No one knows what it's like. 10 глава

— Как давно тебя накрывало? – спросила наконец Эва.

Странный, нетипичный для психоаналитика термин, но и припадком или приступом состояние Дина назвать нельзя. Скорее, поведенческая реакция, спровоцированная аккумуляцией аффекта. В моменты избыточного душевного волнения, не поддающегося самостоятельной сублимации, ранее накопленный, статический негатив или позитив – раздражение, хроническое чувство вины, удовольствие – перемешиваются в психологически неконтролируемый коктейль, детонирующий в крови колоссальным выбросом гормонов. Заложенная еще в пубертатном периоде фиксация, ошибочно приемлемый способ избавления от, без преувеличения, невыносимого стресса – Дин вряд ли вспомнит первый срыв и партнера, не в добрый час попавшего под эмоционально нестабильного подростка. Или, возможно, именно его и будет помнить до тех пор, пока не справится с проблемой. Уилсон без усилий разложит личность Винчестера на молекулы. Оцифрует и навесит ярлык на любую девиацию. Найдет корень каждого его вздоха. Несложно вычислить, что мальчик, в четыре года лишившийся матери, отцом не научен принимать и уважать собственную ранимость. Конструктивно выплескивать испытываемую боль утраты или триумф победы. День за днем присутствие отца, заботливого, но чуткого не более чем чужак с улицы, примером дрессировало растущего ребенка, вылепляя из него кусок льда. Мужчины не плачут. Не обижаются. Не нуждаются в поддержке, помощи, плече друга! Он не знал, что можно вести себя по-другому. А теперь, спустя шестнадцать лет от начала координат – насколько Дин открылся Эве, чему доктор не слишком верила – переделывать его поздно. Она лишь старалась сделать все, чтобы не настолько катастрофично, как у многих, протекающая крыша не мешала ему жить. С переменным успехом.

— В октябре 2009, - без особого энтузиазма ответил майор, откинувшись на спинку стула. — К чему тебе? – слегка раздосадовался он.

— Ты рассказал Кастиэлю о…

— Нет, - отрезал Винчестер. Уилсон застала его врасплох, заставив испытывать острый дискомфорт. Беседовать, используя блоки данных «Кастиэль» и «дикий, неразборчивый трах» в соседних предложениях, выражаясь фигурально, способствует выполнению недопустимой операции, возникновению критической ошибки и, как следствие, краху всей системы. Он даже не задумывался над тем, чтобы посвятить любовника и будущего гражданского партнера в настолько глубокие дебри своей психики. Кроме того, раз за два года ничего не произошло, значит, что-то изменилось. — Не вижу смысла. Ты говорила - необходим год. Пока я лечился... - тут Эва его перебила, не желая выслушивать оправдания, сдобренные цинизмом.

— Я говорила, что ты должен держать член в штанах, - фыркнула она снисходительно. — За время лечения ты, насколько я поняла, воздерживался от секса по физиологическим причинам. А нужно, чтобы сознательно.

— Ты преувеличиваешь, - отмахнулся Дин.

— Ага, - пренебрежительный смешок. — Ты в курсе, где мой кабинет и каково мое расписание.

На том их дискуссия закончилась, и друзья переключились на нейтральные темы. Милуоки давно накрыла пеленой мрака ночь, небо и в центре города подмигивало и переливалось россыпью звезд. Потрескивал морозец. Дин отвез Эву домой далеко заполночь, когда девушка решилась-таки на несколько бокалов Шато, а майор попробовал вишневого пирога из меню. Довольны остались оба.

В сорока милях к югу, на свежей, но узкой койке метался черноволосый парень. Щеки его пылали отчетливым румянцем, сердце вытанцовывало частым пульсом. Пухлые, вечно обветренные губы сквозь сон шептали желанное, короткое имя.

414* - телефонный код Милуоки

Танго на льду

Mat Kearney – Ships In the Night
Britney Spears – Gimme more
Britney Spirs – Toxic
Muse – Supermassive Black Hole
Nero – Promises (Skrillex-Nero Remix)

Дин выдернул ключ с брелком сигналки из замка зажигания, осмотрел салон на предмет мусора. Знакомый, уже объезженный и проявивший недостатки-достоинства джип майор арендовал вчера, оставив импалу в гараже – поправить сколы и побитые коррозией пороги. Мужчина предпочитал заниматься ремонтом собственноручно, да и опыт благодаря отцу и двум авариям имеется. Лет семь назад в Шеви на перекрестке влетел груженый FredLine, и Дин не пострадал лишь волей случая, заставившего его открыть водительскую дверцу, чтобы почистить карман. От удара офицера выбросило из салона – отделался сломанными ребрами. А кузов помяло так, что Винчестер за голову схватился. Потом он долго восстанавливал детку. Вытягивал на стапелях геометрию, доставал по Штатам комплектующие. Справился, конечно, но с тех пор стал бережнее относиться к раритетной тачке, по разбитым дорогам ее не гонял и не пренебрегал профилактическими осмотрами. Поэтому в пункте проката, куда Дин наведывается минимум раз в месяц, его встречают с распростертыми объятиями, как постоянного клиента, бережно обращающегося с машинами. Предоставляют десятипроцентную скидку, бронируют облюбованный Jeep по предварительной договоренности. Полный сервис, вежливые администраторы. Девушки, старательно стреляющие глазками, которых он, естественно, вежливо отшивает. А главное – толковые автослесари, сдувающие с импалы пылинки. Дин видел, как Марк – молодой парнишка лет двадцати четырех, сын старшего механика – ему тихо завидует, что неудивительно. Любой, кто разбирался в четырехколесных лошадках, завидовал владельцу Шевроле 67 года.

Станция междугороднего сообщения шумела людским гомоном. По небольшой площадке у автобусных парковок бродила разномастная толпа: студенты, мамашки с детьми, парочка пенсионеров, отдающих преимущество более безопасному с их точки зрения способу путешествовать по Висконсину. Несколько раз динамики репродуктора бормотали невнятные предупреждения и приглашали пассажиров на пятичасовой рейс до Расина. Дин не усидел в джипе – наспех вытряхнув из подстаканников недопитый двойной эспрессо и уничтожив доказательства нарушения строгих предписаний терапевта, он вышел на заснеженную стоянку и принялся нарезать круги. Приехал на двадцать минут раньше положенного и ждал. Часто дышал, притопывал носком ботинка с рифленым протектором по покрытому тонкой пленкой льда асфальту. Нервничал, хотя вряд ли отдавал себе в том отчет. От мороза щеки офицера порозовели, и совершенно поблекла россыпь умилительных веснушек, словно их и не было никогда. Пальцы сдвинули рукав, обнажая циферблат часов, и, в унисон к нетерпеливому жесту, на электронном табло вспыхнула и побежала красным буквенно-числовая строчка. Длинный выдох – Дин прислонился спиной к полированному боку Jeep-а и приложил массу усилий, чтобы не ломануться к платформе, на которую из нутра Envire Bus высыпались пассажиры, прибывшие из Кеноша.

Он шел медленно. Вальяжно даже. Широкими шагами впечатывал подошвы в кипенно-белый тротуар. Закинув небольшую спортивную сумку за плечо, придерживал ее одной рукой, вторую пряча в кармане короткой кожаной куртки. Щурился от яркого солнца. Уголки губ почти незаметно приподняты в улыбке. Черные волосы припорошились резко контрастирующими хлопьями, а на фоне мраморной кожи и румянца свинцово-синяя радужка сияла холодным цветом. Дин не шевельнулся, лишь опустил голову, пряча – он ощущал – идиотически экзальтированное, на грани блаженства выражение лица. Играл сурового мачо-мэна с переменным успехом, зная, что обманет кого угодно, кроме размеренно приближающегося брюнета с пронзительными глазами. Сердце гулко грохало о ребра в такт поскрипыванию колючих крошек снега, выписывало нотное уравнение бесконечного счастья. Звук усиливался, заставляя Дина загривком чувствовать резонанс энергии в пространстве. Он действительно ангел. Только ангелы могут застопорить течение времени и касаться незримых струн души, исполняя мелодию необъятного вдохновения. Подтачивать сознание мечтой и ставить на колени. Парень стоял напротив на расстоянии поцелуя. Они смотрели друг на друга, угадывая в глубине внезапно широких зрачков мысли и эмоции друг друга. Эфемерно передавали друг другу скорбь невыносимо долгой разлуки и затапливающую рассудок радость воссоединения. Миг. Кастиэль уронил сумку на землю и ткнулся лбом в грудь возлюбленного. Втянул ноздрями его запах, позволяя и Дину насладиться фруктовым ароматом своей кожи.

— Блять, как же я скучал! – проникновенно изрек Новак. Он желал прильнуть к Дину, повиснуть на нем, припасть к губам и шептать кучу разнообразных глупостей, но терпел, ибо помнил, как мужчина относится к публичному проявлению нежности. Офицер не стыдился ни ориентации, ни избранника, но врожденная скупость на признаки человечности, вкупе с собственническими замашками, приводили к тому, что демонстрируя привязанность в общественных местах, он испытывал жгучий дискомфорт. Ярый ненавистник опроизации. Он принадлежит Кастиэлю. Кастиэль принадлежит ему. И то, что между ними – принадлежит только им двоим и никому другому.

— Рот с мылом помою, — баритон остужал строгостью. Повисла вязкая тишина, прерываемая только шумом станции и выхлопами автобусов. Спустя минуту капрал прыснул. Начал хихикать. Винчестер, как ни старался, с собой не справился, и рассмеялся следом. — Я тоже скучал, — смилостивился он. — Чертовски скучал. Поехали? – парень кивнул.

— Конечно, — но не отстранился. За три месяца он истосковался по теплу любовника и сейчас пытался наверстать упущенное. Винчестер не торопил. Интуитивно осязал его состояние, отражал втройне. Он, никогда ни в ком не нуждавшийся, впав в зависимость от Кастиэля, растерялся. Навсегда утратил автономность и объективность. С ума сходил в одиночестве, ждал четверга – четырнадцатого декабря – рьяно, как второго пришествия Христа. Боковым зрением Дин выхватил какое-то движение, при более внимательном изучении оказавшимся кряжистым шатеном низенького роста – метр шестьдесят, возможно, чуть выше. Насторожился, когда рыжий гнусно ощерился – и в подозрениях не ошибся.

— Эй, Новак! – окликнул тип. Капрал с ленцой повернулся в его сторону и вопросительно изогнул бровь. — Ты на полке Out и балетную пачку забыл! – ухмыльнулся тот. Дин, услышав подначку, недобро нахмурился и напрягся, как бойцовский пес перед ареной. Смерил незнакомца нечитаемым взглядом с макушки до пят – право, будь у взглядов способность испепелять, дерзкий пацан уже в крохотную серую кучку превратился бы. Винчестер с непередаваемой мягкостью отодвинул любовника за спину и свил кисти во внушительно-враждебного вида кулаки. Высокие скулы вздулись агрессивными желваками, пухлые губы вытянулись тонкой ниточкой. — Воу-воу, мужик! – испуганно протянул коротышка, заметив, что вызывающая острота произвела эффект разорвавшейся атомной бомбы. Попятился, вскидывая ладони в примирительном жесте. — Остынь, я пошутил!

— Охотно верю, — оскалившись, утешил майор и двинулся вперед, намереваясь вытряхнуть из наглеца остатки мозгов, если таковые вообще когда-либо имелись. Хищной пружинистой походкой Винчестер проплыл мимо Кастиэля, на мгновение обескураженного стремительностью и неожиданностью происходящего. Капрал едва успел схватить звереющего по секундам партнера за рукав.

— Уймись, — потребовал он. — Пожалуйста, — добавил Новак, заметив гневный прищур. — Это рядовой первого класса Коди Хилл, мой приятель по учебке и настоящий мудак. И шутки у него мудацкие. Осади, — парень встал между разъяренным возлюбленным и товарищем, надеясь, что диагноза Коди – не подлежащий хирургическому извлечению снаряд в башке – достаточно для снисхождения к придурочным поступкам последнего. Дина легко спровоцировать, он темпераментная и импульсивная личность, взрывается, как порох. Если взбешенный офицер дорвется до легкомысленного Хилла, тому не поздоровится.

— Я таких приятелей на хую вертел, — безапелляционно припечатал Дин после паузы. — Подожду в машине, — процедил он сквозь зубы. Облил рыжего ледяным презрением на прощанье и, смачно сплюнув под ноги, прыгнул в салон.

Кастиэль не рискнул тянуть резину. Наскоро отчитал друга за выходку и неосторожность, предупредил на будущее и пригрозил кровавой расправой. В действительности, Хилл не настолько безнадежен, как пытается показаться, а кретинизм не более чем способ защищаться от окружающих, и в целом, рядовой – неплохой малый. На четвертую неделю переподготовки 32 тренировочный взвод при лагере Кеноша за высокие результаты отметили трехчасовой увольнительной в город. Служащие, само собой, немедленно разбежались по близлежащим пабам в поисках мимолетных развлечений – все, за исключением Коди и Кастиэля. Парни разговорились, Хилл показал новоиспеченному приятелю фотографию красивой девушки, ждущей возвращения рыжего в Мэдисон. Поинтересовался причинами верности Новака, на что капрал честно ответил, что гей и живет со своим бывшим командиром. Коди поначалу удивлялся, проявляя чуть нездоровое любопытство, а потом перешел к тупым приколам, бьющим, скорее, по достоинству самого Коди, чем Каса, которому дурацкие хохмы до лампочки, в противовес его максималистичному возлюбленному. Подобные ситуации отчетливо высветляют кардинальные различия между Винчестером и Новаком. Там, где Кас отправит в немудрящее эротическое турне, Дин примется выбивать дерьмо. Кас редко прибегает к насилию, считая, что физическое воздействие – крайний аргумент. Дин использует насилие, как щит и испытывает ни с чем не сравнимое моральное удовлетворение, буквально тыкая противника в то, кто он и что он. Эффект от диаметрально противоположных подходов к обстоятельствам практически одинаков, хотя Кастиэля антитетичность их с Дином отношений порой вводит в ступор.

Первое, что сделал Дин, когда Кастиэль уселся на переднее пассажирское место – притянул его за воротник и поцеловал. По-взрослому, взасос, вкладывая всю глубину и полноту нереализованной сексуальности. Сложно утверждать, какова истинная подоплека внезапной ласки – метод успокоения или обещания, но спустя пару столетий он, проигнорировав вспыхнувшие красками щеки капрала и свинцовую синь, затянувшуюся поволокой страсти, отстранился и обернулся назад, одновременно выворачивая руль. Парень, подавив разочарованный вздох, откинулся на спинку и принялся изучать мелькающий за окном пейзаж. Искоса поглядывал на партнера, любовался его безупречным профилем: волевым подбородком, чувственным изгибом губ и аккуратным носом с чуть вздернутым кончиком. Ноздри офицера трепетали, пальцы стискивали оплетенный кожей круг. Глаза неотрывно всматривались в белое полотно тракта. Дин то и дело с очевидным раздражением дергал рычаг переключения передач, притапливал газ, разгоняя обороты. Громоздкий Grand Cherokee мчался по узкому шоссе, будто и не весил без малого две тонны – под мастерским управлением Винчестера любая, самая неповоротливая тачка превращалась в обтекаемую, идеально сбалансированную пулю, четко летящую по запланированной траектории. Страшно представить, что будет, если его посадить в болид – отчасти неуравновешенный майор ярый фанат скорости. В особенности, когда сердится. Новак знал, что Дин отходчив и прощает так же легко, как гневается, пусть временами и становится упрямым и непрошибаемым. Сейчас парень ощущал, что возлюбленный на взводе, как заряженный револьвер. Напряженная поза, угловатые жесты, сосредоточенное выражение лица. Неразговорчивость – верный признак недовольства. Кас не видел причин, в конце концов, даже учитывая аллергию Винчестера на придурков, фортель Коди не тянет на справедливое основание для злости. Естественно, капрал в неведении своем и понятия не имел, что у партнера масса других поводов, чтобы дергаться.

Машина создавала путь галогенными фарами – смеркаться начало еще минут сорок назад, когда любовники только выбрались на 41 междугороднюю трассу с парковки автобусной станции. Пока плутали по Милуоки, огибая пробки и перегруженные трафиком проспекты, солнце почти скрылось за горизонтом, что, необходимо отметить, пассажиров Jeep-а только порадовало. И Дин и Кастиэль испытывали странное, необъяснимое удовольствие от автомобильных поездок сквозь густой мрак ночи. Особенно зимой, по заснеженной пустыне. Уникальный замкнутый мирок, очерченный четкими границами голубоватого электрического света. Тепло, нагнетаемое кондиционером, и морозный воздух из приоткрытого окна. Фиолетово-черное небо в россыпи мерцающих, величественных звезд. Ощущение причастности к чему-то вечному и абсолютной, каноничной свободы. Классик утверждал, что путешественники выпадают из списков вселенной, ибо еще не покинули точку отправления и не прибыли в пункт назначения, а значит, в какой-то определенный момент исчезли из материальной реальности. Романтика. Капрал не вникал в тонкости экзистенции. Он хитро улыбнулся и поерзал по велюровой обивке, устроившись вполоборота к возлюбленному. Темнота скрадывала активную мимику парня, но по ведьмовскому огоньку, сверкнувшему на дне черных зрачков, внимательный наблюдатель сумел бы угадать суть его интенций. Несколько минут Новак гипнотизировал увлеченного дорогой мужчину – проклятье, он мог бы часами просто смотреть на Дина, наслаждаясь его часто напускным безразличием. Правда, данный момент холодная безучастность майора к шевелениям справа являлась вполне неподдельной, поэтому Кас подался вперед и осторожно притронулся подушечками пальцев к покрытой белыми рубцами кисти, покоящейся на рукоятке КПП. От неожиданности Дин вздрогнул и резко отдернул руку, чем привел капрала в замешательство – настолько бурной реакции тот не предвидел.

— Извини, — смущенно пробормотал Винчестер. — Я задумался, — парень хмыкнул и пожал плечами.

— Когда-нибудь ты убьешь нас, — упрекнул он, имея в виду стиль вождения избранника, присущий, скорее, японским камикадзе, чем условно-добропорядочному гражданину Соединенных Штатов. Для Дина задуматься за рулем – обычное явление. Летим по приборам, ага. Как он умудряется управлять автомобилем, столь глубоко погружаясь в мыслительный процесс, немного похожий на некую медитацию, для Каса наверняка так и останется загадкой. На автопилот переключается, наверное. Или инвольтируется к всеобъемлющему эгрегору и плавает в астрале – факт.

— Боишься, что ли? – с насмешкой обронил майор, вскинув бровь. Новак в ответ снисходительно закатил глаза, демонстрируя свое пренебрежение к нелепейшему предположению. Помолчал и ни с того, ни с сего помрачнел. Отвернулся.

— Единственное, чего я боюсь – что ты влепишься левым бортом, — произнес он наконец. Нервно побарабанил пальцами по обтянутому синим денимом колену. Прикусил губу. Дин устыдился озвученной иронии, дотянулся и крепко сжал его ладонь, вкладывая в тактильный контакт искреннее сожаление. Погасил скорость до шестидесяти миль в час и широко улыбнулся.

— Не переживай, — попросил офицер и потрепал капрала по волосам. — Ученые доказали, что аварийная ситуация волей-неволей заставляет водителя подставлять под столкновение сторону пассажира. Инстинкт самосохранения. Так что тебе нет резона беспокоиться, — нахально, без зазрения совести выдал он и снова вдавил гашетку в пол.

— Скотина, — расхохотался парень.

— Не могу с этим спорить, — привычно парировал Дин, ухмыляясь.

Затертый до дыр, опробованный и верный способ утоления печалей от сукиного сына Винчестера. Он с детства использовал метод «тепловой ракеты», еще на Сэмми – братишка трусил спать один и говорил, что в шкафу прячется чудище. Страх способен сломать, столкнуть в пропасть. Перековаться в панику, въесться в психику и пустить корни. Переплавиться в фобии, мании и прочее дерьмо. И чтобы не позволить паскудной эмоции главенствовать над рассудком, нужно вывернуть её истоки до абсурда, изобразить с комичной плоскости. Прописная истина. Нестранно, что малого лишь мысль о смерти любимого человека доводит до ментальной истерики. Да и не одного малого, если откровенно, но Дин ему никогда не признается. Кас, пока тогда еще капитана пичкали отравой химиотерапии, лез на стены от одиночества и неизвестности. По сию пору пребывает в уверенности, что Дин не в курсе, зачем он запирался в ванной. Надеется, что Дин не слышал его молитв, адресованных всем богам одновременно. Он нахлебался ужасов до сблева – на дне чистого свинцово-синего озера навеки останутся осколки битого отчаяния. Дин не в силах изменить прошлое, но настоящее ему подвластно. И в настоящем его ангелу не о чем тревожиться.

В нагрудном кармане рубашки завибрировал телефон. Винчестер метнул взгляд на подсвеченные зеленым электронные часы на панели и съехал с полосы на обочину. Вслепую прохлопал отвороты куртки, что-то разыскивая, а не найдя, накинул ее на плечи и вышел на улицу. Открыл багажник, расстегнул собранную со вчерашнего вечера сумку и вытащил бутылек с лекарствами. По идее, Кас в воскресенье должен бы выйти на первое после отстранения дежурство, однако офицер воспользовался положением и попросил Адама поменяться с ним графиком. Миллиган для проформы поворчал, но отказать брату в одолжении не осмелился. Новак о перестановках в расписании пока ни сном, ни духом, и Дин не горел энтузиазмом посвящать любовника в тонкости проявляемой о нем гиперзаботы – реакция взбалмошного бунтаря непредсказуема, поэтому Винчестер выкрутил финт ушами, решив для начала увезти капрала в Сассекс. Там, если Кастиэль психанет, у Дина хотя бы шанс оправдаться останется. В городе строптивому малому не заржавеет сорваться к матери или к друзьям. Раньше, правда, он подобной херней не страдал, но раньше и проблем подобных не возникало. Конечно, оповещая партнера о своей привязанности, мужчина выкатил ему довольно жесткий ультиматум, а Кас условия принял без раздумий. И Дин, как следствие, имеет право просто приказать, но вколоченный в сердце гвоздь ограничивал когда-то непреклонного и эгоистичного старшину, подсказывая, что манипуляция и шантаж чувствами – гнусная затея. Между ними всё так… глобально. И Кастиэль необходим Дину таким, какой он есть. Дерзким, самодостаточным, храбрым. Наивным, чутким, доверчивым. К черту. Мужчина усмехнулся, потопал, подбрасывая бренчащий пузырек, к водительской дверце и наткнулся на Новака, внимательно изучающего небо, расточительно усыпанное сияющими точками.

— Замерзнешь, — офицер обнял нахохлившегося, как воробей капрала со спины, прижался щекой к щеке. — Садись в машину, — парень медленно повернулся. Смотрел на него шальными, с пляшущей чертовщинкой глазами, улыбался, пряча загадку в уголках век, обрамленных густыми ресницами. Молчал, откровенно любуясь слегка опешившим Винчестером. Созерцал с благоговением, словно священный лик на иконах. Дин под его пристальным взглядом смутился и не к месту пожалел, что не сбрил утром отросшую щетину – столько подлинного восхищения плескалось в свинцовой сини. Он опасался не соответствовать. На затылок, сметая сомнения, легла изящная ладонь. Поцелуй. Поспешный, чуточку неловкий, пугливый. Они растворялись во взаимном тепле, разделяли невыносимую, тотальную нежность. Новак смелел по ритму пульса. Стремительно вспоминал. Массировал кончиком языка десны, прикусил верхнюю губу и, немедленно облизав, посасывал, едва не мурлыкая от удовольствия. Дин поддался его мягкому напору, поплыл, теряя рассудок. Кисть с раздражающими таблетками стиснулась в кулак – он не знал, куда ее девать – и крепко прижимал Кастиэля к себе предплечьем, пальцами второй ероша короткие, остриженные в Кеноша черные пряди. Им некому помешать, им не от кого прятаться здесь, среди кедровых перелесков национального парка Митчелл. Они оторвались друг от друга лишь тогда, когда Дин сообразил поставить долбаные витамины на крышу Jeep-а, а Новак, заметив его жест, рвано выдохнул и отстранился.

— Выпей, — бровки сложились домиком до того, как Винчестер успел отложить на потом. Пришлось лезть за бутылкой минералки, впихивать в горло желатиновую капсулу, глотать пузырящуюся воду. И единственным утешением, фактически, вишенкой на торте, стало то, что Кас успел разложить задние кресла, превратив их в воистину аэродром.

Шмотки от усердия жалобно трещали по швам. Моментально запотели углы стекол, невзирая на исправно обогревающий салон кондиционер и узкую щелочку, оставленную для притока свежего воздуха. Широкое ложе надсадно поскрипывало под весом двух здоровых мужчин – они проворно катались по импровизированной постели, в суматохе наслаждаясь запахами, вкусами, осязанием. Три неисходимых месяца в разлуке, показавшиеся обоим тремя проклятыми столетиями, впрыскивали в их вены инъекции торопливости, заставляя любовников рычать и задыхаться от восторга. Амортизаторы подкидывали покачивающийся кузов. Новизна происходящего подстерлась, отошла на второй план. Они, истосковавшиеся и измученные одиночеством, увлеченно, расточительно, самозабвенно отдавались друг другу. Застеленная дорогим бельем кровать или жесткие спортивные маты – не имеет ни малейшего значения, хотя экзотика эксперимента придавала их утехам определенную пикантность. Подстегивала, провоцировала, изматывала. Время от времени выглядывала из-за тучки и скрывалась, смущенная увиденным, побелевшая луна, и только стылый от вечности Млечный путь стал свидетелем разъяренно-нежных, на грани фола забав. Их неистовое соитие резонировало со струнами космоса. Детонировало, генерируя гигатонны энергии. Вынуждало окружающее пространство петь и грохотать в унисон. Две души, раскаленные любовью до состояния нейтронных звезд, интегрируются, активируя гравитационный коллапс – колыбель новорожденного божества. Знаменуя закаты эпох и робкий рассвет эры.

Винчестер представить не мог, что с уст его целомудренного возлюбленного когда-либо будут срываться настолько развратные, опасно близкие к цинизму слова. Непристойности, сворачивающие низ живота в режущий клубок; опаляющие молекулы организма сокрушительной сейшей вожделения. Офицер жадно, как путник у оазиса, впитывал эмоции любовника. Исполнял на нем, как музыкант на послушном инструменте, извлекал роскошные, завораживающие первобытной красотой соло. Сочинял сложные оперы, перетасовывал сопрано молитв и бас рычания. Дразнил балансирующего на краю пропасти партнера скупыми прикосновениями, изощренно издевался над нервной системой – знал на Кастиэле все потаенные уголки и местечки, сводящие капрала с ума, но медлил, находя непередаваемое удовольствие предвкушать. Малой отзывчив и страстен. Восприимчив. Эмпатически распознает настроение Дина, принимает правила любой предложенной игры. Сейчас он требует. Навязывает свои заповеди. Приказывает. Извивается по постели, льнет, врастает кожей в кожу. Отстраняясь, вновь выискивает спасения от освежевывающей пустоты. Низвергает майора в бездну распутного удовольствия. Вышвыривает в транс звенящим на пиках, колдовским рефреном имени.

Запястья Кастиэля сцеплены стальным обхватом и зафиксированы у него над головой. Дин, нависая над распластанным, распятым любовником, прочел на периферии рассудка мелькнувшую мысль – впервые он маниакально, до остервенения жаждет звериного, примитивного, первобытного совокупления в относительно ясном сознании. Думать о последствиях некогда – в груди истерично шпарит комок мышц, проталкивая в артерии вскипевшую, испаряющуюся и выпадающую конденсатом кровь. Самообладание изодрано в клочья. Над ключицей едко саднит след укуса. На плече и лопатке глубокие, сочащиеся алым борозды. У кадыка наливается сине-фиолетовым засос. Не секс – жестокое побоище, преступный блуд, щедрый на насилие и грех. Кастиэль в исступлении сладострастия усыпал эпидермис партнера печатями собственника, вспорол острыми коготками спину, талию, предплечья. Изголодавшийся псих, фанатик, дорвавшийся до предмета обожания. Дину льстило его неистовое упоение. Криво ухмыльнувшись, мужчина провел мокрую дорожку от бархатистой мочки уха к бусинке соска. Погрузил ровную кромку зубов в чувствительную ареолу, пощекотал истерзанную плоть. Новака под ним выгнуло дугой, а хрупкую тишину расколотил на колючие искры новый поток пошлых просьб и претензий. Он шантажировал садистичного возлюбленного несбыточными угрозами, не в силах даже встать, не то, что воплотить их в реальность. Дин считал, что Кастиэль шокирующе мил, когда бесплодно пытается, вжатый весом любовника в матрац, манипулировать им. Потешный маленький ангел, растерявший благодать за краями изолированного рая на двоих.

Майор перекинул намертво схлестнутые запястья парня на отчетливый рельеф пресса и выписал тропинку поцелуев к пупку. Обрисовав аккуратную впадинку, Дин низвел этюды ласки к паху и вдохнул желанное благоухание, присущее лишь одному существу – Кастиэлю. Что-то фруктовое, смиксованное с чистой солью пота и насыщенным терпким ароматом проступившей из отверстия уретры смазки. Аккуратно сняв языком пряную каплю, он оперся свободным локтем на ложе и погрузил распираемый эрекцией ствол в рот. Замер, вкушая первый, экспрессивно-болезненный крик партнера. Продолжил очень медленно. Лениво очерчивал полные вены и корону головки, дразнил натянутую уздечку. Изощренно издевался над Кастиэлем, доводил до полного помешательства. Капрал крутился винтом, умоляя позволить ему прикосновения. Разрешить поглаживать раскачанные плечи и ерошить светлые волосы. Царапаться. Дин сжалился и немедленно поплатился очередной ссадиной.

— Твою мать, Винчестер, хрена ли ты возишься? — выстраданно протянул Кас. — Трахни меня или, клянусь, я тебя сам трахну! – офицер от такого заявления искренне расхохотался. Подтянулся вверх по постели, поднялся на кулаках над ошалевшим от возбуждения парнем – ошалевшим до такой степени, что позабыл и про стыд, и про смущение, впрямую сообщая о правах на упругую задницу партнера, не преминув ее облапать, как только представилась возможность, попутно выгравировав на правой ягодице полукруглые лунки от ногтей. Влажная ладонь капрала скользнула по пояснице, переместилась на живот. Накрыла пульсирующий желанием член, сжала обхватом. Из груди Дина безотчетно исторглось блаженное урчание. Кас с вызовом смотрел в замутненные зеленые глаза – умело ласкал налитой орган и смотрел, зараза. Явно кайфовал, заметив как радужка окончательно скрылась под чернотой зрачка. Подбрасывал топлива в и без того потрескивающие костры. Млел от полученной власти над флегматичным и сдержанным офицером. Дин подавил грызущий легкие раскатистый рокот и, увидев, что бицепсы и локтевые трясутся от чудовищного напряжения, улегся на изнемогающего возлюбленного. Прижался к его паху, вытягивая из Кастиэля неудовлетворенный скулеж. Прикусил покрасневший кончик уха.