 |
Глава 10. Dream Theater
|
|
|
|
Глава 10
Two faced – Can't trace
Convinced what they see
Thick-skinned – I'm in
Can't risk – Transparency
Rehearsed – well-versed
Who I'm supposed to be
My nerves – I mask – Silence
The fear in me
Dream Theater
Едва оказавшись в своей больничной палате после злосчастного судебного слушания, Северус Снейп принялся мерить шагами комнату, то и дело запуская пальцы себе в волосы. В голове необузданным пчелиным роем жужжали мысли, наслаиваясь друг на друга, и он впервые в своей жизни не мог привести их в порядок и выстроить в логическую цепочку. Он даже не мог до конца осознать произошедшее.
Неконтролируемый, черный, бездонный ужас, когда он увидел приближавшегося к нему дементора.
Громогласные вопли, до отказа заряженные энергией ненависти и пробивавшие в его самообладании гигантские дыры.
Оглушительный взрыв в центре зала и потоки серебряного света, смывшие дементора в коридор.
Тонкий узорчатый шарф на его голове.
Cлегка подрагивавшая рука, протянутая ему. Первая в его жизни протянутая ему рука. Первая после Лили.
Девчонка поручилась за него. Поручилась своей жизнью. Даже связала себя с ним узами брака. И это после всего, что было.
Как, как это могло случиться?..
Он не знал, как относиться к этому неожиданному событию, полностью нарушившему все его планы. Все его мысли и чувства пребывали в полном смятении. Целители увели его из министерства практически на грани обморока, когда пережитое напряжение, ужас и слабость еще не минувшей болезни вконец подкосили его, и он едва не рухнул им под ноги, стоило им выйти к каминам. Слава небесам, она этого не видела. И никто не видел.
Невозможно. Невозможно.
Почему она спасла его?
Если бы он мог сейчас говорить… Однако даже если бы мог, то вряд ли выдавил бы из себя хоть слово. Он не знал, что сказать. Не знал, что думать. Этот откровенный слив, организованный министерством, и исполненный ненависти и презрения взгляд Фаджа, и гневные выкрики толпы… Ведь он был готов ко всему этому. Он давно был готов. Готов умереть. Но, увидев дементора, запаниковал. Когда на него разом нахлынули самые страшные воспоминания, вызванные дементором – все те воспоминания, которые он тщательно глушил в себе столько лет – он не выдержал. А ему было что вспомнить.
|
|
|
Его отец, с белым от ярости лицом кричавший на мать. И на него.
«Бесовское отродье. Ты не можешь быть моим сыном!.. »
Счастливо смеющаяся Лили, садящаяся за стол Гриффиндора.
Оскаленные в ехидных улыбках лица Мародеров. И этот нескончаемый позор, позор, позор, и все вокруг смеются, смеются над его беспомощностью.
«Я не нуждаюсь в заступничестве грязнокровки!.. »
Глаза Лили. Он никогда не забудет этот взгляд. И это лицо. Словно он ударил ее. Он никогда бы… Никогда бы не посмел причинить ей боль, никогда-никогда-никогда-пожалуйста-умоляю-не-уходи-пожалуйста-не-уходи-я-не-хотел-пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…
Жгучая боль в левой руке, от которой хотелось выть и кататься по земле, кусая собственные пальцы. Это гораздо больнее, чем если бы ему просто поставили клеймо обычным способом. И усмешка Вольдеморта, стоящего над ним.
«Теперь ты мой слуга. Не подведи меня, Северус».
Сердце пропускает удар, когда он слышит этот высокий ледяной голос. «Найди Поттеров. Найди мальчишку. Все они должны умереть».
Пышущее древним могуществом, испещренное морщинами лицо Дамблдора, лед в пронзительных голубых глазах.
«Вы мне омерзительны, Северус».
Разметавшиеся по полу огненно-рыжие пряди. Широко распахнутые зеленые глаза. Застывший, остекленевший взгляд. Стекающая по его щекам горячая вязкая субстанция. Это не слезы. Это не могут быть слезы. Это может быть только кровь из его вмиг растерзанного, но еще живого сердца.
|
|
|
Его первый урок зельеделия в Хогварце. На него смотрят двенадцать пар любопытных глаз, словно прощупывая – какие вольности можно себе позволить с этим молодым, угрюмым преподавателем. И ему страшно, бесконечно страшно, что он сейчас допустит ошибку, не уследит, не убережет, и кто-то поранится, или ошпарится кипятком, или чиркнет серебряным ножом по руке соседа… Кто бы мог подумать, что быть учителем так страшно?
Вольдеморт, наставивший на него палочку. И алая вспышка боли во всем теле. Такой боли, словно его заживо раздирают на части. «Я же говорил, что все, кто не придет по первому зову, будут наказаны, Северус».
Да, он был наказан. Тысячу раз. А потом еще тысячу. И еще. И еще.
Зеленый луч и падающее через парапет безвольное тело. Сверкнувшие под лунным светом стекла очков-полумесяцев. Из легким разом выкачали весь воздух, а сердце камнем падает следом за мертвым директором.
Исполненный безудержного гнева и боли вопль Поттера. «Сражайся, трус!.. »
Хогварц. Руины и трупы. Мертвых тел не счесть. И это все его вина, его вина, его вина. Не защитил, не закрыл, не эвакуировал детей.
Стремительно катящаяся вперед сияющая зачарованная клетка с Нагини. Почему он до сих пор стоит на месте как приклеенный? Почему не сопротивляется? Почему даже не попытался что-то сделать?..
Света нет. Ничего больше нет.
Этих образов было столько, что он потерял им счет. Он даже не знал, что они до сих пор хранятся в нем, ведь он так добросовестно и скрупулезно избавлялся от них, овладевая мастерством окклуменции и очищая сознание. Немудрено, что нескольких секунд такого близкого присутствия дементора оказалось достаточно, чтобы сломать его. Эта боль была слишком неподъемной для него одного. Он не справился. Они пробили его защиту. Ведь он за этот год много раз находился среди дементоров – и ничего подобного не ощущал. Даже возомнил, что уже преодолел это. Вышел на новый уровень мастерства.
Вот тебе и мастер. Должно быть, это все из-за болезни.
Снейп с силой сжал голову руками.
«Прочь. Прочь! Все закончилось! »
В голове слегка прояснилось. Он приложил ладонь к пылающему лбу. Очевидно, у него жар. Тоже неудивительно.
|
|
|
Сняв свой черный сюртук, Снейп расстегнул воротник рубашки и ослабил плотно намотанный вокруг шеи платок. Опустился на край койки, до крови кусая губы. Он выжил и на этот раз. Второй раз за неделю ему не дали просто сдохнуть, а это значит, что у мироздания есть на него планы. Значит, ему еще будет чем заняться. Точнее, кем. Грейнджер. Подружка Поттера. Он никогда особо не присматривался к студентам, исключая вверенный ему Слизерин. Там он знал все и обо всех. И на протяжении его педагогической карьеры ему порой встречались направленные на него романтические бредни старшеклассниц. Он даже считал, что способен заметить эти глупости еще на подлете и вовремя пресечь. Но Грейнджер! Что на нее нашло? Никогда бы не заподозрил… Даже когда она таскалась к нему в больницу ежедневно – он ничего не заподозрил. Хотя, с чего бы… Он и соображал-то с трудом, куда там анализировать мотивы ее поступков. И теперь он на ней женат. Мерлин, ей всего восемнадцать!
Ему вдруг стало смешно. «У тебя все не как у людей, Северус Снейп. Шел на казнь, а пришел на собственную свадьбу. Перед всем Визенгамотом. Какая честь! Твоя омерзительная жизнь полна сюрпризов. Почему-то исключительно неприятных…»
Но куда подевалась девчонка? Он выпустил ее руку, когда они дошли до лифтов, и ушел. Просто бросил ее там.
Гм. Не самый джентльменский поступок. Что, впрочем, не отменяет нелогичности ее действий. Что толкнуло ее на этот обряд? Это ведь не просто какое-то поручительство. Это брак. Значит, она наверняка отдавала себе отчет в том, что делает. Отдавала ведь?
Невозможность говорить, встать, уйти из этой больницы, с кем-то связаться, что-то прояснить просто убивала. Снейп терпеть не мог бездействовать. И это невзирая на то, что ждать он умел. Годы работы на Дамблдора научили его железобетонному терпению. И дело даже не в шпионаже. Попробуй-ка справиться с парой десятков непоседливых первоклашек, впервые получивших в руки ингредиенты для самого простого отвара. Котлы, огонь, острые предметы, яды… Было из-за чего нервничать. Глава Слизерина. Такая огромная ответственность. Постепенно он привык. Ученики по большей части боялись его. Но были и такие, кто относился к нему и его мастерству с огромным уважением, и это вызывало в его душе нечто похожее на гордость.
|
|
|
«Я сам добился этого. Я чего-то стою. Я им нужен».
Скрипнула дверь. Снейп поднял голову, ожидая увидеть уже примелькавшуюся гриву каштановых волос и жалостливые карие глаза. Но это был всего лишь Макнейр с очередной порцией лекарств.
– Ну-с, профессор Снейп, я рад, что вас сегодня не съели. Тяжелый денек, да? Боюсь, сейчас будет еще тяжелее. Давайте-ка приступим.
Он кивнул, стиснув зубы.
И улегся на койку, подставляя шею.
Следующие два дня практически ничем не отличались друг от друга. Снейп увидел отчет о судебном заседании в «Пророке», но, прочитав, в гневе отшвырнул газету прочь. Впрочем, другого и не ждали. Пожирателем был – Пожирателем и останешься. Он вновь подумал о Грейнджер. Она так и не явилась, и он, нарисовав себе массу вариантов того, что это может означать, в бессильной ярости метался по палате, вертя кольцо на безымянном пальце левой руки. Опять левой. Мало было Смертного знака, который нельзя было свести ни одним известным ему способом, так теперь еще и эта новая напасть. Целители стали относиться к нему куда прохладнее. Они по-прежнему добросовестно лечили его, но стоило Снейпу высунуть нос из палаты (авроров от дверей уже убрали), как он сталкивался с неприязненными взглядами. Макнейр уже не трещал так беззаботно во время своих визитов. И этот непрекращающийся шепоток за спиной. Ладно, к этому он тоже может привыкнуть, не в первый раз. А вот Грейнджер… Каково же сейчас ей, этой несчастной восемнадцатилетней заучке-всезнайке, впервые попавшей под такой обстрел? Насколько он мог судить из статей в прессе, от нее отказались все ее друзья.
Что ж… Ей тоже придется привыкать.
*****
Вечером второго дня, когда он, как ему показалось, более-менее привел мысли в порядок, дверь в его палату открылась, и Снейп, к немалому своему изумлению, увидел перед собой Кингсли Шеклболта.
«Этого еще не хватало… Тебе-то что здесь нужно? Или это не ты приказал слить меня и скормить дементору? У тебя даже духу не хватило сделать это самому – отрядил Фаджа… Соратничек. Все вы одинаковые. Все до единого».
Кингсли переступил порог и аккуратно закрыл за собой дверь. Сделал несколько шагов вперед, глядя на Снейпа ничего не выражавшими глазами.
Северус нахмурился. Жестом указал на единственный стул, стоявший у кровати. Шеклболт качнул головой:
– Спасибо, я не буду садиться. Мой визит будет кратким, Северус. Я знаю, что ты все еще не можешь говорить, но так даже лучше в сложившейся ситуации. Я хочу, чтобы ты внимательно слушал каждое мое слово, потому что повторять я не намерен. И это будет наш единственный разговор. Пока что.
|
|
|
Снейп коротко кивнул. И скрестил руки на груди.
Кингсли сунул руки в карманы своего строгого костюма. Видимо, за время работы на маггловского премьер-министра так привык носить костюмы, что теперь носил их даже в колдовском мире. Нетипично. Впрочем, это не запрещено. И в этом костюме у него и впрямь очень представительный вид. Достойный министр магии, ничего не скажешь. И достойный покровитель магглорожденных, что тоже немаловажно.
– Северус, мне очень не понравилось то, что произошло. Более того, я не ожидал, что все произойдет так быстро. Я надеялся, что у меня будет больше времени, чтобы решить все связанные с тобой вопросы, и что я смогу все тщательно обдумать, прежде чем принимать какие-то решения. Не буду скрывать, ты мне неприятен. Да, Гарри Поттер рассказал мне, что ты не виноват в том, что тебе предъявляли на суде. И что для успеха порученной тебе миссии ты был вынужден сделать все то, что ты сделал, включая убийство Дамблдора. Но я говорю открыто и честно – ты мне неприятен.
Снейп плотно сжал губы. Сделал рукой неопределенный жест: Я понял, дальше, дальше.
– Я не стану сейчас говорить о том, что творилось на суде до заступничества мисс Грейнджер. Надеюсь, ты понимаешь, что подобная процедура в твоем случае была неизбежной. И если бы ты не признал свою вину, тебя просто отправили бы в Азкабан, где ты мог бы выжить. И даже выйти на свободу. Но твой непонятный мне поступок запустил череду событий, которые и привели к… к тому, что мы имеем на сегодняшний день.
Шеклболт сделал еще шаг. Теперь он буквально нависал над койкой и сидевшим на ней Снейпом как огромная черная гора.
– Опуская все детали и все нецензурные выражения, которые у меня есть по поводу случившегося, я скажу тебе только одно. Когда тебя долечат, можешь убираться куда угодно. Но я буду за тобой присматривать, Северус. Очень… пристально. Я также дал Фаджу поручение найти и привести мисс Грейнджер ко мне, но он так и не обнаружил ее. Уж не знаю, действительно ли вы сговорились, и где именно ты ее спрятал, но учти… Если ты обидишь ее, хоть словом, хоть действием – я собственноручно спущу с тебя шкуру. Мне плевать на писанину Скитер. И на все твои достижения мне тоже плевать. Я такое тебе устрою, что Темный лорд покажется тебе доброй феей. Мы поняли друг друга?
Снейп снова кивнул. Чего уж тут непонятного… Он мог бы сейчас сказать (точнее, написать) Шеклболту, что у него и в мыслях не было обижать девчонку. И еще неизвестно, кто кого может обидеть – он и сам еще не знал, что она скажет ему, когда (и если) они встретятся вновь. В конце концов, она действительно спасла его. Возможно, не самым приемлемым способом, но деваться некуда. Он мог бы много чего еще сказать. Но, глядя на каменное лицо бывшего соратника по Ордену Феникса, он понимал, что все его слова бессмысленны. Кингсли хоть и знает всю правду, защищать его не намерен. И оправдывать тоже. Он только что ясно дал это понять.
Придется выгребать, как обычно – в одиночку.
«Вот и защитники Грейнджер от Пожирателя смерти подтягиваются. Целый министр магии. Так, значит, этот увлекательный спектакль – не их работа, а действительно ее импровизация. Вдвойне интересно. Но что значит – Фадж не обнаружил ее?.. Куда она могла подеваться? Уж не натворила ли глупостей? »
Последнюю мысль он тут же отмел. Если бы она кинулась с моста или что-то подобное, кольцо на его пальце уже исчезло бы. Вполне логичный вывод, если он хоть что-нибудь понимал в условиях данного ею обета. Следовательно, она жива. И волноваться еще рано.
Кингсли некоторое время сверлил его взглядом, пристально всматриваясь в его лицо. Снейп, не моргая, смотрел в ответ, сжав губы, слегка задрав подбородок. Затем министр кивнул и, повернувшись, покинул палату.
Когда за Шеклболтом закрылась дверь, Снейп с облегчением перевел дыхание и закинул ноги на кровать, намереваясь лечь обратно на подушки. Но сегодня, кажется, ему не суждено было избавиться от посетителей. Дверь снова скрипнула, и Снейп увидел на пороге древнего старика в просторной старомодной мантии. Пришедший был настолько стар, что у него не было ни бороды, ни волос. Лишь кустистые остатки бровей торчали над глубоко запавшими выцветшими глазами, окруженными глубокими бороздами морщин. Правда, взгляд этих бледных глаз был цепким и пронизывающим и уж никак не говорил о старческом слабоумии, часто присущем такому возрасту. Снейп не был знаком с этим волшебником лично, но знал, кто это. Не так уж много таких долгожителей. Тиберий Огден. Старейший член Визенгамота. Тот, кто и скрепил их обряд. Снейп вздохнул и снова опустил ноги вниз, садясь на кровати. Вереница защитников Грейнджер, похоже, еще не закончилась. Надо бы выглянуть в коридор, может, там к его палате выстроилась целая очередь.
Огден взмахнул палочкой, и стул перед кроватью превратился в мягкое кресло с высокой спинкой. Опустившись в него, старик уставился на Снейпа, не говоря ни слова. Смерил его глазами сверху донизу. Задержался взглядом на левой кисти. И, наконец, заговорил:
– Зачем вы натворили столько глупостей, юноша? Теперь за ваши преступления платят невинные.
Юноша! Снейп чуть не фыркнул. Такого обращения он точно не ожидал. Хотя, двухсотлетнему старцу он наверняка именно таким и кажется. Хорошо хоть не «мальчик мой».
Не имея возможности ответить, да и не особо желая отвечать, он указал на свое горло.
– Да-да, – проскрежетал Огден, кивая. – Я помню. Я пришел по поручению министра, рассказать вам о последствиях и ограничениях, которые накладывает на вас принятый вами обет. Наверняка вы ничего об этом не знаете. Видите ли, последний раз этот обряд проводил я. Более 150 лет назад. Я уж думал, на своем веку более не увижу подобного…
Снейп кивнул. Он что-то читал когда-то о древних обрядах поручительства. В раннем средневековье хватало всяких жутковатых ритуалов на уровне полного мракобесия. Даже магглы насочиняли себе вассальных клятв и пытались сделать их нерушимыми. Но историей магии он никогда не увлекался. Сдал свои экзамены на С. О. В. У. и забыл. Словосочетание «Покров Невинности» было ему знакомо, он помнил, что участники вступают в брак, и что приговор при этом отменяется. Но на этом его познания заканчивались. Нудные были лекции у профессора Биннса, на них только спать. Поэтому, решив, что дополнительные сведения в данном случае будут весьма кстати, он уселся поудобнее и приготовился слушать.
Скрипучий голос Огдена слегка подрагивал и отдавался в ушах неприятным дребезжанием.
– Как вы уже наверняка поняли, юноша, ваша поручительница принесла себя в жертву. Юная девушка, практически ребенок, хоть и совершеннолетняя по возрасту. Обменяла свою свободу на вашу жизнь. Магия ее жертвы накладывает на вас пожизненные ограничения. Ваш брак нельзя расторгнуть. Прекратить его может лишь смерть одного из супругов. Нарушение обетов влечет за собой гибель того, кто их нарушил. Адюльтер считается одним из таких нарушений. Поскольку вы – приговоренный к наказанию преступник, то повторение вами ваших преступлений будет расцениваться как нарушение условий поручительства. В этом случае погибаете вы оба. Помните об этом, юноша. Если надумаете снова кого-нибудь убить или пытать, то помимо вас за это заплатит и ваша теперь уже жена. К сожалению, нет никаких сведений о дальнейшей жизни и судьбе таких, как вы, поэтому я рекомендовал бы вам соблюдать осторожность. Я не могу с уверенностью сказать вам, что именно станет фактом нарушения обета – оформившееся намерение или совершенное действие, а убивать вы наверняка умеете не только с помощью Непростительных проклятий. Поэтому отныне вы живете, скованные цепью вашего обета. Применение магии с целью убить или покалечить кого-либо не останется безнаказанным. И вашей же цепью скована ваша жена, а все ваши действия будут отражаться на вас обоих в равной степени. Вот это, – он поднял палочку, указывая на кольцо Снейпа, – артефакт, подтверждающий обет поручительства. Он и убьет вас. Снять его вы не сможете, наверняка уже пытались. Так что носите ваше тавро и помните, что больше вам не удастся никого убить.
Он помолчал, по-старчески поджимая губы и глядя куда-то мимо Снейпа.
– Я не понимаю. Я, наверное, уже слишком стар, чтобы понимать, – его взгляд вернулся к сидящему на кровати Снейпу и стал в разы суровее. – Вы отвратительны. То, что вы сотворили – ужасно. И то, что признали свою вину – еще ужаснее. Вы не заслуживаете жертвы этой девочки. Я удивлен такой решимостью с ее стороны. А еще больше я удивлен, что магия сработала, хотя я ожидал, что ничего не получится, – он снова отвел глаза и прошелестел напоследок: – Наверное, я действительно уже слишком стар.
Снейп молча смотрел в стену перед собой. Услышанное кипело в голове, переливаясь от виска к виску тяжелой волной, вибрировало в центре лба, вызывая раздражение и злость. Что не так с этой магией? Почему старик думал, что магия не сработает? Он и силился задать этот вопрос, и боялся задавать. Боялся услышать ответ. Огден молча просидел перед ним еще некоторое время, видимо, размышляя или что-то вспоминая. Взгляд его был отсутствующим, а губы едва заметно шевелились, будто сплетая невидимое заклинание. Снейп ждал, что он скажет еще что-нибудь. Не может быть, чтоб вот так все и было. Не может быть, чтобы не было никаких оговорок, хоть чего-нибудь, что дало бы ему понять, что он не связан по рукам и ногам окончательно и бесповоротно. Что из этого вынужденного рабства может быть какой-то выход, смягчающее обстоятельство, хоть что-то.
Не может, не может быть, чтобы он навеки оказался заперт с Грейнджер где бы то ни было!
Наконец, Огден пошевелился и поднялся со своего кресла. Вернув мебели первоначальный облик, старый маг опустил палочку и зашаркал к выходу. Обернувшись на пороге, он еще раз смерил взглядом сидевшего на кровати Снейпа.
– Вы этого не заслуживаете, – повторил он и вышел за дверь, оставляя зельевара в полной растерянности и только глубже погрузив его в невеселые раздумья.
*****
Два дня после посещения Хогварца Гермиона маялась как на костре, не выходила из своей комнаты в «Дырявом котле», заказывала еду в номер, собирала свежие газеты. Из них она узнала, что Снейп и она скрывали свою связь, когда она еще училась в Хогварце, что она одновременно встречалась с Виктором Крамом и Гарри Поттером, а потом бросила обоих ради связи с преподавателем. Что она злостно манипулировала чувствами героя войны Рональда Уизли. Что Гарри Поттер не дает комментариев о сложившейся ситуации, а семья Уизли больше не желает видеть ее в своем доме. Что колдовское сообщество озаботилось принятием нового закона, запрещающего применять Покров Невинности по отношению к военным преступникам. Рита Скитер разошлась не на шутку. Такого потока грязи за такой короткий срок не доставалось еще никому. Ощущение нереальности происходящего, беспомощность и одиночество все глубже погружали несчастную девушку в глубокую депрессию. Она больше не решалась связываться с Гарри, не решалась написать кому бы то ни было. Ей никто не поможет. Она сама во всем виновата. Наверное, она и впрямь совершенно не думала о Роне, раз позволила себе вот так ринуться в омут с головой. Наверное, он был прав.
Она предала его. Она предала их обоих.
И деваться ей в самом деле некуда. Только в Мунго. Когда эта мысль оформилась окончательно, Гермиона с горечью подумала, что никакому дементору не удалось бы повлиять на нее больше, чем все произошедшее. Ни единой счастливой мысли. Счастье, так ярко горевшее в ней после боя от предвкушения новой светлой жизни, счастье, что удалось хоть кого-то спасти – было выпито до дна. Выпито, украдено, кануло в беспросветный мрак.
Только в Мунго.
Можно было бы подняться на лифте, но Гермиона избрала длинный путь. Отсрочить хоть на несколько минут. Пусть бы не так сразу. Еще немного побыть собой, словно их первая встреча после принесения обета окончательно лишит ее всего, чем жила и дышала Гермиона Грейнджер. Поднимаясь по лестнице на пятый этаж, она ощущала, как с каждой преодоленной ступенькой ее безразличное спокойствие улетучивается. Болела голова. Пульсация в висках усиливалась с каждым шагом. Сердце колотилось как сумасшедшее. Ей по-прежнему было холодно, так холодно. И снова стало страшно. Как она посмотрит ему в глаза? И что скажет? И что он ей скажет?
«Грейнджер, возьми себя в руки. Ничего он тебе не скажет. Он не может говорить. Пользуйся моментом», – попыталась приободрить она саму себя.
Осторожно выглянув с лестницы в коридор и увидев, что дежурного нет на месте, Гермиона, на мгновение застыв и собравшись с силами, проскользнула к знакомой двери.
*****
…Он стоит посреди улицы в Годриковой лощине, перед частично разрушенным домом, один в полной темноте, где не горит ни один фонарь, и с трудом сдерживает гулко бьющееся в груди сердце. Вокруг так тихо, что он слышит шум собственной крови, бегущей по венам. Заклятие верности пало. Часть второго этажа взорвана. Если там кто-то был, когда это случилось – вряд ли выжил. Он боится сделать шаг. Боится вслушиваться в тишину. Воздух вокруг все еще искрит от магии и взломанных чар, но сам дом черен и явно пуст. Больше ничего не осталось. Ничего и никого.
Тут до него долетает едва различимый плач ребенка где-то в доме, и он выдыхает. С трудом отрывая ноги от земли, пересекает дворик, усеянный обломками крыши, и заходит в дом, минуя выбитую мощным ударом дверь. Тело Джеймса Поттера, его давнего врага, изломанной куклой валяется на полу у подножия лестницы. Он обходит его, не глядя в мертвое лицо, тихо-тихо поднимается по лестнице, придерживаясь за стену. Лестница поскрипывает и шатается у него под ногами, грозя вот-вот обвалиться. Крохотный коридорчик. Приоткрытая дверь, из которой льется слабый свет. Разбросанные по полу вещи. Осколки кирпичей и стекла, обрывки каких-то бумаг, остатки детских игрушек.
Огненно-рыжие пряди, стелющиеся по полу.
Он задыхается на вдохе – и не может сдержать рвущийся из горла вопль. Задыхается и падает у ее ног, как подкошенный. Ползет по полу, пока не нащупывает ее руку. Она еще теплая. Но ее застывший взгляд, направленный куда-то в стену, уже сказал ему все, что ему нужно было знать.
«Нет… Нет! Нет! НЕТ! »
Он вжимается лицом в эти волосы, сминает их в руках, первый и последний раз, словно надеясь, что его прикосновения вернут ее обратно. Кажется, он ни разу не дотрагивался до нее вот так… Да и вообще ни разу с тех пор, как она прогнала его прочь от дверей в гостиную Гриффиндора. Он еще помнит запах ее волос и тепло ее кожи. Но она уже холодеет в его руках.
«Прости… Прости-прости-прости… Я больше никогда никого не брошу. Никогда не брошу. Никогда. Никогда».
Больше никогда.
Он просыпается с мучительной болью в груди, дрожащими руками ощупывает лицо и понимает, что плакал во сне. Насухо вытирает глаза краем одеяла. Стискивает зубы.
«Я больше никогда никого не брошу».
Словно в ответ на его мысли в дверь тихонько стучат. Какой-то проходной двор, а не больница… Снейп бросает взгляд в зарешеченное окошко и видит, что на улице уже стемнело. В больнице он вообще потерял счет времени, засыпая когда придется и полностью игнорируя время суток. Но ответить на стук приглашением войти он по-прежнему не может и лишь выжидающе смотрит на дверь. Та открывается, он видит знакомые темные глаза и заплетенные в косу каштановые волосы – и понимает, что только что испытал облегчение.
Грейнджер несмело перешагивает через порог. Она белая как смерть. Покрасневшие и опухшие глаза говорят о том, что она много плакала. Она открывает рот, порывается что-то сказать – и не может. Хороши же они – оба немые. Снейп сжаливается и жестом указывает ей на стул. Она обессиленно опускается на него. Долго смотрит куда-то ему через плечо, не встречаясь взглядом. Опустошенная, издерганная, несчастная. Он ждет, чувствуя, как тоже начинает нервничать.
«Да скажи ты уже что-нибудь! »
– Профессор Снейп… сэр… Я… Мне некуда больше идти. У меня почти нет денег, нет крыши над головой. Я не знаю, что мне делать.
Он бегло, но внимательно осматривает ее. Да, похоже, намаялась за эти два дня. И, вероятно, совсем отчаялась, раз осмелилась прийти сюда. На это тоже нужно мужество. Но как раз мужества Дому Гриффиндора не занимать. Чего им не хватает, этим юным львятам, так это самоконтроля. И мозгов.
Почему, почему он вечно должен кого-то нянчить? Когда это закончится?
Снейп тянется к столику, стоявшему в изголовье кровати, отрывает клочок пергамента, берет перо и сжатым мелким почерком пишет адрес и пароль к входной двери, которым он закрыл дом, когда уходил в последний раз. И так же безмолвно протягивает ей. Грейнджер несколько мгновений тупо пялится на эту бумажку, и ему приходится буквально всовывать ее ей в руки. Она видит нацарапанный там текст и едва заметно, облегченно выдыхает.
– Спасибо, сэр… Я не буду вам мешать.
Ему хочется остановить ее, может, даже взять за руку. Но он приказывает себе оставаться на месте и не двигаться. Он не хотел и не хочет ее жалости, так с чего он взял, что она захочет жалости от него?
Дверь за ней закрывается. А через минуту или две он слышит в коридоре сердитый голос Макнейра:
– Что за проходной двор вы тут устроили? Здесь закрытые палаты для тяжелых пациентов! То авроры шастают, то министерские дознаватели, то репортеры! А ну-ка убирайтесь все отсюда! Он мой пациент, и ему нужен покой! Когда я его вылечу, и он выйдет отсюда, можете рвать его сколько угодно. Пошли прочь!
Снейп морщится. И тихо надеется, что Грейнджер уже успела уйти, и эта тирада касалась не ее.
А еще надеется, что не перегнул палку. Но вытирать ей сопли он не намерен. Раз она приняла такое определенно взрослое решение, вступившись за него, пусть достойно принимает последствия.
«Горе с этими девчонками…»
В памяти услужливо всплывает эпизод, как он воспитывал одну такую же, только слизеринку. Запертые в четырех стенах подростки в период полового созревания – страшная сила. И неконтролируемая. Никогда не знаешь, где выстрелит. Но за эти годы он привык с ними справляться. И никогда никого не утешал. Их у него пара сотен. И времени на возню и сопли нет. Девчонка, хлюпая носом, покорно выслушала его немного резкие нравоучения, но безоговорочно признала правоту и так же покорно ушла выполнять полученные инструкции. А заодно надраивать котлы в классе зельеделия. Ничто так не успокаивает нервы, как монотонный физический труд.
Он надеялся, что Грейнджер тоже найдет себе занятие сейчас. По крайней мере, на те несколько дней, которые ему еще придется здесь проваляться. А там он придумает, чем ее занять. Должен придумать.
Позволив себе медленно выдохнуть, будто снимая с плеч тяжелый груз, он опустился на подушку и закрыл глаза. И на грани подступавшего сна уловил одну-единственную мысль, совершенно ему несвойственную.
«Спасибо…»
|
|
|
