Место и роль понятия субъекта в конкретных 5 глава

Лишь реализация в деятельности отношения человека к миру (о чем говорил и С.Л. Рубинштейн) позволяет понять логику самого процесса. Включив «отношение человека к миру» в логику процесса, мы тем самым осуществили пе­реход к экспериментальному исследованию мышления как деятельности.

Выделение системообразующего фактора, структура ко­торого позволяет рассматривать его как единицу анализа творчества, открывает новый уровень рассмотрения проблем мы детерминации творческого процесса.

Нап о мним, что к рубежу 19-20 вв. в историко-философ­ском анализе проблемы четко оформились две тенденции. Одну из них представляют такие направления, как философия жизни, экзистенциализм, а другую — инструментализм, опе-рационализм, прагматизм и близкие к ним варианты неопо­зитивизма. В определенной степени они послужили основой того разрыва в когнитивной и аффективной линиях психоло­гического анализа (закрепленного функциональным подходом), который постоянно отмечался исследователями творчества.

Суть этого противостояния кратко и четко выражена М.М. Бахтиным, представителем гуманитарного подхода: «творчество не сводится к технике делания, а является ду­ховно-нравственным зарядом к действию» [1].

Поскольку «техника делания» выступала в качестве объекта исследования творчества естественнонаучного (сайентист-ского) направления, то постановка вопроса о выявлении детерминант процесса творчества в его рамках была законо­мерна. Иной удел имел «духовно-нравственный заряд к дей­ствию»-. Невозможность экспериментального анализа этого феномена в рамках гуманитарного, культурно-историческо­го направления препятствовала постановке самой проблемы выявления его детерминант.

Представляется, что наше понимание творчества созвуч­но позиции М.М. Бахтина. Способность личности к ситу­ативно нестимулированной продуктивной деятельности — не просто проявление абстрактного познавательного интереса, но нравственная интенция. Действительно, «самочинное» раз­витие деятельности, совершаемое вне утилитарной потреб­ности, по своей воле, свободному выбору — это и есть про­явление подлинного субъекта деятельности.

Однако нам представляется, что, несмотря на, казалось бы, гуманитарный аспект анализа проблемы, он позволяет ■ рассматривать описанный нами процесс в качестве непо-,jj средственного операционального «психологического напол-1 ц, нения* понятий творчества и одаренности.) |.

Метод «Креативное поле», кроме того, что он выявляет)^ способность субъекта к развитию деятельности за пределами ц исходных требований, позволяет тщательно отслеживать И! * «технику делания», т.е. процессуальную составляющую твор->, чества.».

Это находит выражение в фиксации момента и характера проявления познавательной самодеятельности, в детальном шкалировании и иерархии всех способов действий в ходе овладения экспериментальной деятельностью и дальнейше­го ее развития.

Методики «Креативного поля* позволяют на этапе овладения деятельностью оценивать умсгвенные способности испытуемого как по параметрам обучаемости: обобщенности способа действия, его характера, переноса, экономичности и самостоятельности, так и по степени сформированное™ опе­рационального и регуляторного аппарата: полноте анализа условий задачи, частичному анализу условий задачи, пла­нированию (стратегии поиска), хаотичному, направленному, оптимальному.

Если испытуемый работает в эксперименте в рамках тре­бований предъявляемых задач (первый слой), то, невзирая на разную, даже высшую степень успешности, мы относим его к стимульно-продуктивному уровню интеллектуальной активности (ИА). Вместе с тем, высота интеллекта и его культура, проявляемые в скорости и приемах овладения де­ятельностью в сопоставлении с отсутствием способности к развитию деятельности по своей инициативе, не только ха­рактеризуют операциональный состав процесса мышления, но выявляют также те мотивационные барьеры, которые тормозят его выход во второй слой.

Если же испытуемый в развитии исходной деятельности выходит за рамки ее требований, то мы относим его к эвристическому уровню ИА и констатируем наличие у него творческих способностей. Стиль и способ овладения новой деятельностью в эксперименте, время и динамика выхода во второй слой — слой закономерностей, не требуемых для ре­шения предъявляемых задач, позволяют дать детальный анализ всего процесса, его операциональный и мотивацион-ный состав.

Чем большее число параметров фиксируется экспери­ментатором, тем более детальный анализ предшествует выводам, тем он объективнее

Вместе с тем структура методик, обеспечивающая высо­кую валидность и прогностичность метода, имеет свою обо­ротную сторону в сложности и трудоемкости самой про-

цедуры (полная процедура принципиально индивидуально­го эксперимента представляет собой минимум 5 серий, за­нимающих в среднем от 20 до 40 минут) В частности, это отвечает одному из принципов метода¹ длительности и мно­гократности эксперимента, так как только многократность тестирования может контаминировать влияние привходя­щих факторов и, главное, обеспечивает возможность овла­дения предлагаемой в эксперименте деятельностью Этот момент имеет принципиальное значение, так как лишь при условии максимальной отработки испытуемым надежного алгоритма можно судить о наличии или отсутствии способ­ности к нестимулированному извне развитию деятельности, что отражает наше концептуальное раскрытие понятия «твор­ческие способности»

Все сказанное позволяет понять, что проблема сохране­ния полной информации о работе испытуемого в экспери­менте актуальна, но связана с определенными трудностями. Решение этой, а заодно и ряда других проблем мы видим на пути формализации, а затем компьютеризации методик «Креативного поля».

Опыт работы в данном направлении показал, что специ-фика экспериментального материала, связанного с работой испытуемого на характерном для ряда методик графическом поле, привела к необходимости отказа от традиционного для экспертных систем подхода и создания алгоритмического аппарата анализа нарисованных испытуемым геометричес­ких объектов.

На первом этапе компьютер вычисляет «идеальные «объек­ты*, то, что испытуемый проводит (чертит) на бумаге. Это позволяет избежать ошибок, связанных с работой «мышью». Затем однозначно определяются математические образы пос­ледующей стадии эксперимента. Действия испытуемого клас­сифицируются по выявленному ранее набору типичных оши­бок.

Первая версия программного обеспечения методики показала, что методика плохо поддается необходимой фор­мализации в рамках традиционных языков программирова­ния. Поэтому для программирования методики на макро­уровне в настоящее время разрабатывается специальный

язык. Апробация компьютерного варианта указывает на его валидность.

Одновременно это направление работы позволяет дове­сти изучение и измерение «техники делания» до ее техни­ческой реализации в прямом смысле слова.

Таким образом, мы можем констатировать реальность совмещения двух планов исследование «техники делания» и духовно-нравственного аспекта творчества, исследование мышления как процесса и как деятельности.

Факт преодоления стойкой традиции раскола в иссле­довании творчества мы в первую очередь связываем с вы­делением системообразующего фактора, что отвечает мето­дологическим требованиям выявления системной, целост­ной детерминации и валидного метода его исследования. Думается, что соответствие системообразующего фактора детерминации творчества единице его анализа, закономер­но в тех случаях, когда мы исследуем целостный объект-Выделение «единицы анализа» творчества мы связываем с переходом от анализа, низших форм творчества — про­дуктивного мышления как решения задач, которое возмож­но в рамках поэлементного анализа, но которое не позво­ляет перейти к анализу высших форм Анализ же высших, развитых форм творчества не только требует, но и позво­ляет выделить искомую единицу. Это становится возмож­ным потому, что анализ именно развитых форм творчества осуществим лишь при целостном, а не частичном описании процесса.

ЛИТЕРАТУРА

1 Бахтин ММ Эстетика художественного творчества М_т 1997

2 Богоявленская Д Б Интеллектуальная активность как проблема

творчества РГУ, 1983

3 Богоявленская ДБ (Ред) Основные современные концепции

творчества и одаренности М, 1997

4 Выготский Л С Мышление и речь Т2 М, 1982

5 Ломов Б Ф Методологические и теоретические проблемы психо-

логии М, 1984

6 Рубинштейн С Л Принципы и пути развития психологии М,

7 Рубинштейн С Л О мышлении и путях его исследования М,

В.Н.Дружинин (Москва, ИП РАН) ОНТОЛОГИЯ ПСИХИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ

С течением лет все яснее становится значение С.Л. Рубин­штейна как выдающегося методолога, который заложил в советской (построссийской) психологии традиции высокой философской культуры при постановке и решении карди­нальных проблем. К их числу относится и проблема при­роды психического.

В «Основах общей психологии» природа психического рассматривалас ь в рамках психофизической (ныне ее назы­вают психофизиологической) проблемы. С.Л. Рубинштейн выделил три основных способа ее решения: психофизичес­кий параллелизм, психофизическое взаимодействие и пси­хофизическое единство.

Он критиковал как теорию психофизического параллелиз­ма, так и концепцию психофизиологического взаимодействия. Он ставил знак тождества между психическим и идеальным. Точка зрения психофизического параллелизма была для него неприемлема, так как превращала психическое в эпифеномен, а психологическую науку — в интроспективную психологию. Психофизическое взаимодействие, сточки зрения С.Л. Ру­бинштейна, грубо расчленяет неделимый психический орга­низм на два компонента, которые лишь внешне взаимодей­ствуют друг с другом: психические силы при этом действуют, вмешиваясь в физические процессы. «В противовес как дуа­лизму, противопоставляющему психическое и физическое, так и учению о тождестве психического и физического в духе механического материализма у одних, спиритуализма у дру­гих, советская психология исходит из их единства, внутри которого и психическое и физическое сохраняют свои специ­фические свойства» [с. 19]. Следовательно, главная проблема состоит в выявлении этих специфических свойств психичес­кого. Но как это сделать объективным научным методом?

Для того чтобы продолжить рассуждения, сделаем один логический ход: расчленим психофизическую проблему (как это принято в современной психологической теории) на три подпроблемы:

1) психофизическая проблема — фиксирует отношение «мир -* психический образ»;

2) психофизиологическая проблема — фиксирует отно­шение «организм -* психика»;

3) психорегуляторная проблема — фиксирует отношение «психика -♦ мир».

Отношение «психика ■*■ мир» предполагает возможность непосредственного воздействия психики на внешний отра­жаемый мир; око останется за пределами нашего анализа, так как современное естествознание и научная психология отвергают такую возможность.

Разумеется, если психология не имеет собственной при­роды («физики»), признание точки зрения психофизиоло­гического взаимодействия («психика— идеальна») ведет к индетерминизму. Однако проблема онтологии психической реальности не может быть сведена к классической пси­хофизиологической (или иначе — психофизической) про­блеме.

Психофизическая проблема в контексте содержания на­шей статьи является производной от более обшей: суще­ствует или нет у психики собственная онтология или — грубее — «физика», а если существует, то какова она? Если собственной онтологии у психического нет, бессмысленно сопоставлять психическое и физиологическое, т.к. мы долж­ны сразу встать на позицию психофизиологического редук­ционизма и полагать, что психическая реальность есть интроспективная, данная лишь субъекту, сторона реально­сти физиологической, и психологию действительно должен разрабатывать физиолог, как писал еще И.М. Сеченов. Только признание собственной онтологии за психической реально­стью позволяет ставить вопрос о взаимоотношениях двух реальностей — психической и физиологической.

Наиболее полно онтология психической реальности раз­работана в трудах Я.А. Пономарева [6]. Он выделил четыре основных подхода в понимании природы психического: 1) психика как проявление идеальной субстанции, 2) пси­хика как система сочетательных (условных) рефлексов, 3) психика как отображение реальности, 4) психика как субъек­тивное отражение, как динамическая модель.

Я.А. Пономарев проанализировал взгляды С.Л. Рубин­штейна на психофизиологическую проблему. Он отметил, что сильной стороной взглядов С.Л. Рубинштейна является

стремление преодолеть эмпирический параллелизм и абсо­лютную идеализацию психического, С.Л. Рубинштейн не противопоставлял односторонне материальное идеальному, поскольку мир един, а его единство состоит в материаль­ности; «Требование это заключается, в том, чтобы не вы­водить психическое как идеальное за пределы материаль­ного мира, не допускать обособления материального от идеального и внешнего дуалистического противопоставле­ния одного другому» (С.Л. Рубинштейн. «Бытие и созна­ние»).

Продолжая методологический анализ С.Л. Рубинштейна в своей работе «Психология творчества», Я.А. Пономарев выдвинул принцип двуаспектности исследования любых форм отражения (в том числе психического). ЯЛ. Пономарев полагал, что исследование отношения отображения к отобра­жаемому есть задача гносеологии. В пределах гносеологи­ческого подхода психическое отражение идеально по отно­шению к внешнему материальному объекту.

Но психическое может быть рассмотрено и как сторона процесса и результата взаимодействия отражающей и отра­жаемой материальных реальностей, то есть стать предметом естественнонаучного исследования. Выделение психики как объекта исследования предполагает, что психическое имеет собственную онтологию.

«Гносеологический анализ по самой своей сути требует рассмотрения отражения и материи как противоположных, поскольку предметом этого анализа является именно отно­шение бытия и сознания. Однако такое противопоставление правомерно лишь в пределах, которые определяют направ­ление гносеологических исследований. Поэтому нельзя ста­вить вопрос: идеально психическое отражение или матери­ально? Оно и идеально (в гносеологическом аспекте), и. материально (в онтологическом аспекте)» [6, с. 84].

Я.А. Пономарев полагал, что традиционная постановка психофизической (точнее — психорегулятивной) проблемы^ не правомерна, нельзя объяснить как душа управляет телом,!' пытаясь выяснить закономерности психической регуляции ^ движений, сопоставляя образ и тело. «С телом сопоставима только модель. Она является объективным компонентом [6, с. 93].

Итак: психическая реальность по отношению к отобра­жаемому есть образ, а по отношению к телу — модель. Но как психическая реальность— «модель» может управлять телом? И какова природа этой реальности?

Я А. Пономарев связывает психическую реальность — «модель* с определенным структурным уровнем функцио­нирования физиологических процессов в головном мозге И здесь лишь один шаг остается от позиции психофизиоло­гического единства к позиции психофизиологического тож­дества, который и делает В.Б. Швырков с помощью систем­ного подхода.

Наиболее последовательно идея психофизиологического тождества (идентичности) пропагандируется в работах вы­дающегося психофизиолога В.Б. Швыркова [9]. «Основным научным событием... является установление того факта, что нервные клетки в разных областях мозга специализирова­ны не относительно каких-либо процессов или функций, а относительно элементов субъективного опыта Причем в корковых областях — главным образом относительно инди­видуально приобретенного опыта, а в филогенетически древ­них структурах мозга — относительно видового опыта. На наш взгляд, это означает решение уровней психофизиоло­гической проблемы, так как описание совокупностей активных в какой-либо момент элементов мозга, специа­лизированных относительно конкретных элементов субъек­тивного опыта, становится одновременно и описанием состояния субъективного мира в этот момент, а перечис­ление всех специализаций нейронов — описанием всей фило-и онтогенетической памяти организма, т.о. всего субъекта поведения».

Полемика с позициями системной психофизиологии не входит в задачу этой статьи. Однако на мой взгляд, в ходе рассуждений В.Б. Швыркова произошла подмена понятий: психическая реальность отнюдь не сводима к опыту, инди­видуальной и видовой памяти Более того, компьютер об­ладает памятью, и элементы компьютера (секторы жесткого Диска, например) специализированы относительно «индиви­дуального опыта* и «видового* (если под таковым понимать проект компьютера), но кто может утверждать о наличии в

компьютере психической реальности как переживания акту­альной картины мира?

Более того, определив в эксперименте специализацию нейрона путем сопоставления субъективной интерпретации ситуации исследования экспериментатором со временем ак­тивации нейрона, можно сказать, какой элемент опыта у конкретного индивида актуализирован. А можно ли решить обратную задачу'' Тем более нереально за конечное время определить специализацию всех нейронов. Математик ска­зал бы, что в этом случае мы имеем «дурную бесконеч­ность». Следовательно, решенная «в принципе* задача ста­новится не решаемой операционально, а значит мы столь же далеки от ясности в вопросе о взаимоотношении психичес­кого и физиологического, как и ранее.

Системная психофизиология не нуждается в понятии «субъективная реальность» для объяснения поведения жи­вотного в эксперименте, как не нуждалась в этом и тради­ционная «сопоставительная психофизиология».

И не случайно в цепочке детерминистических отноше­ний индивида и среды психическая реальность отсутствует [9, с.26]: «Развитие человеческих обществ и способов про­изводства в этих обществах привело к изменению формулы соотношения человеческого индивида со средой. В настоя­щее время в весьма упрощенной форме она может быть представлена как геном «мозг f^ тело о культурная среда <-» общество <-> Вселенная*. Упрощение в очередной pas осуществилось за счет психологии.

Маленькая ремарка. Я отнюдь не умаляю вклада систем­ной психофизиологии и школы П.К. Анохина в развитии мировой науки. Но будем отличать научную полемику от «присяги на верность». Могу лишь добавить, что безуслов­ное признание великих и очевидных заслуг И.М. Сеченова перед отечественной и мировой физиологией и психофизи-» ологией не мешает им считать, что его труд «Кому и Kait разрабатыват*. психологию⁹* стал в руках людей инструм^н! том, исказившим и затормозившим развитие психологии 9 России в течение всего XX столетия. \

Вернемся к обсуждению природы психического Если психическое имеет собственную онтологию, принадлежа ма> термальному миру, то при решении психофизиологической

проблемы у нас нет оснований пренебрегать теорией психофизического взаимодействия Более того, в нашей ин­терпретации, она гораздо ближе к разделяемой С.Л. Рубин­штейном концепции психофизического (точнее — психофи­зиологического) единства, чем теория психофизиологичес­кой идентичности (тождества). Психическое, являясь мате­риальным, имеет иную физическую природу, нежели регистрируемые современными методами электрофизиоло­гии физиологические процессы, и, возможно, существует некоторая физическая модель, адекватно описывающая при­роду психической реальности. Назовем эту модель — моде­лью «активной голограммы».

В пользу ее выбора говорят следующие феноменологи­ческие признаки психической реальности: 1) непрерывность (недизъюнктивность), 2) процессуальность, 3) целостность психического процесса, 4) общее познается раньше частей, генерализация предшествует дифференцировке, 5) резонанс-ные (симультанные) взаимодействия в психике первичны по отношению последовательным (сукциссивным), 6) ста­бильность актуального образа мира во времени при наличии «потока сознания». Другие признаки: нелокальность, эксте-риоризованность и пр являются более дискуссионными, чем названные. Наиболее глубоко признаки психического (особенно применительно к процессу мышления) проанали­зированы А.В. Брушлинским (3).

Основное содержание представлений о психике как вол­новой структуре можно свести к следующему.

Система, ответственная за отражение взаимодействия индивида со средой и регуляцию поведения индивида в среде, постоянно порождает и поддерживает существование некоторой реальности, которую мы называем психикой. Субъективная реальность— часть психики, переживаемая актуально «здесь и теперь». Функцией одной из систем человеческого организма (и любого другого высокооргани­зованного организма) яиляется порождение и поддержание в активном состоянии «психической реальности», которая сама является активной. В этом и состоит сущность фено­мена «субъекта психической деятельности» [ 1 ]

Психическая реальность, будучи активной, проявляет активность по отношению к организму Еще Спиноза

говорил о том, что для души (субъекта) тело является объектом.

Как отмечал С.Л. Рубинштейн, теория психофизическо­го параллелизма и теория взаимодействия «исходят из ве­ликого противопоставления психических и физических процессов; в этом противопоставлении и заключается их основной порок» [8, с 17]

Однако можно полагать, что психическая реальность также является физической реальностью Обозначим ее как фи­зика II, в отличие от физики отражаемого внешнего мира (физика I). Для этого нужно лишь рассматривать психическую реальность как объект естественнонаучного исследования.

Отсюда следует, что претензии физиологов на решение проблемы психического путем принятия идеи системного или «обычного» психофизиологического тождества по мень­шей мере спорно. Ибо физиологические процессы произво­дят и поддерживают некоторый психический процесс (об­ладающий, как замечено выше, собственной онтологией — физикой II). Однако любой естествоиспытатель скажет, что ему не известно никакой иной физики, кроме той, законы которой действуют в объективной реальности и изложены в курсах учебников для университетов и школ, в научных статьях и монографиях.

Поскольку психика как объект исследования является частью объективной реальности, то и физическое описание закономерностей ее существования (физика II) является од­ной из составляющих, версий физики I — физики внешнего мира?

За нами остается выбор: какой вариант физической ре­альности более соответствует нашим знаниям (обыденным и научным) о психике, ее функционировании и закономер­ностях развития.

Еще раз вернемся к нашей метафоре Для этого рассмот­рим другую метафору — компьютерную, которая наиболее популярна в современной психологии, в качестсе модели описания закономерностей познания субъектом окружаю­щей реальности.

Нервная система человека рассматривается как система приема, переработки и преобразования информации в дей­ствие, регулируемое с помощью обратной связи В поздней-

шей версии когнитивной психологии, сложившейся в конце 70-х — начале 80-х годов, система переработки информации признается активной: система активно порождает гипотезы о мире, проверяет их достоверность действием {схема по­знания К. Поппера). Такой же моделью описывается и от­дельный когнитивный акт. Решающую роль в нем играют когнитивные схемы — основанные на прошлом опыте субъек­та упрощенные гипотезы, предваряющие и исправляющие познавательный акт и определяющие активный набор и пре­образование информации (X. Найсер).

В любой версии «компьютерной метафоры» возникает проблема: а кто является активным зрителем и мыслите­лем, — проблема «гомункулюса».

В этой модели психическая реальность не нужна, дос­таточно «жесткого вооружения* (железа), структуры нервной системы, «мягкого вооружения» (программ) — когнитивного опыта субъекта

«Метафорическому компьютеру» не хватает целостной картины мира и активной внутренней («психической») жизни, не говоря о внешней.

Предположим, что «метафорический компьютер» не про­сто перерабатывает информацию, а производит нечто, что способно влиять на его работу, преобразовывать и направ­лять его активность по поиску и переработке информации путем прямого воздействия на физические процессы, про­исходящие в компьютере.

Проще представить, что электромагнитные волновые про­цессы, которые возникают при постоянной работе компью­тера в качестве «шума», складываются в некоторую струк­туру,- которая является не «отходом» процесса активности компьютера, а, может быть, основным продуктом работы компьютера.

Предположим, что эта «стоячая волна» влияет на про­текание процессов в компьютере: на активацию и дезакти­вацию тех или иных программ, извлечение информации из памяти, направление поиска и преобразование информации, подключение к внешним источникам, включение перифери­ческих устройств и т.д

Мозг не выделяет мысль как печень — желчь: психичес­кая реальность не существует без мозга, существует как

продукт его активности, влияет на его активность и умирает вместе с ним, как гаснет костер, когда не осталось горючего материала или не хватает воздуха для горения.

Эта крайне примитивная метафора все же, на мой взгляд, ближе к сущности отношения психического и физического, чем прочие весьма изощренные вербальные решения пси­хофизиологической проблемы

В этом случае психика сохраняет свай онтологический статус как самостоятельная реальность, психическое, сохра­няет свое качественное своеобразие; оно не сводится к фи­зическим свойствам материи и не превращается в бездей­ственный эпифеномен [8, с. 19].

Один известный психофизиолог сравнил электроэнце­фалограмму с шумом, который производит двигатель внут­реннего сгорания при работе. Он не только хотел подчер­кнуть сложность проблемы расшифровки по энцефалограмме особенностей функционирования головного мозга, но и не­причастность ЭЭГ к этим процессам. С его точки зрения, энцефалограмма — это «отход» работы нервной системы. Возможно.

Однако должно существовать поле, природа которого не ясна, но которое является продуктом деятельности мозга, существует только в процессе его деятельности и влияет на его деятельность.

Остается проблема выбора: какая физическая модель из уже существующих наиболее адекватно может описать эту реальность?

Наиболее приемлемым вариантом физического описания психической реальности является (на взгляд автора статьи) голографическая модель.

Актуально переживаемую психическую реальность мож­но рассматривать как «стянутую волну» — голограмму, воз­никающую в результате функционирования головного моз­га как целостной системы. Вероятно, что поле — носитель голограммы является электромагнитным; этоочевидное, но отнюдь не единственное решение.

Основными отличиями нашей гипотезы от традицион­ной голографической гипотезы функционирования мозга являются- 1) признание того, что «голографическое изоб­ражение» активно по отношению к носителю «голограм-

мы» — мозгу, 2) «голограмма» является структурой, ответ­ственной не только за «память» (сенсорную и кратковре­менную), но и за всю актуально переживаемую психичес­кую реальность.

Идея голографического описания процессов кратковре­менной памяти и работы головного мозга в целом принад­лежит, может быть, величайшему психофизиологу современ­ности Карлу ГТрибраму [11] Она восходит к предложенному в 1906 году Гольдштеином описания восприятия и памяти как резонансным взаимодействиям между волновыми фрон­тами, которые создаются при поступлении сенсорных пото­ков в кортикальные области человеческого мозга. Затем К. Лешли в 1942 году, полемизируя с Келером, предложил голографическую гипотезу как альтернативу локализацио-низму при описании отношений между мозгом и восприни­маемым образом. Затем К. Боринг попытался применить голографическую гипотезу для объяснения процессов вос­приятия и памяти.

Дело в том, что свойство оптической голограммы очень похоже на феноменологию психической реальности. Напом­ню, что оптическая голограмма отличается от обычной фо­тографии тем, что на фотопленке фиксируется не интенсив­ность света, а структура волнового фронта.

Свойства голографической памяти удивляют: I) голо-графическая память распределена по всему объему (площа­ди) носителя; 2) большой объем памяти сконцентрирован в малом пространстве; 3) уменьшение объема носителя лишь ухудшает детализированностъ изображения, но не уничто­жает его части; 4) оптическая голограмма (реконструкция) трехмерна, изображение константно, детализировано; 5) оптическая реконструкция возникает далеко от хранили­ща, а не локализировано в том же месте, где находится носитель; 6) голограмма ассоциативна: если она сделана через отраженный свет с двух сторон объекта, освещение носителя восстановит «,.розрачное» изображение объекта по свету, отраженному лишь с одной стороны.

Математический аппарат голографии, разработанный Д. Габором [10] в 1948 году, почти сразу же стал исполь­зоваться специалистами в области нейрофизиологии для описания процессов восприятия и памяти

В настоящее время создан ряд конкретных моделей пе­реработки информации, основанных на голографической ги­потезе (в частности на основе Фурье-голограмм). К их числу относятся модели К. Прибрама (1971), Д.Н. Спинелли [12], В.Д. Глезер (1973) [4] и других исследователей.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: