Экономическая культура как объект философской рефлексии

В начале XXI века экономическая культура все чаще становится объектом философской рефлексии. В свет выходят труды, посвященные её онтологическому статусу и влиянию на различные сферы общественной жизни. Мы предлагаем, обратившись к классическим философским работам, предпринять попытку раскрытия сущности экономической культуры. Берясь за разрешение этой задачи, мы соглашаемся с тем, что «философия может рассматриваться в качестве оснований остальной культуры»[8]. Такая позиция имеет для нас методологическое значение и способна придать объективные основания самому исследованию.

"Экономическая культура представляет собой составное понятие, где категория культуры ограничена сферой экономического. Для обретения отчетливого представления о таком взаимодействии, нам потребуется выделить эти сферы и категории из общественного бытия и установить характер их взаимосвязи. Согласно Л. Витгенштейну, «культура – своего рода орденский устав, во всяком случае, она предполагает некие правила»[9]. Однако понятно, что механически усвоенный набор правил и норм поведения, не озаренных светом человеческой мысли, не очищенных ею, едва ли можно отнести к культуре. Культура представляет собой некое осмысленное человеческое качество. Качество, что не является врожденным, но обретается в ходе человеческого бытия.

Обретение культуры человеком происходит в результате взаимодействия с другими людьми. Человек, выросший вне прямых или косвенных контактов с социумом, не может являться носителем культуры. Это позволяет предположить, что жизнедеятельности отдельного обособленного индивида недостаточно для формирования культуры. Длительные временные сроки, требующиеся для её формирования, позволяют говорить о том, что культура является не индивидуальным явлением, а имеет социальную природу. Продолжительность жизни обществ превышает продолжительность жизни отдельного индивида, предоставляя тем самым достаточное время для формирования культуры. Еще И. Фихте, разделяя индивидуальное и социальное, относил культуру к последнему: «цель изолированной личности – собственное наслаждение, и своими силами она пользуется как средствами для достижения этой цели. Цель рода – культура и, как условие последней достойное материальное существование»[10]. Однако нередко говорят об индивидуальной культуре, поэтому мы находим необходимым прояснить взаимоотношение индивидуального и социального.

Индивид является носителем лишь той незначительной части культуры социума, что была им воспринята в ходе его взаимодействия с окружающими. Но и эта малость усваивается индивидом не в форме некоей завершенной целостности, системы индивидуальной культуры, а состоит из разрозненных фрагментов. Индивид самостоятельно в ходе своей жизненной практики может придавать этой фрагментарности завершенный вид: «Культура появляется только там, где эти односторонние совершенства упорядочиваются в целостности души, где уравновешивается разноголосица элементов, поднимающихся на более высокую ступень. Короче говоря, когда все эти совершенства способствуют реализации единого целого»[11]. Тем самым, культура обуславливает границы человеческой практики, ограничивая её ввиду ограниченности доступных для усвоения человеком культурных блоков. Такая синтетическая, системообразующая деятельность индивида, будучи достаточно успешной, может копироваться другими, сохраняясь тем самым в памяти социума, дополняя и развивая культуру в целом: «Всякая культура начинается с частного лица и отсюда распространяется далее»[12].

В трактате «О педагогике» И. Кант выделяет два вида культуры – культуру ума и культуру навыков[13]. В дальнейшем Г. Гегель развил эту мысль, обозначив существование теоретической и практической культуры: «...теоретическая культура, не только многообразие представлений и знаний, но и подвижность и быстрота представления и перехода от одного представления к другому, постижение сложных и всеобщих отношений и т. д. – формирование рассудка вообще, а вместе с тем и языка. Практическая культура, приобретаемая трудом, состоит в потребности и привычке к занятиям вообще, затем в ограничении своей деятельности, сообразуясь отчасти с природой материала, отчасти же и преимущественно с произволом других и вследствие приобретенной благодаря этой дисциплине привычки к объективной деятельности и общезначимым умениям»[14]. Такое подразделение не случайно и происходит из деления бытия на материальное и духовное, где духовное бытие воплощается в теоретической культуре, а материальное – в практической. Позднее это подразделение углубилось и получило развитие, появились семиотические и деятельностные концепции культуры. Бесспорно, оба этих проявления неотделимы друг от друга.

Подводя промежуточный итог, мы можем обозначить следующее: культура представляет собой совокупность двух миров – материального и символического, соединенных человеческой практикой. Символический мир – мир форм, или же, если угодно, духовный мир. Через посредство практики духовное реализуется в материальном и эта целостность являет собой человеческую культуру. Вне этой реализации, вне деятельности мы встречаем лишь застывший мир форм, слов, образов и абстракций, имеющих значимость, но лишенных причины и цели, а значит и целостности. Однако в чем состоит цель, какие кроются за ней причины? И тут нельзя не вспомнить П.Н. Ткачева: «…если культура эта изменяется и развивается, то причину этих изменений и этого развития мы должны искать не в знаниях и не в критической мысли, а в данных экономических интересах, создающих почву, благоприятствующую претворению знания в убеждение и убеждения в дело»[15]. Так мы вплотную подходим к единству культурного и экономического, где экономическое являет собой источник и причину культуры. Человек созидает культуру, чтобы обеспечить свое бытие. Все средства, все способы такого обеспечения, что не входят в непосредственную, изначальную природу и образуют собой сферу культуры.

Культура начинается там, где заканчивается данное с генетикой и инстинктами естество человека, где общество выходит за пределы гармоничного бытия в единстве с природой, нарушая свой естественный ареал и творя искусственную среду. Всякая культура начинается с производства, производства среды, производства «второй природы», «второго генома», а, в конечном счете, и производства жизни. Жизни такой, что с каждым новым актом её воспроизводства становится все более оторванной от естества, искусственной, рукотворной. И если «второй геном» составляет средство культуры, что суть тождественна самой культуре, то искусственная жизнь есть её цель. Культура имеет прямую связь с производством, где производство есть не что иное, как создание необходимых для жизни средств, которые не являются данными природой непосредственно. Здесь и проявляется единство культурного и экономического, так как всякая экономика так или иначе происходит из производства. Это единство ставит перед нами целый ряд сложностей. Во-первых, совершенно непонятно, чем же культура в целом и экономическая культура в частности отличаются от экономики, да и что такое экономика вообще. Во-вторых, нет ясности, чем отличается экономическая культура от культуры в целом и насколько правомерно такое отделение.

Понятие экономики двойственно. С одной стороны, экономикой называют совокупность средств производства, обслуживающих их людей и производимый ими продукт, а с другой, этим термином обозначают науку о рациональной организации всего этого. Такая двойственность, тождественна упомянутыми нами выше практической и теоретической культуре. Экономика, как и культура, способна объединять людей и разделять их. И экономика, и культура регулируют общественную жизнь, способствуют познанию мира, передаче опыта. В экономике формируются ценности, есть они и в культуре. Кто-то может возразить, что ценности культуры нематериальны, возвышенны, духовны, в то время как экономические ценности, напротив, приземлены, материальны, примитивны. Однако это далеко от истины. Уже давно и успешно все величайшие произведения искусства, признанные культурными ценностями законом многих государств, являются и ценностями экономическими, имеют твердую стоимость и продаются на аукционах. Литература, музыка – все это имеет свою экономическую нишу, собственную индустрию производства и отлаженные механизмы сбыта. А доверие, без которого немыслима деятельность банков, – разве оно не входит в ряд экономических ценностей? Но в конечном счете все эти ценности вторичны, не самоценны и обретают свою ценность лишь постольку, поскольку они причастны к истинной ценности, ценности единичной. Что это за ценность? В «Капитале» К. Маркс писал не о ценности, а о стоимости, подразумевая под этим овеществленный труд. Но что такое труд? Человеческая деятельность, силы и время, а в конечном счете и человеческая жизнь.

Каждый товар, каждая услуга представляют собой не просто выражение человеческого труда, но содержат в себе частицу человеческой жизни, делая их причастными к ней и через эту причастность сообщая им ценность. Они поглощают жизнь, дабы впоследствии вновь прирастить её собой. Жизнь снабжает всякий товар не просто стоимостью, но ценностью, ибо сама она есть единственная ценность всякой культуры, всякой экономики и первостепенная их цель. Жизнь не человека, но рода. Если же отступить от сугубо экономической категории товара, то ценностью может быть наделен не только всякий предмет материального мира, существующий здесь и сейчас, но и некое событие прошлого, а также некая форма, в том числе и форма деятельности или символ, но лишь постольку, поскольку они были причастны тратам или приращению жизни рода, что и наделяет их ценностью.

Экономика, как и культура, обладает обширным символическим наполнением, богатым языком цифр и цен, формул и графиков, котировок и торговых марок. Одним из наиболее значимых товаров современности уже давно стал образ жизни, выражаемый через символическое потребление. Пожалуй, так мы и вовсе не сможем провести границ между этими сферами общественной жизни. Однако эти границы есть и одна из наиболее значимых их них – это порядок их рождения. Если причиной культуры являются экономические интересы, то это еще не значит, что культура возникает из этих интересов непосредственно. Следом за осознанием людьми своих экономических интересов они вступают в экономические отношения, возникает экономика, а лишь впоследствии, как отражение данной экономической системы, складывается культура. И эта культура есть культура экономическая. Она заключает в себе осознанные и устоявшиеся принципы ведения экономической деятельности, доминирующие в обществе способы производства, потребления, распределения и обмена. Тем самым, экономическая культура представляет собой общественно-исторический опыт воспроизводства жизни, реализуемый в экономической практике. Здесь же мы видим и основное отличие экономической культуры от теоретической экономики. Средства и методы теоретической экономики известны незначительному кругу лиц, который стремится сообразовать с ними свою деятельность. В тоже время, носителями экономической культуры является подавляющее большинство людей, которые, кроме того, еще и действуют, следуя ей на практике. Экономическая культура более практична, более результативна, так как отражает деятельность всего общества, тогда как теоретическая экономика – лишь результат деятельности отдельных экономистов. Из чего следует, что теоретическая экономика сама является частью экономической культуры, но лишь в той мере, в какой она реализуется на практике и оказывает качественное влияние на развитие общества.

Отделив экономику от культуры в целом и от экономической культуры в частности, мы оказываемся перед необходимостью отделить собственно культуру от её «экономического выражения» – от экономической культуры. Этого можно добиться, ответив на вопросы – что, являясь частью культуры в целом, не входит в экономическую культуру и почему. К. Леви-Стросс писал: «Всякая культура может рассматриваться как ансамбль символических систем, к которым прежде всего относятся язык, брачные правила, искусства, наука, религия»[16]. Религия является одной из первых созданных людьми форм систематизации общественно-исторического опыта.

Одним из столпов китайского мировоззрения стало конфуцианское учение. Что положило ему начало? Систематизация Конфуцием общественно-исторического опыта китайского народа, заключенного в песнях и гимнах. Так появилась книга Шицзин, значительная часть которой представляет собой теоретическое изложение хозяйственно-экономических отношений в древнекитайском обществе. Практически каждая ода книги Шицзин содержит отнесение к различным аспектам сельскохозяйственного производства и иной хозяйственно-экономической деятельности членов аграрного общества[17]. В то же время следует помнить о двойственной структуре религии и мифа, содержащих как непосредственный опыт, так и произведенный воображением эстетический каркас, объединяющий этот опыт в систему. Эта двойственность, в первой своей части (опыте), может иметь и нередко имеет определяющую экономическое поведение значимость. Значимость, тождественная экономической культуре. Культура в целом отлична от нее лишь включением в себя тех абстракций, что были произведены воображением для систематизации опыта, а также самих механизмов этой систематизации, а также производных от того и другого. В зависимости от того, насколько данные механизмы удовлетворяют эстетические потребности человека – они могут воспроизводиться и в дальнейшем, все более утрачивая свою связь с первоначальными экономическими предпосылками. Опыт размежевания пахотных земель дает начало геометрии, что в дальнейшем ляжет в основу механики и приведет к развитию науки, а ремесло, пройдя стадию мастерства, со временем становится искусством. Отсюда видно, что отличие экономической культуры от культуры в целом кроется и в причастности последней к эстетическому. Потребность человека в эстетическом есть не что иное, как потребность в систематизации и гармонизации окружающего мира. Гармонизация символического мира, сферы человеческих поступков, предметного мира результатов труда – стремление общества приблизить сотворенную разумом людей вторую природу к первой, к естеству. Весь опыт этого творчества, вся деятельность, где он реализуется, и есть культура, культура в целом, но не экономическая культура.

Экономическая культура не решает задач по гармонизации природы и общества, она далеко не всегда содержит внутреннюю эстетику и подчас далека от гуманности. Здесь мы не можем согласиться с К. Н. Панеферовым и А. В. Нором относительно того, что экономическая культура способствует гуманизации общественных отношений[18]. Экономическая культура – это опыт реализации экономических интересов общественными классами. Эта реализация подчас вступает в противоречие с интересами других классов, приобретая весьма негуманные формы для тех классов и отдельных людей, кто оказывается её объектом или препятствием на её пути. Конечно, можно говорить о том, что высокая экономическая культура способствует росту производства различных благ и через этот рост снижает остроту социальных противоречий. Однако этот рост едва ли поспевал когда-либо за человеческими потребностями, а потому нет оснований полагать, что рост богатств имеет прямую корреляцию с гуманизацией человека и общества.

Таким образом, сущность экономической культуры заключает в себе опыт экономической деятельности, накопленной людьми. Деятельность эта представляет собой образчики производства, распределения и обмена, а также потребления благ. Экономическая культура – это начало всякой культуры, её первичное и наиболее практическое проявление. По мере удаления экономической культуры от непосредственного опыта экономической деятельности, по мере все большего её абстрагирования от насущных условий человеческого бытия она утрачивает свое экономическое наполнение и переходит в сферу общей культуры. Тем самым, экономическая культура есть источник культуры в целом. Началом же собственно экономической культуры являются наиболее успешные акты экономической практики, где первичную роль играет производство.

Целью всякого производства является приращение живого материей и энергией, а подчас их непосредственное преобразование в жизнь. Жизнь, являясь целью существования экономической культуры, её единственной ценностью, может наделять ценностью предметы материального мира, абстракции, а также их отношения в той мере, в какой они способствуют её воспроизводству. Представляя собой общественно-исторический опыт такого воспроизводства, реализуемый в экономической деятельности, экономическая культура включает в себя свойственные социальной группе профессиональные навыки, а также наиболее характерные для нее способы обретения благ, наиболее эффективные способы. Эти способы, пребывая подчас вне формализованных нормативно-правовых систем, выпадают из сфер потенциально возможного экономического контроля и учета, что затрудняет дополнение экономических факторов культурными в рамках собственно экономической теории. Однако это не означает невозможности осмысления их влияния, но лишь с необходимостью переносит объект рефлексии из сферы экономического в сферу философского знания"[19].

За последние годы в российской научной периодике вышло более ста публикаций, где авторы исследовали предметное поле экономической культуры и связанные с ним вопросы. Для многих работ характерным является ряд допущений, что подробно были разобраны В. Г. Федотовой в её статье «Экономика в российской общественной мысли»[20]. Статья представляет собой обзор отечественных и зарубежных подходов к осмыслению экономической сферы. Автор выделяет два русла движения мысли, один из которых может быть обозначен как рационалистический, а другой как «мировоззренческий». В большей своей части публикация обращена к рассмотрению «мировоззренческого» подхода к разрешению экономической проблематики. Природа этого подхода отлична от чистой эмпирии значительными включениями морально-этических норм, прежде всего христианского, евангельского происхождения. Сходная диалектика подходов прослеживается и у О. Н. Бороха, в его обзоре социально-экономических работ китайских ученых, где христианскую этику подменяют нормы конфуцианской морали[21].

В целом же «мировоззренческий» подход к определению экономической культуры как объекта социальной мысли мы можем встретить у Е. Н. Брежнева, В. В. Попова, Л. И. Подберезной и других авторов[22]. В более проработанной форме этот же подход мы можем встретить и в трудах М. Вебера в большей мере и в меньшей – в труда В. Зомбарта. Нами было дано философское определение этого подхода: «гипотетический индуктивный монизм идеалистического толка»[23]. Гипотетика и монистические рамки в условиях идеализации предлагают нам объект более мнимый, чем действительный, а потому его исследование хотя и представляет культурологический и лингвистический интерес, но едва ли может быть приемлемым в рамках социальной-философии.

При выработке методологической специфики философского исследования экономической культуры необходимо исходить, прежде всего, из конкретных материальных оснований жизни общества в соотнесении их с действительными историческими фактами его духовных и материальных свершений. Причиной тому является сам характер изучаемой сферы социального универсума, где "экономическая культура – это общественно-исторический опыт воспроизводства жизни, используемый в экономической деятельности. Проявление этого опыта нередко фиксируется в научно-теоретической или абстрактно-литературной формах. Существование такой обширной символической базы, а она имеется у любого развитого общества, позволяет реконструировать заключенную в ней экономическую культуру с высокой степенью достоверности. В то же время, подобная форма рефлексии не всегда объективна и потому не следует рассматривать её отдельно от непосредственного общественно-исторического бытия.

Подход к изучению экономической культуры немыслим без заключения в нем достаточной степени историзма, если это философский подход: «...культура – носительница истории – переживается в непосредственности всех напластовавшихся значений». Исследуя наличествующее, мы обретем лишь «фотографический снимок» текущего, из которого невозможно будет выделить ничего, что можно было назвать законом развития или обозначить как тенденцию. Нельзя забывать, что построение системы обобщений, необходимое для выведения некоторых общих законов развития, требует анализа целого ряда причинно-следственных цепочек. Когда элементы таких рядов отделены друг от друга значительными промежутками времени, тогда историзм становится необходимым элементом исследования.

Исследование особенностей общественно-исторического опыта воспроизводства жизни у различных этносоциальных групп требует синхронизации широкого спектра областей гуманитарного знания. Используя междисциплинарный подход к исследованию экономической культуры и её этносоциальных особенностей, обратимся к современным наработкам, имеющимся в данной области. Применительно к рассматриваемой тематике, среди достаточно распространенных методик последнего времени можно отметить соединение в разных пропорциях методов психологии, социологии и статистики. Одним из наиболее известных ученых, занятых разработкой и применением этой методики, со всеми основаниями можно считать Герта Хофстеде, который разработал «Модуль исследования ценностных установок» (VSM 94) – небольшой опросник, предлагающий оценить некоторые, преимущественно трудовые, ситуации по пятибалльной шкале. Болгарский социолог Б. Колев в публикации[24], посвященной исследованию особенностей болгарской экономической культуры, упоминает о методике Г. Хофстеде, а для исследования использует сходную с ней методику Ф. Тромпенаарса и Ч. Хэмпдена-Тернера[25]. Эта методика использовалась и российскими учеными А.Н. Наумовым[26], а также Ю.В. Латовым и Н.В. Латовой[27]. Похожий метод использовался группой исследователей при анализе экономических культур США, РФ, КНР и Японии[28]. Словенские социологи М. Томсик и Р. Матея при исследовании экономической культуры, помимо методики Г. Хофстеде, используют методику European Values Study (EVS)[29], а также её восточноевропейский вариант – VSE[30]. Сходный метод, дополненный психологическими наработками Ш. Шварца и В. Блиски[31], использовался и российскими исследователями в рамках проекта «Европейское социальное исследование» (ESS)[32]. В 2009 году участники исследовательской программы провели семинар, где был озвучен целый рад сравнительных характеристик ментальности жителей России и Европы, а, подводя итоги семинара, один из докладчиков (Липкин А.И.) сказал следующие слова: «В моей модели специфика России в том, что у нас культура европейская, а система власти, грубо говоря, китайская. Данное исследование схватывает эту культуру. А как схватить другую особенность?»[33]. Нельзя не согласиться с А.И. Липкиным в том, что методика Хофстеде и его последователей не позволяет раскрыть этносоциальные особенности экономической культуры во всей их полноте. Ф. Тромпенаарс и Ч. Хэмпден-Тернер в книге «Построение кросс-культурной компетенции» в качестве одной из градаций оценки культуры приводят оппозицию атомистического и холистического[34]. Если мы вводим такой критерий классификации культур, то метод опроса отдельных людей даст нам близкую к реальности картину «атомистической культуры», в то же время «холистическая культура» будет интерпретирована неверно. Чтобы получить адекватное представление о «холистической культуре», нам потребуется не просто определить отношения человека к тем или иным составляющим хозяйственной деятельности, но и установить проявления этих отношений внутри коллектива, организации или государства, а также обратить внимание на широкие общественные течения, которые могут не совпадать с индивидуальными предпочтениями. Ввиду того, что данный тип культуры подразумевает наличие надличностной доминантной культурной субстанции, его нельзя рассматривать как простую совокупность мнений или индивидуальных культур. В данной методике мы видим проявление атомистического подхода к исследованию, подхода одностороннего, не позволяющего характеризовать культуру общества, но отражающего индивидуальную культуру. Однако, даже будучи дополненным холистической компонентой, данный метод останется в рамках психологизма и не будет затрагивать материалистической стороны вопроса. Такое упущение лишит нас возможности выявления естественных причин формирования того или иного социокультурного типа. Этого нельзя допустить ввиду того, что исследование экономической культуры без учета материальных оснований лишит наше исследование самой его экономической составляющей – материального производства. Тем не менее, нельзя отбрасывать полученный в ходе вышеупомянутых исследований массив эмпирических данных, так как он отражает часть исследуемого вопроса. Отдельного внимания заслуживают системы классификаций, выработанные данной методикой. Важность учета материальных оснований в исследовании экономической культуры требует от нас поиска соответствующего метода, где данная область общественного бытия была бы подвергнута наиболее обстоятельному рассмотрению. Таким методом является метод диалектико-материалистического понимания истории исторического материализма, введенный в философское знание К. Марксом и Ф. Энгельсом[35]. Преимущества этого метода исследования над другими были обозначены В. И. Лениным[36]. Некоторые элементы метода исторического материализма встречаются у П. Я. Чаадаева[37], подробное же его рассмотрение дано И. В. Сталиным[38]. Исторический материализм исходит из синтеза историзма с позицией, согласно которой «способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще»[39] "[40]. 

В то же время нас интересует не столько сам исторический материализм, сколько принятый в историческом материализме метод познания. Заметим, что «метод есть способ, форма движения познания, производства знания. В качестве метода познания применяются имеющиеся знания. Уже полученные человечеством знания становятся методом, когда они используются как средство отыскания нового знания. Отличие метода познания от самого познания нового выступает лишь постольку, поскольку уже имеющиеся знания берутся как потенциальное средство получения нового знания»[41]. Кроме того, по словам В. А. Вазюлина: «Для теоретического рассмотрения развивающегося предмета, для правильного выделения его законов, сущности необходимо изучить классические формы этого предмета»[42]. Однако здесь кроется вероятность ухода в область исторического знания, поэтому следует помнить о разграничении наук философских с науками историческими. Это разграничение было проведено В. Ж. Келле и М. Я. Ковальзоном, которые также установили отчетливые методологические рамки историко-материалистического исследования: «В отличие от исторической науки исторический материализм отвлекается от конкретных событий жизни отдельных стран и народов, он имеет своим предметом познание общих сторон и законов общественного развития, выделяя их путем абстракции, и тем самым вскрывает недоступное непосредственному наблюдению материальное единство исторического процесса, внутреннюю взаимосвязь его сторон и этапов развития... Исторический материализм – это общая социологическая теория исторического процесса. И эту функцию общей социологической теории исторический материализм выполняет потому, что он является философской наукой об обществе»[43]. Теперь, определившись с методом и обозначив общее в нашем исследовании, мы переходим к рассмотрению особенного в экономической культуре и влиянию оного на социально-экономической развитие обществ, но прежде обозначим ряд выводов по параграфу:

1. Экономическая культура есть общественно-исторический опыт воспроизводства жизни, реализуемый в экономической практике. Она заключает в себя совокупность осмысленных и укорененных в традиции принципов ведения экономической деятельности, определяющих характер общества форм производства, потребления, распределения и обмена.

2. Философское исследование экономической культуры позволяет наилучшим образом вскрыть сущность данного проявления общественной жизни. Элементы экономической культуры нередко пребывают вне систем статистической и нормативной формализации и уходят своими корнями в отдаленное прошлое, что затрудняет осуществление системного исследования экономической культуры в рамках экономических и социологических дисциплин.

3. Оптимальным философским подходом к исследованию экономической культуры является исторический материализм, рассматриваемый как наука об обществе, основанная на синтезе материалистической диалектики, историзма, экономического детерминизма и теории отражения. Актуальность данного подхода обусловлена той значимой ролью материальных оснований, что неизменно имеет место быть в экономической культуре общества в целом и хозяйственной деятельности в частности.