Обрусение христианства. В 1491 году Иван III заключает своего брата Андрея Васильевича в тюрьму, где тот позднее и умирает. Митрополит приходит к великому князю и «печалуется» о заключённом, просит освободить его. Сам Иван Васильевич в это время опасно бо

Обрусение христианства

Крещение Руси, которое начиналось с крещения князя Владимира Святославича со дружиною, было великим актом единения всей той уже русской территории и проживающих на ней племён не только на основе единого языка, более-менее единых традиций и культуры, но и на единой философско-религиозной, уже без более-менее, идеологии. В тот момент христианская идеология как нельзя лучше соответствовала феодальному по форме государству. С этого начался длительный процесс двоеверия с постепенным вхождением христианства в обычаи и традиции восточных славян. Даже все эти князья – Владимиры, Ярославы, Игори, Святославы, Всеволоды, Ростиславы, Святополки, Мстиславы… вошли в историю, под своими нехристианскими именами, и не обо всех из них известны имена, данные им при крещении. Что уж говорить о боярах и простых общинниках, если, например, даже в 14-м веке Новгородская земля звалась Живиной Русью, то есть Русью под покровительством богини Живы. Византийское христианство устраивало Русь уже потому, что оно не стремилось, ибо не могло, подчинить себе ни княжескую власть, ни обычаи народа Руси, уж очень мощное это было объединение – Русь. «Богу богово, а кесарю кесарево». В этом отношении власть католического Папы была куда существенней в остальной Европе.

И всё же эта идентичность в противовес западному влиянию была сильно подорвана нашествием Орды. Разорённая южная и северо-восточная Русь стала данницей Орды, и тамошним князьям теперь не больно нужна была поддержка электората – главное было получить благословение хана и ярлык на княжение, а если кто-то выступит против, то тут же выступят ему в помощь ордынские войска. На западе же Руси, где сумели отбиться от Орды, общины сдавали свою свободу боярству. Местное боярство, что в Галиции, что во Владимире-Волынском давно с завистью смотрело на феодалов Венгрии и Польши, прибравшим в ленную собственность свои поместья. Несколько раз, при поддержки этих западных королей и рыцарей, они пытались ограничить власть над собой князя и под собой свободу городских и сельский общин на своей вотчине. Однако каждый раз эти боярские бунты подавлялись князьями. Усиливать же наступление эта западная модель феодального беспредела не могла пока ещё существовал, хоть уже и раздробленный, но умевший сплотиться в борьбе за старину и прежние традиции княжеский род всей Руси. Когда же большая часть страны пала под Орду, на её западе, дабы сохранить свою хоть и усечённую боярской вольницей власть, князья вынуждены были принять западную модель «свобод и прав человека» и ограничить свою власть над боярами, отдать им в беспредельное частное владение их вотчины уже к концу 13-го века. Правда теперь Владимиро-волынский и Галицкий князья стал именоваться королями, но что не сделаешь ради успокоения своего боярства, требовавшего «еуропейских» ценностей.

Другим путём пошла северо-восточная Русь. Здесь, после первых десятилетий хозяйничанья Орды, стала вырисовываться иная система закрепления феодализма и христианской идеологии. Основывалась она на том, что потомки Александра Невского, правдами и не правдами закрепившие за собой власть над северо-восточной частью Руси, для того, чтобы на нескольких фронтах противостоять своим противникам, каждый из которых обладал значительно большим экономическим, людским и разумеется военным потенциалом, вынуждены были раз за разом отбирать свободы у ВСЕХ сословий общества, начиная с СЕБЯ. Вот как пишет об этом Ф. Ф. Нестеров:

В 1491 году Иван III заключает своего брата Андрея Васильевича в тюрьму, где тот позднее и умирает. Митрополит приходит к великому князю и «печалуется» о заключённом, просит освободить его. Сам Иван Васильевич в это время опасно болен и готовится, как и всякий религиозный человек, предстать перед «судом господним». Тем более искренен его ответ-самооправдание: «Жаль мне очень брата, и я не хочу погубить его… но освободить его не могу. Иначе, когда я умру, будет искать великого княжения над внуком моим, и если сам не добудет, то смутит детей моих, и станут они воевать друг с другом, а татары будут русскую землю губить, жечь и пленить, и дань опять наложат, и кровь христианская опять будет литься, как прежде, и все мои труды останутся напрасны, и вы снова будете рабами татар».

Конечно же, на западе Европы родственники ради власти над плебсом резали и казнили друг друга не меньше русских князей, а зачастую и больше, и куда более жестоко, но это происходило именно ради власти и денег, в отличии от возрождающейся Великороссии, где ребром стоял вопрос жизни и смерти всего государства и народа. Вот почему и русское боярство-дворянство в большинстве своём поддерживало великого князя, который напрягал ВСЁ общество, весь народ ради его спасения. В этом смысле и церковь на Руси, которая изначально была частью Константинопольского патриархата и меньше всего пеклась о патриотизме народа, начиная с Сергия Радонежского поворачивается к традиционной системе ценностей русичей, в которой смерть за «други своя», за свой народ была куда более свята, чем служение господу. Вот почему Сергий благословляет на бой против Мамая великого князя Дмитрия и посылает в войско двух монахов Пересвета и Ослябю. Надо сказать, что есть вполне основательные сомнения, что эти два воина были на тот момент монахами, а не боярами. Но сам факт того, что в более поздней интерпретации церковь присоседилась к этой знаковой победе Московской Руси над Ордой, говорит о том, что русская ортодоксальная (правоверная) церковь в 14-м веке действительно становится РУССКОЙ, она включает в свой арсенал идеологию русского патриотизма, крепко связанного с дохристианской судьбой восточных славян, то есть обрусевает на весьма значительную часть своей идеологии, постепенно отрываясь от своей греческой, весма космополитичной христианской матери-церкви. А уж когда, через шесть десятилетий после Куликовской битвы, Константинополь подписал с Римом унию, Московские христиане окончательно рвут с ним связь и становятся де-факто и де-юре полностью независимыми от внешнего идеологического и организационного управления. Москва со своей полностью автономной церковью становится идеологическим центром будущего объединения всех русских земель.