Начало партийных организаций 3 глава

Едва закон был принят (в 1870 г.), как передовые радикалы раскритиковали его за то, что он лишь допускал обязательное обучение и не вводил его принудительно, независимо от воли на­селения. Нормы закона, касавшиеся частных школ, в свою оче­редь, вызвали негодование со стороны значительной части либе­ральной партии — нон-конформистов, которые находили, что, со­храняя за школами государственные субсидии и не воспрещая в них религиозного обучения, закон был слишком благосклонен к господствующей церкви. В сущности не антирелигиозное настро­ение руководило оппозицией раскольников, отнюдь нет. По общему правилу, приверженцы различных нон-конфор-мистских сект могут поспорить с сынами господствующей церк­ви как в благочестии, так и в ханжестве; но, побуждаемые не­примиримой ревностью к великой сопернице и воспоминаниями о гонениях, которым она подвергала их в прошлом, они не знают более горячего стремления, чем «раздавить нечестивую». В союзе крайними радикалами нон-конформисты начали 1 _^.ей стране °_гитацию против закона 1870 г. и его инициаторов. Агитацией уководили из Бирмингема те же люди, которые два или три года пустя должны были стать во главе Кокуса. Отношения, которые были в то время завязаны бирмингемскими деятелями, сослужи­ли им потом большую службу в деле Кокуса, потому что именно н-конформисты, мобилизованные против закона Форстера, об­разовали почти везде кадры Кокуса. После отставки Гладстона форстер, наряду с новым главою партии⁴⁵ лордом Гартингтоном, был самым заметным человеком в главном штабе либералов и в качестве такового примкнул к той полной сдержанности полити­ке, которой лидеры либеральной оппозиции в парламенте держа­лись во время восточного кризиса, что стоило им многих нападок со стороны радикалов.

IV

Таково было положение Форстера, когда в Бредфорде возник подлинный Кокус, объединивший тотчас же нон-конформистов и страстных радикалов. В статут, который он установил для себя в 1878 г., этот Кокус включил всю Бирмингемскую доктрину, пи­саную и неписаную. Особенно был подчеркнут проект, ставив­ший кандидатов в депутаты и депутатов в распоряжение Кокуса, и Кокус поспешил потребовать от Форстера признания этого по­следнего правила. Форстер отказался. «Я не могу признать, хотя бы только теоретически, правило, которое позволило бы какой бы то ни было ассоциации стать между мною и представляемыми мною столько лет избирателями. Я — депутат города, и я не могу считать правильным объявление меня представителем или деле­гатом какой-либо одной организации, действующей в пределах города, как бы она ни была влиятельна и как бы полно ни было мое согласие с нею в политических вопросах». Председатель Ко­куса ответил в вызывающем тоне, что кандидат не имеет права обращаться непосредственно к избирательному корпусу, что он обязан повиноваться своей партии и ее комитету, установленным порядком назначенному. Это выступление Кокуса было еще уси­лено тем обстоятельством, что председатель его заявил, что в Данную минуту никаких расхождений в мнениях между Форстером и ассоциацией нет. Но если так, то в чем же заключались предмет и смысл испытаний, которым подвергали почтенного де­путата? Смысл мог быть только один: заставить Форстера скло­ниться перед игом комитета, который притязал на представитель­ство народа, утвердить власть комитета над каждым человеком, Желавшим участвовать в политической жизни, как бы высоко ни было занимаемое им положение. Сам Шнедгорст, со всем своим авторитетом в этом вопросе, изрек, излагая «Бирмингемский план»: «Самому Джону Брайту пришлось бы домогаться чести быть принятым в партийную организацию и рискнуть быть при нятым или отвергнутым ею». Понятно, что переписка между председателем Кокуса и Форстером, по опубликовании ее в га­зетах, произвела на всю страну сильное впечатление. Стало ясно что речь идет не о местном только инциденте, а что новая тен­денция стремится утвердиться в политической жизни Англии.

Между тем город Бредфорд был охвачен глубоким волнени­ем. Кокус прилагал все усилия к тому, чтобы отторгнуть от Фор­стера его сторонников, лишить его любви масс и создать вокруг него пустоту. Была открыта жестокая кампания, его обличали в каждом доме, клеймили на митингах как изменника делу свобо­ды, Поведение Форстера в это время вызвало в стране большую симпатию, политические деятели разных партий поздравляли и благодарили его за честную борьбу. Гладстон счел нужным вме­шаться в конфликт и предложил своему бывшему министру свое посредничество, чтобы уладить его. Форстер дал понять Гладсто-ну, что он был бы счастлив услышать суждение Гладстона об ор­ганизации вообще, «потому что, — писал он, — я боюсь, что за­щитники правил, вроде бредфордских, надеются иметь в вашем лице сторонника». Бредфордский Кокус, который не рассчитывал на то, что его притязания вызовут протест во всей стране, увидел себя, наконец, вынужденным пойти на уступку, очень неболь­шую, впрочем, которая разрешила, однако, конфликт, по крайней мере на время. Знаменитый параграф об обязательстве, которое должно было отбираться от каждого кандидата в депутаты, был изменен в смысле факультативном; императивная формула: «бу­дет потребовано» (обязательство) была заменена словами: «мо­жет быть потребовано» (тау вместо зпаП). После этого ассоциа­ция согласилась принять Форстера.

Урок, данный ассоциациям делом Форстера, прошел почти бесследно, и за пределами Бредфорда кандидаты или бывшие де­путаты, желавшие выставить свою кандидатуру на выборах, дол­жны были предварительно принимать на себя обязательство под­чиниться решениям Кокуса. В некоторых местах этот прием при­крывал, может быть, как в Бредфорде, вражду определенной партийной фракции к известным кандидатам и поддерживавшим их группам избирателей. Но он мог применяться и вполне добро­совестно, ибо он логически вытекал из «плана» народной органи­зации, и были случаи, когда по просьбе заинтересованных канди­датов главные вожди организации, например Чемберлэн, вмеши­вались в дела Кокусов, чтобы посоветовать им несколько отсту­пить от суровости принципов и не настаивать на подчинении кан­дидатов. При приближении общих выборов, когда все силы ли­беральной партии должны были двинуться в последний бой и вы­бить власть из рук тори, поведение главарей Кокуса стало менее непримиримым.

 

 

Глава пятая КОКУС У ВЛАСТИ

I

Вскоре после этого парламент был распущен, начался избира­тельный период, и Гладстон открыл знаменитую избирательную кампанию. Тори теряли одно место за другим, и в конце концов консервативное большинство уступило место огромному боль­шинству либеральному. Тогда Чемберлэн испустил крик радости и вызова: «По этому признаку судите о могуществе Кокуса и склонитесь перед ним». Таков был смысл прокламации, опубли­кованной им в форме письма в газете «Тппез». Хорошо это или худо, говорил Чемберлэн, но организация (Кокус) пустила теперь глубокие корни в стране, и политические деятели сделали бы хо­рошо, если бы в будущем относились к ней со вниманием, более свободным от предубеждений. Шнедгорст, в свою очередь, заяв­лял, что «невозможно больше оспаривать, что Кокус крупное яв­ление».

Несколько дней спустя Чемберлэн вступил сразу в министер­ство Гладстона с портфелем министра, не пройдя ни через один низший пост по министерству и насчитывая в своем активе едва четыре года парламентской жизни. Некоторые комментаторы этой быстрой карьеры объясняли ее услугами, оказанными Чемберлэном либеральной партии учреждением Кокуса, которые Гладстон желал вознаградить. В действительности же своим воз­вышением Чемберлэн был обязан соображениям, посторонним его избирательной деятельности. Что касается роли, сыгранной Ко кусом в выборах 1880 г., то она была значительно менее важ­на, чем это хотелось представить Чемберлэну. Причины пораже­ния Биконсфильда были многочисленны и разнообразны.

Как бы то ни было, но смелость и шумная уверенность, с ко­торой подчеркивалось могущество Кокуса, не переставали произ­водить впечатление на общественное мнение и вызывали более благоприятное, чем правильное суждение о Бирмингемской сис­теме. С негодованием приписывая свое поражение Кокусу, тори наивно, самым верным способом содействовали рекламе, которую бирмингемские деятели безустанно, отбросив скромность, Делали своей организации: реклама сделалась одним из самых сильных средств в их руках. Если здесь подчеркивается эта так­тика лидеров Кокуса, то не столько для того, чтобы уличить их в использовании средств, практикуемых в целях рекламы современной промышленностью, сколько для того, чтобы отметить по­явление с Кокусом на арене политической жизни Англии формальной силы, противополагавшей себя силам реаль­ным, живым. Создавая иллюзию реальных сил, условные силы. Действуют одинаково на сознание и волю; за ними соглашаются признать самостоятельное существование, их учитывают, с ними считаются, сообразуют свое поведение; таковы на финансовом рынке бумаги без реальной ценности, которые, будучи пущены в оборот, переходя из рук в руки и подвергаясь учету, осуществ­ляют все функции орудий обмена, по крайней мере, до ближай­шей несостоятельности или первого краха.

II

 

Считая себя самой подлинной выразительницей воли и идей английского либерализма, организация находила, что ей надле­жит осведомить правительство об этой воле и идеях и помочь ут­верждению их господства. Первая часть этой миссии, которую взял на себя центральный орган Кокуса ЫаНопа! Глоега! Рейегаиоп, первоначально была лишена практических последст­вий: все законодательные реформы, рекомендованные Федера­цией, давно значились в порядке дня либеральной партии, и со­ответствующие резолюции Кокуса, не раз выносившиеся с боль­шой помпой, имели лишь значение широкой рекламы. Иначе бы­ло со второй миссией, которую Кокус себе приписывал. Соглас­но традиционным взглядам английского парламентарного прави­тельства, сотрудничество министерства и большинства покоилось на взаимном доверии, а если доверие отсутствовало, то никакая сила в мире не могла его создать, и не оставалось ничего, кроме апелляции к стране при помощи новых выборов. Кокус полагал, что между деревом и корою есть место третьему телу.

Положение, сложившееся в парламенте вскоре после образо­вания министерства Гладстона, требовало, по мнению Кокуса, его вмешательства. Либеральное большинство 1880 г. не было одно­родно, и законодательные планы Гладстона, а именно его проек­ты в отношении Ирландии, вызвали вскоре тревогу среди его умеренных сторонников. Кокус нашел, что его «несомненным долгом» было предложить местным партийным организациям при­вести на путь разума неподатливых депутатов, которые не следо­вали за правительством с достаточной покорностью. Бюро Коми­тета Федерации разослало всем федерированным ассоциациям циркуляр, в котором энергично обличало равнодушных членов большинства. «Этот циркуляр произвел желательное для Комите­та действие», — объявил вскоре Комитет с чувством удовлетво­рения. Телеграммы и письма местных ассоциаций дождем падали на депутатов; в более или менее вежливых выражениях им пред­лагалось голосовать за ирландский билль в том виде, в каком он внесен в парламент правительством, не вносить и не защищать никаких поправок к нему, оказывать правительству более вер­ную поддержку. На одном торжественном собрании Кокуса в Бирмингеме было заявлено, что все неверные депутаты будут ли­шены полномочий. Многие из них приняли это к сведению и с покорностью пошли за правительством. Ободренный этим успехом Кокус решительно взял в руки вожжи, а главное — кнут. Как только министерство наталкива­лось на сопротивление или на выражение враждебных чувств в одной или другой палате, режиссеры центрального Кокуса «вы­пускали» ассоциации, предлагали им созывать митинги, массами посылать в парламент петиции, выносить резолюции протеста или негодования, делать представления соответствующим депутатам или даже давать им прямые предписания. Достаточно было про­стой телеграммы, чтобы привести в движение ассоциации по всей стране; и народный лев кричал, рычал от радости или гнева, смотря по обстоятельствам. Все это дело агитации, которую пла­номерно разворачивали во всей стране, все эти резолюции, цир­куляры и т.д. исходили от трех или четырех лиц, участвовавших в Бюро Федерации. Делались предположения, что рядом с этими лицами или, вернее, за ними находился Джозеф Чемберлэн, что он управлял все механизмом в интересах правительства, в состав которого он входил. Но Чемберлэн защищался от этих предполо­жений.

III

Среди многочисленных поводов, которыми пользовался Кокус для вмешательства в работу конституционного механизма, ни один не позволил ему показать с большей очевидностью, на­сколько это вмешательство может быть значительным, как пересмотр наказа Палаты общин, предпринятый в 1882 году. Тактика парламентских партий давно ввела в дебаты обычаи обструкций для того, чтобы мешать противникам власти, затруднять им законодательную работу ненужными и пусты­ми спорами, которые подымались только для того, чтобы Па­лата теряла время. С тех пор как расширение избирательного права привело в парламент более демократических народных представителей, стремившихся быть как можно более на виду у избирателей, многоречивость членов Палаты заметно возросла и сильно содействовала ненужной продолжительно­сти заседаний. Этот обструкционизм, то преднамеренный, то случайный, достиг апогея, когда сторонники ирландского гомруля, руководимые Парнелем⁴⁶, возвели его в систему и стали применять с необычайным усердием и искусством. Не было способа остановить их, ибо традиционный регламент заседаний Допускал обсуждение вопроса до тех пор, пока были ораторы, славшие говорить, и имелось налицо некоторое число коллег, делавших их слушать и составлявших установленный кворум. Если оратор заручился тридцатью девятью добровольными слушате­ли, то не было способа закрыть ему рот. Для того чтобы спра­вься с обструкционистами, Гладстон предложил проект нового аза, который существенно ограничивал неограниченную до того времени свободу парламентского слова; главнейшим ограничением была возможность закрытия прений. Этот проект вызвал живое волнение не только среди торийской оппозиции, но и в рядах министров. Многие из либеральных членов парламента ду- мали, что недостаток дискуссии будет еще губительнее, чем из­быток, и, не отказываясь от учета новых условий, созданных ир­ландской тактикой, считали необходимым обставить серьезными гарантиями дискреционную власть, которой министерство требо­вало для своего большинства.

Как только в парламенте образовалась оппозиция проектам министерства, Кокус выступил со своим циркуляром. Составлен­ный в Бирмингеме в повелительных выражениях, этот циркуляр обличал эту оппозицию перед федерированными ассоциациями и предложил им заявить, кому надлежит, «в самой энергичной форме и незамедлительно», что ассоциации надеются на то, что при данных обстоятельствах правительству будет оказана под­держка всей либеральной партией в целом. Все ассоциации со­образовались с этим предложением, и отдельные депутаты, уже объявившие себя публично противниками правила о закрытии прений, поспешили взять свои заявления обратно. Обсуждение частностей проекта заставило снова вспыхнуть разногласия в ря­дах большинства, но всякий раз Кокус угрожал диссидентам, и большей частью они отступали во время обсуждения, последова­тельно, этап за этапом.

Постоянное вмешательство Кокуса в это дело показало его в нехорошем свете. Созданный для борьбы с меньшинствами в из­бирательных коллегиях, усвоив с первой же минуты правило о том, что меньшинство создано для того, чтобы быть подчиненным большинству, если не подавленным им, Кокус становился теперь между большинством и меньшинством в парламенте и возбуждал одно против другого.

В лоне самой партии есть колеблющиеся, многие ее члены пе­ресматривают свои мнения, вопрошают свою совесть, чтобы ре­шить, могут ли они следовать за главою партии. «Что за беспо­лезный вопрос, - - восклицает Кокус, — члены большинства, вы обязаны повиновением главе, торопитесь, иначе я вас изгоню, как неверных слуг». Таким образом, глава парламентской партии превращается в диктатора. Но как может он утвердить свою дик­татуру над членами партии? Ведь мандаты вручены им свободным выбором избирателей. «Да, выбором избирателей, но избиратели, избирательная коллегия — это я, — возражает Кокус, — и вам придется иметь дело со мною». Но не могут ли, наконец, мини­стерство и большинство, правительство и Палата прийти к согла­шению путем взаимных уступок, уступок, из каких состоит вся парламентская жизнь? «Пустая трата времени, — замечает Ко­кус, — на наших митингах мы уже приняли резолюции; торго­ваться не место, надо сказать: да или нет». Отношения большин­ства с меньшинствами, главы партии с ее членами, депутатов с избирателями, парламента с общественным мнением за его пределами — но все эти вопросы Кокус вмешивается, как судья, что-бы не сказать, как господин.

Выступая во всех важных случаях для того, чтобы оказать поддержку правительству, либеральные ассоциации стушевывались, однако, в других случаях, когда не менее важно было бы

знать настроение общественного мнения, которое они призваны были выражать. Это воздержание было особенно заметно во вре­мя драматических событий во внешней политике министерства Гладстона. Известно, что эта политика не была удачна. От нере­шительности переходя к колебаниям и от слабости к отступлени­ям, кабинет нагромождал одно поражение на другое в Трансва­але, Египте, в Судане, в Афганистане. Либеральные ассоциации и Бирмингемская Федерация, во время восточного кризиса мета­вшие на страну гром и молнии и обличавшие туркофильское по­ведение Дизраэли как оскорбление цивилизации и позор христи­анства, теперь, пред лицом бойни, которую осуществляли британ­ские войска, хранили молчание для того, «чтобы не создавать трудностей Гладстону». Федерация воспрепятствовала даже уст­ройству большой публичной манифестации, организацией кото­рой либералы хотели успокоить свою совесть, опять-таки «чтобы не создавать трудностей Гладстону». Орган, созданный для того, чтобы правильно и свободно выражать общественное мнение и доводить до правящих голос страны, оказался не в состоянии вы­полнить свои функции в самую критическую минуту. Он был спо­собен только стоять на часах около партии, державшей в руках

власть.

 

IV

Бирмингемская Федерация была не единственной централь­ной организацией либеральной партии. Не считая организации кнута с его провинциальными корреспондентами, была еще одна народная организация с Манчестером в качестве генерального штаба; Основанная в 1864 г. в целях агитации за расширение избирательного права и ока­завшая услугу этому делу, она стушевалась после принятия Билля о реформе 1867 г. Но когда Бирмингем стал во главе либераль­ной организации, многие ланкаширские либералы, все еще пол­ные воспоминаний о великой борьбе против хлебных законов, не без боли увидели, что «дерево политической жизни, кажется, пе-Ресажено в Бирмингем». Боясь, как бы для Манчестера не истек срок давности, они решили вернуть к жизни. Этот план сообщили Джону Брайту, имя которого, со вре­мени борьбы противохлебной лиги, было окружено в Ланкашире легендой. Он одобрил идею союза, но настоял на том, чтобы союз ограничил свою программу каким-нибудь одним пунктом, одной реформой, и указал на реформу аграрную. Это была все та е концепция народной организации, возникающей для достижения одной точно определенной цели, в стремлении к которой оказались в состоянии объединиться люди, расходящиеся во мне­ниях по всем другим вопросам, причем, раз достигнув этой цели они снова приобретают свободу действий. Большая конферен­ция делегатов нескольких ассоциаций, клубов и либеральных обществ, созванная в Манчестере, санкционировала реорганиза­цию союза, приняв в качестве его программы четыре пункта, про­ведение четырех реформ*. Таким образом, новая организация стала обществом пропаганды. Ее главным орудием было распро­странение брошюр и книг, отправка в разные места страны лек­торов, устройство собраний для обсуждения вопросов, относив­шихся к программе союза. Тем не менее, союз понемногу позво­лил увлечь себя за пределы намеченной программы. Лавры Бир­мингема, видимо, тревожили его покой; по его примеру и вслед за ним он поднял большую агитацию сначала по восточному воп­росу, а затем и по другим вопросам дня, пользуясь почти теми же приемами, но с значительно меньшим результатом. Пока союз занимался распространением в стране своих идей путем лекций, он был в положении порядочной женщины, о которой не гово­рят, но когда он начал производить шум, то стало ясно, что Кокус шумит несравненно больше и гораздо больше импонирует толпе. Понятно поэтому, что, вместо того чтобы достигнуть популярно­сти Бирмингемской Федерации и ее влияния на управление пар­тиями, Союз реформ скорее стушевывался перед ней.

В одно время с ним стушевывались и принципы, на которых он был основан. И в этом заключается интерес, который его судьба представляет для нас в истории организации партий. По­ставив себе целью осуществление нескольких точно определен­ных законодательных мероприятий, а средством избрав система­тическое ознакомление с ними общественного мнения, Союз ре­форм являлся как бы антиподом течений, воплощенных в Кокусе. На одной стороне была концепция старого либерализма и старого радикализма, твердо веривших в то, что в политической борьбе объединяющим началом служат идеи, принципы, что все сорат­ники должны наперед и очень точно знать, за что они будут сра­жаться и когда они сложат оружие, что истинная борьба заклю­чалась в том, чтобы проводить свои идеи в еще не воспринявшее их сознание, в завоевании, быть может, медленном и трудном, но тем более прочном, убеждения и сознания. Новый метод стре­мился навсегда замкнуть общественное мнение в тесные рамки, под единой и неизменной вывеской; укрепить его именно устой­чивостью этих рамок, неограниченной во времени силою бес­срочного обязательства; давлением большинства вернуть в строй тех, кто уклонился из него, составить армию, которая шаг за шагом следовала бы за своими вождями, при условии, что эти по-следние предварительно подчинились народной церемонии под­брасывания их на щит; не научить эту армию ничему, кроме битв, кроме нападений на врага по первому знаку, внушив ей лишь об­щее сознание, что она борется и всегда будет бороться за слав­ное дело, кто бы ни был или ни должен стать ее врагом. Посте­пенное отступление перед Кокусом, самые попытки его примениться к методам и приемам Кокуса для того, чтобы идти по его следам, означали, что течение, которое он пер­воначально представлял, все более и более вытеснялось из поли­тической жизни Англии, чтобы уступить место новому потоку, забившему из бирмингемской скалы.

Непрерывно занимая арену внепарламентской политической жизни, Бирмингемская Федерация делала вид, что она является главным действующим лицом. Всякая агитация в стране начина­лась по ее знаку, всякий крупный очередной вопрос служил ей предл°^гом для манифестаций: она давала визу каж­дому правительственному мероприятию. Ее резолюции сообща­лись общими собраниями делегатов, которые должны были представлять собою как бы ассизы английского либерализ­ма, по существу же были ни чем иным, как шумными театраль­ными представлениями. Все было наперед тщательно подготовле­но бирмингемскими людьми; резолюции, которые будут приняты, ораторы, которые возьмут слово. Бирмингемские люди с нетер­пимостью встречали возражения или расхождения во взглядах. Либеральная Национальная Федерация желала не только влияния в партии, но и власти.

Глава шестая КОКУС У ВЛАСТИ

(Окончание)

 

Проследив историю Федерации на политической арене, пере­даемся на минуту в среду местных ассоциаций. Мы не раз за­мечали их в кортеже центрального Кокуса, стремящимися делать большую политику, весьма успешно вмешивающимися в дела Ирламента. Но проводить в парламенте свою волю они могли только через своих депутатов. Поэтому вопрос о взаимоотношения Депутата с партийной ассоциацией не замедлил встать во весь рост. Мы уже видели, как организации Кокуса во время агитации, поднятой Бирмингемом, обращались к своим депутатам с сообщениями, резолюциями и даже с предложениями голосовать определенным образом, поддержать ту или иную меру, выступить против другой. Как и в вопросе о кандидатурах, большинст­во депутатов для избежания столкновений предпочитало не на­стаивать на принципиальных вопросах, которые выдвигались по­ведением Кокуса. Одни спешили заверить свои организации в полной готовности голосовать в указанном ими смысле, другие голосовали, не говоря ничего, потому ли, что они уступили пред­ложениям Кокуса, потому ли, что эти предложения совпадали с их собственными убеждениями. От депутатов, державших себя независимо, властно требовали объяснений, или, чаще всего, не выслушав провинившихся, ассоциация выносила резолюции осуждения или порицания. В некоторых случаях такие конфлик­ты достигали большой степени остроты и вызывали чрезвычай­ный шум. По этому поводу В.Форстеру суждено было еще раз оказаться в первых рядах тех, кто требовал независимости от Ко­куса.

После конфликта с Кокусом Форстеру вновь представился случай стать одним из официальных вождей либерализма; когда Гладстон вернулся к власти, Форстер вступил в его кабинет в ка­честве министра по делам Ирландии, Но два года спустя, в 1882 году, осуждая новую линию поведения, взятую в отношении ир­ландского гомруля, он ушел из министерства. Это проявление не­зависимости сделало его одиноким в собственной партии, и, хо­тя, вообще говоря, Форстер и не искал ее поддержки, он стал «подозрителен». Тогда бредфордский Кокус принялся за него, как инквизитор за осужденного. Он стал жестоко преследовать Форстера, травить его на митингах и собраниях и осыпал его гра­дом порицаний, которые выносились ему по. всякому поводу и под любым предлогом. Форстер спокойно и бесстрастно выносил эту бурю и отстаивал право каждого депутата говорить и голосо­вать по совести. Но Кокус подстерег его на следующих выборах, Когда момент выборов настал и Форстер пожелал отдать отчет своим избирателям, Кокус сделал все для него возможное, чтобы помешать встрече Форстера лицом к лицу с избирателями. Тем не менее собрание состоялось, и Форстер закончил свою речь там следующими словами: «За одно я благодарю вас больше, чем за все остальное, за то, что все то время, когда я был вашим де­путатом, участвовал в управлении страной и в парламентских прениях, я был не просто делегатом вашим, а вашим представи­телем, поступавшим так, как казалось ему правильным; ни на ка­ких других условиях я не буду служить вам и в будущем», Крики одобрения, энтузиазм огромной толпы, заполнившей место со­брания, доказали, что народ способен уважать тех, кто вместо того, чтобы льстить массам, говорит им правду. Но скоро оказа­лось, что народ не полный хозяин самому себе. Кокус задался целью провалить кандидатуру Форстера, и влияние его оказалось достаточно сильным для того, чтобы его нельзя было игнориро­вать. Сраженный смертельной болезнью Форстер поручил своим друзьям дело своих выборов. Друзья эти, стремясь оберечь Форстера от горечи последней борьбы, вступили в переговоры с Кокусом и пришли к компромиссу, который положил конец воен­ным действиям.

Но, в конце концов, была ли долголетняя война бредфордско-Кокуса с Форстером действительно войной против независи­мости депутатов? Не была ли она, скорее, борьбой мнений, в ко­торой Форстер был умеренным, почти вигом, в то время как Ко­кус представлял передовой радикализм, завоевывающий страну? На эти сомнения был дан решительный ответ в Ньюкасле, где Ко-кусу пришлось столкнуться с видным радикалом Джозефом Коуэном. С юности телом и душою преданный делу народа, он не­устанно работал над его моральным и материальным возвышени­ем, расточая ему дары своей высокой культуры, приобретенной усиленными научными занятиями, своей горячей демократиче­ской веры, а также своего крупного состояния. Страстный при­верженец свободы, Коуэн стремился к ее торжеству и за преде­лами своего отечества и содействовал ему всеми силами. Юно­шей он завязал отношения с Мадзини⁴⁷, через него и с другими руководителями европейской революции, эмигрировавшими в Англию после торжества реакции в 1848 г.⁴⁸ и государственного переворота 2 декабря: с Кошутом, Луи Бланом, Ледрю Роллэном, Пьером Леру, Александром Герценом⁴⁹, Воспитанный на доктри­не старых учителей рационалистического индивидуализма, начи­ная с Годвина и Пзна, и вдохновляемый их эпигонами, «философ­скими радикалами», Коуэн был страстным приверженцем индиви­дуальной свободы, однако без узости манчестерской школы, и поклонником «принципов» без доктринерского фанатизма. Он чувствовал отвращение к оппортунизму, который питается инте­ресом момента, страстью или безумием сегодняшнего дня, мод­ным предрассудком или потворством ненависти, вражде или ле­сти. «Человек должен поступать согласно своим убеждениям, — говорил он, — они самый надежный его руководитель, и они дол­жны были бы быть единственным его руководителем, Подчиняя свое мнение мнению своих товарищей в частности, он должен быть непоколебим в принципиальных вопросах, хотя бы он был один против тысячи».

После четверти века работы на берегах Тайна (Тупе) ему бы­ло предложено взять на себя представительство города Ньюкас­ла, и в 1874 году Коуэн вошел в Палату. Вскоре он обнаружил большое ораторское дарование. Но в то же время он оказался Неспособным следовать распоряжениям партии или кого бы то ни было вообще. То он выступал против министерства Дизраэли, то он оказывал ему всем своим огромным дарованием поддержку в •сточном вопросе. Когда ему казалось, что консерваторы неправы он говорил, что они неправы. Когда ему казалось, что они на правильном пути, он говорил, что они правы. Чтобы одна сторона в Палате была всегда права, а другая всегда ошибалась — это ка­залось ему ложной условностью, и часто гибельной. После паде­ния тори он держал себя так же независимо в отношении либе­рального правительства: он оказывал ему поддержку, но не всег­да. Всякий раз, как ему казалось, что оно нарушает принципы ли­берализма в отношении ли Ирландии, в отношении ли Египта, или где-либо в другой стране, Коуэн, не колеблясь, выступал против него.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: