Субъекты гражданского права

Граждане (Ильина О.Ю.)

Примечательно, что в ГК законодатель устанавливал единый правовой режим для всех субъектов права, именуя их «лицами» в названии и содержании раздела II «Субъекты прав (лица)». Однако, учитывая социальную значимость участия в соответствующих правоотношениях физических лиц, именно о них идет речь в большинстве статей данного раздела.

В то же время об исключительной тождественности физических лиц (граждан РСФСР и союзных советских республик, граждан иностранных государств) с позиции определения их как субъектов гражданских правоотношений говорить нельзя, поскольку в ст.5 Кодекса к субъектам были отнесены граждане РСФСР и союзных советских республик. Правовое же положение иностранных граждан определялось в п. 8 постановления ВЦИК от 11 ноября 1922 года «О введении в действие Гражданского кодекса Р.С.Ф.С.Р.», в котором указывалось, что права граждан иностранных государств, с которыми Р.С.Ф.С.Р. вступила в то или иное соглашение, регулируются этими соглашениями. В этом акте устанавливалось, что поскольку права иностранцев не предусмотрены соглашениями с соответствующими правительствами и специальными законами, права иностранцев на свободное передвижение по территории Р.С.Ф.С.Р., избрание профессий, открытие и приобретение торгово - промышленных предприятий, приобретение вещных прав на строения и земельные участки могут быть ограничены постановлением подлежащих центральных органов правительства Р.С.Ф.С.Р. по соглашению с Народным комиссариатом иностранных дел.

В примечаниях к п. 8 постановления ВЦИК от 11 ноября 1922 года предусматривались специальные правила и для иностранных юридических лиц. Так, иностранные акционерные общества, товарищества и проч. приобретали права юридического лица в Р.С.Ф.С.Р. лишь с особого разрешения правительства, а иностранные юридические лица, не имеющие разрешения на производство операций в Р.С.Ф.С.Р., пользовались правом на судебную защиту в Р.С.Ф.С.Р. по претензиям, возникающим вне пределов Р.С.Ф.С.Р. и относящимся к ответчикам, пребывающим в ее пределах, не иначе как на началах взаимности».

В соответствии со ст. 4 ГК гражданская правоспособность как способность иметь гражданские права и обязанности признается за всеми гражданами, которые «не ограничены судом в правах». По мнению С.Н. Братуся, озвученному в одном из учебников по советскому гражданскому праву, «под правоспособностью обычно понимается признаваемая государством абстрактная возможность иметь права и нести юридические обязанности»[92].

Примечательно, что Б.Б.Черепахин, критикуя авторский курс С.Н. Братуся, приводит иное определение. В частности, он пишет: «Имеются в книге также некоторые неудачные формулировки: В определении правоспособности сказано «… иметь гражданские права и принимать на себя гражданские обязанности». Лучше «… иметь гражданские права и обязанности, как это более удачно сказано в ст.4 ГК, на которую автор при этом ссылается»[93].

Что мы наблюдаем в данном случае? Некорректное использование авторского текста в учебнике? Очевидно, да. Однако это позволяет констатировать специфику сформулированного С.Н. Братусем понятия гражданской правоспособности. Представляется, что такое состояние, как «принимать на себя обязанности» все-таки свидетельствует о наличии у лица дееспособности в том или ином объеме, потому выразим солидарность с Б.Б. Черепахиным.

В контексте соответствующих рассуждений согласимся с Д.В. Мурзиным, который пишет: «Чтобы до конца понять логику автора, который сослался на общеизвестную для своего времени норму закона, современному читателю необходимо обратиться к тексту этой нормы»[94].

Как следует из содержания названной статьи ГК, единственной формой возможного ограничения правоспособности являлась судебная процедура. В частности, согласно УК РСФСР суд мог на срок не свыше 5 лет лишить гражданина права быть поручителем (ст.40, п. «в»). По мнению А.М. Гуляева, «лица, объявленные «вне закона», правоспособностью не обладали, поскольку закон их не защищал»[95]. Однако в ст.6 ГК предполагалась возможность не только ограничения, но и лишения гражданских прав в случаях и в порядке, определенных законом. Представляется, что приведенная выше точка зрения А.М. Гуляева касается именно лишения гражданских прав на определенный период.

Независимо от пола, расы, национальности и вероисповедания, происхождения граждане изначально имели одинаковый объем гражданской правоспособности, который и впоследствии не мог быть изменен с учетом указанных факторов. Кстати, данная норма (ст.4) стала формальным подтверждением государственной идеологии соответствующего периода. Предыдущий период развития государства отличался ограничением правоспособности физических лиц по национальному, религиозному и иным критериям, которое применялось, в частности, по отношению к полякам, евреям и вообще всем нехристианам[96]. Как верно констатируют авторы одного из современных учебников по гражданскому праву, далее законодатель признал правоспособность в равной мере за всеми гражданами РСФСР и других союзных республик (ч.1 ст.9 ГК РСФСР 1963 г.) или просто за всеми гражданами (п.1 ст.17 ГК РФ)[97].

Содержание гражданской правоспособности определялось в ст.5 Кодекса. Каждому гражданину РСФСР и союзных советских республик предоставлялось право свободно передвигаться и селиться на территории РСФСР, избирать не воспрещенные законом занятия и профессии, приобретать и отчуждать имущества с ограничениями, указанными в законе, совершать сделки и вступать в обязательства, организовывать промышленные и торговые предприятия с соблюдением всех постановлений, регулирующих промышленную и торговую деятельность и охраняющих применение труда.

Обращает на себя внимание то, что в ст.5 ГК перечень прав, составляющих содержание гражданской правоспособности, имеет исчерпывающий характер, что отличает ГК РСФСР 1922 года от кодексов, принятых в нашей стране позднее.

Как следует из замысла законодателя, правоспособность – это не абстрактная возможность обладания гражданскими правами, а регламентированная законом возможность иметь определенные права и обязанности. Кроме того, исключительно императивно сформулирована цель предоставления гражданам соответствующей правоспособности – развитие производительных сил страны. Безусловно, такой вектор полностью отвечал социально-экономическим условиям развития общества и государства, свидетельствовал о приоритете интересов государства и общества в регламентации имущественных отношений. Один из авторов проекта ГК РСФСР А.Г. Гойхбарг по этому поводу писал: «Мы исходим из того, что новая экономическая политика, что уступки, которые сделаны частной инициативе, сделаны только во имя развития производительных сил нашей республики, и поэтому наше государство, считаясь со своими интересами, предоставляет в пределах этих интересов правоспособность, право на обладание известным имуществом лицам, выполняющим предначертания государства».[98]

Заметим, что формально за гражданами признавалась свобода выбора места жительства и пребывания, совершения сделок и осуществления любой деятельности, очевидно, своеобразной предпринимательской, при условии соблюдения закона. Например, согласно ст. 416 ГК допускалось наследование по закону и по завещанию в пределах общей стоимости наследственного имущества не свыше 10000 золотых рублей, за вычетом всех долгов умершего.

Примечательно, что ГК включал в содержание правоспособности лишь имущественные права и обязанности. Вопросы охраны чести, достоинства и иных личных благ граждан не представлялись в тот период актуальными и значимыми для государства.

Для определения понятия «местожительство» законодатель использует признак оседлости, постоянной или преимущественной, который, с одной стороны, апеллирует к свободе выбора места жительства и перемещения, но, с другой стороны, «связан» такими критериями как прохождение службы, постоянные занятия (очевидно, трудовая занятость) или нахождение имущества гражданина.

В ст. 11 Кодекса специально определяется местожительство несовершеннолетних или находящихся под опекой граждан – таковым выступает местожительство их законных представителей (родителей или опекунов).

Местожительство гражданина имело значение для характеристики его как субъекта соответствующих правоотношений. Лицо, которое отсутствовало в течение определенного периода времени, могло быть признано отсутствующим или объявлено умершим при условиях и в порядке, предусмотренных законом. В частности, лицо могло быть объявлено умершим, если со дня публикации о признании его отсутствующим прошло полных пять лет (ст.12 ГК).

Таким образом, законодатель установил два режима устранения правовой неопределенности отсутствия гражданина: признание отсутствующим и объявление умершим. В советской юридической литературе были высказаны различные мнения о соотношении оснований названных режимов. Так, одни авторы полагали, что решения суда о признании лица отсутствующим или умершим основаны на предположении (презумпции) смерти гражданина[99]; другую группу ученых объединяла идея двух презумпций: презумпции жизни при признании гражданина отсутствующим и презумпция смерти – при объявлении умершим.[100] На наш взгляд, исходя из предусмотренных законом правовых последствий, основой института безвестного отсутствия, действительно, выступает презумпция нахождения гражданина в живых, тогда как при объявлении лица умершим предполагается, что его уже нет в живых.

Заметим, что период существования гражданской правоспособности законом никак не ограничивался. Хотя обращение к ст. 418 ГК в части охраны прав ребенка наследодателя, зачатого при его жизни, но к моменту открытия наследства еще не родившегося, позволяет утверждать о признании лица правоспособным до момента рождения.

Момент прекращения правоспособности также стал предметом обсуждения в советской юридической науке. В упомянутой ранее рецензии работы С.Н. Братуся Б.Б. Черепахин пишет: «Нельзя согласиться с приводимым автором, к сожалению общепринятым, утверждением, что «правоспособность гражданина … прекращается со смертью лица или объявлением его умершим» (стр. 5). Объявление гражданина умершим так же не отражается на его правоспособности, так как оно не влияет на состояние его здоровья, если он здравствует где-нибудь в другом городе. В этом последнем случае при нем остается его правоспособность, то есть способность иметь и приобретать гражданские права и обязанности»[101]. На наш взгляд, учитывая перспективу явки гражданина, объявленного умершим, и предусмотренные законом правовые последствия явки, нельзя отождествлять факт смерти и факт объявления гражданина умершим с точки зрения прекращения правоспособности. Последняя прекращается лишь в случае смерти лица. Кстати, далее Б.Б.Черепахин отмечает: «В другом месте (стр.57), правильно признав, что лицо, объявленное умершим, свою правоспособность не утрачивает, автор (С.Н. Братусь – О.И.) почему-то считает, что «до момента явки этого лица его правоспособность считается утраченной с точки зрения государства и остальных граждан»[102]. Как полагает Б.Б.Черепахин, С.Н. Братусь «смешивает презумпцию смерти, которая в данном случае имеет место, с презумпцией утраты правоспособности. В последней нет никакой необходимости»[103]. Используя возможность принять участие в дискуссии ученых, в этой ее части не согласимся с уважаемым Б.Б. Черепахиным. Объявление гражданина умершим создает для государства и иных граждан аналогию правовых последствий смерти, в связи с чем объективно предполагается, что данное лицо не может иметь гражданские права и обязанности, то есть утрачивает правоспособность. И необходимость данной презумпции тоже объективна – для завершения режима правовой определенности в отношении данного гражданина.

В отличие от временных границ правоспособности момент возникновения гражданской дееспособности в полном объеме соотносился с достижением лицом совершеннолетия, то есть возраста 18 лет (ст.7 ГК).

Заметим, что законодатель включал в содержание дееспособности способность лица своими действиями лишь приобретать гражданские права и создавать для себя гражданские обязанности, оставив за пределами категории способность самостоятельно осуществлять приобретенные права и исполнять соответствующие обязанности.

В соответствии со ст.8 ГК гражданин мог быть объявлен недееспособным, если: а) он вследствие душевной болезни или слабоумия не способен рассудительно вести свои дела; б) он своей чрезмерной расточительностью разоряет находящееся в его распоряжении имущество.

Несовершеннолетние, достигшие возраста 14 лет, и лица, взятые под опеку, как расточители, обладали частичной дееспособностью, поскольку в силу ст. 11 Кодекса могли совершать сделки с согласия своих законных представителей (родителей или опекунов). При этом они наделялись правом самостоятельно распоряжаться собственной заработной платой и обязанностью самостоятельно отвечать за вред, причиненный их действиями другим лицам.

Таким образом, исходя из специфики объема гражданской дееспособности, различалось несколько категорий физических лиц: а) полностью дееспособные (достигшие возраста 18 лет); б) недееспособные (малолетние в возрасте до 14 лет и признанные недееспособными вследствие душевной болезни или слабоумия); в) частично дееспособные (несовершеннолетние старше 14 лет и признанные недееспособными как расточители). Формой восполнения дееспособности признавалась опека, полномочия законного представителя возлагались на опекуна.

Законодатель установил весьма продолжительный возрастной период «малолетства» (в отличие от современного законодательства, признающего детей в возрасте до шести лет недееспособными), не предусматривалось различий между опекой и попечительством.