Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Как исходный принцип связи




ЧЕЛОВЕКА И БЫТИЯ

 

Коллеги!

Сегодня мы продолжаем работу над трактатом Ж.-П. Сартра «Бытие и ничто» и обращаемся к анализу Первой его части, которая посвящена проблеме Ничто.

С моей точки зрения, эта проблема для современной философии имеет такое же значение, как и проблема бытия для античной философии, а возможно и для всей классики вплоть до ХIХ века. С тех пор как Парменид ввел понятие бытия в обиход философской мысли, оно определило направленность ее внимания – она искала то, что устойчиво, то, что постоянно есть, то, что определяет порядок, так как именно оно, бытие, могло быть опорой как мира, так и человеческой жизни. Это было Благо, это была Справедливость, это был Бог, это была Истина, это были Законы природы, истории, общественной жизни т.д., – все это было либо само бытие, либо им определялось. Небытие было (NB: Оно было!) отвергаемо, потому что его нет, как утверждал первый метафизик, либо потому что оно источник всякого зла, недостатка, обмана и т.д. Поэтому, если философия и удостаивала вниманием небытие, то только затем, чтобы найти способ ему противодействовать, а противодействовать, значит, опять же, обратиться к бытию. Ибо что может быть противным (противоположным) небытию? Конечно, только бытие. Онтологическая и гносеологическая парадигмы, определявшие характер и стиль философского мышления классических эпох, не делали небытие предметом философской рефлексии[43]. Единственным исключением здесь, наверное, можно было бы назвать апофатическую теологию, которая трактует Бога как ничто, так его абсолютная абсолютность повергает человека в молчание, да «Науку логики» Гегеля, которой нельзя было избежать категории небытия, так как тогда была бы не понятна логика самого изменения мысли и конкретность истины.

Категория небытия становится актуальной, когда в европейской философии совершается антропологический поворот: познание истории, постижение смысла человеческого существования, конкретности и индивидуальности человеческого бытия невозможно без понимания времени, без охватывания различий, без проникновения в суть индивидуального и неповторимого, а все это нельзя понять без привлечения идеи небытия, исчезновения, разграничения и т.п. «Бог умер», – заявил Ницше, что значило – перестало существовать неизменной, постоянное, устойчивое бытие как опора деяния. Теперь нужно было искать его опору в мире, который способен как жить, так и умирать. Не случайно проблема небытия (ничто) была поднята и стала активно обсуждаться именно в экзистенциальной философии. Вы знаете, что Мартин Хайдеггер обсуждает ее и в «Бытии и времени», и в лекции «Что такое метафизика?», которую он произносит при вступлении в должность профессора кафедры философии, занимая ее после Гуссерля. Мы с вами говорили об этом на наших семинарах[44]. Но наиболее подробную концепцию небытия разрабатывает Сартр, что потребовало уже само название трактата, который мы обсуждаем.

А почему вдруг перед Сартром встала эта проблема? Ведь она не может появиться просто так – давайте будем исследовать, что такое небытие. В науке, то есть в теоретическом мышлении, проблема вырастает из научной ситуации.

Проследим ход рассуждений Сартра.

Сартр начинает свой трактат с поиска бытия. Это занятие, как известно, естественно для философии. В процессе поиска философ находит бытие, но оно оказывается двойственным по способу своего бытия: в-себе бытие и для-себя бытие. Теперь возникает вопрос, как связаны они друг с другом, как получить все-таки единство бытия. Во Введении Сартр разбирает идеалистический и реалистический (материалистический) ответ, и оба решения проблемы монизма мира его не устраивают. Нельзя сначала разделить области бытия, а потом пытаться найти их единство. Они должны быть взяты сразу как единое, как то, что Хайдеггер называет «бытием-в-мире», или как целостность «человек-в-мире». Тогда, говорит Сартр, сразу возникает вопрос, какие объективные, реальные действия человека могут сразу выдать нам человека, мир и отношение, которое их объединяет. Философ обещает рассмотреть разные образы действия, но прежде всего, считает он, нужно выбрать какой-то наиглавнейший способ действия, который мог бы служить путеводной нитью исследования (С.43). Как же его обнаружить?

И здесь Сартр идет принятым для философского дискурса путем: философская мысль должна найти для себя очевидное начало. Так начинал когда-то Декарт, так начинали Фихте, Гегель, Маркс, Гуссерль, Хайдеггер. Да, строго говоря, любое философское рассуждение идет от очевидности, первоначальный поиск ее – это и есть философский эксперимент. Поэтому, хотя философия и является самой спекулятивной теоретической деятельностью, корни ее всегда простираются по поверхности повседневности. Так вот, Сартр констатирует, что сам поиск нужного действия дает нам желанный образ действия. «Этот человек, каков есть я, если я уловил его таким [NB: это я, именно я здесь и сейчас рассуждающий – В.К.], каков он есть в этот момент в мире, – удерживает, я свидетельствую (курсив мой – В.К.), перед лицом бытия установку вопрошания» (С.43). Это вопрошание есть человеческая установка, наделенная смыслом. Каким? Тем, что с помощью вопроса мы удерживаем себя перед лицом бытия (в этом моменте Сартр идет тем же путем, что и Хайдеггер, тот тоже, помните, начинает с анализа вопрошания и тоже указывает, что в вопросе вопрошающий выказывает свою изначальную связь с бытием[45]), ставим себя в позицию ожидания ответа от вопрошаемого бытия. И вот здесь французский философ отличается от своего предшественника. Хайдеггер в вопрошании бытия видит то, что вопрошающий знает бытие, и начинает анализ этих форм знания, рассматривая те экзистенциальные позиции, в которых оказывается способный вопрошать о бытии Dasein и в которых ему бытие открывается. Сартр же в вопрошании обнаруживает то, что вопрошающий не знает бытие, он не знает, какой ответ он получит. «Ответом будет некоторое "да" или какое-то "нет"» (Там же). Таким образом, Сартр обнаруживает, как человеку открывается небытие. Оно предстает ему, как трансцендентный факт несуществования, как объективное небытие, оно предстает ему, как его собственное незнание. «Таким образом, вопрос есть мост, наведенный между двумя видами небытия: небытием знания в человеке и возможностью небытия в трансцендентном бытии» (С.44). Наконец, оно предстает ему как небытие ограничения – то, чем бытие будет выявлено с необходимостью поднимается на основе того, что оно не есть (Там же). Именно постоянная возможность небытия вне нас и в нас обусловливает наши вопросы о бытии, утверждает Сартр.

Таким образом, отыскивая связь двух областей бытия, философ обнаруживает новую составляющую реальности – небытие. Тем самым проблема как бы усложняется, так как теперь нужно исследовать не только отношения человеческого бытия с бытием-в-себе, но также отношения бытия с небытием и отношения человеческого небытия и трансцендентным небытием.

Теперь Сартр начинает анализировать отношение бытия с небытием. Здесь его интересует проблема: если на свой вопрос человек получает отрицательный ответ, который выражается в отрицательном суждении, то, что является основой отрицания – структура суждения есть источник ничто или наоборот ничто как структура реального есть источник и основание отрицания. То есть, существует ли реально ничто. Может ли быть, то чего нет. Опять вспомним Парменида, который на заре европейской философии заявил, что небытие не существует, так как его нет, что оно существует только во мнении, в представлениях человека, которое не знает подлинного бытия. Сартр также признает, что «небытие всегда [курсив мой – В.К.] возникает в рамках человеческого ожидания» (С.45), но это не значит, что формы небытия должны быть сведены к чистой субъективности, считает он (Там же). И дальше Сартр, на мой взгляд, совершенно виртуозно описывает реальные, объективные формы существования небытия, которые появляются на основе первоначальной трансцендентности, т.е. на основе человеческого отношения к миру.

Отрицательное суждение (нет отрицания в суждении) – результат ожидания раскрытия бытия, поэтому нет является образом действия до суждения, результатом определенной позиции по отношению к бытию, которое само бытийственно. «Мой вопрос, - пишет Сартр, - по своей природе включает определенное понимание небытия до суждения. Сам по себе он есть отношения бытия к небытию на основе первоначальной трансценденции, то есть отношения бытия к бытию» (С.46).

Ничто (нет) понимается и в форме разрушения. Деятельность разрушения имеет ту же структуру, что и суждение. Чтобы произошло уничтожение, необходимо вначале отношение человека к бытию, в рамках которого человек постигает некоторое бытие как разрушаемое. Это предполагает индивидуализирующее отношение, ограничение, в результате которого какое-то бытие открывается как хрупкое, то есть несет в себе возможность небытия. В бытии японской вазы заложена хрупкость, и ее разрушение было бы событием, которое человек может толь констатировать. Поэтому небытие есть, но его есть также трансфеноменально, как и трансфеноменальность бытия, т.е. можно всегда указать на формы небытия, но нельзя указать на то, что является абсолютным феноменом небытия.

Все эти рассуждения, как и блестящий пример анализа отрицательного суждения «Пьера нет в кафе», показывают, что небытие не приходит к вещам благодаря суждению отрицания, а, напротив, именно суждение отрицания обусловливается и поддерживается небытием. «Для того, чтобы сказать "нет", необходимо постоянное присутствие небытия в нас и вне нас, когда ничто преследует бытие», - делает вывод Сартр (С.50).

Итак, небытие существует. Но его существование отличается, по Сартру, от существования бытия. Это существование не суверенно. Оно не может иметь места в отрыве от бытия. «Ничто, которого нет, может иметь только заимствованное существование: именно из бытия оно берет свое бытие; ничто бытия встречается только в рамках бытия, и полное исчезновение бытия не было бы пришествием царства небытия, но, напротив, сопутствующим исчезновением ничто. Нет небытия иначе, как на поверхности бытия», - вот позиция Сартра (С.54). Эта позиция, как ни странно, полностью согласуется с парменидовской традицией: ничто не существует само по себе, если оно и есть, то есть оно только благодаря бытию, которое только одно и может обладать свойством есть. Поэтому если небытие есть, а оно есть, значит, оно заимствует есть у того, кто им распоряжается, т.е. у бытия. «Ничто, если оно не поддерживается бытием, рассеивается в качестве такового, и мы низвергаемся в бытие. Ничто не может себя ничтожить иначе как фоне бытия» (С.59). С этой позиции Сартр критикует Гегелевскую концепцию диалектики бытия и небытия, в которой отождествляются бытие и небытие, и Хайдеггеровскую концепцию ничто, в которой ничто получает самостоятельность вне бытия.

С такой трактовкой небытия можно было бы согласиться. Да, небытие всегда есть ничтожение чего-то и где-то в бытии. Да, онтологически ничто не самостоятельно. Но дело ведь не просто в том, как ничто есть и что такое есть его ничтожение, а в том, что приносит человеку ничто, кроме того, что оно ничтожит бытие. Бытие как его поняли греки принесло с собою теоретическое знание и ту логику, которая конституировалась в европейскую науку. Раз бытие доступно только мысли, то мысль о нем и должна была развиваться, более того, она должна была быть подобна бытию, ибо истинная мысль есть мысль тождественная бытию. Все основные законы логики – закон тождества, закон исключенного третьего, закон достаточного основания – это кальки с характеристик бытия. Если же мы имеем перед собою небытие, и здесь как раз, на мой взгляд, важна его онтологическая особенность – отличие от бытия, его абсолютная противопоставленность бытию, тогда человек должен действовать и мыслить по-другому, тогда может появиться иная логика мысли. Сартр обращает внимание на первое – как человек действует в присутствии небытия, и не затрагивает второе – как человек мыслит небытие. В свое время Хайдеггер также показывает, что «бытие сущего вообще становится понятным только в том случае (и в этом заключается глубочайшая конечность трансценденции [курсив мой – В.К.]), если Dasein в основании своего существа выдвигается в "ничто"»[46]. Но саму «логику» понимания сущего в горизонте ничто Хайдеггер сводит не к мышлению ничто[47], а к аналитике Dasein. «Метафизика не есть то, что "созидается" людьми лишь в системах и учениях, - заявляет создатель фундаментальной онтологии: - разумение бытия, его набрасывание и его отбрасывание [курсив мой –В.К.], свершается в Dasein как таковом»[48]. Поэтому ни Хайдеггер, ни Сартр, обнаружив существование ничто, не пошли к «созиданию» метафизики ничто и логики его познания, что, на мой взгляд, еще стоит как задача философии, а обратились к анализу того бытия, в котором раскрывает себя ничто.

Вернемся к логике Сартровского рассуждения.

Итак, по Сартру, нельзя понять ничто вне бытия, но его нельзя понять и исходя из бытия-в-себе, так как понятие бытие не содержит ничто в качестве одной из своих структур. «Тем не менее должно существовать Бытие, которое не может быть в-себе и которое имеет свойство ничтожить Ничто, поддерживать его из своего бытия, постоянно подкреплять его из своего существования, Бытие, посредством которого Ничто приходит к вещам» (С.59). Рассуждения Сартр о характеристиках Бытия, несущего Ничто, изящны и тонки. Здесь интересно было бы проследить каждый нюанс мысли философа, думаю, что в самом ходе этого рассуждения уже укоренена сама логика мысли о небытии. Таким Бытием, посредством которого Ничто приходит к вещам, показывает французский философ, может быть только Бытие, существующее благодаря Ничто и являющееся своим собственным Ничто. Таким Бытием, справедливо считает Сартр, выступает человеческая реальность (С.61). «Человек есть бытие, посредством которого ничто приходит в мир» (Там же). Те реальные ситуации, которые Сартр называет отрицательностями, например, расстояние, отсутствие, изменение, инаковость и т.п., выражают существенную связь человеческой реальности с миром. Они ведут свое происхождение из действия человеческого бытия. И отношения человека с миром, на которые указывают отрицательности, не имеют ничего общего, утверждает Сартр, с отношениями a posteriori, которые образуются нашей эмпирической деятельностью, они скорее выступают условием любой эмпирической инструментальной деятельности. Таким образом, отрицание для человека появляется не как вещь среди других вещей, а как категориальная рубрика, руководящая упорядочиванием и распределением масс бытия в вещи. Тем самым отрицание оказывается первоначальным и существенным моментом открытия человеком мира.

Вот сказано, на мой взгляд, самое существенное! Отрицание – исходный принцип связи человека и бытия. Он бытийствует в поле отрицания, в поле ничтожения, в апофатическом пространстве. Человек определяет свое бытие и определяется рядом с другим бытием отделяя себя от другого и каждое бытие друг от друга, обнаруживая его в-себе. Такой принцип определения мы называли определением в Дантовых, а не Декартовых координатах. Мне кажется, что Сартр, двигаясь в анализе способа бытия человека по пути, намеченному Хайдеггером, пошел дальше, не просто обращая внимание на то, что человек бытийствует, зная свое бытие, что он конституирует его в своей решимости, а выявив само онтологическое основание человеческого способа бытия. Это – ничтожение, я бы сказал, нетствование, допуск небытия в бытие. Человека и человеческий мир нельзя понять, не увидев и не описав этой особенности его бытия. Он бытийствует посредством небытия. «Человек представляется, следовательно, по крайней мере в этом случае, бытием, которое осуществляет возникновение Ничто в мире, поскольку он сам поражен небытием с этой целью» (С.61).

Действуя так, что он оказывается вне досягаемости отдельного сущего (бытия-в-себе), поскольку он отступает от него по другую сторону ничто, человек оказывается в том положении, которое носит название свобода. Свобода – это условие ничтожения ничто, это не свойство, которое принадлежит человеку наряду с другими свойствами, это то, что предшествует сущности человека и делает ее возможной. Свободу невозможно отличить от бытия «человеческой реальности». «Человек совсем не является вначале, чтобы потом быть свободным, - говорит Сартр, - но нет различия между бытием человека и его "свободным-бытием"» (С.62).

Сартр заявляет в этом месте своего трактата, что он будет обсуждать проблему свободы после того, как будет рассмотрено и разъяснено человеческое бытие, здесь же он обсуждает проблему свободу только в связи с проблемой ничто и в той мере, в какой она обусловливает его появление. И он показывает, что условием для отрицания человеческой реальностью всего мира или его части является то, чтобы она несла в себе ничто как ничего, которое отделяет ее настоящее от всего ее прошлого (С.65). Между настоящим и прошлым нет ничего, что бы повлияло на принятие решения здесь и сейчас. Так же как нет ничего между настоящим и будущим. Беря свободу в горизонте времени, Сартр определяет ее следующим образом: «В свободе человеческое бытие есть свое собственное прошлое (так же как и свое собственное будущее) в форме ничтожения» (С.66). Сознание человека и есть непрерывный процесс ничтожения своего прошлого, причем не только процесс ничтожение, но и сознание ничтожения, то есть сознающее бытие знает, что оно есть эта способность разрывать, устанавливать ничто (Там же). А раз знает, то, как оно «знает» свою свободу, как свобода дана сознанию (сознающему бытию).

Для человеческого бытия должен существовать, говорит Сартр, определенный способ быть и не быть своим прошлым и будущим бытием. Таким способом выступает тревога, «именно в тревоге человек имеет сознание свободы, или, если хотите, - замечает философ, - тревога[49] является способом бытия свободы как сознания бытия» (Там же). Сартр дает очень тонкий феноменологический анализ различных типов тревоги – тревоги перед будущим и тревоги перед прошлым.

Свобода, которая открывается нам в тревоге (беспокойстве), может характеризоваться посредством существования того ничто, которое проникает между мотивами и действием. Всегда беспокойное состояние возникает тогда, когда что-то побуждает меня действовать (появляется мотив, стимул), но действие может быть организовано разными способами и не ясно какой способ приведет к нужному результату. Человек должен осознать стимул, только после этого он может действовать. И если спросят, говорит Сартр, каково это ничто, служащее основанием свободы, мы ответим, что его нельзя описать, поскольку оно не есть, но можно, по крайней мере, придать ему смысл. «Оно соответствует необходимости для мотива появляться в качестве мотива только как коррелят сознания мотива… Таким образом, ничто, отделяющее мотив от сознания, характеризуется как трансцендентность в имманентности» (С.71). То есть способность сознания к трансцендентности, к выходу за свою имманентность вытекает, согласно Сартру, из того, что сознание ничтожит ничто, есть это ничто (у него нет своего содержания, оно отсылает нас к ничтожащей структуре времени). Так Сартр объясняет ту трансцендентность Dasein, которую Хайдеггер постулировал как свойство экзистенции. Небытие является условием трансцендентности к бытию.

Таким образом, Сартр находит такое отношение и такой способ действия человека в мире, который его связывает с этим миром и открывает ему мир, его самого и его отличие от мира, это действие – способность негации, нетствование, ничтожение, способность отделения себя от мира, а это открывает возможность самого мира быть разным (в нем есть границы) и способность отделения от самого себя. Все это и есть свобода, которая существует для человека как беспокойство (тревога). От этого беспокойства человек постоянно хочет бежать. Но убежать от беспокойства (тревоги) нельзя, так как я бегу, чтобы не знать беспокойства, но я не могу не знать, от чего я бегу, а потому бегство от беспокойства (тревоги) является только способом иметь сознание беспокойства, а тем самым сознание своей свободы.

Сартр объявляет, что человек онтологически обречен на свободу.

И дальнейшее содержание трактата раскрывает нам формы жизни человека в свободе. Поэтому философия Жана-Поля Сартра – это подлинная философия человеческой реальности, человеческого бытия, то, что в нашей традиции часто называется социальной философией. Ее подлинный смысл не в том, чтобы описывать возможные структуры социального – это дело социологии, а в том, чтобы раскрыть основания человеческого деяния, основания его трансцендентности.

Спасибо за внимание!

 

 

В.Л. Лехциер

«ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ АНАЛИТИКА»

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...