Е Течение и терапия • неврозов 2 страница

Эта способность позволяет экономично регулировать энергию инстинктов (1270, 1272).

Здесь важно подчеркнуть, что классификация неизбежно представляет абстрактную процедуру. На самом деле у каждой личности имеется оба типа черт характера. Идеальный, «постамбивалентный», характер без реактивных образований является чисто теоретическим построением (25).

В разделе о гомосексуальности обсуждалось преодоление агрессивных побуждений посредством идентификации и последующей любви (с. 439). Это преодоление может быть сублимативного типа. Более часто, однако, следы исходной жестокости доказывают, что отвергнутые склонности на бессознательном уровне еще упорствуют, т. е. имеет место реактивная смена установок. Исходная жестокость частично «канализируется» в идентификацию, частично сохраняется и подавляется контркатексисом.

Согласно Фрейду, члены группы идентифицируются друг с другом и, поскольку исходный агрессивный катек-сис абсорбируется этой идентификацией, в группе прекращается вражда (606). В действительности прекращение вражды часто условно, агрессивные тенденции очень легко возрождаются. Для определения психологической структуры группы крайне важно соотношение сублимативного и агрессивного компонентов при отвержении агрессивных побуждений. Это соотношение имеет решающее значение в оценке того, заслуживает ли стабилизация доверия или ограничение агрессивности лишь с трудом сохраняемая маска.

Иногда указывается на упрощение аналитиками своей задачи, когда они прибегают к предположению, что в словах и поступках пациента следует искать содержание, противоположное декларируемому. Реактивные установки действительно скрывают противоположные тенденции, что отличает их от других установок. Следует ли усматривать в поведении пациента скрытый смысл, определяется по клиническим критериям, ведь об обоснованности интерпретаций тоже не судят по согласию или несогласию с ними пациента (с. 52-54). В этой диагностике решающую роль играют клиническая симптоматика (общее истощение, ригидность, брешь в защите) и динамика реакций пациента на интерпретации.

on*

Защита и инстинктивные побуждения в патологических чертах характера

Было бы неправильно утверждать, что все патологические черты характера строятся по модели реактивных образований. Некоторые патологические отношения производят скорее впечатление попытки удовлетворить инстинкты, чем подавить их. Индивид, склонный, например, возражать, может не только противоречить в проективной форме собственным побуждениям, но и удовлетворять свою воинственность. Садистские побуждения не только составляют основу добродушия и справедливости, но и выражают жестокость и несправедливость. Инстинктивные тенденции, инкорпорируясь в эго-организацию и испытывая ее влияние, не всегда утрачивают патогенность. Посредством механизмов рационализации и идеализации (с. 625) эго способно обманывать себя относительно истинной природы своей деятельности. Искаженное удовлетворение, врезавшееся таким образом в черты характера, часто оказывается жизненно важным для общей экономики либидо. Индивид не хочет бесцеремонно отказываться от таких черт характера, и по этой причине в процессе психоанализа они проявляются в качестве «сопротивления характера ». Возможно даже, что из всех установок, формирующихся у индивида, становятся постоянными и встраиваются в характер только те, которые приносят удовлетворение. Следует добавить, что удовлетворение в данной связи означает и удовлетворение инстинктивных влечений, и обеспечение безопасности.

Некоторые эго-установки, которые представляются инстинктивными, на самом деле выполняют защитную функцию. Понятия «инстинкт» и «защита» относительны. Выше упоминались неврозы, в которых основной конфликт, казалось, происходит между инстинктами с противоположными целями (42). Но было показано, что конфликт инстинктов, составляющий основу этих неврозов, непременно также структурный конфликт, один из противостоящих инстинктов поддерживается защитой эго или усиливается в целях защиты эго (с. 173-174). Дело вовсе не обстоит так, что определенная защитная установка противостоит определенному побуждению. Всегда имеются вариации активной борьбы и взаимопроникновения. В дополнение к трехслойному расположению: инстинкт, защита, новый прорыв инстинкта, существует еще

и АРУ^гое трехслойное расположение: инстинкт, защита, защита от защиты.

Например, мужчина, ставший пассивно-женственным из-за кастрационной тревоги, может преодолеть эту защиту посредством особой акцентуации в поведении мужского начала.

Идентификация может представлять механизм подлинной сублимации. С другой стороны, при депрессии инстинктивные побуждения, отвергнутые посредством идентифи-кации, продолжают действовать против объекта интроекции. Сам факт идентификации, следовательно, не отвечает на вопрос, основывается ли данная установка на сублимации или на реактивном характере.

Рассмотрим психологию жалости в качестве особо важного примера социальных отношений в целом. Жалость — черта характера, несомненно, связанная с первоначальным садизмом. В ней можно заподозрить реактивное образование. Подозрение часто получает достаточное подтверждение благодаря психоанализу или инстинктивным взрывам, за фасадом жалости действительно обнаруживается садизм. Но порой жалость, по-видимому, представляет собой сублимацию, садизм действительно замещается ею. В обоих случаях основным механизмом является идентификация с объектом изначального садизма.

Джекелз подробно исследовал сублимативный тип жалости (848). Сначала, например, ребенок хочет, чтобы отец избил его брата. Он нейтрализует свое желание, думая, что вместо брата сам подвергается избиению. Тогда ему хочется быть любимым, а не избитым. Поэтому наш персонаж начинает обращаться с объектами так, как он хотел бы, чтобы с ним обращался отец, а впоследствии его суперэго. Жалость к объектам, которая у него возникает, своего рода магический жест, требующий любви к себе и отрицающий мысль о заслуженности избиения. Таким образом, эмоциональная сфера претерпевает следующее развитие: жестокость, чувство вины, страх воздаяния, попытки принудить к прощению с помощью магического жеста. Этот вид жалости — весьма обычная процедура, попытка с помощью окружения урегулировать нарциссические конфликты с суперэго. Психогенез такой жалости характеризуется довольно сложной идентификацией, и снова знание этого факта не раскрывает, полностью ли защита абсорбировала первоначальные инстинктивные тенденции (848; ср. 365, 851).

Тогда как жалостные индивиды этого типа «магическим жестом» показывают, на какое дружеское отношение со стороны суперэго они рассчитывают, индивиды, агрессивные из чувства вины, показывают, каким образом они хотели бы быть наказанными своим суперэго.

Подведем итог. Черты характера представляют собой преципитаты инстинктивных конфликтов. Поэтому в принципе они доступны психоанализу. Нарушения характера, однако, не просто специфическая форма невроза, которой трудно дать определение. Все неврозы, исключая неврозы младенческого возраста, коренятся в характере, т. е. в особом виде приспособления, которое эго осуществляет к инстинктам и внешнему миру. Такое приспособление ведет происхождение от инстинктивных конфликтов младенческого возраста, особенно от тревожной истерии.

Конечно, невозможно разделить четыре задачи эго: приспособление к инстинктам, суперэго, внешнему миру и унификацию этих трех взаимозависимых сфер в соответствии с принципом множественной функции. Обращение с инстинктивными потребностями определяет обращение с объектами и наоборот. Тем не менее не существует другого подхода к рассмотрению разных типов невротических нарушений характера чем обособленное изучение аномалий, появляющихся при решении каждой из четырех задач. Такая очень несистематичная классификация полезна только для начальной, грубой ориентации.

Патологическое поведение

по отношению к ид

«Безусловно -фригидный»

и псевдоэмоциональный типы

Невротики — это люди, отчужденные от своих инстинктивных побуждений. Они не знают и не хотят знать этих побуждений, или не чувствуя их вообще, или чувствуя только в малой степени, или испытывая в искаженной форме.

В качестве примеров реактивного характера упоминались два основных варианта патологического поведения по отношению к ид. Один из вариантов поведения наблюдается у «безусловно-фригидных » индивидов, совсем избегающих эмоций.

Пациент ненавидел свою профессию, друзей и вообще жизнь, поскольку ни в одной ситуации не чувствовал себя легко. Он испытывал пристрастие только к математике. Для него математика была областью, в которой не существовало эмоций.

Такие индивиды не понимают «первичного процесса», психологию эмоций и желаний (44); поэтому при психоанализе они сопротивляются интерпретациям эмоциональных связей, допуская только логические связи. Когда психоанализ успешно изменяет эти установки, пациенты, не привыкшие к аффектам, легко пугаются новых переживаний, зачастую они не признают свои аффекты, тогда взамен возникают соматические «аффективные эквиваленты».

Некоторые индивиды этого типа не сознают свою несостоятельность, доказывая себе, что они совершенны. Их холодные натуры не способны испытывать симпатию к другим. Они спасаются от своих пугающих фантазий «бегством в реальность», но в реальность неодушевленную и безжизненную. Аналитик обычно рано или поздно знакомится с людьми, составляющими окружение пациента, но он никогда не знает что-либо об их личностных качествах, поскольку пациенты сами, фактически, не знают своих «друзей», их ассоциации не создают яркой картины. В крайних случаях жизнь таких пациентов опустошена. Вторично они могут научиться прятать свою несостоятельность и вести себя так, будто испытывают настоящие чувства и нормально контактируют с людьми (331).

Второй вариант патологического поведения наблюдается у индивидов с сильными и неконтролируемыми эмоциями, которые, не находя естественного выхода, все переполняют и «сексуализируют». Индивиды этого типа чрезмерно возбуждены и не могут хоть как-то отдалиться от собственных чувств. Они слишком затянуты в первичный процесс, чтобы рефлектировать его.

Нормальный индивид способен вспомнить свое самочувствие в детстве. Безусловно-фригидный индивид забывает детские эмоции. Гиперэмоциональный индивид так и остается ребенком.

Во всех видах искусства обычно различают классиков и романтиков, т. е. личностей, приверженных традиционным формам и системам, и личностей импульсивных, творящих новые формы. Говорится также о людях, ведомых интел-

лектом и ведомых чувствами. Различие между интровертами и экстравертами подразумевает нечто подобное. Два описанных типа представляют патологические крайности этих противоположностей. Развитие от чисто эмоционального принципа удовольствия к вторичному процессу происходит постепенно. Особые формы развития зависят от истории жизни индивида. Иногда ранний внутренний мир, подвластный принципу удовольствия, целиком вытесняется. Этим характеризуется фригидный тип. В других случаях развитие настолько нарушается конфликтами инстинктов, что контроль со стороны эго с его вторичными формированиями оказывается дефектным. Если первый тип бежит от пугающих инстинктивных соблазнов в трезвую реальность, то второй тип находит реальность наполненной репрезентациями пугающих инстинктов и бежит от нее к замещающей фантазии.

Безусловно-фригидный и псевдоэмоциональный типы могут далее разрабатывать свои установки разными путями. Фригидный индивид, например, может скрывать свою фригидность за готовностью с самообладанием пережить любые невзгоды и, следовательно, способен реагировать с такой адекватностью, что отсутствие чувств не заметно. Гиперэмоциональный индивид умеет извлекать всяческие выгоды с помощью выраженной (псевдо) эмпатии.

«Условно-фригидные» типы

У некоторых индивидов фригидность проявляется только время от времени. Они толерантны к эмоциям при наличии заверяющих условий, обычно до некоей степени возбуждения, а затем испытывают испуг. Эмоции не должны быть слишком интенсивными и опасными. Невротичные индивиды интровертированы, они обращаются от реальных объектов к замещающей фантазии и эмоциональны в грезах, но стараются избежать подлинных эмоций.

Для талантливых особ благоприятен переход от итровер-сии к объективному миру через искусство (564).

Многие дети испытывают потребность играть роль шутов, чтобы заставить других смеяться. Эти дети не способны стать серьезными. Подобные расстройства встречаются и у взрослых. Такое поведение подразумевает страх перед наказанием за инстинктивные побуждения. Притворяясь, что просто шутит, индивид надеется избе-

жать наказания. Но шутовство все же нечто большее, чем попытка избежать наказания. В нем имеется оттенок эксгибиционизма и стремление утвердиться в глазах зрителей, чтобы соблазнить их принять участие в шутливых сексуальных и агрессивных сценах (556, 1294). Идея «заставить других смеяться» замещает идею «возбудить их». Без шуток это возбуждение вызвало бы испуг.

Такие особы часто пытаются избежать такую «серьезную эмоцию» как гнев. Иногда, однако, гнев становится необходимым компонентом их сексуального возбуждения и, борясь с гневом, они одновременно борются с сексуальным возбуждением.

Характерные защиты от тревоги

Защита многих индивидов с реактивными характерами направлена не столько против побуждений, сколько против эмоций, связанных с побуждениями. Все механизмы, защищающие от аффектов (с. 213), находят отражение и в свойствах характера.

В защиту от тревоги часто вкладываются огромные количества контркатексиса. Многие защитные установки направлены не против потенциально тревожной ситуации, а только против самой тревоги (1629).

Испуганный ребенок нуждается, прежде всего, в любви, или в удовлетворении нарциссизма, чтобы стать менее беспомощным и приблизиться к всемогуществу. Ему необходима материнская поддержка, «хорошая » опора, чтобы преодолеть «плохую тревогу внутри себя: имеется в виду механизм интроекции.

Противоположный механизм защиты от тревоги, проекция, тоже встречается довольно часто:

«Не я напуган, другие напуганы». Иногда незначительное беспокойство других людей помогает избавиться от собственной тревоги, тогда как сильное беспокойство других способствует панике (с. 277).

Все, что увеличивает самоуважение, действует ободряюще, поэтому те, кто борется с тревогой, ищут соответствующего опыта. Некоторые, по-видимому, полностью поглощены коллекционированием заверений от предполагаемых опасностей. Более примитивные особы коллекционируют заверения в любви, властные полномочия, менее примитивные особы жаждут одобрения собственного су-

перэго. Поскольку реальная причина невротической тревоги бессознательна и связана с инстинктивными потребностями, имеющими соматическое происхождение, любые заверения, как правило, недостаточны.

Обычно люди, страстно стремящиеся к власти и престижному положению, бессознательно испуганы, своим поведением они пытаются преодолеть или отрицать тревогу. С нарциссическим характером не рождаются (с. 487-489, 651, 685), установки такого характера направлены на борьбу со страхами, обычно очень архаичными (оральными) страхами. Интересно, что типы, чьи конфликты сосредоточиваются вокруг потребности в нарциссических заверениях, обычно составляют противоположность типам с подлинно либидными конфликтами вокруг объектов. Источники престижа и власти, конечно, всецело определяются условиями культуры. Однако представления о престиже даже в пределах одной культуры сильно разнятся в зависимости от пережитого в детстве.

Отрицание тревоги может осуществляться двумя путями: отрицанием опасности в данной ситуации или отрицанием собственно страха. «Реактивное мужество» часто встречается как реактивное образование против еще действенной тревоги.

Иногда первоначально тревожные ситуации не избегаются, а ищутся, по крайней мере, при определенных условиях. Индивид предпочитает те самые ситуации, которых он явно боится, но еще чаще предпочтение отдается ситуациям, которые вызывали опасение в прошлом (435).

Для объяснения такого явно парадоксального поведения, прежде всего, необходимо рассмотреть природу фобий. Пугающая ситуация является соблазном для инстинктивных влечений. Тревога возникает вследствие вето со стороны внешнего мира или суперэго. Первоначальное устремление может возобновиться.

Наслаждение, достигнутое «контрфобическим поведением» вовсе не идентично исходному инстинктивному наслаждению. Навязчивый поиск ситуаций, некогда наводящих страх, свидетельствует о неполном преодолении тревоги. Пациенты прибегают к активному повторению волнительных ситуаций как способу, которым в детстве они постепенно овладевали тревогами. Контрфобическое наслаждение является повторением «функционального наслаждения » ребенка своей «победой над страхом » (984) (с. 69-70). Как и у ребенка, природа достигнутого наслаж-

дения доказывает отсутствие убежденности в реальном овладении ситуацией. Перед началом такой деятельности индивид испытывает беспокойное напряжение, преодоление которого и доставляет радость. Функциональное наслаждение обусловлено не удовлетворением отдельного, специфического инстинкта (766, 767, 768), а испытывается относительно любого инстинкта, когда преодолеваются первоначальные препятствия и тревоги. Согласно Рохей-му, это наслаждение — основной мотив любой сублимации (1323). Функциональное наслаждение может конденсироваться с эротическим наслаждением, снова доступным благодаря успокоенности, созданной функциональным наслаждением. В этом смысле любимые занятия и контр-фобическая гордость структурно схожи с перверсией. Поскольку защитные процессы устраняют из сознания первоначальное инстинктивное содержание тревоги, только при особо благоприятных для контрфобической установки обстоятельствах первоначальная тревога окончательно рассеивается. Но именно к этому устремлен индивид с контр-фобическим поведением. Он ищет то, чего боится, наподобие ребенка, наслаждающегося в игре тем, что вызывает страх в реальности.

Активное повторение пережитого пассивно или активная антиципация ожидаемых инцидентов (1552) составляют главные механизмы борьбы с тревогой. Часто поиск испугавших в прошлом ситуаций приятен именно потому, что ситуации ищутся активно. Если та же ситуация возникает в непредвиденное время и без активности со стороны субъекта, то возобновляется прежний страх.

Существует несколько особых способов превращения пассивности в активность в борьбе с тревогой. Один из них — это запугивание других. Если некто активно угрожает другим, он перестает испытывать страх.

Старшие дети обычно пугают младших. Пациент с мазохистским характером, готовый нанести себе ущерб, чтобы получить преимущество над другими, вспомнил, как однажды в детстве издевался над своей маленькой сестрой, утверждая, что лапша в супе представляет отвратительных червей. Это было, как показалось, вуалирующее воспоминание о периоде садизма, который позднее превратился в мазохизм. Дальнейший анализ подтвердил предположение и выявил неожиданную причину садистской фиксации. Совсем в раннем возрасте пациент сам боялся твердых частиц в супе. Пугая маленькую сестру,

он убеждал себя, что не нужно бояться. Его садизм, успокаивая страх, снова позволял фаллическую агрессивность. Эта симультанность стала причиной садистской фиксации, которую впоследствии пациент пытался преодолеть, обратив садизм против собственного эго.

Сходную природу имеет психология многих индивидов, стойко терпящих прихоти начальников до тех пор, пока они сами играют ту же роль по отношению к кому-нибудь из подчиненных. В патриархальных семьях отец часто угрожает детям точно в той же манере, как ему угрожает социально значимый авторитет.

Схожим образом происходит успокоение при ободрении других людей. Это ободрение своеобразный магический жест, указывающий, на какое отношение к себе индивид рассчитывает.

Оба механизма, запугивание и ободрение других, служат примерами защиты посредством идентификации с агрессором (541). Идентификация представляет собой самое первое из объектных отношений, поэтому регрессия к ней может использоваться в борьбе с объектными отношениями любого рода, даже в борьбе со страхом. Анна Фрейд цитирует в качестве яркого примера данного механизма любовь детей к животным (541; ср. 459). Эта любовь представляет следствие предшествующей фобии животных. Посредством идентификации с «агрессивным животным» ребенок чувствует, словно сам причастен к силе животного. В конечном счете, животное, которое некогда представляло для него угрозу, теперь в его распоряжении в целях угроз окружающим.

Рассказывают анекдот о ребенке, получившем напутствие матери не открывать дверь в ее отсутствии. Выйдя из дома, мать вспомнила, что забыла ключи, и позвонила в дверь. Долгое время ребенок не отвечал, затем она услышала голос: «Уходи, грязный вор, здесь огромный лев».

Данный механизм варьирует. Активность пациента, которая замещает пассивность, бывает не реальной, а притворной. Цель пациента — заставить окружающих поверить, что все, случившееся с ним, было им предусмотрено. Такое поведение часто наблюдается у детей, а также в качестве основного механизма при некоторых невротических характерах, у так называемых «актеров в жизни »(702). Они порой сами верят и заставляют поверить других, что активно вызывают случившееся с ними.

Эти особы, если снова воспользоваться аналогией Фрейда (608), подобны всаднику, который думает, что он управляет лошадью, тогда как в действительности лошадь несется помимо его воли.

Новелла Андреева «Мысль» описывает неудачную попытку такого притворства. Эксцентричному человеку неожиданно пришла идея симулировать сумасшествие и убить своего друга. Находясь после совершения убийства в психиатрической лечебнице, он начал сомневаться, действительно ли случившееся было просто игрой.

Индивидам этого типа свойственна искусственность поведения. Вскоре после первой психоаналитической интерпретации их притворства, необходима вторая интерпретация, состоящая в том, что на самом деле они сознают свое притворство, но боятся сопутствующих чувств.

Двигательная активность в состоянии тревожности отчасти обусловливается стремлением контролировать тревогу, то же самое справедливо относительно словоохотливости (117, 473). «Драматизация», однако, не всегда только способ преодоления тревожности переходом от «пассивности к активности». Она может также предназначаться для провоцирования реакций зрителей в целях обретения уверенности или получения наказания.

Дети преодолевают свои тревоги, не только активно воспроизводя в игре испытанные угрозы, но и, позволяя любимому и доверенному лицу по отношению к ним то, что сами боятся делать, они пытаются убедиться в последующей защите их активности могущественным покровительством. Данный механизм тоже повторяется взрослыми, и после обсуждения «бегства от пассивности в активность» следует добавить, что существует и «бегство от активности в пассивность ». Самая общая контрфобическая предпосылка состоит в том, что наслаждение испытывается, пока существует вера в защиту извне. Имеется много способов заручиться, действительно и магически, обещаниями защиты и снисхождения перед занятием опасной деятельностью.

Пассивно-рецептивное состояние этого рода может даже быть связано с трансформацией пассивности в активность. «Контрфобический индивид» с наслаждением втягивается в первоначально вселявшую страх деятельность, если в ее процессе он демонстрирует объекту, с которым бессознательно идентифицируется, что защищает и прощает этот объект.

Существует много способов коллекционирования заверений специфической и неспецифической природы, коллекционирования любви, восхищения, престижа, власти. Снова выясняется, что отношения к собственному ид нельзя изолировать от отношений к объектам. Внешняя сила ищется в качестве средства от внутренней зависимости. Это обречено на провал, особенно у людей, кто сознательно рвется к власти и в то же время бессознательно жаждет пассивно-рецептивной зависимости. Чистая совесть и ощущение правильности осуществления идеалов используются в тех же целях, что и коллекционирование внешних заверений. Некоторые поведенческие паттерны, представляющие бессознательные условия избавления от тревоги, при психоанализе оказываются ритуалами со значением искупления или наказания.

Если инфантильное сексуальное возбуждение вызвало страх из-за садистского компонента, то собирание внешних заверений бывает действенным еще одним путем. Перспектива защиты, которой пациент добивается в целях безопасности, просчитывается, чтобы составить противовес бессознательной вере в насильственную природу предполагаемого акта. Само позволение вовлечься в деятельность предполагает ее безвредность. В иных случаях подобное позволение может замещаться сопутствующими обстоятельствами с успокаивающим значением. Сопутствующие обстоятельства сравнимы с перверсиями, условиями сексуальной потенции, компульсивными системами, предназначенными для исключения опасности. Симультан-ность инстинктивного наслаждения и «функционального наслаждения » от преодоления тревоги придает обсессив-ный характер хобби этого типа (1159, 1304).

Анализ чрезмерного интереса пациента к литературе показал, что интерес основывался на предшествующей фобии иллюстрированных книг. Скопофилия, ассоциированная с функциональным наслаждением от преодоления страха перед книгами, возникла вследствие сверхкомпенсаторного стремления «познать все книги». Таким способом пациент был защищен от сюрпризов (430).

В другом случае схожий механизм задействовался в выраженном интересе к железным дорогам, который восходил к забытому инфантильному страху железных дорог. Возбуждение при наблюдении первичной сцены сместилось на путешествие по железной дороге, которое мыслилось как «овладение неизвестным». В результате

возник повышенный интерес к знаниям о железнодорожных путешествиях. Страх прекратился, и пугавшее прежде сексуальное наслаждение железнодорожным ритмом стало возможным.

В главе о компульсивных неврозах обсуждалась «систематизация» как защита от тревоги (с. 371). Пока система функционирует, вещи находятся под контролем.

Иногда истинная сексуализация страха происходит у тех, чья сексуальная жизнь претерпела мазохистское искажение. Подобно любому другому возбуждению, страх тоже бывает источником сексуального возбуждения. Но, как и в случае боли, это справедливо только до тех пор, пока страх не переходит некие пределы и не становится слишком сильным (601, 1001). Идентификация с агрессором может сочетаться с либидонизацией тревоги и выливаться в нежную любовь. Существуют реактивные формы гомосексуальности, а именно идентификация с противоположным полом в целях отрицания страха перед ним.

Пациент, испытывавший основанную на идентификации любовь к женщинам, обычно демонстрировал свои чувства в довольно эксгибиционистской манере. Глубокое понимание женщин он выражал тем, что не проводил различия между своими и их чувствами. Травмирующее воздействие на развитие пациента оказало наблюдение женских гениталий, случившееся в относительно позднем возрасте. Все ранние кастрационные страхи тогда конденсировались в страх перед этим странным зрелищем. Последующее поведение пациента во многом представляло попытку овладеть возникшей тревогой путем отрицания особенностей женщин, и, следовательно, ужасного открытия как бы не произошло (428).

Все эти механизмы могут быть связаны с «бегством в реальность». Реальная ситуация ищется из желания убедиться, что воображаемые ужасные вещи всего лишь плод воображения. Поиск ситуации должен возобновляться снова и снова. Хотя в одном случае воображаемые ожидания уже не сбылись, это не послужило конечным доказательством (1416).

Значение некоторой весьма приятной отчужденности при восприятии чего-то как «действительно истинного » в том, что происшествие реально, но страшное наказание, ассоциированное с ним, неправда (631).

Поскольку страх продолжает существовать, рассматриваемые индивиды пытаются поддержать воспоминание об эпизоде, в котором ничего не случилось. В этом состоит один из мотивов коллекционирования трофеев, они служат доказательством бывшего риска.

В контрфобиях точно так же, как и в реактивных образованиях, случаются «утечки». Напряженность, общее утомление, симптоматические действия, сновидения выдают, что тревога еще действенна, несмотря на попытки ее вытеснить или отрицать. Иногда в последнюю минуту удается избежать утечки подключением аварийного защитного механизма. Существуют сочетания контрфобических и фобических установок: до некоего предела и при благоприятных обстоятельствах эффективна контрфобическая установка, при запредельном давлении и других обстоятельствах проявляется первоначальная фобия. Крис описывает это явление в некоторых формах неудачного юмора и напоминает о двойственном характере комических феноменов, т. е. о легкости, с которой сладостный успех переходит в болезненную неудачу (983, 984). То же самое справедливо для контрфобических установок. Триумф, услаждающий бесстрашного индивида, вследствие сбережения им эмоциональных затрат, может омрачиться неудовольствием, если случается нечто, подтверждающее прежнюю тревогу.

Подобные неудачи иногда случаются, когда страх перед вовлечением в борьбу сверхкомпенсируется склонностью бороться и соревноваться по каждому поводу. Для таких индивидов смысл формулировок: «Я не боюсь, так как уже могу делать это », «Я могу делать это даже лучше, чем кто-нибудь», бессознательно превращается в желание кастрировать каждого. При некоторых качественных и количественных условиях наслаждения не наступает, и вместо намерения кастрировать появляется тревога относительно собственной кастрированности.

⇐ Предыдущая39404142434445464748Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: