Глава 18. P.S. Я люблю тебя... (Никита)

Сегодня последняя ночь.
Сегодня я в последний раз приду к тебе.
И скажу, что люблю. Даже, если не услышу ответного признания.
Завтра, когда ты проснешься, меня уже не будет рядом. Я возьму вещи, те, что привез с собой и отправлюсь в аэропорт, чтобы улететь. Может, на время, а, может, навсегда. Я не знаю, что сейчас связывает вас с Артемом, я не стану напоминать об этой ситуации, потому что не хочу омрачать момент прощания таким нелепым разговором. Мы все равно не сможем прийти к единому мнению. Я понимаю, что тебе неприятно вспоминать о том, что произошло. Тебя мучают угрызения совести, об этом красноречивее любых слов говорит твой взгляд. Ты удивлен моим визитом, потому что я сам давал понять: больше ты меня не увидишь, и вот теперь я вновь нарисовался перед тобой так, что не сотрешь. Я ничего не говорю, просто обнимаю тебя, и некоторое время стою, уткнувшись носом тебе в шею. Я чувствую запах твоего одеколона, шампуня и сигарет, а еще от тебя пахнет чем-то родным и близким. Я хорошо знаю этот запах, я узнаю его не то, что из тысячи, а из миллиона. Но не стоит сейчас задумываться о таких сентиментальных вещах, иначе я опять сделаю ошибку, и не смогу разорвать связь, которая не приносит нам ничего, кроме боли и разочарования. Лучше сделать вид, что ничего не замечаю.
Вчера я сочинял записку. Набирал текст, и вновь стирал...
Сегодня вдруг, ни с того, ни с сего, схватил свой блокнот, написал её от руки. Вышло на редкость глупо, сентиментально и даже в какой-то мере пошло. Не потому, что я написал там какие-то откровения с сексуальным подтекстом, а потому, что все вышло на редкость шаблонно, так говорят героини «мыльных» опер с бесконечными ахами-вздохами, слезами, попытками сказать одновременно обо всем и ни о чем. Да, я написал, что улетаю, и не хочу, чтобы ты летел следом за мной. Не потому, что мне не хочется тебя видеть, а потому, что на расстоянии будет проще смириться с потерей. Я улетаю в Англию, но не к Максу, а просто так, чтобы быть, как можно дальше от тебя. Мы надломили жизнь друг другу, так зачем доламывать окончательно? Дадим друг другу свободу, будем залечивать раны, и, возможно, достигнем в этом деле определенных успехов.
- Ты? – наконец, спрашивает он.
- Я. Ты ждал кого-то другого?
- Нет.
- Ты не рад?
Не вопрос, скорее, констатация факта.
- Рад, просто неожиданно.
- Это сюрприз, - усмехнулся я. – Приятный?
- Очень.
- Вот и славно. Я могу пройти?
- Проходи, конечно...
Он немного растерян, что не удивительно. Мой визит стал неожиданностью для него. Я мог бы улететь, так и не появившись у него, но это было бы еще отвратительнее. Мне казалось, что это своего рода предательство, уйти по-английски.
- Никит...
- Не надо, - тихо прошептал я. – Слова... К чему они? Мы так много разговаривали обо всем, что это уже порядком набило мне оскомину. Не хочу больше разговаривать. Все, что нужно знать, я узнаю из твоих действий. Ты же ответишь мне?
- Смотря, какие действия.
- Драться не буду, - улыбнулся я, сбрасывая сумку с вещами на пол, закрывая дверь и вновь обнимая его за шею.
Мое поведение говорило само за себя. Я словно пытался доказать нам обоим, что разговоры нам уже не помогут. Единственное место, где мы без проблем находим общий язык – постель, так что туда нам сейчас и дорога. Это, конечно, была очередная попытка самообмана. Не только там, отнюдь не только там. Просто в этот момент мне было удобно думать, что нас связывают лишь отношения горизонтального типа.
- И все же, давай поговорим, - произнес он, отстранив меня.
В этот момент сердце сделало кульбит, стремительно рухнув вниз.
Мне казалось, что он скажет сейчас: «Ты для меня только друг. Сейчас я встречаюсь с Щегловым, и лишь он для меня важен». Ничего подобного не случилось. Вместо того, чтобы окончательно и бесповоротно разорвать отношения, он начал просить у меня прощения за то, что он сделал тогда... Да, я делал вид, что очень сожалею о случившемся, и мне сложно принять такую правду, но, конечно, простил. Уже давно простил. Еще тогда. Было больно, практически невыносимо, но я же понимал, что не смогу вечно обижаться на него. Я не могу не простить его, потому что он всегда был одним из самых важных людей в моей жизни.
Ливанов, что же мы с тобой наделали?
Разбили друг другу жизни, и теперь стоим на битом стекле...
Ноги в крови, но мы продолжаем идти по этим осколкам, не замечая боли. Идем навстречу друг к другу, чтобы причинить себе и другому сильнейшую боль. Самую сильную из всех возможных. Неужели любовь всегда настолько болезненное чувство? Тогда зачем она вообще нужна? Любить и не страдать... Возможно ли такое?
- Миш, все нормально. Правда. Я не могу долго на тебя обижаться, ты же знаешь об этом.
- Знаю, - как-то пришибленно ответил он.
В общем-то, я прекрасно понимал его в этот момент. Мне и самому было не очень хорошо. Ощущение того, что ты лишний на этом празднике жизни. Всеми забытый, всеми заброшенный. Я смотрел на него немигающий взором, гадая, отведет он взгляд, или же выдержит испытание. Он выдерживал. Глаз не отводил. Но не улыбался, потому что обстановка сейчас к улыбкам не располагала.
- Ты с вещами, - заметил Ливанов.
- Да.
По телу пробежала дрожь. Не лучшей идеей было тащить к нему в квартиру свой багаж.
- Будешь их раскладывать?
- Нет, не сегодня. Лучше завтра утром. Сейчас я устал немного.
- Тогда, тебе лучше отдохнуть, - произнес он.
- Не хочу отдыхать, - едва слышно, сказал я.
- Что тогда?
- Тебя.
- В смысле?
- В смысле, хочу тебя.
Не давая времени на раздумья, я поцеловал его, тем самым пресекая возможность продолжить наш разговор, потому что не хотел больше этих душещипательных сцен. Было и было, больше этого не будет, ведь уже завтра утром я улечу из страны. Так почему бы мне в последний раз не отвести душу, и не получить то, к чему я привык. Беспредельную заботу и нежность, пусть и проявятся они лишь в постельных играх.
Он отвечал на поцелуй... Мягко, осторожно, неспешно, словно опасался того, что я – призрак, который исчезнет из его объятий, если прикоснуться ко мне чуть менее нежно. В какой-то мере он был прав.
Из гостиной, мы переместились в его спальню, пересчитав все стены и углы, но, кажется, никто из нас не замечал этого, потому что все в этот момент было второстепенным. В конце концов, я не привык думать о чем-то во время секса, потому что размышления непосредственно во время процесса – это первый признак того, что тебе не очень-то интересно. А мне всегда было интересно... Да, обыкновенный набор движений, но движения движениям рознь... Единственная мысль, которая засела в моей голове: я не должен выдавать своего истинного настроения, которое сейчас находилось в исключительном упадке. Только радость, только наслаждение... Давай, Никита, улыбайся, пусть окружающий мир думает, что ты радуешься жизни, и не думаешь о чем-то плохом.
Почему-то меня не отпускает ощущение, что он меня стесняется, опасаясь сделать что-то лишнее. Он совсем не профи по минетам, но, тем не менее, его не совсем умелые движения отдаются вспышками удовольствия во всем теле, заставляя меня выгибаться навстречу его ласкам, шептать его имя, зарываясь пальцами ему в волосы, но я не пытаюсь контролировать его действия... Он заставляет меня забывать обо всем, он единственный, кого я никогда не смогу забыть, как бы ни старался это сделать. Наверное, это потому, что я впервые именно с ним почувствовал, что значит любить, а не притворяться, быть любимым, а не выпрашивать у человека, находящегося рядом с тобой, хотя бы жалкие крохи любви или же немного симпатии.
С ним так хорошо и так легко.
Чувствую, что первое время буду просто на стенку лезть от безысходности, из-за невозможности увидеться с ним, но мне придется перетерпеть это все. Как у наркомана. Ломка пройдет, и, если не сдохну, рано или поздно вылечусь от зависимости. Чувствую себя самой настоящей скотиной, потому что бросаю его не в самый благополучный период жизни, но эта измена... Да, я простил, но вспоминать о ней все равно больно. Смотрю в его глаза и понимаю, что схожу с ума от ревности. Мне кажется, что он хочет видеть на моем месте Артема, а не меня, но рядом я, и он терпит меня лишь из жалости.
Чтобы отвлечься от своих мыслей, вновь приникаю к его приоткрытым губам в поцелуе, закрываю глаза, чтобы не видеть разочарования, мелькающего в его глазах. Или это не разочарование, а что-то другое, чего я по причине своей недальновидности не могу распознать... Его теплые ладони скользят по моему, телу, лаская и все сильнее распаляя костры сумасшедшего по своей силе желания. Хочу его, безумно. Мне не нужна обычная физическая разрядка, я испытываю ненормальную потребность именно в его прикосновениях, в его шепоте, который заставляет меня дрожать, как в лихорадке, в его теплом дыхании, от которого у меня мурашки бегут по коже, в его губах, которые мягко и в то же время настойчиво ласкают мои губы. Кожа к коже, а в голове глупая мысль о том, что она мешает нам стать единым целым, она разделяет нас, не позволяя слиться воедино. Запрокидываю голову назад, подставляя ему свою шею, он тут же приникает к ней губами. Медленно двигаюсь, кусая губы, чтобы сдержать стоны. Перед глазами яркие разноцветные пятна, а кожа пылает, любое прикосновение отзывается невероятным всплеском, бурей эмоций... Он слизывает кровь с моих губ, мягко касаясь их в очередном поцелуе. Взрыв, оглушающий, отделяющий меня от реальности... В голове приятная пустота. Я ничего не слышу, ничего не замечаю. Нет ничего вокруг, я, как в вакууме, и мне совершенно не хочется выбираться из этого вакуума.
На этот раз мы ни о чем не говорим, потому что обычно наши разговоры ничем хорошим не заканчиваются. Потому просто смотрю в потолок, как и он. Затем наши взгляды пересекаются, я чувствую, что не выдерживаю. Ещё немного, и я признаюсь в том, что я улетаю завтра, точнее, уже сегодня утром.
- Ты ничего не хочешь мне сказать? – тихо спрашивает он.
Мне страшно... Я не могу. А он, видимо, чувствует.
- Я люблю тебя, - само собой срывается с губ. – Очень. Сильно. Невероятно. Люблю.
- Я тоже тебя люблю, - произносит он.
Ну, зачем он это сказал?! Зачем? Я не могу, не могу больше этого выносить...
Проснулся я за несколько минут до того, как должен был сработать сигнал в телефоне, отключил напоминание и лежал, глядя на Мишку. Я так не хочу уходить, но иногда нужно уйти, чтобы подарить другому человеку счастье. Настоящее счастье, а не фантомное, которое при ближайшем рассмотрении окажется самообманом. У меня не получается сделать его счастливым, я могу быть только сексуальной игрушкой. Привязываться к игрушкам не нужно. Сначала привыкаешь к ним, а потом их выбрасывают на помойку. Ты горюешь несколько дней и забываешь о них, как будто их никогда и не было.
Я собирался подняться с кровати, и начать собираться, когда почувствовал, как на моем запястье сомкнулись его пальцы, и он сонно пробормотал:
- Романов, не бросай меня, пожалуйста...
А потом так же просто отпустил, как будто ничего и не было. Полусон, полуявь. Он не отдавал себе отчета в том, что делал, и что говорил. Но он чувствовал, что я покидаю его. Я оделся за считанные секунды, достал из сумки заранее приготовленную записку, и оставил её на своей половине кровати. Проверил наличие паспорта, билета. Все было на своем месте, кроме меня. Я улетал от Михаила, чтобы дать ему возможность начать новую жизнь, но уже без меня. Я хочу, чтобы он был счастлив, а я не могу сделать его счастливым. С самого начала, с момента моего появления в его жизни все пошло наперекосяк. Он подарил мне несколько лет счастья, пора ответить ему тем же. Миша, будь счастлив, я ухожу. Я на цыпочках подкрался к кровати, посмотрел на него, такого спокойного и умиротворенного... Не удержался и поцеловал. Едва коснулся губами его губ и тут же отстранился, побоявшись, что его это прикосновение разбудит, а потом так же бесшумно покинул квартиру. Надеюсь, у него все будет хорошо.
Телефон отключен...
Ты не сможешь дозвониться, максимум, оставишь сообщение на автоответчике.
Я закрываю глаза и представляю картинку, которой не должно быть в моем воображении, но которая есть, и мне никуда от неё не деться. Ты просыпаешься в пустой квартире, ещё не зная о том, что она пустая, открываешь глаза и понимаешь, что меня рядом нет. На моей подушке лежит записка, написанная от руки. Текст... Этот текст все равно, что плевок в душу, оттененный ласковыми словами и глупыми до убогости просьбами о прощении. Может, не нужно было вообще писать такую глупость?
«Когда ты будешь читать эту записку, я, наверное, уже буду далеко отсюда. Не стану делать тайны из своего маршрута. Да, я лечу в Англию, но не к Макарову. Не потому, что хочу быть с ним, а потому что хочу подарить свободу тебе. Последние несколько недель нашей жизни были сравнимы с кошмарным сном, и я хочу, чтобы ты выбросил их из памяти, и меня вместе с ними. Твоя память вычеркивала все воспоминания обо мне, а в жизни не бывает случайностей. Если это было, то было не зря. Не стоит думать, что я не думал о тебе, когда писал все это. Думал. Разумеется, думал. В последнее время я лишь о тебе и думаю. Я, действительно, не обижаюсь ни на что, потому что на тебя я не умею обижаться... Прости за то, что не смог сделать тебя счастливым, по-настоящему счастливым. Прости, что временами вел себя, как последняя сволочь и мотал тебе нервы своими капризами и глупыми придирками. Прости за то, что не сумел вовремя уйти с дороги, и ты потратил на меня почти четыре года своей жизни... И все-таки, все вышесказанное – не главное из всего того, что я хотел сказать. Самое главное будет дальше, в постскриптуме. Вот, собственно, и он:
P.S. I love you.
P.P.S. Я люблю тебя...
На каком языке не напиши, смысл один и тот же. Мишка, я люблю тебя. Будь счастлив!»
Он оказался куда расторопнее, чем я предполагал.
Проходя паспортный контроль, я заметил его среди толпы. Он искал меня взглядом, и на секунду наши взгляды пересеклись. Я тут же отвернулся, надел очки. Он начал пробираться ко мне сквозь толпу, но в этот момент объявили посадку. Не оглядываться, чтобы не помнить, чтобы не замечать боли в его глазах, чтобы не показать своей собственной. Я хочу к тебе. Мечтаю броситься к тебе на шею, прошептать, что люблю... Постоянно говорить тебе об этом, но я уже принял решение, и я улетаю.
- Романов, останься, прошу тебя! Ник, я люблю тебя, - крикнул Ливанов. – Не улетай!!!
- Прости, - шепнул я одними губами и скрылся из вида.
Я видел его лицо в этот момент... Он смотрел на меня глазами, полными слез, но не плакал, только кусал губы. Он просил стюардесс пустить его в самолет, но, разумеется, получил отказ. Я прятал глаза за темными очками, не желая показывать ему свое зеркало души, которое сейчас не отражало ничего, кроме отчаяния.
Самолет взлетал, и я видел Михаила, стоявшего там, на земле. Он и сейчас продолжал искать меня взглядом... Совесть кричала, что этим поступком я причинил ему столько боли, сколько не причинял раньше, во всех случаях, вместе взятых. Пытаясь избавиться от надоедливой совести, я заткнул уши наушниками.
Земфира пела о том, что ей приснилось небо Лондона...

Эпилог. (Михаил)

Говорят, что любовь живет всего три года. Далее следует кризис, преодолеть который дано не всем парам. Если это так, то моя любовь явно относится к категории долгожительниц. Его нет всего две недели, а, кажется, что целую вечность. Лететь в Лондон – глупо, я все равно не знаю, где он может находиться. Дозвониться до него не получается. Телефон либо выключен, либо он не отвечает. Я слышу только гудки, а оставлять сообщения, которые он, конечно, не станет прослушивать, считаю бесполезным занятием. Романов улетел... Не знаю, на время или навсегда, но я знаю, что мне очень-очень его не хватает. Я не в силах что-то изменить.
Его квартира пустует. Не знаю, что заставляет меня туда приходить, но я бываю там ежедневно. Просто хожу по комнатам, воскрешая в памяти воспоминания о том, как мы прожили здесь несколько лет. Все эти воспоминания настолько яркие, что, кажется, будто это было лишь вчера, а не год, и не два года назад. Мне хочется видеть его, прикоснуться к нему, услышать его голос, но это невозможно...
Люди так самонадеянны. Каждый считает себя умнее остальных, и уверен в том, что знает, как будет лучше для другого. Никита решил, что сможет сделать меня счастливым, исчезнув навсегда из моей жизни. Лишь мое мнение по этому вопросу он забыл спросить.
Когда за окном лил дождь, я особенно ясно осознавал свое одиночество. Капли били по стеклу, я слушал музыку дождя, лежал, закинув руки за голову, и смотрел в потолок, думая о том, что сейчас происходит в жизни Романова. Искренне надеясь, что он счастлив.
Тихие шаги в прихожей заставили меня встрепенуться и отвлечься от своей меланхолии. Не особенно рассчитывая на удачу, я вышел из комнаты и застыл на пороге. У двери валялась сумка, Никита стоял, прислонившись затылком к двери, глаза прикрыты, с волос капает вода, а сам он какой-то измученный. Видимо, не все в его жизни было так уж радужно, как он представлял, покидая Россию.
Наверняка, он не думал застать кого-то в своей квартире, поэтому и не обратил на меня никакого внимания, и оттого, открыв глаза, так и замер на месте...
- Привет, - я попытался улыбнуться ему. – Ты вернулся... Почему?
- Почему я вернулся? – тихо переспросил он. – Это сложно объяснить. Мне вообще-то нравится Англия, но в этот раз она казалась мне не такой, как обычно. Холодная, чужая страна... Мне казалось, что эта разлука поможет мне забыть тебя, начать новую жизнь, но у меня не получилось. Наверное, я не хочу забывать тебя, поэтому и не смог остаться там. Я хочу быть с тобой. Как можно дольше, если и ты этого хочешь. Мой побег был проявлением слабости, хотя мне казалось, что я поступаю правильно, но я понял, что ничего хорошего в результате не получилось... Миш, давай попробуем начать сначала, как будто ничего плохого не было, но, если ты против, я не буду настаивать и...
- Я не против, - ответил я, подходя к нему и обнимая. Он пытался отстраниться, боясь, что мои вещи промокнут, но я лишь сильнее прижал его к себе. – Конечно, я не против. Романов, какой же ты все-таки идиот, если думаешь, что я могу просто так от тебя отказаться.
- Все будет хорошо? – шепотом спросил он.
- Обещаю, - ответил я.
- И я тоже обещаю, - произнес Романов, все-таки обнимая меня в ответ. – Я постараюсь сделать тебя счастливым. Правда-правда. Поверь мне, пожалуйста...
- Я верю.
Других слов не требовалось.

Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/504028