Вольность и крепостничество

При Иване IV Грозном продолжилось укрепление самодержавия, хотя в разбогатевшем и расширившемся государстве боярство, как и всякий феодальный класс, глядя на своих европейских «коллег», естественно стремилось к защите «прав и свобод человека», подразумевая в этих правах свои права быть полновластными хозяевами в своих вотчинах и ограничить право великого князя распоряжаться их судьбой. Но великие князья продолжали тусовать боярство по своему усмотрению, отбирая у них наделы в одном месте и выдавая в другом, и требовать от них отдавать службе столько сил, сколько, по мнению великого князя, требуется государству. Когда роптание феодального класса достигло своего апогея, Иван Грозный вводит элементы гражданского общества, которое должно прижать это роптание снизу – институируется Земской Собор, как законодательный орган, в котором представлены все сословия, вводится самоуправление в земствах, создаются вооруженные регулярные стрелецкие части, которые лишают феодальную конницу незаменимости. Боярство отвечает откровенной изменой части своего класса, самый известный изменщик - друг Ивана Курбский. В ответ царь вводит опричнину, дабы окончательно раздавить сопротивление своему самодержавию…

И всё же боярство берёт верх, свергнув Годунова и, ради расширения своих прав и свобод, свалили Русь в смуту, скатившись до призвания на царство иноземца. Но в результате получили такой разор и государства, и собственных поместий, что, опомнившись, восстановили царскую власть, посадив на трон Романовых и, в конце концов, смирившись с утратой собственных «свобод», лишили этих свобод и часть крестьянства, юридически оформив крепостничество в соборном уложении 1649 года.

Итак, юридически крепостное право просуществовало на Руси, в России 212 лет. Этот факт используется всей русофобской ратью в обосновании того, что народ у нас раболепствующий, что такое вот рабство впиталось в нашу кровь и плоть, а значит, во след за Чеховым, все «креативщики» бросились «выдавливать из себя раба по капле», возвышаясь над этим «быдлом». На самом деле всё их свободолюбие скатывается к раболепному поклонению всему западному – культу денег, свободе похабщины и радостным лаем на собственную страну и народ, поглядывая на своих западных кумиров, дескать: «Угодил я вам? »

А как же обстояло дело на самом деле? В своё время, попав в учебку ВДВ, на одном из первых построений нашей 9-й роты я услышал от старшины Жидкова знаковое пояснение нашего положения:

- Курсанты, запомните раз и навсегда. Ваши права гражданина Советского Союза на все два года службы у вас забрали вместе с вашими паспортами. Теперь у вас вместо ваших прав есть только одна обязанность – выполнять приказы ваших командиров.

Славный у нас был старшина, любил Чехова, время от времени выдавал нам к месту его блестящие выражения. или собственные, вроде: «Курсант, вы должны чувствовать удовольствие при виде вывернутых кишков противника». В общем жёсткий, но мудрый ростовский парень…

Так вот, московская Русь строилась изначально, как ВЫНУЖДЕНО постоянно воюющая страна, для которой мирные годы были скорее исключением. В этих условиях народу приходилось мириться с ограничением своих прав. Крепостной крестьянин, по сути, продолжал относиться к своему помещику, как к боярину, которого царь направил к нему на кормление, а он, крестьянин, должен был служить тому барину-боярину, как тот служит царю, ибо басурманы обступают, войны одна за другой, значит надо терпеть, нести повинности, пока помещик проливает за государя и Русь свою кровь. То есть, крепостной крестьянин в имении каких-нибудь Орловых, или крепостной рабочий у Демидова ощущал себя отдавшим свободу ГОСУДАРСТВУ, во главе которого стоит государь, а барин всего лишь управленец над ним по поручению государя.

Разумеется, идиллии между крепостными и барами не было никогда, тем не менее, они терпели друг друга ради блага государства, тем более, что жизнь крепостных крестьян на Руси, по сравнению с их западными «коллегами», была куда лучше во всех отношениях. Приведём некоторые свидетельства со стороны о жизни наших предков.

Венецианский купец и дипломат Барбаро Иософат 1479 год: «Изобилие хлеба и мяса здесь так велико, что говядину продают не на вес, а по глазомеру… …Зимою привозят в Москву такое множество быков, свиней и других животных, совсем уже ободранных и замороженных, что за один раз можно купить до двухсот штук».

Дон Хуан Персидский в конце 16-го века, даёт аналогичные свидетельства относительно дешевизны еды в России: «Мы пробыли в городе[Казани] восемь дней, причем нас так обильно угощали, что кушанья приходилось выбрасывать за окно. В этой стране нет бедняков…».

Секретарь австрийского посла в России Гвариента Иоанн Корб, бывший в России в 1699 году, также отмечает дешевизну мяса: «Куропатки, утки и другие дикие птицы, которые составляют предмет удовольствия для многих народов и очень дороги у них, продаются здесь за небольшую цену, например, можно купить куропатку за две или за три копейки, да и прочие породы птиц приобретаются не за большую сумму». А Юрий Крижанич, хорватский богослов и философ, сосланный на 16 лет в Тобольск за работу «иностранного агента» в том же 17-м веке написал о России в трактате «Политика»: «Люди даже низшего сословия подбивают соболями целые шапки и целые шубы..., а что можно выдумать нелепее того, что даже черные люди и крестьяне носят рубахи, шитые золотом и жемчугом?... Следовало бы запретить простым людям употреблять шелк, золотую пряжу и дорогие алые ткани, чтобы боярское сословие отличалось от простых людей. Ибо никуда не гоже, чтобы ничтожный писец ходил в одинаковом платье со знатным боярином... Такого безобразия нет нигде в Европе. Наигоршие черные люди носят шелковые платья. Их жен не отличить от первейших боярынь».

Шарль-Жильбер Ромм, активный участник будущей Великой французской революции, в 1781 году писал из России Г. Дюбрёлю: «Крестьянин считается рабом, поскольку господин может его продать, обменять по своему усмотрению, но в целом их рабство предпочтительнее той свободы, коей пользуются наши земледельцы. Здесь каждый имеет земли больше, чем может обработать. Русский крестьянин, далекий от городской жизни, трудолюбив, весьма смекалист, гостеприимен, человечен и, как правило, живет в достатке…»

А. С. Пушкин, обладавший глубоким умом и хорошо знавший русскую деревню, отмечал: «Фонвизин в конце XVIII в. путешествовавший по Франции, говорит, что, по чистой совести, судьба русского крестьянина показалась ему счастливее судьбы французского земледельца. Верю… Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен (кроме как в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности усиливает и раздражает корыстолюбие владельцев)… Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак бедности».

Итак, миф о вековечной бедности русского крестьянина – выдумка доморощенных русофобов, а то, что крепостничество – суть русского рабского состояния опровергается уже одним тем фактом, что во время нашествия Наполеона, эти «рабы» организовывали партизанские отряды и били солдат революционной Франции со всеми их свободами и равенствами. Русский, даже крепостной, крестьянин никогда не ощущал себя рабом. Именно поэтому, недовольная ограничением своих «свобод» распоряжаться крепостными, как быдлом, поднимала против устанавливающей свои порядки России бесконечные восстания польская шляхта и потерявшие прежние привилегии малоросские паны. Ведь в России барин не имел права наказывать своего крепостного до смерти, более того должен был заботиться об увеличении податного населения. Жестокая садистка Салтычиха – как раз и является примером того, как государство наказывало тех, кто преступал этот порядок. Её, лишив дворянства и поместьев, закрыли пожизненно в келье с окошечком, в которое её, как в зверинце, наблюдали зеваки. А её подельников и тех, кто не доложил о безобразиях, хотя обязан был, отправили в Сибирь на каторгу.

Был и ещё один обычай в русских деревнях, обязывающий помещиков относится к своим крепостным по-человечески. Там, где помещик начинал беспредельничать, крестьяне выбирали меж собой одного человека, который должен был пострадать за мир, то есть убить этого беспредельщика и пойти за это на каторгу. Серьёзный, предпоследний аргумент. Последним был русский бунт безжалостный и беспощадный.

Надо сказать, что русские дворяне знали возможности своего мужика, внутренне сохранившего свою свободу с ещё дохристианских времён, а потому старались всё же не доводить его до греха, и если наказывали, то по-отечески – строго, но справедливо.