 |
XIV. Добрый характер, самообладание
|
|
|
|
Мы говорим о страстях и дурных привычках.
Но есть разряд духовных состояний, которые нельзя назвать ни тем, ни другим именем, и на эти состояния мы должны обратить особое внимание.
Что, например, такое так называемый "дурной нрав". В человеке может не быть сильно владеющих им страстей; нельзя отметить в нем и очень ярких злых привычек. Он может быть по-своему справедлив, даже не лишен сердца, и, однако, жить с ним трудно.
Этих людей называют людьми с дурным характером, но не видят в них дурных людей. Что делать, говорят, такой нрав.
Есть, наоборот, люди, которых трудно отнести к людям большой души. В них нет самоотверженной готовности послужить близким, нет высоких порывов к подвигу; далее их житейская честность не подымается над средним уровнем; но жить около них близким людям, семейным и тем, которые соприкасаются с ними, - легко.
Таких людей называют людьми с "хорошим характером" (Слово "характер" здесь носит не тот смысл, какой придает ему психология: здесь оно означает не совокупность духовно-моральных сил, не определившуюся волю, а только свойство внешних отношений к людям и обстоятельствам).
Что же такое - честные люди доброго характера?
На высших ступенях источник хорошего нрава - любовь, глубокая христианственность сердца.
Любовь, по апостолу, все покрывает. "Любовь пробуждает, любовь и порождает любящую доброту. Любовь поддерживает в человеке снисходительное и благосклонное мнение о ближних. Любовь полна сострадания, кротости и правдивости. Она - знаток добра и всегда старается видеть только лучшую сторону вещей; лицо ее постоянно обращено к счастью. Она видит "величие даже в мельчайшей былинке и сияние солнца в цветах". Она поощряет хорошие намерения и разливает вокруг себя радостную атмосферу. Она ничего не стоит, а между тем неоцененна, так как оиа источник благодати для тех, кто ею обладает, и расцветает роскошным счастьем в груди тех, на которых обращена. Даже причиняемое ею горе сопряжено с наслаждением, и слезы, иногда проливаемые через нее, полны сладости..." (Смайльс).
|
|
|
Видя везде доброе, стараясь самое темное смягчить снисходительностью и благожелательным освещением его, любовь, естественно, благодушна и счастлива.
Настроение осиянного любовью не меняется от дурной погоды не только в смысле буквальном, но и от серьезных испытаний жизни.
"Я попался в руки ростовщиков и управляющих описанными имениями, и они отняли у меня все... Что же теперь? Дайте мне оглянуться. Они оставили мне солнце и луну, любящую жену, много сочувствующих мне друзей и несколько таких, которые могут даже помочь мне; я могу по-прежнему говорить, и, если только сам не захочу, они не в силах отнять у меня моего веселого настроения, мою бодрость духа и чистоту моей совести; они не отняли у меня ни надежды на Провидение Всевышнего, ни обещаний, дарованных мне Евангелием, ни моей религии, ни моей веры в загробную лучшую жизнь, ни моей любви к ближнему; я по-прежнему сплю, ом, читаю, размышляю..." - говорит английский Иов (Прения, Тейлор).
Вспомним благодушие "богоугодного древокола" из Пролога, светлую радость слепца (в одном рассказе Мооди), который в своей слепоте видел касание любящей руки Господа и думал только о том, что есть еще радость, когда Отец снимет Свою руку и покажет Лицо Свое (в будущей жизни).
Вспомним "Живые мощи" Тургенева. А главное, вспомним бесконечные ряды радостных носителей креста в житиях святых.
Как благодатны, благоуханны души этих святых радостью Божией!
|
|
|
Такие люди лучатся и светятся. От них всюду исходит мир и радость.
Избыток жизненной полноты, как высшая форма радости, распростирается на всех в форме доброго дела (Гюйо).
Любовь снисходительна. Она прощает.
Человек любящий не отнесется брезгливо и презрительно к человеку грешному.
Зная, что нет праведных на земле, зная, что злая жизнь, злые условия ее подменяют и человеке Образ Божий образом зверя, она жалеет всякого падшего, стремится любовно протянуть ему руку, поднять его. Она (любовь) в винах и грехах другого винит себя, и чутко и неясно касается павшей души, как друг и сострадалец.
Она видит всегда за внешней проказой души остатки ее Божьей красоты и старается только ее видеть, чтобы выявить ее на свет Божий.
И всякий, чувствуя около себя любящую снисходительность, любовь и благость, захватывается благословением любви и чувствует в себе новые чудотворные силы подъема.
Хороший нрав, выросший на такой почве, есть уже "союз совершенства".
В общежитии хороший характер есть нечто меньшее.
Это прежде всего приобретенная (иногда прирожденная) искренность требований, предъявляемых к жизни; способность переносить уколы жизни не вследствие любящей покорности перед волей Отца, а по развитому (или прирожденному) оптимизму, который всегда видит возможность выхода, улучшения наличного. Это - снисходительность, основанная часто на внутреннем равнодушии к нравственным свойствам человека, на моральном индифферентизме, на малой любви к добру, для которой (любви) недопустимо полное отсутствие "гнева против диавола", т.е. против злого. Это - доброта, в корне которой лежит боязнь нарушить свой покой, желание уступчивостью купить мир.
Но главное (и здесь хорошая сторона "доброго нрава") - это развитое работой над собой самообладание, мешающее внешнему проявлению движений, нарушающих мир, отсутствие вспыльчивости, внимание к своим словам и действиям.
Нравственная ценность такого "хорошего характера" не очень велика: он дитя, скорее, эгоизма, чем любви, - но в низших ступенях нравственной жизни следует кое-что занять и отсюда.
Рядом о религиозным пониманием жизни, которое позволяет видеть в самих страданиях светлый крест, радостное пребывание с Великим Крестоносцем, не лишено значения и житейское воспитание бодрости, воспитанное привычкой к труду и борьбе.
|
|
|
Как ни высока по своей моральной цене снисходительность равнодушия, она в основе все же имеет принцип смирения, чужда гордого превозношения - и потому облегчает жизнь и жизненные отношения.
И поучиться полезно даже у этих людей, душевно "ни горячих, ни холодных".
Но самое главное - это самообладание.
Если нет еще в душе святой кротости, которая всегда и всем уступает, святой любви, которая в грехах другого и обидах со стороны другого всегда склонна видеть себя и только себя, то пусть временно заменит их уменье владеть собой.
"Чтобы быть нравственно свободным, стоять выше бессловесного животного, - человек должен обладать силою противостоять инстинктивным побуждениям, а такая сила приобретается только упражнением в самообладании. В этой-то силе и заключается настоящее различие, существующее между жизнью нравственною и жизнью животною; она - главная основа каждого отдельного характера" (Смайлъс).
"В преобладании власти над самим собою, - говорит Герберт Спенсер, - заключается одно из совершенств идеала человека. Не действовать по увлечению, не кидаться то в одну, то в другую сторону, повинуясь только желанию, стоящему в данную минуту выше всех других, но уметь сдерживать себя, сохранять равновесие, управляться совокупным решением всех чувств, собранных на совещание для всестороннего обсуждения поступка и для спокойного решения вопроса - вот цель, которой стремится достичь воспитание, по меньшей мере, нравственное".
Темперамент должен быть подчинен рассудку, а маленьких бесенят дурного расположения, каприза, насмешки - надо решительно не допускать близко.
Владеющий собой человек умеет следить за своими поступками и своими словами.
Он помнит, что иные слова больнее ударов и люди могут словами зарезать без ножа. "Слово не стрела, - говорит французская пословица, - а хуже стрелы".
|
|
|
Как трудно иногда бывает удержаться от вертящегося на языке колкого ответа, который мог бы смутить противника!
"Да хранит вас Бог, - говорит г-жа Бремер в своем романе "Семейство", - от разрушительной силы слов. Есть слова, которые разлучают людей вернее острого ножа, есть слова, наносящие такие раны сердцу, которые не заживают во всю жизнь".
Обыкновенно люди не столько злы, сколько торопливы, несдержанны.
Редко кто захочет нанести обиду с удовольствием, с длительным упрямым желанием сделать его [человеком] несчастным (это уже будет не дурной характер, а злая дьяволова воля в человеке).
Большинство обид наносится по легкомыслию и несдержанности. Владеющий собой умеет оценивать действительное значение поступка.
У Рославлева есть рассказ "Пощечина". Один "начальствующий" в порыве гнева дал пощечину учителю. Он, конечно, думал, что приниженная душа маленького человека смирится перед выражением начальнического гнева.
Оно так и было, обиженный не протестовал, но с момента обиды он гибнет: пощечина подорвала в учителе последние следы самоуважения, осталась язвой в душе его, - которую он лечил пьянством.
Владеющий собой сумел бы учесть возможные результаты слова или дела - и не нанес бы этого смертельного удара.
Там, где человек владеет собой, невозможны те тяжелые сцены, какие отравляют нашу семейную жизнь.
Там не делают из мухи слона; не пользуются случайным неосторожным словом другого для того, чтобы разбудить ссору, не губят детей беспричинным дерганием, капризной переменчивостью в своих отношениях к ним и т.д., и т.д.
Конечно, па каких бы источников ни возникала эта власть над своим капризом, сила над случайными импульсами воли, она должна быть поставлена как одна из первых целей стремления к моральной истине.
|
|
|
