 |
IV. Воспитание воли. Познай себя
|
|
|
|
Откуда и с чего начинается воспитание воли?
На фронтоне Дельфийского храма как первая заповедь было написано: "Познай самого себя". Если мы вчитаемся в Нагорную заповедь Господа, то увидим, что на фронтоне христианства та же заповедь, только в форме более глубокой и сильной.
Блаженны нищие духом: блаженны те, кто, рассмотревши себя, пришел к выводу, что он наг и нищ перед Лицом Божиим; что он шел путями чужими.
Путь спасения начинается с познания себя. Отчего мы иногда переживаем тяжкие минуты недоумения и испуга перед жизнью, не видя пути перед собой, не зная, куда идти? Откуда тот душевный голод, который томит тоской наши души и вызывает скорбный вопль: "Жажду! Не знаю чего, но чего-то недостает мне и для моего счастья - какого-то неведомого мне хлеба духовного..."
Это вопль внутреннего человека, который бунтует против пустой наличности жизни ради хлеба, сократившей молитву Господню в одно четвертое прошение; но нам чужд и не ясен этот голос, потому что мы не знаем себя, не знаем своей души, своего "я".
Не зная себя, мы боль духа мешаем с болью желудка. Не зная себя, мы ищем ощупью того, что хочет душа и, конечно, не находим, блуждая во тьме.
"Несчастье всего нашего существования в том, что мы живем в стороне от нашей души и боимся малейших ее движений..., - пишет Метерлинк. - Мы живем так далеко от самих себя, что не видим почти ничего из того, что происходит на горизонте нашего существования".
Не зная самих себя, мы не имеем, так сказать, в своих руках "компаса" жизни, который находится "внутри" нас. Не зная себя, мы не понимаем ни себя, ни других людей - не понимаем чужих нужд, как и своих; мы, желая облагодетельствовать людей, несем им то, что им не нужно; не умеем установить добрых отношений с ними, потому что эти отношения есть искусство, требующее понимания души.
|
|
|
Не сознавши собственной духовной нищеты и слабости, мы не умеем понимать и прощать чужие слабости.
Новая психология уверяет, что зло и грех есть результат недостаточного познания. Человек в самом себе, внутри себя носит закон вечной нравственности и вечной правды. Когда он живет этим законом, он действует как "свободный", потому что повинуется только закону природы своей. Но этот праздничный человек редко являет свой лик. В действительности человек - раб наносного в своей природе, подчиняется велениям, родившимся в почве болезни, разложении духа, из тех болезненных наростов на душе, которые были следствием греха отпадения от Бога.
Но чем объясняется это самоубийственное отклонение от истинного пути?
Незнанием себя, нежеланием войти в себя, опуститься внутрь себя и рассмотреть свой подлинный духовный лик.
"Царство Божие внутри нас", - говорит Господь. Мы обыкновенно не видим этого Царства Божия, не ощущаем его. И это понятно. Занятые материальными делами, находясь в плену у материи, у мира и плоти, мы отдаем все внимание внешнему, оставляя в стороне душу. И светлый и чистый родник жизни оказывается засоренным, пелена мира закрывает нам глаза. Ваал(*) мира, внешнее величие мира ослепляет нас, сковывает нашу волю, подавляет ее, привлекая ее на "свою фабрику", на свою работу и заставляя забывать о Царстве Божием.
Чтобы снова открыть его, это Царство, опять нужно, оторвавшись на время от мира, войти в себя, т.е. познать себя.
Есть, впрочем, люди и не испытывающие голода духовного, довольные своим наличным. Нищие и убогие, они считают себя одетыми и чистыми - "в брачной одежде". Для них нет совершенствования: они сами стоят на одном месте, искренне думая, что считаются не рожцами, а амброзией. Это те, о которых Апокалипсис говорит, что "Господь изблюет их из уст Своих".
|
|
|
Чего им недостает?
Знания себя. Самопознания.
Он оболгал себя, свою душу, потерял ее. Ее съела овладевшая им ложь. Прекрасно говорит об этом К. Аксаков. "Современный человек, - пишет он, - потерял, так сказать, "внутреннего себя", окутал свою жизнь топкою, густою, почти непроницаемою сетью лжи, которая обнаруживается во всех отношениях жизни, начиная с мыслей, слов и кончая поступками. Очень просто, кажется, говорить, что думаешь и чувствуешь, и чувствовать, что говоришь. Но эта простота составляет величайшее затруднение для современного человека. Для этой простоты необходимы цельность души, внутренняя правда, а ее-то как раз и нет в человеке".
Человек боится правды, намеренно скрывает ее от себя. Он так привык прятать от себя свое злое, что сам себе не говорит правды о себе и, в конце концов, систему понимания мира и ее законов, выдуманную им для самооправдания, принимает за подлинную истину жизнеповедения.
Вспомним молитву св. Ефрема: "Дай мне видеть грехи мои и не выдумывать оправдания греха". Самопознание открывает нам нашу душевную действительность, показывая в то же время наш духовный идеал, нормальный путь нашего поведения. То, что называется совестью, раскрывается в подлинном виде не в случайных "угрызениях" и откровениях совести, которые ненадежны и иногда даже лживы, а в самопознании серьезном и внимательном, в чтении законов совести на скрытых глубоко на дне души ее скрижалях.
Человечество выработало себе закон жизни, который называется законом борьбы за существование. Все в мире создано борьбою. На борьбе стоит прогресс. Ненависть - основа движения. Этот закон - обоснование, а косвенно - и источник всякого зла в мире. Идеей его загипнотизирована, отравлена наша мысль: иные пути нам кажутся "бессмысленной мечтой", платонической и даже вредной. Освободиться от гипноза этого опаснейшего заблуждения можно опять только в акте самопознания, сорвавши с себя одежды лжи.
"Глубокий сокровенный закон как материальной, так и нравственной жизни, есть закон гармонии и согласия (в мире физическом закон сродства, тяготения, в нравственном мире - любовь). Если животный инстинкт и ум человека часто говорят, что жизнь есть борьба, то сокровенное чувство и сердце человека подсказывают, что жизнь есть более всего мир и любовь".
|
|
|
Путем самоуглубления, самосознания человек узнает, что высшая потребность его чувства есть любовь к людям, которая является отражением величайшей любви Божией. Самопознание открывает человеку, что эгоистическая борьба людей является от недостатка любви, которою держится, можно сказать, вся жизнь человеческая. Самопознание раскрывает, что в человеке существует неискоренимое тяготение к подобному ему человеку, что между людьми должна существовать и существует тесная нравственная связь, которая соединяет их в различные общественные группы; законом же каждого общества является, конечно, согласие, солидарность, а не борьба и вражда его членов. Одна уже эта "общественность" в человеческой жизни говорит за то, что она (т.е. жизнь) далеко не есть борьба в том грубоматериальном смысле, как ее обычно понимают. Самопознание, наконец, раскрывает истинную сущность человеческой природы в ее отношениях к Богу и ближним, каковые основываются на глубоком чувстве любви. "Быть может, - говорит Метерлинк, - мы еще не знаем того, что выражается словом "любить"; в своей внутренней жизни мы любим, сами того не замечая. Так любить - не значит только жалеть, всецело собой жертвовать, желать помочь и делать счастливыми - это нечто в тысячу раз более глубокое, чем могли выразить человеческие слова, - самые нежные, проворные и сильные. Минутами кажется, что эта любовь - мимолетное, но бесконечно проникающее воспоминание о великом первобытном единстве... Любить ближних в неизменных глубинах души, значит любить то, что есть вечного в других, ибо ближний есть по преимуществу то, что всего более приближается к Богу, т.е. ко всему чистому и доброму, скрытому в людях".
|
|
|
Да, это внутренний голос "загнанного в яму" нашего "я", это голос Единого в Троице, отражение Которого - мы; это - смутный зов вечного закона, заложенного в человеке - "искре от Бога". Нужно этот голос сделать слышным, познать его, т.е. познать себя.
Как это сделать?
V. Самопознание. Уединенное размышление в молчании. Уединение с Христом(*)
Человек думает всегда без перерыва и остановок. Если предположить, что он спит восемь часов, - он думает шестнадцать часов без перерыва, во сне он видит то, что составляло предмет его забот. Порою можно пожелать хоть минуту отдыха для этой вечно движущейся мыслительной машины.
Нашему бедному мозгу живется нелегко, и меня удивляет не то, что на свете столько "поврежденных", а то, что" наша голова выдерживает это беспрерывное движение и сопровождающие его эмоции, выдерживает эту лихорадочную и зачастую беспорядочную деятельность. Нужно жить, зарабатывать хлеб, а потому мысль человека прежде всего сосредоточивается на его профессиональной деятельности. Едва он проснется, им овладевает работа и побуждает его к труду. Улицы наполняются занятыми людьми: одни озабочены и несут свою работу, как барщину, другие, более легкомысленные, идут на работу, как на развлечение. Труд скрывает в себе элемент наслаждения, он удовлетворяет честолюбие, артистический вкус, альтруистическое чувство долга. Сюда же примешивается благодетельная привычка, облегчающая работу и уменьшающая усталость.
В минуты отдыха, когда человек свободен от своей поденщины, он вновь становится ребенком и забавляется любым пустяком. Он бежит со всех ног, чтобы взглянуть на солдат с барабаном, присоединяется к кучке людей, которые смотрят в реку, не видя ничего необычайного; он падок на всякое зрелище, на всякие материальные удовольствия: пирует, пьет, флиртует, играет. Его день распределяется между необходимой работой и наслаждением, часто ребяческим, иногда преступным; более одаренные люди выбирают более аристократические удовольствия: интересуются искусством, серьезными вещами. Они умеют находить розы среди шипов, и, однако, скучают чаще, чем люди менее развитые, которые, по скудости своего развития, более наивно наслаждаются жизнью; они еще более страдают от внутренних противоречий, которые зовут "дисгармонией". Но среди этой непрерывной работы мысли душе нет времени подумать об основе: о себе, об основах своего нравственного бытия, об общем отношении к миру, о том - куда он (человек) идет в окончательном итоге и к чему готовит себя как нравственную личность. Ему некогда опуститься в глубину, чтобы найти спасение души своей.
|
|
|
Мы отчасти сказали, что такое человек в своем нравственном поведении. Бергсон прекрасно сказал, что в каждом из нас два человека: один - будничный, наружный, другой - внутренний, праздничный. Наружный человек - раб окружающего. Мы, по справедливому сравнению Шорбонеля, похожи на одного древнего короля, который принимал к себе во дворец всех кто ни приходил. В конце концов дворец его понемногу наполнился нищими, ловкими бродягами, и эти гости стали хозяевами над королем. Мы осуждены бродить среди толпы, наше существование протекает среди тысячи других, постоянно соприкасающихся. У нас так много дела, мир так много дает советов, готовых рецептов жизни, готовых путей, что нет времени справиться о пути у своего внутреннего человека. Множество людей, умирая, знают себя так же мало, как мало знают страны, в которых никогда не бывала человеческая нога.
Мы живем чужими мыслями, чужим законом, так называемым "законом мира". Иначе говоря, повторяем чужие слова, делаем чужие вкусы нашими. Если бы окружающая жизнь была подлинно человеческою жизнью, - в этом слиянии со всеми не было бы беды, но, к сожалению, она далеко не такова. Да и тогда, когда эта жизнь вслед за миром достаточно прилична, честна и чиста, это не наша жизнь. Наша чистота - просто законничество, корректность, праведность фарисейская, мертвая и подражательная, без борьбы, страдания. Это, в сущности, игра актера в честной роли, а не жизнь во имя добра. А внутри нас бесплодно тоскует истинный человек, король, изгнанный гостями. Отсюда первая заповедь для человека, желающего сознательно жить в добре: найти самого себя, опуститься в глубину и обрести праздничного человека, скрытого в нас.
"Душа надобна", - говорит Аким во "Власти тьмы". Ее найти, ее раскрыть - вот первый закон для того, кто хочет жить, выявить Божественную сторону своего существа. "Мы соглашаемся, что наше существование ничтожно, - говорит Эмерсон, - но каким образом мы пришли к сознанию его ничтожества? Какая причина нашего беспокойства, этого из века в век переходящего недовольства? Откуда является это общее сознание нужды, несчастья и невежества, если не из чудесного предчувствия о нашей душе и ее уверений". Это - душа рвется на свободу, выходит из глубины. Нужно яснее услышать ее голос.
Люди живут злой и нехристианской жизнью потому, что не беседуют с душою своею. Нужно научиться слушать ее. Несчастие всего нашего существования, повторим еще раз, в том, что мы живем в стороне от нашей души и боимся малейших ее движений. Мы живем так далеко от самих себя, что мы не видим почти, что происходит на горизонте нашего существования. Пусть человек научится читтаь откровение, даваемое его сердцу всей природой; особенно же следующее: все самое высокое живет в нем самом, источники жизни находятся в его уме, если он поймет только истинный смысл долга. Но чтобы лучше услышать, что говорит этот великий Бог, "пусть он войдет в свою комнату и закроет за собой дверь, как этого хотел Исус" (Эмерсон). Нужно выйти из толпы, чтобы освободиться от порабощения ее, ее гипноза, и погрузиться в молчание, опуститься в глубину самого себя. "Пчелы, - говорит Карлейль, - работают только в темноте, мысль - в молчании, добродетель - в тайне". В молчании душа наша является сама себе без волнения. Она как бы видит себя, когда все молчит в ней, вокруг нее, и когда золотые врата ее внутреннего мира крепко заперты перед внешними. Она научается познавать себя, исследовать свою священную глубину, наконец, открывает присущие ей Божественные силы. По словам мистиков, Бог говорит душе в молчании и открывает ей величие и могущество, которыми Он ее одарил.
В молчании мы услышим голос правды. В молчании наше желание следовать этому голосу созреет и окрепнет. "Если оглядеться кругом, - говорит Шорбонель, - сейчас же заметишь, что все храбрые, стойкие, деятельные люди в публичной, как и в частной жизни, молчаливы. Воля достигает своей полной силы только при молчании. Это не пассивное молчание, слишком похожее на дремоту и смерть разума, но молчание деятельное. Оно вызывает наружу заснувшие истины и заставляет гореть свет великих намерений и долга". "Молчание, - прибавляет Карлейль, - есть элемент, из которого образуются великие деяния. Из него они являются на свет совершенными, великолепными, являются в ту жизнь, которой они будут управлять". Молчание есть созерцание себя, суд над собой, то состояние души, при котором она, освобожденная от рабства привычным правилам жизни, бросает в сторону те оправдания нашего поведения, какие подсказывает мир, и находит в себе закон Божий без компромисса и лжи. Вместо улицы, мира, она слушает Бога.
По учению пр. Исаака, чистоты духовной невозможно достигнуть в мирской жизни, среди общества, потому что работа очищения души требует самого глубокого внимания к своему душевному состоянию и потому, что в мире нельзя удалить совершенно поводов к страстям. "Когда кто видит различные лица и слышит разнообразные голоса, несогласные с духовным его занятием, и вступает в собеседование и в общение с такими, тогда не может она найти свободного времени для ума, чтобы видеть себя втайне, привести на память грехи свои, очистить свои помыслы". Отсюда следствие - самопознание, безмолвие, хотя бы в те дни, когда это особенно требуется Церковью (навечерие праздников, посты).
"Безмолвие, - сказал св. Василий, - есть начало очищения. Ибо когда во внешних членах прекратится внешний мятеж и попечение о внешнем, тогда ум от внешних развлечений и парения возвращается в себя и успокаивается в себе, а сердце пробуждается к исследованию внутренних душевных мыслей" (Слово 21. С. 29).
Таким образом, безмолвие действует успокаивающим образом на дух подвижника, располагает и "осекает предлоги и причины к новым помыслам", т.е. развлекающим душу, чужим для нее впечатлениям. Когда внешние голоса, шум жизни молчит, естественно вступает в свои права душа и громко слышится в безмолвии ее голос.
Мы слышим возражение:
- Хорошо... Допустим, что мы примем этот совет и найдем время для молчания. Что же из этого? А если в пустоте мы не услышим никакого голоса. Молчание может оказаться голым "молчанием", мертвым безмолвием: потому что голос внутреннего человека может быть настолько заглушен и задавлен голосами мира, так глубоко засыпан мусором предрассудков, лжи и т.п., - что не проснется и наедине с самим собой, и в пустыне...
Вы говорите, в сущности, о голосе совести. Что же, согласны, что постоянно звучит бессмертный голос. Согласны, что внутри нас точно живет мудрое существо, которое говорит нам, где добро и где - зло. Это чудесное кольцо феи, которое невидимым шипом предупреждает нас об опасности впасть в зло и грех, чудный советник, живущий в святилище души. Это - дух света, освещающий путь, как огненный столб, руководивший Израилем в пустыне.
Согласны мы, что должны бы, как говорит Эмерсон, научиться отыскивать и изучать луч света, выходящий из глубины нашего существа и проникающий в наш разум. "Луч этот дороже целого небосклона, озаренного сиянием бардов. В душе нашей является звездное небо, озаренное полным великолепием нравственных законов. Пророки советуют своим собратьям обращать глаза к этому небу. Мудрецы объясняют его светлую, гармоничную красоту. Его чудное сияние воспламеняет сердца героев и святых". "Этот удивительный голос, - дополняет Деконнет, - голос совести говорит с нами с тою целью, чтобы указывать нам настоящий путь в жизни, чтобы дать нам добрый совет, когда мы не знаем, как поступить в том или другом случае. Совесть говорит с нами голосом строгим, суровым, когда мы делаем что-либо дурное вопреки воле Божией, и тогда она осуждает, обвиняет нас пред Богом. Совсем иначе она говорит с нами, когда мы поступаем хорошо; тогда голос ее звучит нежно и ободрительно, тогда высказывает нам свою радость, воодушевляет нас на все высокое, истинное и прекрасное и награждает нас от имени Вечной Любви. Таким образом, совесть уже предупреждает последний суд Божий и как бы говорит нам: хорошо, добрый и верный раб, войди в радость Господа твоего!"
Да, да... Пусть все это так... Но этот голос совести существует только идеально, отвлеченно. А реально он - достояние немногих блаженных. А реально у нас совесть - если и голос Божий, то голос фальсифицированный. Не нужно скрывать, что наши души спят, как мраморный рыцарь легенды, что совесть можно не только не слушать, но и, слушая, не услышать.
Нет ничего бессодержательнее, как совет: слушайся совести. Когда голос совести говорит громко, почти больно, кто может не слушаться его. Людей, которые действовали бы против совести - нет или слишком мало. Большинство действует по своей совести. И зло в том, что совесть в них не идеальная, а переделанная, обузданная, порабощенная, гибкая, эластичная, приспособленная к голосам живущего для мира сердца. Свет изначальной совести иногда появляется, но исчезает, и души не познают жизни, приносимой ею. Люди чаще всего идут, как слепые, по направлению звуков, раздающихся с улицы. Законы жизни мира так определенны и ясны, и мы так свыклись с ними, что собственно совесть сложена нами в архив. Или, вернее, законы мира дополнили совесть своими кассационными разъяснениями и комментариями, сфабриковали новую совесть. Недаром у каждого народа, у каждой эпохи - своя совесть, за которой часто только брезжит луч вечной совести.
Кто поручится, что в уединении размышления не заговорит эта подлинная совесть, что суд над собой мы станем производить по закону правды подлинной, а не искаженной?
Святые подвижники были отчасти освобождены от этой опасности, потому что они реально порывали с миром, разрывали с ним все, уходили из него далеко и этим освобождались от его гипноза. А мы около него и в уединении "- все же в нем и с ним?
Я вполне разделяю эти возражения. Правда, думаю, что уединение, уединенное созерцание, самопознание, суд над собой в тишине молчания не может не разбудить и подлинного внутреннего человека, совесть в ее скрытых глубинах. Но возможно и то, что человек в этом самосуде будет бессильно барахтаться среди нажитой лжи и вынесет себе неправый оправдывающий приговор. Поэтому думается, что наше уединение должно быть не уединенно. У нас должен быть советник в суде над собой в виде объективного и живого образа подлинного Человека. Вместо того портрета подлинного человека, который в нашей совести дан искаженным и подмалеванным, мы должны иметь перед собой Подлинный Лик - зеркало, в котором рядом с нашим наличным ликом, тем, что есть, отразилось то, что должно быть. Мы должны уединяться в самопознание с Ликом Господа Христа, с живым осуществленным идеалом истинного человека, Живой Воплощенной Совестью человечества.
Есть интересное тройное магическое зеркало. Человек видит в нем свое изображение в тройном виде, в действительном и искаженном выпуклым или вогнутым зеркалом. Красавец человек в одном из зеркал - кажется уродом в двух других. Взирая на образ Христа, мы стоим перед таким зеркалом. С одной стороны - чистый и светлый Лик, каким должен быть и наш лик, потому что нам сказано: "Будьте совершенны, как Отец, как Бог, как Христос". А рядом - наш лик, бесконечно ушедший от этого образа: безобразный, искаженный, звериный.
В романе Уайльда "Портрет Дориана Грея" герой владеет чудесным портретом. Портрет этот отражает все изменения души героя, живущей в грехе, разгуле и разврате, берет на себя всякое искажение "лика" героя в то время, как он сам остается молодым и прекрасным. Дориан не любит смотреть на портрет, но однажды он зашел взглянуть на него и обезумел. Испуганный своим страшным изображением, принявшим мрачную печать его греха, Дориан режет портрет на части. В эту минуту действие портрета прекращается: Дориан становится тем, чем сделала его жизнь, тем страшилищем с печатью дьявола, которого он видел на портрете. Сцена эта, конечно, символ. Совесть Дориана открылась и ему, и он, как в зеркале, увидел в ней свое подлинное лицо.
Это чудо может совершиться и с христианином, когда он остается сам с собою и сравнивает свою душу с неискаженным Ликом Христа.
|
|
|
