Место и роль понятия субъекта в конкретных 4 глава
На рубеже 60-70-х годов (т.е. уже после смерти Сергея Леонидовича) в психологической науке сложилась новая познавательная ситуация, в чем-то, однако, похожая на ситуацию 20-30-х годов. Экстенсивное развитие психологии, сопровождавшееся возникновением новых отраслей, значительным расширением понятийного и методического аппарата, не только не приводило к качественному скачку психологического знания, но и снижало степень его организованности. Предмет психологии дробился на все более мелкие части, что затрудняло или делало невозможным сопоставление результатов, полученных разными методами и в разных понятийных контекстах. Создавалась почва для «окукливания» отдельных направлений; порождались все новые и новые формы Редукции (физиологическая, информационная, социологическая, деятельностная и др.) либо эклектики. На повестке дня вновь оказался вопрос о когерентности (т. е связанности) психологической науки и возможности реконструкции разнородного знания в целостную картину психических явлении. Стратегия его решения связывалась Ломовым с подходом, позволяющим исследовать человека, его психику в качестве системы. Здесь открывается еще одно пересечение концепций Рубинштейна и Ломова, но уже по линии метода, или наиболее общего принципа исследования. Читая даже ранние труды Рубинштейна, трудно отделаться от ощущения, что они написаны современным автором. Так или иначе в них обнаруживаются элементы и понятийные конструкции, которые сегодня связываются с сущностью системного подхода. Это: указание на разнока-чественность психических явлений и множественность форм их описания, выделение уровней организации психики и поведения, глубокая интерпретация их генеза, критика классического (лапласовского) детерминизма, подчеркивание процессуальное™ психического и др. Тем не менее Рубинштейна вряд ли можно причислить к родоначальникам современного системного движения, которое отчетливо проявило себя в 60-е годы
Парадокс объясняется сравнительно просто, версия системного подхода в психологии, разработанная Б.Ф. Ломовым, представляет собой форму диалектики, которой виртуозно владел Сергей Леонидович. Величайшая заслуга Рубинштейна как методолога состоит в том, что он гармонично ввел идеи диалектики (противоречия, единства, многообразия, качественного скачка и др.) в предметное поле психологической науки. Причем сделал это нелокально (прекрасные образцы диалектического мышления в психологии дали Б.Г. Ананьев, Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, Б.М. Теп-лов, и др.), а тотально, охватив всю психологию в целом. По существу, Рубинштейн заложил основы и разрабатывал диалектическую психологию, начав эту работу задолго до исследований Клауса Ригеля и его американских коллег (Riegel, 1975). В этой связи хотелось бы сделать следующее замечание Иногда из-за океана к нам приходят броские запоминающиеся ярлычки, обозначающие одновременно характер, судьбу и место выдающегося психолога в истории науки Вероятно, в этом есть какой-то смысл, тем более, что об этом не забывают говорить. Пользуясь подобным методом и музыкальной табелью о рангах, С.Л. Рубинштейна можно было бы с полным основанием назвать Бетховеном в психологии. Больше, чем кому-либо из современников ему удалось раскрыть (особенно в рукописи «Человек и мир») единство и многообразие человеческой жизни с ее радостями и страданиями, знанием и невежеством, прекрасным и безобразным. Диалектика жизни, бытия сполна воплотилась и в характере, и в судьбе Сергея Леонидовича
Ломов использовал идеи Рубинштейна (прежде всего принцип детерминизма и механизм анализа через синтез) в качестве важнейшей предпосылки системных исследований психики, наряду с философско-методологической разработкой принципа системности В.П. Кузьминым, представлениями о системной организации психических процессов и функций человека, сформулированными Б.Г.Ананьевым, теорией функциональной системы П.К. Анохина и концепцией свойств нервной системы Б.М. Теплова и В.Д. Небылицина. Ломову удалось объединить системные представления и наработки, разбросанные по различным областям психологии, а сам принцип системности предложить в качестве стержневого инструмента психологического познания. Две ключевые идеи образуют нерв и определяют лицо его исследований: представление о полисистемности бытия человека и интегральности его качеств и свойств Обе идеи теснейшим образом связаны с философско-пси-хологической концепцией Рубинштейна, развивая ее положения. Ярким примером могут служить представления о системной детерминации психики и поведения, сформулированные Ломовым в плане конкретизации принципа детерминизма. Третьей линией или, точнее, зоной соприкосновения двух концепций является предметная область психологической науки: сходство взглядов на содержание базовых категорий, в частности, психического отражения и деятельности, и их роли в организации психологического знания. Подход С.Л. Рубинштейна к проблеме отражения и деятельности базировался на представлении о единстве, или диалектике внешнего и внутреннего (еще одна «сквозная» тема творчества Сергея Леонидовича), под которыми в первую очередь имелись в виду условия существования и развития человека. Любое воздействие рассматривалось как взаимодействие, в котором эффект внешних причин с необходимостью корректируется внутренними условиями; внутреннее так или иначе обусловливает внешнее. На разных уровнях бытия (физическом, биологическом, социальном) содержание внешнего и внутреннего, а также характер их соотношения принимают различные формы; чем выше уровень организации, тем сложнее и многограннее взаимосвязь внешнего и внутреннего, тем более радикальному преобразованию подвергаются воздействия, идущие со стороны, и гибче осуществляемая активность.
Наиболее полно и глубоко данные представления воплотились в принципе детерминизма (Рубинштейн, 1957), согласно которому внешнее преломляется через внутреннее: отражение действительности опосредствуется психической деятельностью субъекта, который так или иначе видоизменяет самою действительность. [Единая непрерывающаяся цепь объективных событий оказывалась замкнутой на субъекте и его свойствах. Раскрыть закономерности внутреннего — генеральная задача психологической науки — значит указать способы преобразования объекта в процессе отражения и регуляции деятельности субъекта. Выступая в качестве исходной методологической установки, принцип детерминизма подчеркивал порождающую (активную) роль внутренних условий и необходимость самодвижения, собственной логики существования и развития психического. В отечественной науке категория отражения связывалась с сущностью психического и занимала центральное место. Любые психические явления рассматривались в качестве видов или форм субъективного отражения человеком объективной действительности (И.М. Сеченов, Н.Н.Ланге, Б.Г.Ананьев, А.Н.Леонтьев, А.А. Смирнов, Б.М. Теплое и др.). С.Л.Рубинштейн, а затем и Б.Ф.Ломов исходили из того, что эта категория выражает два принципиальные момента. Во-первых, включенность психики во всеобщую взаимосвязь явлений материального мира Обосновывая это положение, Рубинштейн вводил новый, онтологический план анализа психики, раскрывающий закономерности ее внутреннего движения. Основным способом существования психического полагался процесс. Во-вторых, источником многообразного содержания психических явлений выступает окружающий человека мир, конкретные обстоятельства его жизни. Отражая действительность, человек получает возможность ориентироваться в ней, выражать себя как целостность и регулировать свое поведение. Поскольку отражение, образы действительности не существуют сами по себе, а принадлежат субъекту — реальному практическому существу, их содержание всегда оказывается пристрастным, незеркальным. Именно субъект несет модус активности и выполняет роль интегрирующего звена, которое объединяет различные феномены психики и уровни ее организации. Обращение к понятию «субъект» позволяло преодолеть сложившиеся в психологии противопоставления когнитивной и личностной сфер психики, разрыв процесса отражения и его продукта, внешнюю связь психических явлений и предметно-практической деятельности.
Эмпирическая экспликация психического как процесса была выполнена С.Л. Рубинштейном и его учениками на материале психологии мышления (Рубинштейн, 1958; I960; Славская, 1968; Брушлинский, 1979). Б.Ф. Ломов конкретизировал сходные представления в экспериментальных исследованиях осязания, зрительного восприятия, памяти, представлений и антиципации (Ананьев, Веккер, Ломов, Ярмоленко, 1959; Андреева, Вергилес, Ломов, 1975; Ломов, Сурков, 1980; Ломов, 1991;). Эти работы позволили дать развернутую характеристику процесса психического отражения и его связи с деятельностью. Раскрыв с позиций системного подхода содержание узловых образующих психического процесса (его структуру, Функции, свойства, механизмы, уровни организации, детерминацию), Б.Ф, Ломов (1984) сформулировал основы системной концепции психического отражения. Именно с ней, а не с системным подходом в психологии как таковым, соотносимы предметно-ориентированные концепции психического, в частности, теория деятельности (А.Н. Леонтьев) и теория установки (Д.Н. Узнадзе). В последние годы понятие «отражение» нередко оказывалось объектом критики за его якобы реактивный характер и непосредственную связь с устаревшими формами идеологии Однако лингвистические изыскания по поводу слова «отражение» (разить, раж и т п.) мало что доказывают или опровергают, а отношение к конкретной идеологии пока еще не является критерием истины Понятие «отражение» фиксирует важный для психологии, неперестающий удивлять момент бытия, представленность одной реальности в другой, в том числе мира в человеке. И Рубинштейн, и Ломов всегда полагали в этой представленности активное творческое начало и никогда не сводили психическое, сознание к отражению Действительная трудность заключается в том, чтобы «удерживать» психическое явление в единстве его свойств и отношений, рассматривая одновременно и как образ мира, и как переживание человека, и как регулятор его активности, и как свойство функционирующего мозга. Абсолютизация отражения (как это уже случалось в истории психологии) неминуемо ведет к гносеологизации чувственно-практических отношений человека с миром и превращению их в идеальные формы (структуры индивидуального сознания)
Проблема отражения теснейшим образом связана с проблемой деятельности, приоритетная роль С.Л. Рубинштейна в постановке и разработке которой представляется несомненной. По существу все выдвинутые им крупные теоретические идеи; принцип творческой самодеятельности (20-е годы), принцип единства сознания и деятельности, принцип детерминизма, в первую очередь, касались практических взаимоотношений человека с миром. Не без влияния С.Л. Рубинштейна Б.Ф. Ломов рассматривал деятельность в общественно-историческом ключе, фиксирующем одну из форм преобразования действительности человеком. По его мнению, деятельность должна анализироваться как на уровне индивидуального, так и на уровне общественного бытия В деятельности же индивида, который реализует конкретную общественную функцию, психологию интересует не ее содержание или структура сами по себе, а субъективный план формы, виды, уровни и динамика психического отражения человека, преобразующего бытие Именно в деятельности психическое раскрывается как развивающееся целое (система); сама же деятельность образует одну из основных детерминант психических явлений. В решении сложнейшего вопроса о соотношении психики и деятельности Б.Ф, Ломов опирался на концепцию единства внешнего и внутреннего (Рубинштейн, 1946, 1957), согласно которой психика не может рассматриваться как особая (внутренняя, интериоризированная) деятельность, тождественная по своему строению деятельности внешней. Во-первых, это порождает необоснованное удвоение деятельности, ее дублирование. Во-вторых, такая трактовка психики предполагает идею интериоризации («вращивание» деятельности извне вовнутрь), механизм которой остается невыясненным В-третьих, известные ■«феномены интериоризации» могут быть интерпретированы в терминах динамики форм и уровней психического отражения. Принципиальное решение вопроса заключается не в сведении внешнее к внутреннему {или наоборот), а в изучении структуры и динамики психических процессов, которые регулируют ту или иную деятельность. Представления о психологическом строении индивидуальной деятельности были разработаны Ломовым на материале исследований различных видов операторского труда (Ломов, 1966, 1991, Ломов, Сурков, 1980, Завалова, Ломов, Пономаренко, 1986). Он показывал, что индивидуальная деятельность лишь компонент или составная часть совместной деятельности людей. Понять индивидуальную деятельность в целом — значит определить ее место в совместной деятельности и функцию данного индивида в группе. По мнению Бориса Федоровича, исследования совместной деятельности позволяют по-новому подойти к анализу единиц, структуры, уровней организации и развития деятельности, дать более глубокое понимание ее субъекта и функций (когнитивной, коммуникативной и регулятивной) психики. Эти исследования подводили к психологическому анализу другой очень важной стороны человеческого бытия — к общению. Отношение человека к себе подобному, раскрытое Рубинштейном в социально-философском и этическом планах, наполнялось Ломовым конкретно-психологическим содержанием и получало статус основания психических явлений. Резюмируя сказанное, хотелось бы еще раз подчеркнуть близость, или тесную связь концептуальных представлений двух выдающихся психологов Ряд ключевых теоретических положений, разработанных С.Л. Рубинштейном, играют роль основания, которое конкретизируется в методологических, теоретических, экспериментальных и практических исследованиях Б Ф. Ломова и продуктивно развивается Вместе с тем, это не снимает существующих различий и возможности конструктивного диалога школ. ЛИТЕРАТУРА 1 Абулъханова-Слаеская К.А., Брушлинский А В. Философско-пси- хологическая концепция С Л Рубинштейна М, 1989 2 Ананьев Б Г, Веккер Л М, Ломов Б Ф, Ярмоленко А В Осязание в процессах познания и труда. М., 1959 3 Андреева ЕА., Вергилес НЮ, Ломав БФ Механизм элементар- ных движений глаз как следящая система // Моторные компоненты зрения М, 1975, с 7-55 4 Барабанщиков В А- Проблема психического отражения в трудах Б Ф.Ломова// Психологический журнал, 1994, №5, с 5-12 5 Барабанщиков В /4. Принцип системности в психологической концепции Б.Ф Ломова // Психологический журнал, 1997, № 1, с 3-9 6 Брушлинский А.В Мышление и прогнозирование М, 1979 7 Завалова НД, Ломов БФ, Пономаренко В А Образ в системе психической регуляции деятельности М, 1986 8. Ломов Б Ф Человек и техника, очерки инженерной психология М, 1966 9. Ломов Б.Ф Методологические и теоретические проблемы пси- хологии М, 1984 10. Ломов Б.Ф Вопросы общей, педагогической и инженерной пси- хологии М, 1991 11. Ломов БФ Системность в психологии М, 1995 12 Ломов БФ, Сурков ЕН Антиципация в структуре деятельно- сти. М, 1980 13 Процесс мышления и закономерности анализа, синтеза и обоб- щения / Под ред С Л Рубинштейна М, 1960 14 Рубинштейн С Л Основы общей психологии М, 1946 15. Рубинштейн С Л Бытие и сознание М, 1957 16 Рубинштейн С.Л. О мышлении и путях его исследования М, 17 Рубинштейн С.Л Проблемы обшей психологии М, 1973 18. Рубинштейн С Л Принцип творческой самодеятельности // Вопросы психологии, 1986, №4 с 101-107. 19 Славскоя К А Мысль в действии М, 1968 20 Rieget К Toward a dialectical theory of development // Human development. 1975, v 18, p 50-64 Д.Б. Богоявленская (Москва, ПИ РАО) ПРИНЦИП ДЕТЕРМИНИЗМА В ПСИХОЛОГИИ Свою книгу «О мышлении и путях его исследования» С.Л Рубинштейн начинает словами о том, что теория любых явлений, психических в том числе, ставит себе задачу вскрыть законы, управляющие этими явлениями. В основе каждой теории поэтому лежит то или иное понимание детерминации соответствующих явлений. Выступая против механистического понимания детерминизма просто как внешнего толчка, он полагает, что формула закона должна определенным образом соотнести внешние причины и внутренние условия. Только посредством такой формулы можно определить закономерность любых явлений. Поэтому феномену инсайта («догадки», внезапного озарения, мгновение которого в принципе невозможно прогнозировать) С Л. Рубинштейн придавал особое, принципиальное значение, справедливо рассматривая его как излюбленное пристанище индетерминизма. Это объясняется тем, что инсайт традиционно рассматривался как явление, не обусловленное предшествующим ему ходом мысли. Исследование «догадки», проводимое нами еще в 1958 г под руководством С.Л. Рубинштейна в рамках дипломной работы, позволило рассматривать ее как стремительно кристаллизующийся закономерный результат проведенного анализа и закрывало эту лазейку. При этом, главное, выявленная ранее детерминация мышления в ходе решения проблемных задач была распространена на творческий процесс в целом [7]. С.Л. Рубинштейн характеризует ее емко и исчерпывающе: «..Исходным в мышлении является синтетический акт — соотнесение условий и требований задачи Анализ совершается в рамках этого соотнесения и посредством него... Переход от одного акта анализа к следующему определяется в каждом случае соотношением результата, полученного анализом на данном этапе, и оставшимися невыполненными требованиями задачи. Исходная детерминация процесса соотнесением условий и требований задачи, выступая по ходу процесса каждый раз в новых формах, сохраняется (выделено нами — Д. Б) на протяжении всего процесса» [6, с. 971 Вместе с тем, как только требование выполнено, исходная детерминация и стимуляция процесса исчерпана. Таким образом, процесс мышления как бы заперт в жесткое и ограниченное русло условий и требований данной задачи, данной проблемной ситуации. Выход за ее пределы в рамках данного типа детерминации невозможен Говоря, что «мышление исходит из проблемной ситуации», С.Л Рубинштейн подчеркивал, что «имея такое начало, оно имеет и конец» Однако процесс мышления на этом может не обрываться. Вследствие этого выявленный механизм носит лишь частный характер, поскольку не объясняет всей феноменологии творчества, в частности, явлений «спонтанных открытий», которые так и остались за пределами экспериментального исследования. В данном случае можно говорить о том, что выявленная детерминация процесса мышления носила относительно линейный характер При этом естественно, что С Л. Рубинштейн понимал всю сложность проблемы детерминации мышления и включения личности как целостной совокупности внутренних условий его протекания: «Исходная теоретическая посылка о действии внешних воздействий через внутренние условия переводит изучение психического процесса в личностный план» [6, с. 116], В теоретическом плане это была последовательно проводимая позиция: «На самом деле нельзя построить ни учения о психических свойствах человека в отрыве от изучения его психической деятельности, ни учения о психической деятельности, о закономерностях протекания психических процессов, не учитывая их зависимости от психических свойств личности. Всякое противопоставление общей психологии и какой-то от нее обособленной психологии личности, которое иногда у нас встречается, в корне ошибочно» [6, с. 125]. Однако эта позиция в период 50—60-х гг. не была реализована операционально. Это нашло отражение в членении Рубинштейном единого процесса мышления и возможности его анализа в разных плоскостях: «Мышление выступает как процесс, когда на переднем плане стоит вопрос о закономерностях его протекания. Этот процесс членится на отдельные звенья или акты (мыслительные действия).. Мышление выступает по преимуществу как деятельность, когда оно рассматривается в своем отношении к субъекту и задачам, которые он разрешает. В мышлении как деятельности выступает не только закономерность его процессуального течения как мышления, но и личностно-мотивацион-ный план, общий у мышления со всякой человеческой деятельностью» [6, с 54] Итак, при всем понимании сложности, многогранности факторов детерминации мышления они оставались не включенными в процесс его детерминации — рассмотрение мышления как деятельности не определяло динамику мышления как процесса. Естественно, что переоценка открытых ранее закономерностей возможна лишь при движении к раскрытию следующего слоя сущности [5]. Чтобы осуществить целостную детерминацию мышления, необходимо перейти к системной детерминации. Методологическое развитие ее мы находим у Б.Ф. Ломова. Им сформулирован путь реализации системной детерминации через выделение системообразующего фактора. Более того, им поставлены проблемы того, как формируется, чем детерминируется системообразующий фактор. По мнению Б Ф Ломова, системообразующий фактор формируется и развивается в процессе жизни индивида в обществе [5]. В качестве такого системообразующего фактора в наших последующих работах, проводимых в процессуально-дея-тельностной традиции школы С.Л Рубинштейна, выступает способность к ситуативно нестимулированной продуктивной деятельности (ее синонимы: познавательная самодеятельность, интеллектуальная активность, духовная активность) [2]. Выделение такого фактора и создание метода его исследования («Креативное поле», 1969 г.) позволило развить, конкретизировать представление о характере детерминации процесса мышления. Было установлено, что процесс познания детерминирован принятой задачей (этот тип детерминации, как указывалось выше, получил полнокровную экспериментальную реализацию в работах Рубинштейна) только на первой его стадии Затем, в зависимости от того, какую деятельность осуществляет человек, рассматривает ли он решение задачи как средство для осуществления внешних по отношению к познанию целей или оно само есть его цель, определяется и судьба процесса. В первом случае он обрывается, как только решена задача. Во втором, напротив, он развивается. Здесь мы наблюдаем феномен самодвижения деятельности, то, что Рубинштейн называл «героизмом и мужеством познания», который приводит к «взрыванию слоев сущего», выходу за пределы заданного и позволяет увидеть «непредвиденное». В этом выходе за пределы заданного, в способности к продолжению познания за рамками требований заданной (исходной) ситуации, т. е. в ситуативно нестимулированнои продуктивной деятельности, и кроется тайна высших форм творчества, способность видеть в предмете нечто новое, такое, чего не видят другие. Еще раз подчеркнем, что выявление феномена «ситуативно нестимулированнои деятельности* стало возможным благодаря построению новой модели эксперимента, вызванной к жизни методологическими принципами, в их единстве образующими искомый метод «Креативное поле». В отличие от модели проблемной ситуации, в которой мысль движется как бы в одной плоскости (решение заданной задачи), модель должна быть объемной, чтобы проявилась другая плоскость (пространство) для прослеживания хода мысли за пределами решения исходной задачи. В этом качестве может выступать система однотипных задач, содержащая ряд общих закономерностей. Такая система задач обеспечивает построение двухслойной модели деятельности. Первый, поверхностный слой, — заданная деятельность по решению конкретных задач, и-второй, глубинный слой, замаскированный «внешним» слоем и неочевидный для испытуемого, — это деятельность по выявлению скрытых закономерностей, которые содержит вся система задач, но открытие которых не требуется для их решения. Требование решить задачу выступает в качестве стимула мыслительной деятельности до тех пор, пока испытуемый не находит и не отрабатывает надежный и оптимальный алгоритм решения. Дальнейший анализ материала, который не диктуется «утилитарной» потребностью выполнить требование (решить задачу), мы и называем образно вторым слоем. Поскольку переход в этот слой осуществляется после требуемого решения задачи по инициативе самого субъекта, то в этом и только в этом смысле можно говорить об отсутствии внешнего стимула этой деятельности. Такая «бесстимульностъ» ни в коей мере не противоречит фундаментальному положению об объективной детерминированности психики: имеется в виду лишь отсутствие внешних требований и побуждений в конкретной ситуации на определенном этапе развития познавательной деятельности. Экспериментальное доказательство потенциального присутствия второго слоя в любой деятельности еще раз подтверждает представление С.Л. Рубинштейна о мышлении как познании, а не просто решении задач. Однако познавательный поиск может стимулироваться не только внешними требованиями, но и чувством неудовлетворенности результатами собственной работы. Оно проявляется в ситуации, когда испытуемый не владеет достаточно надежным алгоритмом выполнения заданной деятельности. Мы хотим особенно обратить внимание на то, что наш подход требует создания условий для изучения деятельности, осуществляемой не как ответ на стимул. Реализация требования (принципа отсутствия внешнего и внутреннего оценочного стимула) возможна именно в силу того, что второй слой не задан эксплицитно (явно) в экспериментальной ситуации, а содержится в ней имплицитно. Он вызывается к жизни и реально обнаруживает себя лишь как результат проявленной активности человека, истинного механизма подлинно оригинального результата, снимающего мистический ореол с явлений, которые ранее представлялись как спонтанные, ничем не детерминируемые. Чем богаче второй слой деятельности, чем шире система закономерностей, чем четче их иерархия, тем большей диагностической и прогностической силой обладает конкретная экспериментальная методика. Поскольку возможности испытуемого могут быть обнаружены лишь в ситуации выхода за пределы требований исходной ситуации, то «потолок» (ограничение) может и должен быть, т.к. метод направлен на выявление способности к преодолению, снятию его. Структура экспериментального материала должна предусматривать систему таких ложных, видимых «потолков» и быть более широкой, неограниченной. -«Отсутствие потолка» в экспериментальном материале (второй принцип метода) относится, конечно, не к отдельно взятому заданию, а к системе в целом, которая заключает в себе возможность неограниченного движения в ней. При этом такое движение по преодолению «ложных» ограничении, движение как бы по ступенькам, может быть шкалировано, что позволяет сопоставить результаты работы и обрабатывать их не на основе среднестатистических или экспертных субъективных оценок. Самостоятельно найденная эмпирическая закономерность может не использоваться только как новый, свой прием решения, а выступает в качестве новой проблемы. При этом найденные закономерности подвергаются доказательству путем анализа их исходного генетического основания. Здесь мы впервые сталкиваемся с феноменом подлинного целепо-лагания. При этом действие индивида приобретает порождающий характер и все более теряет форму ответа: его результат шире, чем исходная цель. Таким образом, творчество в узком смысле слова начинается там, где перестает быть только ответом, только решением заранее поставленной задачи. При этом оно остается и решением, и ответом, но вместе с тем в нем есть нечто «сверх того», что и определяет его творческий статус [3]. При рассмотрении постановки новой проблемы как преодоления целесообразной и проявления целеполагающей деятельности, мы не противопоставляем деятельность, преследующую результат, конкретную цель, деятельности нерезультативной. Это противопоставление «отчужденного» (по Марксу) труда, где труд лишь средство удовлетворения других потребностей, труду творческому, где сам труд — высшая потребность. Действительно, само получение требуемого результата еще не обеспечивает творческого характера деятельности. При ориентации на сам процесс установка на получение позитивного результата «снимается» в поступательном развитии деятельности, т.е. отношение целесообразности включается в более широкий контекст. Выход в новое пространство, на новую проблему через принятие и решение исходной задачи дает нам представление о подлинном развитии деятельности. Но это «самодви- жение» деятельности не объяснимо только свойствами интеллекта. Исходной гипотезой, получившей свое подтверждение в тридцатилетнем опыте экспериментальных исследований, было предположение, что это свойство целостной личности, отражающее взаимодействие когнитивной и аффективной сфер в их единстве, где абстракция одной из сторон невозможна. Это и есть искомый «сплав» способностей и личности, который далее неразложим и обладает свойством «всеобщности» [4, с. 16]. Это дает нам основание рассматривать его в качестве единицы анализа творчества. Таким образом, в изучении феномена продолжения мышления за пределами исходной ситуации удалось, как нам кажется, осуществить переход от функционального плана изучения мышления к личностному плану в его целостности. Подчеркивая внешнюю нестимулированность подлинно творческого процесса, мы не выводим его из-под действия детерминации вообще. Просто он необъясним из последней, не порождается только ею. Естественно, внешняя детерминация всегда имеет место и стимулирует деятельность, но этим нельзя исчерпывающе объяснить описанный выше феномен. Он рождается не вопреки внешней детерминации и не из нее, а как раскрытие глубинных потенций личности, как внутренне детерминированное и в этом смысле свободное действие. Подчеркнем, эта свобода не исключает внешней детерминации, напротив, предполагает ее, так как всякая осмысленная деятельность развертывается как целесообразная. Следовательно, продолжение мышления за пределами требований заданной ситуации не есть полный произвол, а только то, что отношение человека к Миру опосредуется богатством его внутреннего мира.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ![]() ©2015 - 2025 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|