VI. Познание себя через Христа

 

Один художник, далекий от веры и религиозных настроений, захотел испробовать, какое впечатление произведет на него Христос. Он взял Евангелие и альбом художественных изображений Христа и заперся в своей комнате. По мере того, как он вчитывался в книгу книг, восхищение охватывало его душу. Он не смотрел в альбомы: Образ Чудной Красоты, какого никогда не видел он, рисовался перед ним. Художник поспешно взялся за глину, чтобы вылепить свое видение.

 

В течение четырех дней он не спал, не пил и не ел, и, наконец, статуя была окончена. Глаза Великой Совести мира глядели на него. Но вместе с этим чудо совершилось и с самим художником: Святой Лик, какой он увидел в религиозном созерцании, осветил глубины его совести. Он понял, что в его видении указан Образ, к Которому должен идти всякий человек, что открывшийся ему Христос - не художественная мечта, а Первообраз истинного человека, которого из глины души своей должен создавать человек.

 

Была зима, наступили морозы. Статуе грозила гибель от холода, а добыть дров в уединении художника было трудно. И вот он ночью все платье свое положил на статую, чтобы спасти ее. Наутро кончился затвор художника, к нему пришли. Он был в бреду, и единственные слова, какие он говорил, были:

- Слушайте, слушайте... Смотрите, смотрите: "Се человек", "Ессе homo" (слова Пилата).

 

Он познал истинного человека в евангельском образе и в святом касании Господа к его душе - душе художника.

 

"Познать себя, - сказали мы, - первая заповедь самовоспитания"; но познание это должно производиться при свете определенного критерия, по мерке признанного нами образца. Нужно, повторяем, глазами души увидеть лик истинного человека, чтобы сравнить с ним себя.

 

Один отец, умирая, призвал к себе сына, который давно отошел от него, "живый блудно", завещал, чтобы сын после его "отхода из жизни" по вечерам раз в неделю заходил в комнату его (отца) и там был наедине хоть один час. Сын исполнил волю отца и наедине, поневоле вспоминая прошлое, представлял свою жизнь под кровом отца и матери, свою прежнюю чистоту и невинность и, наконец, в один вечер в ужасе и смятении сказал себе: "Что сделал я с собой! Встану, вернусь к заветам детства моего".

 

Сын был спасен, когда рассмотрел свое "я" при добром свете лика его отца и матери. Мы можем достичь того же результата в уединении с Отцом всех - Богом и Единым Истинным Человеком - Христом. Чтобы увидеть город, лучше всего смотреть на него с вершины высокой башни; чтобы ясно видеть путь, "в оньже идти", нужен определенный маяк - "звезда путеводная"; чтобы отличить свет от тьмы, нужно видеть их рядом во всем противоречии их красоты и безобразия; чтобы увидеть свое лицо, нужно зеркало.

 

Эта высокая башня в деле нравственного самопознания - Христос, как живая правда и воплощение закона добра. Это маяк. Он же как Образ Того Совершенства, к какому должен прийти человек, это - зеркало, Он же как идеал, перед которым стоит, самоосуждая себя, действительность жизни человечества вообще и жизни каждого из нас. Идея великая и светлая - Образ красоты - необходимо подчинит нашу волю, двинет ее к перевороту. Этот образец, если он не мертвая мысль, а проник в чувство, овладел сердцем, приводит в единство беспорядочные чувствования и желания, собирает все силы в одном стремлении к идеальной цели.

 

"Кто когда-либо устремлял свой взор на какой-нибудь идеал и не получал при этом приумножения деятельности? Рассматривая его долго, серьезно, сосредоточенно, мы, так сказать, заставляем его войти в нашу совесть или, вернее, вызываем из нашей совести его заснувший образ. И его сияние широкими волнами распространяется до воли, чтобы возбудить ее, - говорит Шорбонель. - Рассматривать идеал глубоким, продолжительным, проницательным взглядом - значит привлечь его в себя, исполниться им, умолять его помощи, значит стараться отыскать в нем достаточно жара и энергии, чтобы сделать из него практическое правило для себя и стараться осуществить его в жизни. Всякая идея, рассматриваемая заведомо для того, чтобы понять ее и привести в действие в поступках, действует на желание, умножает его добрые порывы, утверждает и является как бы естественной молитвой, с которой обращаются к добру, к истине, чтобы через истину и добро стать живым и смелым, способным согласовать с ним свое желание и все свое существо".

 

Психология указывает, что, оставаясь долго под влиянием известной идеи, мы делаем эту идею, наконец, руководительной "идеей-силой" для себя, вводим идею в душу, как новый властный двигатель воли. Для этого нужно только долгое и тихое пребывание наедине с идеей или образом.

 

"Если в химический раствор, содержащий несколько тел в степени насыщения, мы опустим кристалл, то однородные с кристаллом частицы под влиянием таинственной силы притяжения выделятся из жидкости и постепенно сгруппируются вокруг него. Кристалл будет мало-помалу расти, и если раствор оставался в полном покое недели и месяцы, то получится один из тех великолепных экземпляров, которые по своей красоте и объему составляют радость и гордость химических лабораторий. Но если работа кристаллизации будет беспрерывно разрушаться, если мы будем волновать жидкость, то отложение произойдет неправильно, кристалл выйдет уродливым и почти не увеличится. То же и в психологии. Возьмите любое психическое состояние, выдвиньте его на первый план в вашем сознании, продержите так подольше - и незаметно, путем такого же таинственного сродства, как и химическое, вокруг него сгруппируются однородные с ним эмоции и идеи.

 

Если избранное вами психическое состояние продержалось в вашем сознании достаточно долго, оно может сгруппировать вокруг себя целую армию союзных сил, приобрести почти неограниченную власть над вашим сознанием и заставить молчать все, ему чуждое. Если такая кристаллизация происходит медленно, без толчков, без перерывов, она получает характер замечательной прочности. В сорганизовавшейся таким образом группе есть что-то могучее, спокойное, определенное. И заметьте, нет такой идеи, которая не могла бы, - если мы этого захотим, - сорганизовать в своей душе "клан" подчиненных. Религиозные идеи, материнская любовь и даже низкие, постыдные чувства, как, например, любовь к деньгам ради денег, могут приобрести над нами неограниченную власть" (Пэйо. Воспитание воли). С другой стороны, не менее, чем идея, какую пестует в уединении душа, влияет на наш духовный образ постоянное пребывание под влиянием, под лучами известного образа, лика, даже тогда, когда мы не ищем сознательной мыслью, размышлением этого влияния.

 

Каждому известна та истина, что наш внутренний мир, все богатство нашей психики слагаются из тех образов и впечатлений, которые мы воспринимаем из окружающего нас мира. И чем богаче содержание этих образов и впечатлений, тем богаче и наш внутренний мир. Чем разнообразнее количество знаний, воспринятых моим умом, тем разностороннее мое умственное развитие. Чем чаще я вращаюсь в обществе великого характера, тем более я воспринимаю в свой внутренний мир отображений его. Я незаметно для самого себя мало-помалу уподобляюсь тому образцу характера, перед которым я благоговел. "Все великое совершается без шума". Можно видеть, как растет гриб, но никогда нельзя заметить, как растет ребенок. Дарвин говорит нам, что развитие совершается "многочисленными, последовательными и мелкими изменениями". Апостол Павел гораздо ранее Дарвина знал эту истину, когда в утешение всех медленно возрастающих душ сказал, что они растут от "славы к славе", что "внутренний человек обновляется со дня на день". Чем чаще мы открываем внутреннее зеркало нашей души для действия лучей великого характера, тем рост нашей души и уподобление ее этому характеру будет совершеннее.

 

Великий характер может преобразовать и уподобить себе самый, казалось бы, посредственный характер. Он стерилизует и убивает все те болезненные микробы, которые, заражая душу, производят целый пожар страстей, уподобляющих часто даже гениального человека бессловесному зверю. И потому в жизни людей, в их отношениях друг к другу одно лишь достойно особенных забот, это - уподобление абсолютно-идеальному характеру. Здесь должны концентрироваться все гигиенические мероприятия в нашей духовной природе. "В сравнении с этой целью, - говорит Генри Друммонд, - стремление ко всякой другой безрассудно, и всякий меньший этого успех напрасен. Только тот, кто ставит эту цель предметом своих высших желаний, главнейшей задачей своей жизни, может надеяться на ее приблизительное достижение".

 

Здесь речь идет о переводе идеи в силу вообще. О заражении добром вообще от сильного, большого характера. Все сказанное в неизмеримо большей мере имеет силу в отношении пребывания с Христом, как идеей и характером.

 

Если кристаллизация идей в сознании, преобразовав их в силу, в двигатели воли, полагает начало изменению человека - созданию в нем новых начал жизни; если пребывание около великого характера уподобляет нас ему, то в гораздо большей степени возможно самопознание, революция нравственного мировоззрения человека посредством частого уединения с Христом, не говоря о том, что "абсолютно-идеальный характер" и есть только Он.

 

Во-первых, самое уединение и размышление, какое Пэйо считает началом наращения духовных сил, в отношении к Христу имеет особый характер и вид. Христос - не идея, не Образ только; поэтому размышление здесь - не та кристаллизация идей и понятий, о какой говорит Пэйо: оно (размышление) принимает вид молитвы. Это есть созерцание Идеи-Силы в Живом Образе, это - соприкосновение не с книжной идеей, а с Живой Силой. Если идее, чтобы стать нашим двигателем, нужно в долгом процессе преобразоваться в чувство и волнение, - молитва в одном акте соединяет мысль и чувство, сливает их в едином моменте и, следовательно, переходит непосредственно в волю.

 

"Молитва как возношение души человеческой к Богу или как "сердечная беседа" души с Богом есть, - пишет один мыслитель, - в сущности, то же сосредоточенное размышление, но оно совершается, так сказать, в глубине человеческого чувства или сердца и как таковое прямо и непосредственно действует на чувство; ум здесь как бы низводится в область чувства или сердца и сливается с ним, причем благие порывы и мысли, претворяясь в живое и деятельное чувство, неотразимо действуют и на волю человека". Небесные чувства, какие мы ощущаем в молитве, воистину кристаллизуются в душе, в силу благого действия оседая в ней, как двигатели воли. "Тот умеет хорошо жить, - рассуждает блаж. Августин, - кто умеет хорошо молиться. Молитва добрых соблюдается в добре, а злых, по благости Божией, делает добрыми, так что иной начинает молитву грешником, а оканчивает ее праведником. Молитва, как некое тенистое облако, то защищает от жгучих помыслов, то орошает и освежает потоками слез тех, кто подвизается в ней".

 

В то же время образ - пример Христа действует не как литературный образ, даже не как живой пример, стоящий перед глазами, а как Живой Друг, реально говорящий с нами во время молитвенной беседы и касающийся осязательно нашей совести. Мы не только видим свою греховность в зеркале Его Святого Лика, не только двигаемся душой за красотой показанного нам Образа, но в реальном общении с ним слушаем Его откровения о правде и двигаемся рука с рукой с Ним. Отсюда самосознание есть пребывание с Христом.

 

"Пусть, - говорит Генри Друммонд, - Христос будет вашим постоянным спутником. Будьте под Его влиянием больше, чем под каким-либо другим. Десять минут, проведенных ежедневно в Его обществе, даже две минуты, если это будет лицом к лицу, сердцем к сердцу, совершенно изменят весь ваш день! Вчера вы получили неприятное письмо. Вы сели и написали ответ, который чуть не сжег бумагу. Вы изыскивали самые сильные выражения, какие вам только были известны, и отослали свой ответ, не задумываясь над тем, как жестоко, бессердечно вы поступаете. Это потому, что ваша жизнь была настроена в дурном тоне. Вы начали день при неправильной установке своего душевного зеркала. Завтра, с первой же минуты, поверните его в сторону Христа - и даже для вашего врага выражение лица вашего будет иное. Что бы вы тогда ни сделали, вы убедитесь в одном, что не могли бы теперь написать такого письма. Может быть, ваше первое побуждение будет то же самое и ваше суждение останется прежним, но когда вы возьметесь за перо, чернила будут высыхать на нем, и вы встанете из-за письменного стола неотомщенным, но зато более великим человеком и христианином. В течение всего дня ваши действия до последних мелочей будут совершаться под впечатлением запавшего в вашу душу утреннего видения. Вчера вы думали главным образом о себе. Сегодня встретится вам бедняк - и вы накормите его. Беспомощные, искушаемые, опечаленные будут окружать вас - и каждому из них вы выкажете дружеское участие.

 

Где были эти люди вчера?

 

Там же, где и сегодня, но вы не видели их. Бедные видимы именно при отраженном свете. А душа ваша сегодня не под обычным углом. Вещи невидимые стали видимы. В течение немногих коротких часов вы живете вечной жизнью.

 

Вечная жизнь, жизнь веры и любви - есть просто жизнь высшего зрения. Вера есть положение души - зеркало, поставленное под надлежащим углом".

 

Но здесь естественный вопрос: Если заражение красотой Лика Христова происходит, так сказать, против нашей воли при действии на нас Христова Лика; если, с другой стороны, чисто внешнее пребывание под ежедневным его воздействием дает нам познание лжи или правды нашего ежедневного пути, - то в чем и как можем мы идти навстречу этому действованию Христа? И почему фактически влияние на жизнь Христова Лика так ничтожно даже у христиан, не лишенных постоянного воздействия Божественного Лика?

 

Причина последнего та, что мы, стоя около Евангелия и Христова Лика, ухитряемся быть вне его лучей, не видеть их, и наша деятельность наедине с Господом выражается именно в готовности духа принять печать Господню.

 

Мы так поворачиваемся к Христу, Евангелию, что их лучи отражаются в пустоту. Когда мы отдаем себя воздействию святого Примера, Образца, от нас требуется немного: наша воля должна уподобиться лишь воле фотографа, который не сам рисует на фотографической пластинке, а предоставляет сделать изображение самому солнцу. Но нужно с готовностью подставить Свету чувствительную пластинку души. "Может быть, вам случалось наблюдать за действиями астронома, желающего сфотографировать спектр какого-либо светила. Войдя с ним под темный свод обсерватории, вы видите, что он первым делом зажигает свечу. Для чего? Не для того ли, чтобы видеть звезду? Нет; но для того, чтобы при свете ее установить инструмент, с помощью которого можно бы было видеть звезду. Снимок делает звезда сама, хотя и после многих предварительных действий со стороны астронома. Если приходится переустанавливать зеркало, то никогда не по вине звезды. Это единая неподвижная точка в нашей изменчивой Вселенной. Зато мир находится в беспрестанном движении, заставляя и душу ежедневно, ежечасно передвигаться и менять свою установку. В обсерватории телескоп передвигается за звездою посредством часового механизма, который для души заменяется волею. Поэтому, когда душа в пассивном состоянии отражает образ Христа, действующая намеренно воля должна держать зеркало в таком положении, чтобы колеблющее его движение грешного мира не отклонило его от линий падающих на него святых лучей. Следовать Христу - значит вообще держать зеркало души в положении, на котором не отзывалось бы движение грешной мысли. Это рассчитанное противодействие движениям мира, это держание зеркала прямо против Отражаемого, это неослабное укрепление способностей души при всяких превратностях, бурях и землетрясениях составляет задачу воли" (Друммонд).

 

Само собой разумеется, озарение совести Ликом Христовым - просветление ее, нахождение утерянного центра жизни не следует обязательно за всяким опытом уединенной молитвы или религиозного размышления. Нужно ждать: мы не можем быть уверены, что сразу поставим свою душу так, что Свет Божественный станет перед ней как обличающее зеркало. Мы знаем об обращениях мгновенных (св. Евдокия, Мария, грешница Лимонаря, Моисей Мурин, разбойник Давыд). Их обращение есть именно результат самопознания - внезапного освещения их духовного образа Христовым светом. Случайно слышит св. Евдокия чтение Евангелия, и ее озаряет молния: "Она сразу видит ужас своей жизни перед красотой Евангельского Человека и становится новой". И все стало новым для нее. "С чувством совершенной свободы, с пламенным мечом решимости и ревности о приобретенном сокровище пересматривает она все дела, взвешивает все мысли, все желания, все тайные движения сердца, все зазорное вызывает перед зерцало совести и поражает проклятием".

 

Но, очевидно, в душе Евдокии невидимо созревало семя обращения. Иначе такое чудо не совершается в один "сеанс", как фокуснические чудеса спиритов. У нас может не быть этой подготовки. И сила Божия не придет сразу через "засоренные провода". Тогда мы должны победить настойчивостью, вырвать осенение Истиной упорством.

 

Неотступно в молчании духа будем всматриваться в глубокое небо христианского идеала.

 

Будем собирать к себе отдельные лучи Лика Христа, чтобы довести душу до прозрения. "В руках естествоиспытателей есть один прибор, состоящий из вогнутой большой тарелки, которая, принимая лучи теплоты, собирает их в одну точку и зажигает там вещество, какое будет подставлено. Вот нечто подобное можно сделать и над сердцем. Соберем на своде ума нашего все поразительные истины, какие представляет нам святая вера, и наведем их на сердце. Теснимое и проникаемое ими со всех сторон, оно, может быть, уступит силе их, умягчится, согреется, расплавится и породит пары воздыханий, и загорится жгучим огнем сокрушения", палящим огнем самоосуждающего самопознания.

 

VII. Воспитание характера

 

Самопознание - в уединенном пребывании с образом Христа - раскрывает нам негодность, ложь нашего принятого жизненного пути, открывает необходимость и вместе направление подлинного пути духа.

 

Размышление, соединенное с молитвой, не только дает одно представление о пути добра, но эту идею делает эмоцией, движущим чувством.

 

Здесь огромное преимущество пород размышлением вообще, которое часто остается голой идеей, не способной к переходу в движение, в импульс - волевой толчок.

 

Однако такого первого движения к совершенствованию бывает недостаточно для того, чтобы движение и далее совершалось успешно.

 

То состояние "возврата в разум" (прихода в себя), которое является следствием уединенного размышления, само по себе чрезвычайно ценно. По словам Милля, человек, раз переживший наклон к новому бытию, никогда не теряет приобретенного "...устремления, и душевное напряжение этой минуты становится для него образцом, с которым он сравнивает и которым меряет свои поступки в другие моменты. Все его привычные влечения преобразовываются и формируются по образцу этих благородных движений души, несмотря на их скоротечность...". Раз выбрана минута, чтобы окинуть твердым и строгим взглядом ширь, не может быть, чтобы эта минута не получила особенного значения для них; не может быть, чтобы вся наша мысль не получила от нее энергического, благодетельного толчка.

 

Но время и шумы жизни всесильны, они могут стереть самые глубокие черты.

 

Пусть минута самопознания очистила нас, как огонь, - "бес может вернуться в очищенную, подметенную, но ничем не заполненную комнату духа, и привести с собою седмь бесов горших". Нужно первые пережитые эмоции сделать постоянными, закрепив их; нужно укрепить их, окристаллизовывая около них слой сродных эмоций.

 

"Если человек, - говорит авва Орсисий, - не будет тщательно блюсти своего сердца, то все, что он ни услышит, забывается у него и остается в небрежении; а таким образом враг, нашедший в нем место себе, ниспровергает его. Когда приготовят и зажгут лампаду, то если не станут подливать в нее масло, мало-помалу свет ее слабеет и, наконец, погаснет. Кроме сего случается иногда, что мышь ходит около нее и ищет съесть светильню, но доколе не погаснет масло, не может сего сделать; если же увидит, что лампада не только погасла, но уже и охладела, тогда, желая унести светильню, сваливает и лампаду. Если лампа глиняная, то она разбивается, если же медная, то хозяин ставит ее по-прежнему. То же бывает и с нерадивою душою: мало-помалу удаляется от нее Святой Дух, доколе совсем не потеряет она горячность свою; а потом враг истребляет расположение души к добру и самое тело оскверняет злом...".

 

На пороге нашего подвига - самоусовершенствования, когда перед нами встанет, как перед царевичем сказки, выбор: направо или налево, - мы можем выбрать несколько решений. Решение сильных: сразу пойти на окончательный разрыв со всем, чему мы подчинялись в рабстве миру, - от старых привязанностей, связей и предрассудков, направляющих нас по пути большинства.

 

Другое решение - решение слабых душ, которое, в сущности, поражение, сдача, постыдный компромисс: человек отказывается от всяких попыток борьбы и деятельности, мирится с "рожцами" и закрывает глаза перед требованиями духа, превышающими то, что он может вместить. А между этими исходами лежат срединные пути средних людей, когда человек колеблется, поднимается и, за отсутствием воли, возвращается к тому, что презирает (Пэйо). Блаженны первые, умеющие одним порывом навсегда встать на новый путь, положить руку на новый плуг и идти не оглядываясь.

 

Несчастны вторые, для которых просветление - начало добровольного рабства; но мы, большинство, конечно, в середине, и возможность победы для нас - в дисциплине воли, непрерывном усилии.

 

Для этого нам необходимо постоянно подновлять те чувства, какие вызовет в нас самопознание, повторять наше паломничество на Иордан, к Иоанну, проповеднику покаяния, и Тому Великому, Кто пришел за ним; дополнять и выявлять неясные штрихи первого писания резца Духа Божия к нашей душе.

 

Это значит, что мы по возможности чаще должны жить среди тех же идей и образов, которые вызвали в нас первую переоценку нашей наличности и святой поворот. Усиливать их, кристаллизуя около первых святых эмоций сродные им. А потом и, главное, тотчас, не расслабляясь в размышления, закреплять их в деле. Преобразовывать стремление в характер мало одного выбора идеала - цели пути.

 

Может быть, голос Божий, проснувшийся у человека в акте самопознания, будет иногда говорить ему, но это будут только преходящие вспышки живой личности, а не твердое движение к добру.

 

Необходимо, чтобы отдельные порывы, взлеты к добру стали "характером", постоянной волей.

 

Характер есть, как мы писали в другом месте, сила более глубокая, чем совесть. Это сумма истин, вошедших в самую глубину нашего существа и ставших инстинктивными двигателями жизни. Он та же совесть, но ставшая неоспоримым властелином духа.

 

Руководясь воспоминанием о голосе Божием, слышанном наедине с Богом, или совестью, как эхом этой беседы с Богом, мы познаниями будем похожи на людей, которые добры и велики душой в отдельных порывах, в светлые минуты обострения совести.

 

Хороши и эти просветы добра, но наша цель не просвет, а сплошная линия: жизнь тех избранных, которые делают великое с той же простотой и внутренней необходимостью, как пьют и едят, душа которых схватила истину доброй жизни, ассимилировала ее, сделала постоянным своим вдохновением.

 

Для того, чтобы порыв преобразовался в непрерывную силу, в характер, необходимо начать делать.

 

Это делать возможно в делах добра вообще и в делах христианского подвига в частности.

 

Святые отцы настаивают на том, что нужно насильно принуждать себя к делам добра и исполнению религиозных обязанностей. Действие всегда выдвигается ими на первое место. Нечего ждать времени, когда от сердца захочется помочь ближнему или сходить в храм. Иди и делай насильно.

 

Но может показаться, что такое выполнение религиозных или нравственных обязанностей явится чисто механическим и, значит, бесплодным по своим результатам, а дело любви и помощи будет даже как бы лицемерным. Нужно знать, что законы образования привычки ясно обнаруживают, что без произвольного действия нет привычки.

 

Преподобный Макарий Египетский говорит о молитве: "Молитва с принуждением в нашей воле; однако, молясь с принуждением, мы пролагаем путь к тому, чтобы молиться с радостью и в покое". То же имеет значение и для всякого нравственного действия. Психология научает нас, что выполнение того или другого произвольного действия способно возбудить в душе нашей соответствующее чувство, эмоцию; таким образом, обряд, выполняемый добровольно, никогда не бывает чем-то механическим - он возбуждает соответствующее торжеству религиозное настроение. Раньше думали, что лишь чувство, мысль и вообще тот или иной духовный факт вызывает наши действия; теперь признано и обратное явление; влияние, так сказать, от периферии к центру, влияние внешнего действия на духовные проявления чувства, мысли. Бесчисленные примеры и наблюдения доказывают это; случается иногда, что люди начнут весело и шутливо бороться; борьба, как действие, есть подражание действительной борьбе, т.е. проявление злобы и эгоизма, и потому их подражательные действия вызывают нередко в их душах гневную эмоцию: шутливая борьба сплошь и рядом оканчивается настоящей дракой.

 

Наоборот, поцелуй - символический акт любви - вызывает иногда любовь. Обряд, например, прощения, родит настоящее чувство вины. Дело помощи внешней - родит сближение сердечное.

 

Повторение действия, даже насильственное, создает привычку, механически облегчает нужное действие. И самое незначительное на первый взгляд действие, когда оно повторяется недели, месяцы и годы, составляет в итоге огромную цифру, которая врезывается в нашей органической памяти в форме неискоренимой привычки. "Время, - говорит Пэйо, - наш драгоценный союзник в деле самоосвобождения, если мы заставим его работать для нас, хотя оно будет с таким же спокойным упорством работать против нас. В своем воздействии на внутреннюю жизнь человека время постоянно прилагает главный закон психологии - закон привычки. Всевластная, уверенная в своей победе привычка, не спеша, неслышно, невидимо, идет все вперед да вперед, как будто сознает свою силу, как будто понимает, какое огромное значение имеет для действия повторение. Раз действие выполнено, хотя бы с трудом, во второй раз оно выполняется легче. С каждым разом усилие уменьшается и, наконец, перестает существовать. Больше! То самое действие, выполнение которого было вначале тягостно, неприятно, превращается мало-помалу в потребность, так что теперь уже не выполнить его становится тяжело. Привычка - результат деятельности, драгоценный союзник хорошо направленной воли. Поразительно, с какой быстротой превращает она для нас в широкую, гладкую дорогу каменистые тропинки, по которым нам бывает иногда так трудно заставить себя идти. Действуя мягким насилием, она ведет нас туда, куда мы и сами решили идти, но куда нас не пускала наша косность нашего духа... ".

 

Делать, делать, делать. Хотя шаг, но к делу от голого размышления. В жизни редко выпадают случаи для совершения блестящих дел. Как какая-нибудь экскурсия на Монблан слагается из миллионов отдельных шагов, прыжков, усилий, зарубок во льду, так и жизнь величайших героев добродетели и совершенства состоит из длинного ряда терпеливых усилий. Боссюэт, бывший превосходным руководителем человеческой совести, предпочитал "великим экстраординарным усилиям, до которых мы возвышаемся в моменты энтузиазма, но после которых снова стремительно падаем вниз, мелкие жертвы, которые подчас бывают самыми мучительными, убивающими, скромные, но верные успехи, легко выполнимые, но повторяющиеся действия, которые нечувствительно переходят в привычку... Для каждого дня довольно немногого, лишь бы каждый день давал это немногое... ".

 

Но ставя себе "дело" как средство укрепления в себе добра, укрепления воли по известной линии, должно упорно и строго держаться прямой линии. Лучше требовать от себя не слишком много, но не уступать, не делать компромисса, сделок с поставленной целью.

 

Наши действия должны быть дисциплинированны; пусть это будут не случайные порывы, разбросанные дела, а упорное приведение в порядок всех отдельных усилий или ежедневное усилие, умеренное, прогрессивное. Личность образуется тогда, когда мы победим испытание неодолимым могуществом воли. Напротив, наше нравственное образование задерживается или гибнет вовсе, если мы тратим свои силы на несвоевременный пыл, на смятение и беспорядок. Тогда мы падаем под натиском внешних сил.

 

Желать и желать так постоянно - трудно для нас. Кажется, что мы способнее к героизму, к порыву, чем к целому ряду добровольных решений. Беспрестанно возобновлять борьбу! Беспрестанно возбуждать мужественную решимость! Беспрестанно возобновлять жизнь!

 

Это мука... но только здесь победа!

 

Характер создается не вдохновением. Эта сила является в действии, вследствие своего естественного развития. Она образуется при каждом исполненном акте. Желая, мы становимся способными желать. Нет более верного закона. Но следует желать точно, в деталях такую-то или другую вещь, ясно определенную, и желать постоянно, и не отдаваться порывам к очень обширной цели, к широкому, неясному общему. Всякая победа энергии присоединяется к уже приобретенной энергии. Она образует кругом примитивной натуры ту кристаллизацию нравственных суждений и желаний, которая составляет характер. Но работа медленна. Она должна идти спокойно, правильно, без волнений и резких поворотов. Если в нас есть внутренняя уверенность, мы не будем приходить в отчаяние, наблюдая медленный ход нашего прогресса.

 

Можно желать немногого, но желать во что бы то ни стало. Не будем гнаться при первом же усилии за высокими намерениями и за лучшим их исполнением, будем умно сообразовывать наши желания добра с результатами, которых можно ожидать от нашей деятельности. Будем делать только то, что в нашей власти при различных степенях нашего нравственного развития. Делать все, что можно, - вот правило здравого смысла. Но никогда не нужно отступать от раз принятых решений, от слова, данного самому себе, от начатого дела. Желание не должно ослабевать, и оно должно быть бесповоротным. Как только дело хорошо понято, осознаны его необходимость или важность, красота и нравственное значение, то нет уже разрушающей энергию критики; следует строго держаться известного, ясного, ограниченного взгляда и прямо переходить к делу.

 

Вы серьезно рассмотрели и пожелали того, что может быть и ничтожно, но что ясно, определенно, и не следует больше думать об этом. Надо сказать себе с полным упорством: "Хочу этого!"

 

И тогда мало-помалу из плотской основы великодушных желаний образуется ваш характер, созреет тайная сила, для которой будет возможен даже и подвиг. И рост характера будет безостановочен.

 

"Каждое новое дело внесет в нас и новую силу, и закрепит все приобретенное нами ранее.

 

Каждый год деревья в наших садах покрываются почками, листьями, цветами и плодами. Оно [дерево] растет, формируется вследствие различных проявлений жизненности. Оно как бы хватает извне свет, воздух и жизнь, чтобы распространить их на строение ветвей и корней. Новая энергия рождается от действия производительной силы. От каждого цветения, даже когда отпадут цветы и плоды, остается как бы продолжение жизни, из которого рождается новое, обильное цветение. Дерево не теряет своей силы и плодовитости: оно как бы черпает их вновь в самом акте жизни.

 

То же самое случается и с законом человеческого развития. Ни одна мысль не исчезает из нашей души. Ни одно усилие, поступок, возвышающий нашу природу, не пропадает вполне. Они оставляют в душе живой след, они потрясают ее, заставляют желать повторения и ведут к увеличению власти и возвышению существа. От них остается та совокупность энергии, которая и есть собственно характер".

 

Нужно иметь в виду, что раз вступив на почву создания характера (на лестницу св. Иоанна), мы в самом процессе пути, наряду с препятствиями, о которых позже, найдем и опору для своей деятельности.

 

Прежде всего, каждый шаг вперед приглашает нас к следующему шагу. Постоянное укрепление в себе действием известных действий мало-помалу слагает для нас личный кодекс нравственности, легко исполнимый и обязательный. Чувства голоса совести объединяются в сокращенный лексикон прочных понятий. "Эмоция - вещь громоздкая, тяжеловесная, с которой мысль справляется лишь с трудом; поэтому в повседневном обиходе мы заменяем эмоции словами - коротенькими, удобными для обращения знаками, обладающими в высокой степени свойством возбуждать по ассоциации обозначаемые ими чувства. Есть слова до того выразительные, что они как будто трепещут тем чувством, которое обозначают; таковы, например, слова: честь, величие души, человеческое достоинство... низость, подлость и т.п. А выраженные в сжатой форме правила или принципы - это те же слова, выразительные, сокращенные знаки, обладающие свойством возбуждать более или менее сильные и сложные чувства, которых они служат представителями в нашем сознании" (Пэйо).

 

Пэйо хочет сказать, что практика делания приводит к тому, что уже без усилия мысли и воли скопившееся "понятие" ведет нас к нравственному механически.

 

По существу, конечно, это другая сторона привычки.

 

В то же время действие, раз совершенное, есть некоего рода обет, демонстрация, провозглашение программы.

 

Действовать - значит публично заявлять свою волю. Наши поступки уже обязывают нас перед общественным мнением, показывая, к какому лагерю мы принадлежим. Все моралисты утверждают, что если человек хочет изменить свой образ жизни, если он решился служить впредь долгу и правде, он должен "разом перейти на новый, истинный путь и идти по нему смело, без оглядки, поступая вразрез со всеми своими прежними привычками и наклонностями... Он должен идти напролом, оторваться от своего прежнего "я" и, по энергичному выражению Вельо, "дерзко" служить своему Богу. Трудно себе представить, сколько энергии придает чувству и воле такая резкая, публичная манифестация.

 

Являясь публично манифестацией нашей воли в пределах, превышающих ее действительный уровень, поступок, действие закрепляет наши решения и своей силой, и силой общественного мнения, к которому оно обращается, и в довершение всего дарит нам в виде награды живую, бодрящую радость.

 

Но, пожалуй, главное - это радость.

 

Важно то, что человек, силой заставивший себя сделать добро, начинает дорожить им, как своим богатством, начинает привязываться к собиранию добра, как скупец к собиранию богатства.

 

Представим себе, что человек в течение двух-трех дней но поддается натиску гнева, - несомненно, он будет говорить себе с ликованием: "Слава Богу!" Человеку всегда приятно побеждать и горько сознавать себя побежденным; вот почему внутренняя борьба способна увлечь человека всецело; он даже сам в конце концов будет выискивать удобные случаи, где бы был повод проявить ему свою стойкость в борьбе с охватывающим его привычным аффектом. Таким образом, элемент радости, заключающийся в борьбе человека со своими дурными помыслами, страстями и привычками, поддерживает его волю и облегчает самое борьбу.

 

<

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: