Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

No one knows what it's like. 1 глава




Kleerup - Until We Bleed (Feat. Lykke Li)
Dr. Dre feat Eminem feat Skylar Grey - I Need A Doctor
John Legend - Rolling In The Deep (cover Adele)
Florence And The Machine - Only If For A Night
Limp Bizkit - Behind Blue Eyes

Тина вывернула руль, меняя направление. Уоууотоса забита пробками круглосуточно – зоосад Милуоки, три федеральных колледжа, Экспоцентр, Инновейшен-парк и медицинский окружной центр Висконсина перегружают дороги трафиком. Все проезды, от проспектов до кривых объездных улиц, затянуты вереницами автомобилей. Сюда, где свободно дышать удается лишь по ночам, нормальные люди вряд ли сунутся по доброй воле. Орущие дети, студенты навеселе и мечущиеся взад-вперед кареты скорой помощи с синей звездой жизни и надписью «Ambulance» на капоте. Есть в кипящем энергией районе несколько сонных кварталов – коттеджи и таунхаусы в зелени, словно отрезанные от задыхающегося угаром урбана, похожие на сказочные домики фей – но туда даже въезд платный, срезать не получится. Роджерс, лавируя между потоками машин, искоса посматривала на пассажира, нервно постукивающего пальцами левой руки по колену, обтянутому плотным, потертым добела синим денимом. Девушка именно сейчас понимала масштабность произошедших с бывшим парнем перемен. Она никогда не видела его таким… эмоциональным. Сосредоточенным, будто окаменевшим от напряжения. Джим скрывал рвущиеся чувства, но Тина угадывала их по блеску немигающих глаз. По сжатому до побелевших костяшек кулаку. По скулам с вздувшимися желваками и гримасе, исказившей черты красивого, как у женщины, лица. Время от времени он жмурился, а она с изумлением, граничащим с благоговейным страхом, замечала слипшиеся стрелочками угольно-черные ресницы.

Игривая, легкая кофточка открывает притягательный вид на зону декольте – приятный взгляду цвет ткани оттеняет смуглую кожу, привлекает внимание к тонким ключицам и ровной ложбинке меж грудей. Широкие брюки, подобранные для того, чтобы облегать бедра, вызывают желание сорвать их и насладиться видом стройных ног. Растрепанные в творческом беспорядке кудряшки создают впечатление беззащитности. На губах сияет многообещающая, околдовывающая улыбка. Изящная узкая ладонь лежит на плече молодого парня лет двадцати трех – он явно увлечен ее ненавязчивым, неуловимым флиртом. Джеймс понимает его. Тина – прекрасна. Изменчива как вода. Весела и открыта. Кокетлива. Не странно, что на нее западают мужчины – он и сам на нее запал. Новак допил пиво, глянул на часы. Завтра Тин сдает тесты за семестр, а у него – дежурство. Он отказывался от тусовки, зная, что завтра алкоголь обязательно аукнется вялостью и нерасторопностью, но подруга уговорила – капризами, лестью и намеками. Она всегда получает то, чего очень хочет.

— Тин, - он приблизился к воркующей паре. — Нам пора, - девушка состроила недовольную рожицу, скомканно попрощалась с поклонником и взяла партнера под локоть, прижимаясь к нему всем телом. Джеймс гордо усмехнулся, спиной ощущая острую зависть оставленного наедине с мечтами неудачливого конкурента. На улице Новак снял спортивную ветровку и накинул на хрупкие плечи Тины, сберегая ее от ночной свежести.

— Ревновал? – спросила она. Джеймс недоуменно свел брови.

— А должен был? – вопросом на вопрос ответил он. Мимика Роджерс отразила разочарование несбывшихся надежд. Да. Как она могла забыть, что её Джим никогда не ревнует, объясняя это доверием. Она же порой сомневалась, испытывает ли он вообще хоть что-нибудь. И может ли хоть кто-нибудь на их огромной планете причинить ему боль или заставить сомневаться.

Сегодня Тина неожиданно открыла нового Джеймса Кастиэля Новака. Она, мысленно отчитывая себя за глупость, думала, что тот, прежний Джим – инопланетянин, почему-то улетевший домой, и оставивший, наконец, настоящего, живого Джимми на Земле. Даже в облике Новака она узнавала другого человека, другую личность, кардинально противоположную сдержанному, отрешенному от окружающих пожарному, каким раньше его воспринимала. Физически, кожей чувствовала его страх и мучения. Он до неузнаваемости изменился или его насильно изменил мужчина, о котором Джимми сейчас столь истошно, до молчаливого крика беспокоится. Тина ни мгновения не колебалась в определении причин удрученного состояния Новака. Очевидно, что нечто нехорошее случилось с его нетрадиционным возлюбленным. Девушка вдруг не гневалась больше и не ревновала, несмотря на то, что еще несколько часов назад считала парня едва ли не собственностью. Она будто прикасалась к израненному сознанию Джеймса, перенимая его воющие эмоции, впитывала его черную горечь как свою. Невозможно узреть подобное и остаться безучастным. Женской интуицией или врожденными инстинктами, она явственно видела, что его сердце, запертое изнутри, теперь бьется в чужой груди.

На Коннел-стрит, пересекающей территорию медицинского комплекса, капрал откровенно задергался. Постукивал рифленой подошвой ботинка по коврику, хрустел суставами на пальцах – Тине показалось, еще немного – и он их сломает к чертовой матери. Притормозив на парковке, Роджерс развернулась и попыталась подъехать ближе к крыльцу, но дорогу загородил какой-то джип. Джеймс выдохнул, повернулся, бросил короткое, отрешенное «спасибо». Долгого прощания девушка и не ждала – он выскочил на улицу, хлопнув дверцей так неистово, что уши заложило. Тина не сердилась. Бог с ним, лишь бы счастлив был. Она удивлялась. Весь день соткан из удивления – сначала признание Джима, теперь собственная реакция. Роджерс никогда не отличалась альтруизмом, добивалась желаемого, ступая по головам, эгоистично подчиняя себе любую ситуацию. А Джима… она просто отпустила. Не хотела ни привязывать, ни давить на жалость, ни манипулировать им. Её тщательно хранимый секрет останется секретом, а главный, бьющий любую карту козырь навсегда спрячется в колоде. Она справится, как справлялась последние два года. Она сильная, уверенная в себе, стойкая. Красивая, молодая, сексуальная. Ей не нужен безнадежно влюбленный парень, как не нужны его тщательно подавляемые страдания. Главное – пусть не проморгает, иначе ей не составит ни малейшего труда передумать. Девушка хмыкнула и вывернула привод в сторону Лютеранского Колледжа – домой.

Кастиэль, покинув салон вальяжной Audi, немедленно взбежал по невысоким ступеням. Объемный холл встретил его невнятным людским гомоном, отражающимся от мраморных стен гулким эхом, хлестким звуком интеркома и запахом лекарств, за последние месяцы успевшим пропитать одежду насквозь. Капрал скользил взглядом по пестрой массе пациентов и посетителей, разыскивая высокую фигуру Сэма Винчестера – он полтора часа назад позвонил Новаку. Брат Дина – могучий мужик, язык не повернется назвать его, ровесника Кастиэля, парнем – широкий в плечах, ростом под два метра, с наскока не обнаружился, заставив Каса понервничать. Лишь спустя пару минут, рвано выдохнув, Новак вспомнил, что отделения реанимации и интенсивной терапии на втором этаже. По всей видимости, Сэм там, караулит палату Дина. В сознании капрала вспыхнул фантом – Винчестер на узкой больничной койке, ощерившийся иглами капельниц и катетерами, в окружении аппаратуры, едва держится за жизнь…. Кастиэль, усилием воли, задавил просыпающуюся панику. Заставил себя отключиться от эмоций, убил воющее в груди отчаяние, заменяя его холодным и трезвым рассудком. Он еще не знал, что конкретно произошло – Сэм по телефону не вдавался в подробности, скороговоркой выпалив поток несвязных слов и адрес госпиталя. Не подобрать эпитетов и параллелей, чтобы передать мощь ужаса, обуявшего парня в момент беседы. Известные поэтам и писателям метафоры поблекнут и выцветут в сравнении с глубиной пропасти, в которую низвергли Кастиэля сообщенные Сэмюэлем новости. Не подчинялись конечности, а пульс колотился в ушах кровавым ритмом. Свело легкие, стиснуло неумолимой, жестокой рукой до оцепенения. Ослепли глаза. Тина была права – сядь он в таком состоянии в седло мотоцикла, обязательно влепился бы в какой-нибудь столб из-за спешки.

Двери Otis-а распахнулись, позволив Новаку рассмотреть мечущегося в конце длинного коридора Сэма. По одним лишь его изломанным жестам и поникшим плечам капрал понял – положение очень серьезно. В груди разверзлась черная дыра, выхолодила кости промозглым сквозняком, а в венах застыла кровь. Кастиэль, насилуя сведенный судорогой организм, вынудил ноги продолжить шаги. Уничтожал человеческое, рыдающее и бьющееся о прутья клетки, отгородившей наивного и чистого синеглазого принца от циничного Джея – этот сволочной ублюдок сейчас очень помогал замученному болью парню. Поддерживал, питал клетки организма решительностью. Он позже подумает о визите к психиатру. Потом, когда Дин встанет на ноги – а он обязательно сможет! – он озаботится раздвоением личности, расколовшем его на двух антиподов. На алтарь возлюбленного пожарный, проклятый и благословленный богами, бросал все, что имел. Данко научил его, как вырвать сердце из-под ребер и осветить им путь. Фауст подсказал, где обитает Мефистофель, а Данте за руку провел по девяти кругам преисподней. Он жертвовал собой, как Иисус, с той разницей, что Богочеловек спасал собратьев, а Кастиэль вряд ли может односложно определить роль Дина в своей бытности. Он – мир. Самые черные его тени и самые сияющие радости. Бог недоволен некогда верным творением – парень ощущал его гнев кожей. Он нарушил почти все заповеди ради возлюбленного и, не сомневаясь, нарушит оставшиеся. Украдет. Убьет. Предаст. Наступит на горло совести за нежность в зеленых глазах, за уверенность в бархатистом баритоне. За силу, здоровье, счастье. За жизнь.

Не сотвори себе кумира… прости меня, Отче. Я грешен.

— Сэм? – окликнул парень стоящего спиной мужчину. Винчестер встрепенулся. Медленно повернулся лицом к Джею, пожал руку, позволив ему ощутить, насколько влажна ладонь от пота. — Рассказывай, - потребовал Новак.

— Ты присядь лучше… - Сэм махнул рукой в сторону диванчиков. Нужно отдать должное госпиталю – оборудование на уровне, как и комфорт ожидающих посетителей. Правда, мямлящие интонации в голосе Винчестера, четко дали понять – ничего хорошего он партнеру брата не скажет. Они упали в комфортные объятия велюра, помолчали немного. Сэмюэль хмурился, прятал глаза. Пару раз шмыгнул носом, хотя никакого насморка у него не наблюдалось.

— Не тяни кота за яйца, - приказал капрал. — Что случилось? Где Дин?

— Короче! – деланно-решительно припечатал мужчина. — Я не особо во всех этих эскулапских делах разбираюсь, - он выдохнул. Поморгал, подбирая слова. — У Дина почки отказывают. Сейчас он в реанимации, они с ним что-то делают. Врач сказал – необходим диализ, но сначала нужно вывести его из какого-то пограничного состояния… Ты же медик! – накинулся Сэм. — Ты должен соображать, какого хрена они там творят!

— Заткнись, - сдержанно оборвал его Джей. Поднялся, тщательно сдерживая рвущийся из легких крик. Плохо. Очень плохо! Новак получил медицинскую подготовку на уровне фельдшера, достаточно сдать тесты на проходной балл и любая академия примет его в магистратуру. Парамедики Федерального агентства – ценный кадр для практики – по крайней мере, насмотрелись крови и набрались опыта работы в критических условиях. Но сейчас он проклял свое образование. Слишком хорошо знал, чем грозит Дину острая, развившаяся в считанные часы почечная недостаточность – пограничное состояние потому и называется пограничным, что малейший шаг лечащего персонала скажется непредсказуемыми последствиями. Знал – остается только ждать, и позавидовал блаженному неведению Сэма. Джей провел рукой по лицу, прижал веки подушечками пальцев, слегка помассировав их. — Кто лечащий врач? – Винчестер метнул в него злобный взгляд.

— Да какая разница, кто его режет?! – психанул он. — Я попросил тебя приехать, чтобы ты разобрался в том, что с ним происходит, а не с докторами любезничал! – капрал резко обернулся, буравя глазами слетевшего с катушек юриста. Губы его искривил яростный изгиб, а свинцовая синь спряталась за щелочками прищура. Он скрипнул зубами, опустил голову, мысленно посчитав до десяти. Сэм его сейчас оскорбил ненамеренно. Просто он волнуется, не меньше, чем сам Джей, дергается, стоит его понять. — Хоть какой-то толк от тебя есть?! – добивал его мужчина.

Парень не успел справиться с собой, не успел даже задуматься над тем, что творит его тело – кулак сжался и впечатался в скулу Сэма, отбрасывая попавшего под раздачу на диванчик. Шум дыхания, слепой, невидящий взор. Откуда-то сзади на плечи легли руки, слух тронули недовольные голоса. Какие-то люди что-то говорили, что-то спрашивали, куда-то тянули, а Джей не мог ни сопротивляться, ни протестовать, растрачивая жалкие крохи сил на то, чтобы загнать вырвавшиеся из-под контроля, воющие и роняющие кровавые слезы чувства обратно в хлипкую клетку. Очнулся он лишь на улице, на крыльце, рядом с полисменом, старательно выбивающем из него документы. Непослушными руками он вытащил из внутреннего кармана куртки удостоверение оперативного парамедика 151 подразделения, не глядя, отдал копу. Тот пробежался по строчкам ксивы, досадливо крякнул. Поинтересовался личностью командующего офицера и пригрозил сообщить Доновану о затеянной драке. Скоро по управлению пойдут шепотки о новом задире, пришедшем на смену Винчестеру. Да, действительно. Осталось только дрочить в душевой для полной аутентичности – Пророк как в воду смотрел. На то он и Пророк, верно? Чак временами тупит, как пробка, но если уж ляпнет – берегитесь. Джей неуловимо улыбнулся. Смелее. Широко, словно услышал отличную шутку. Усмехнулся. Громче. Вряд ли он понимал, что стоит в десятом часу вечера на ступенях Фроедерт Клиник и раскатисто, взахлеб хохочет, стряхивая с ресниц жгучие капли. Вряд ли осознавал, насколько мощная истерика прокралась в его организм, скручивая мышцы спазмами. Вряд ли помнил причины своего жуткого веселья и замечал осуждающие взгляды окружающих.

Очнулся он, лишь почувствовав оглушительную пощечину, моментально стряхнувшую наваждение. На щеке разливался алеющий след ладони, а вокруг запястий обвились тисками словно металлические пальцы. Подняв голову, он наткнулся на виноватые каре-зеленые глаза со знакомыми до всхлипа черными крапинками у зрачка. На скуле темнел след удара – опухнет к утру обязательно, если не приложить холодный компресс.

— Извини, - сложили тонкие губы. — Я идиот. Идем, - мужчина показал в сторону вращающейся двери. — Охрана тебя пропустит.
Джей смог только кивнуть.

Зона отдыха встретила их мертвой тишиной. Медсестра на посту разгадывала кроссворд, а прозрачные пластиковые стены палат зияли провалами темноты. Ночь размеренно вступала в права, разгоняя родственников по домам. Только двое мужчин, осунувшихся и нервничающих, сидели на одном диване на расстоянии вытянутой руки. В одинаковых позах – сцепив кисти в замок, уперев локти в колени. Время от времени они поднимались, бродили по холлу, вновь садились. Не разговаривали. Статика еще посверкивала синими всполохами, напряжение звенело. Они плохо знали друг друга, чтобы доверять, их связывала лишь общая беда, и каждый из них считал, что собственное горе глубже и чернее, чем у второго. И, естественно, не имели права впадать в гордыню. Порой они пересекались взглядами и отворачивались, не понимая, что необходимо сказать. Не смели разлепить губы и произнести столь нужные слова поддержки и ободрения. Осознавали – любые шаблонные фразы и старые банальности сейчас неуместны и оскорбительны. Единственным настоящим утешением станет новость об улучшении состояния того, кого они так отчаянно любят. И они, разрываемые противоречиями, беспомощностью и собственным бессилием, тревожились и волновались в кричащей тождественности и полном одиночестве. Тошнотворно находиться рядом со страдающим близким и не уметь, не иметь возможности помочь ему. Убийственно. Мерзко. Они украдкой смотрели друг на друга и сожалели о содеянном. О сказанном. О совершенном. Испытывали потребность друг в друге, но, как ни печально, не были способны переступить через абсурдный росчерк, бездонной пропастью разделивший самых дорогих людей Дина Винчестера.

Сэм отдал санитарке компресс – каучуково-латексный мешок со льдом. Завтра Винчестер должен выступать на гражданских слушаниях… видимо, работу придется отложить, и не только из-за фиолетово-красного синяка, разлившегося под глазом. Доктор Барнс, онколог, ведущий Дина, позвонила ему около пяти часов. Тогда же он поставил в известность босса, чтобы дело передали другому юристу. Он мчался в Уоууотосу, словно за ним гналась стая бешеных собак, а приехав, едва не поседел от сообщенного нефрологом. Дин потерял сознание после полихимиотерапевтической капельницы, во время введения калия. Диагностировали отказ почек, нагромоздили кучу малопонятных терминов. Винчестер впал в панику и первым делом набрал Кастиэля, но не потому, что тот партнер Дина, а из шкурного интереса – он разбирался в медицине, мог внятно объяснить, что конкретно происходит. Только сейчас, измеряя больничный пол шагами, мужчина понимал, насколько гнусно себя повел. И суть даже не в том, что он наговорил парню кучу гадостей. Просто… когда дело доходит до Новака, у Сэма крыша скатывается. Он отчасти ненавидел синеглазого брюнета, так легко завоевавшего любовь их с Адамом Дина. Отчасти уважал его стойкость и решительность. Но капризная, эгоистичная, какая-то детская обида ворочалась в груди, заставляя ревновать родного старшего брата к партнеру, подходящему Дину, как уникальный замок к уникальному ключу. И ревность эта затмевала голос здравого смысла – узнай Дин о поведении Сэмми, как только он один называет здорового лося, врезал бы ему без жалости. Правда, опасения быть побитым Дином не превалируют-таки над раздражением и глухой досадой – Кас, при всех своих достоинствах, заноза в заднице Сэма. Холодный, сдержанный, отстраненный. Только его истеричный, пронзительно-рыдающий смех на крыльце отрезвил младшего Винчестера, позволив ему заглянуть в душу закрытого парня. Разгадать его страх и боль под маской равнодушного сукиного сына. Там, на ступенях, размахиваясь для пощечины, мужчина увидел критически-пугающую схожесть Дина и его партнера. «Драгоценный любовник» брата – слегка уничижительное прозвище, данное Кастиэлю Сэмом – идентичный близнец Дина, отражение в потустороннем зеркале судьбы. Слепок, снятый с самой души, повторяющий все шероховатости, выбоинки и раны. Все пики и углы.

— Адам не приедет? – вдруг спросил его капрал. Винчестер повернулся, коротко помотал головой.

— Он еще утром в Чикаго уехал. На выезд, - скривился Сэм. Спрятал внезапно лицо в ладонях, постоял так с минуту. Провел ото лба к подбородку, будто стирая налет беспокойства и усталости, исказившей ровные черты. Странно, но внешне у него и Дина не так много общего. Ямочки на подбородке и щеках – у Сэмюэля более четко выраженные, кстати – рисунок на радужке. Цвет глаз удивительно разный, одновременно с тем загадочно одинаковый – зеленое, растушеванное на карем. У Дина оттенок осенней травы, порой сгущающийся до насыщенного малахита. У Сэма – зеленый орех, светлеющий до лисьего, ведьмовского золота. Фигуры отличаются – старший Винчестер больше кряжистый, ниже ростом. Сэм – высоченный и раскачанный – под рукавами рубашки отчетливо перекатываются бугры мышц. Не верится, что они дети одних родителей. В случае Миллигана еще понятно – насколько успел узнать Кас, у Адама другая мать, он больше в нее, хотя кровное родство угадывается по все той же линии челюсти.

— Выглядишь уставшим, — осторожно посочувствовал Новак. — Присядь, поспи немного. Я тебя разбужу, если что-то понадобится.

— А что-то может понадобиться? – насторожился мужчина. Вид у него действительно свежестью не отличался – помятый костюм, пиджак валяется на диване, рядом портфель. Он сюда прямо из офиса приехал. Издергался. Ни одна живая душа не посвящена в тревоги и страхи Сэма. Разве кому-нибудь интересно, насколько сильно беспокоится младший брат о старших, когда не может дозвониться ни до одного, ни до второго. На памяти Сэма что Дин, что Адам раза три залетали в госпиталь после оперативных выездов. С переломами, ожогами, отравлениями продуктами горения и прочими последствиями службы. Но кому есть дело до ненависти младшего к работе старших? Они, услышав от него робкие просьбы быть осторожнее, хлопали его по плечу и ржали, кони стоялые! Подбадривали, улыбались и вновь грузились в нутро ОТ, закутанные в безразмерные защитные костюмы. Возвращались смурные и гневные, мысленно сетуя и презирая себя за погибших и неспасенных. И Сэм молчал, осознавая тщетность слов. Как молчал, посещая Дина в госпитале Миннеаполиса и, прослеживая линию его взгляда, упирался в высящийся за окнами небоскреб торгового центра, скрипел зубами и прятал влажные глаза.

— Как вариант… - он хотел сказать «посетить очнувшегося Дина», но не успел. Сестринский пост взорвался пиликаньем, женщина в голубой форме подскочила с места, нажала на какие-то кнопки на клавиатуре, побежала в палату, где немедленно вспыхнул ослепляющий мертвый свет. За ней, спустя минуту, вломились двое мужчин в белых халатах. Жалюзи захлопнулись, отрезая оцепеневших близких от пациента. Из-за стены доносились короткие сухие приказы, слышался топот и вой аппаратуры. Сэм рванул было к ним, но Джей поймал его за руку и крепко держал до тех пор, пока тот не перестал дергаться в попытках освободиться. Они молчали, швыряясь друг в друга прожигающими молниями – Винчестер смел бы парня с пути, но где-то на периферии сознания пульсировала здравая мысль. Новак, не пуская его, прав. Прав, стараясь сохранить спокойствие, хотя свинцово-синяя радужка блестит эмоциями. Секунды грохотали в мозгу, отсчитывая бесконечные мгновения ужаса.

Из палаты выскочила медсестра, добежала до поста. Вернулась к замершим в тягучем ожидании парням, сжимая в руках стопку белых листов формата А4. Остановилась, переводя взгляд с Кастиэля на Сэма, переминалась с ноги на ногу, будто не решалась нарушить черное безмолвие печали, окутавшей сходящих с ума родственников.

— Мистер Винчестер? – несмело окликнула она. Сэмюэль вздрогнул, словно от неожиданности, хотя видел, как она идет к ним. — Необходимо, чтобы вы подписали разрешение на реанимационные манипуляции… - он нахмурился, от чего мимика отразила угрозу, густо смешанную с сомнениями.

— Какие манипуляции?! – рявкнул Винчестер. — Что вы с ним делаете? – капрал усилием воли собрал себя в кулак и шагнул к женщине, читая имя на бейджике – Кармен Поттер. Оттолкнул взбешенного мужчину, окаменевшего от избытка чувств, в сторону.

— Кармен, что происходит? – он сунул руку в карман, доставая удостоверение. — Я – сводный брат Дина Винчестера, Сэм подтвердит. Расскажите, - медсестра свела брови, оглянулась на палату и кивнула.

— У него развилась уремия на фоне ренальной почечной недостаточности, - негромко говорила Поттер. — Пациент впал в атеническую кому, развился интоксикационный отек легких. Персоналу требуется согласие попечителя на ларингоскопическую интубацию, - почти шепотом закончила она. Сэм встряхнул побледневшего Джея за плечо, привлекая внимание – он не понял из отчета медсестры ни слова.

— Что это значит?!

— Подпиши бумаги, - севшим голосом ответил Новак.

Винчестер поставил размашистую подпись под санкцией, повернулся к капралу. Джей, закинув на голову сцепленные в замок кисти, бродил по холлу от стены к стене. Сэм сейчас потребует объяснений, конечно. Он соображал, как сообщить ему о реальном положении вещей, не убивая надежду – а она есть. Уремия – острое самоотравление организма. Рядовое последствие почечной недостаточности. В крови накапливаются продукты азотистого обмена, которые, по идее, должны выводиться отказывающими органами. Терминальная стадия хронических нефрозаболеваний, но в случае интоксикации, как у Дина – возможно излечение без трансплантации. Джей хотел верить, что Дин справится. Обойдется без очереди на пересадку, потому что никто не даст ему новую почку. Плевать, что он достоин долгой жизни и спокойной старости, плевать, что он гребаный герой и гражданских спас больше, чем кто-либо другой из Висконсина, а может, и всей Америки! Медуллобластома рассыпала по его телу споры метастаз – он, по меркам трансплантационной комиссии, обречен. Никого не интересует, какой он замечательный человек, чуткий друг и отзывчивый партнер. Он болен – и его болезнь единственное, что сейчас определяет его цену. Джей молился. Жмурился. Коротко выпихивал воздух из горла, давил стон. Часто моргал, не понимая, почему предметы расплываются и теряют четкость. Широкая ладонь легла на плечо – парень повернулся и заставил голос не дрожать. Говорил. Что кома – не страшная и, как только химический состав крови нормализуется, Дин очнется. И легкие придут в норму, кислород и покой помогут. А гемодиализ снимет последствия недостаточности и, если повреждения ткани не критические – почки восстановятся. Правда, нет гарантии, что во время следующего химиотерапевтического вливания у Дина снова не разовьется интоксикационный синдром, но это потом, все потом, главное, чтобы сейчас он справился. Выбрался. Давай, Винчестер, долбаный ты сукин сын, тебя пламя не взяло, ты не сгоришь на больничной койке, как древний старик, чей час уже настал. Права не имеешь!

Душа верещала, запертая в клетке из плоти. Бессмысленно билась о прочные прутья.

И настал момент, когда пробил колокол – силы покинули несопротивляющееся тело. Вместе с неуловимым вздохом рассыпались боль, отчаяние, воля к победе. Как тусклый огонек свечи в кромешном мраке – погас, позволяя теням окутать плотной пеленой. Выцвели краски мира, а сознание взмыло ввысь, куда-то далеко в бескрайнюю лазурь. Парило легко и привольно, наслаждаясь желанной, благословенной свободой – от усталости, сражений, страха. Молчаливого крика, проглоченного вопля. Ослепли глаза, и взгляд застыл в одной точке, глядя куда-то сквозь таящий флёр мира. Исчезли звуки, развеялись по ветру. Отступили, отпуская, наконец, утомленного пленника – лети! Пришло безвременье. Долгожданная тишина где-то в зимнем японском саду – лишь перестук журавлика в колодце и шепот падающих белых хлопьев снега. Тепло, и только по ласкающим лучам солнца понимаешь – не снег то, а опадает розовая сакура. Бесконечное путешествие, подошедшее к концу, заслуживает красивого последнего шага. Превращаясь в мысль – в могучую черную птицу, накрывающую суету крыльями… о чем мечтать, если отныне ты и сам – мечта? Молниеносная, прекрасная, мимолетная. Вдохновение, заключенное в сверкающий чистотой миг. Суть существования, понятая и принятая за взмах угольно-черных ресниц. Ласкающая улыбка на коралловых губах – раствориться в ней, стать ею! Теперь все возможно. Истерлись грани, вытравились табу и запреты – будь кем захочешь. Цветком, нежащимся в руках природы, или горчащей, едкой каплей, увлажнившей свинцовую синь. Дуновением бриза с ароматами моря. Шелковистой темной прядью на гладком лбу, возможно? Вселенной – более приветливой, чем родная. Интонацией мелодичного, с переливами небесных колокольчиков голоса. Богом. Всесильным. Величественным. Добрым – и сотрешь гримасу горя, исказившую любимое лицо. Осушишь слезы, стекающие по щекам. Утешишь рыдания и изгонишь навеки боль – жестокого палача. Подаришь счастье быть с тобой…

Просыпайся, Дин Винчестер.

Он почувствовал тяжесть в ногах. От колена до лодыжек прижимало к матрацу, не шевельнешься. Саднило глотку, а голова раскалывалась в пыль. Он с трудом разлепил веки и немедленно зажмурился от слепящего света – жалюзи сомкнуты, но в предательскую щель пробивается узкий, наглый лучик, падающий прямо на лицо. Рядом попискивает монитор, левая рука болит, исколотая иглами. В катетере воткнута капельница – нечто прозрачное просачивалось сквозь клапан и стекало по прозрачной трубке прямо в вену. Справа шумел аппарат гемодиализа, а в локтевом сгибе вспорот еще один интродьюсер. Шрамы останутся – плоский и широкий рубец, а ведь после полихимиотерапии должны были удалить тот, что уже есть. Он длинно выдохнул, попробовал перелечь, но не смог – конечности тянуло. В первое мгновение он испугался – опасная, убивающая мысль мелькнула в сознании и испарилась. О параличе ни один врач не упоминал. Значит, просто лежит неудачно. Он едва смог вспомнить, как попал в палату, и сколько времени прошло – манипуляция проходила в штатном режиме, никаких отклонений, разве что тошнило сильнее, чем обычно.

Конечно, он не знал, что полтора суток провел без сознания, и шестнадцать часов из них – на аппарате искусственной вентиляции легких. Откуда ему знать, что брат и партнер выписывали круги у дверей, не решаясь нарушить запрет врачей на посещения? И он вряд ли узнает, что брат уехал минут сорок назад, смирившись с настоятельными понуканиями капрала – переодеться, помыться и поесть нормально. Он пребывал в блаженном неведении, проспав гулко-ужасные для близких минуты в грезах и мечтах. Ему снилось что-то хорошее. Приятное. Он захотел вновь пережить подобное, но сейчас важнее понять, отчего так тяжелы ноги и привыкнуть к сумасшедшему солнцу, вырвавшему его из объятий забвения. Он попробовал приподняться на саднящих руках и подтянуться вверх по постели. Кое-как вполз на подушку, затыкая струящийся из горла стон, и распахнул глаза. Обвел белый потолок мутным, одурманенным взглядом – ощущал, что по венам льется катастрофичный коктейль препаратов, решив непременно расспросить Памелу, какого черта его накачали наркотой до полной отключки. Хотел было уже дотянуться до кнопки вызова медперсонала, как вычленил среди расплывающихся предметов руки, обвившие через одеяло его грузные, кажется, даже опухшие голени. Сжавшиеся плечи и лежащую в ногах черноволосую голову.

Кастиэль.

Ангел, хранящий подопечного.

Вспыхивали в мозгу и снова гасли отрывки памяти, перемежаясь с кадрами сна – он уже не знал, где реальность, а где туман делириума. Единственное, в чем он железно уверен – он спал дольше, чем отведенную под вливания ночь. Весной, когда Барнс предупреждала его о последствиях выбранного, слишком агрессивного и токсичного, но быстрого курса полихимиотерапии, пациент отказался от более медленных и щадящих – по весомым причинам. Решительно подписал документ об отказе от претензий и настроился на жестокую, изнуряющую, затяжную борьбу. Противник в грозной поступи своей не разочаровал – временами мужчина был готов капитулировать, плюнуть и играть по навязанным правилам. Месяц за месяцем, неделя за неделей, день за днем он ждал, когда яд цитостатиков поставит ему подножку… Дождался, видимо.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...