способов толкования (см. гл. 2).
При толковании обыденных текстов необходимым предварительным знанием обладают практически все люди, почему, собственно, необходимость его и не осознается. Точно так же автоматически, бессознательно толкует ясные правовые нормы квалифицированный юрист, отчего и возникает впечатление, что ясные нормы не требуют толкования. Неспециалист же, не обладая достаточным предварительным знанием, может ошибиться при толковании даже вполне ясной нормы, вот почему неосновательными выглядят заявления некоторых руководителей вроде: «Зачем мне юрист, что я сам не в состоянии понять, что написано в законе?»
Таким образом, можно придти к выводу, что первый этап толкования – уяснение – является обязательным элементом реализации права во всех ее формах. Разъяснение же производится при необходимости. Н.Н. Вопленко отмечает, что уяснение как элемент процесса толкования может и не перерасти в разъяснение[24]. Причем, как указывает А.С. Пиголкин, уяснение нормы – это установление ее смысла всегда в его полном объеме, в то время как разъяснение может ставить перед собой и более конкретную цель – раскрыть смысл того или иного термина или выражения, употребленного в нормативном акте, объяснить, на кого норма распространяется, подлежит ли определенный конкретный случай решению на основании толкуемой нормы и т. д.[25]
Необходимость разъяснения возникает, когда норма недостаточно ясна. Законодатель должен стремиться изложить свою мысль максимально ясно. Применение права чаще всего происходит в условиях конфликта, древние говорили: «Пока нет конфликта, право спит», а в условиях конфликта каждая из сторон стремится истолковать нормы права в свою пользу[26]. Чем более «темна» норма, тем больше возможностей для разноречивых толкований. Это затрудняет деятельность юрисдикционных органов, ведет к разнобою в правоприменительной практике, создает условия для многочисленных случаев обжалования судебных решений, что зачастую приводит к их отмене и пересмотру. В результате затягивается разрешение судебных дел, разрушается устойчивость правового регулирования.
К сожалению, неясные нормы встречаются нередко. В большинстве случаев это связано с недостаточным владением так называемой «юридической техникой», т. е. «совокупностью средств и приемов, используемых в соответствии с принятыми правилами при выработке и систематизации правовых (нормативных) актов для обеспечения их совершенства»[27].
В истории юриспруденции периодически возникает дискуссия о том, что подлежит выяснению в процессе толкования: воля законодателя или воля и смысл самого закона? «Толкование должно воспроизвести те представления и понятия, которые связывал с данной нормой ее создатель», – утверждал известный русский юрист Е. В. Васьковский[28]. «Для толкования существенно то, что выражено в законе, а не то, что хотели в нем выразить», – несколько ранее высказывал прямо противоположный взгляд Г. Ф. Шершеневич[29].
Представляется, что такое противопоставление малопродуктивно. С одной стороны объектом толкования, «фрагментом объективной реальности» является нормативный акт, а не гипотетическая «воля законодателя». С другой, как признавал Г.Ф. Шершеневич: «Между взятым выражением и выражаемою мыслью может оказаться несоответствие. Законодатель для выражения своей мысли употребил слова, способные вызвать представления, которые не отвечают тем, какие он сам имел.
Он хотел сказать более того, что сказал, или, наоборот, он сказал более того, что хотел. Насколько такое несоответствие обнаруживается из самого закона, оно может быть устранено путем того, что называется распространительным или ограничительным толкованием»[30].
К этому можно добавить, что иногда указанное несоответствие обнаруживается не только из самого закона. Например, язык развивается, и современное значение слова может не совпадать с тем, в котором его употребил законодатель (подробнее об этом см. гл. 2).
Таким образом, под толкованием норм трудового права следует понимать уяснение воли законодателя [31], выраженной в нормативно правовых актах, содержащих нормы трудового права, и, при необходимости, разъяснение смысла нормы трудового права для других лиц.
|
|
|
