А нужен ли вообще «путеводитель»?

 

В течение последних 50 лет мир стал свидетелем небывалых в истории политических перемен. Все политические системы, аль­тернативные демократии, либо исчезли вовсе, превратившись в диковинных ископаемых, либо удалились с политической арены, надеясь отсидеться в своих последних твердынях. Еще до того, как это произошло, исконные враги демократии — централизованная монархия, наследственная аристократия, олигархия, системами разнообразных цензов отстранявшие от участия в выборах значи­тельную часть населения, потеряли свою легитимность в глазах большей части людей во всем мире. Основные виды антидемокра­тических режимов, существовавших в нашем столетии, — комму­низм, фашизм, нацизм — сгинули в огне разрушительных войн или (как это было с Советским Союзом) развалились, подточен­ные изнутри. Военные диктатуры сами безнадежно дискредитиро­вали себя своими бесконечными провалами, особенно в Латинс­кой Америке, а те, которые уцелели, часто принимали псевдоде­мократическое обличье.

Но имеем ли мы право сказать, что демократия наконец побе­дила в борьбе за поддержку людей во всем мире? Вряд ли. Продол­жают существовать антидемократическая идеология, антидемок­ратические движения различного толка, зачастую смыкающиеся с самым оголтелым и воинствующим национализмом или с рели­гиозным фундаментализмом. Демократические правительства (при­чем степень их «демократичности» далеко не одинакова) нахо­дятся у власти менее чем в половине стран мира, и граждане этих стран составляют не более половины численности всех жителей Земли. Одна пятая населения планеты живет в Китае, которому за четыре тысячелетия его славной истории ни разу не пришлось испытать на себе достоинства демократического правления. В Рос­сии, совершившей переход к этой системе правления лишь в пос­леднем десятилетии нашего века, демократия хрупка и не пользу­ется всеобщей безоговорочной поддержкой. Даже в странах с дав­ними и глубоко укорененными демократическими традициями

7 О ДЕМОКРАТИИ

,

демократия, по мнению многих наблюдателей, переживает кри­зис или, по крайней мере, понесла значительный ущерб от того, что избиратели все меньше склонны доверять избранным ими лидерам, политическим партиям, государственным чинов­никам, считая, что те не могут достойно или хотя бы успешно справиться с такими проблемами, как постоянная безработи­ца, бедность, преступность, социальное обеспечение неиму­щих, иммиграция, налогообложение, коррупция.

Давайте условно разделим почти две сотни стран мира на три группы. В^гервую войдут страны с недемократическими ре­жимами, во вторую^ страны, где демократия установилась от­носительно недавно, и в третью — те, где демократические ус­тои существуют давно и являются относительно прочными. Ра­зумеется, в каждой из групп окажутся совершенно разные страны, поразительно непохожие друг на друга во всех прочих отношениях. Тем не менее наша упрощенная классификация позволяет увидеть, что, с точки зрения демократической перс­пективы, перед странами каждой группы стоят принципиально разные задачи. Для стран, имеющих недемократические режи­мы правления, главная проблема заключается в том, могут ли они осуществить переход к демократии и если могут, то каким путем. Для стран, недавно ставших на путь демократических преобразований, первостепенное значение имеет вопрос, спо­собны ли они (и какие средства требуются для этого) укрепить или, как выражаются политологи, консолидировать новообре-тенные практику и институты демократии, с тем чтобы они выдержали испытание временем, устояли в политических кон­фликтах и кризисах. И наконец, «старым» демократическим стра­нам надлежит совершенствовать и углублять свою демократию.

Впрочем, здесь вы можете спросить меня: а что мы вообще понимаем под словом «демократия»? Чем отличается демократи­ческое правление от недемократического? Если недемократичес­кая страна совершает переход к демократии, в чем именно будет заключаться такой переход? Когда именно можно будет заклю­чить, что он совершился? Вопрос напрашивается и в отношении консолидации: а что конкретно консолидируется? И что значит «совершенствовать и углублять» демократию в стране, где она имеет глубокие корни и давние традиции? И если страна является де­мократической, то как она может стать еще более демократичес­кой? Вопросов, как видим, возникает множество.

А нужен ли вообще нам «путеводитель»?

Природу демократии на все лады обсуждают вот уже на протя­жении двух с половиной тысяч лет — казалось бы, срок достаточный для выработки некоего набора идей, устраивающих всех или почти всех. К добру это или к худу, но ничего подобного не случилось.

За 25 столетий, в течение которых демократия истолковыва­лась, оспаривалась, одобрялась, порицалась, замалчивалась, ус­танавливалась, существовала, уничтожалась, а потом порой воца­рялась вновь, так и не удалось, как мне кажется, прийти к согла­сию по наиболее фундаментальным вопросам, касающимся самой сути этого явления.

По иронии судьбы уже то обстоятельство, что у демократии — столь длинная история, в немалой степени способствовало раз­броду, путанице, противоречивым мнениям, ибо понятие «демок­ратия» в разные времена, в разных местах и для разных людей означало нечто совершенно разное. Да, бывали в истории челове­чества довольно длительные периоды, когда демократия исчезала, переставала функционировать на практике и продолжала кое-как существовать лишь в виде идей или воспоминаний «немногих из­бранных». Всего 200 лет назад (а это значит, что сменилось не более десяти поколений) с трудом можно было бы найти приме­ры реально существующей демократии. В гораздо большей степени она была предметом теоретических размышлений философов, чем реальной политической системой, которую люди должны были взять на вооружение и воплотить в жизнь. И даже в тех редких случаях, когда «демократия» или «республика» существовали на самом деле, большая часть взрослого населения была отстранена от участия в политической жизни.

Хота в самом общем смысле «демократия» — понятие достаточ­но древнее, те ее формы, которые я главным образом буду рассмат­ривать в этой книге, порождены XX в. Именно в наши дни мы при­шли к убеждению, что демократия должна на деле гарантировать каждому гражданину, достигшему определенного возраста, право избирать и быть избранным. Но каких-то 80 лет назад — это всего лишь четыре поколения! — в 1918 г., т.е. ко времени окончания Пер­вой мировой войны, в каждой из существовавших тогда независи­мых демократических или республиканских стран добрая половина взрослого населения никогда не обладала гражданскими правами в полной мере. Разумеется, я имею в виду женщин.

И здесь мы сталкиваемся с весьма примечательным обстоя­тельством: если считать всеобщее избирательное право непремен­ным условием демократии, то практически в каждой демократи-

9О ДЕМОКРАТИИ

ческой стране найдутся люди, которые старше существующей там демократической системы правления. Демократия в том смысле, ка­кой мы вкладываем в это понятие сегодня, — это явление, которое, быть может, и «не первой молодости», но и отнюдь не древнее.

Мне тотчас могут возразить: «Но разве Соединенные Штаты Америки с момента начала американской революции не были де­мократией — «республиканской демократией», как называл ее Ав­раам Линкольн? Разве прославленный французский писатель Алек­сис де Токвиль, посетивший США в ЗО-е гг. XIX в., не назвал свою знаменитую книгу «Демократия в Америке»? И разве афиня­не еще в V в. до н.э. не считали свою систему правления демократи­ей? И чем, как не демократией определенного рода, был респуб­ликанский Рим? Но если в разные эпохи слово «демократия» оз­начало разные понятия, то как можно прийти к согласию в отношении его современного значения?»

Осведомившись об этом, вы можете пойти еще дальше: «Так почему же демократия все-таки желательна? И насколько демок­ратична «демократия» в тех странах, которые мы сегодня называ­ем демократическими, — в США, Великобритании, Франции, Норвегии, Австралии и многих других? Более того, возможно ли объяснить, почему эти страны считаются «демократическими», а целый ряд других — нет?» Возникают все новые и новые вопросы.

И тогда ответ на вопрос, вынесенный в заглавие этого раздела, покажется предельно ясным. Если вас заинтересуют ответы на це­лый ряд фундаментальных вопросов, касающихся демократии, то эта книга, представляющая собой нечто вроде путеводителя, мо­жет оказаться для вас полезной.

Разумеется, в ходе этого краткого путешествия вы не найдете ответы на все те вопросы, которые вам, вероятно, захочется за­дать. С тем чтобы наше странствие и вправду не стало чересчур продолжительным, нам придется оставить без внимания много­численные ответвления от нашего магистрального маршрута, как бы вам ни хотелось знать, куда они ведут. Тем не менее ваше любопытство должно быть удовлетворено, и я надеюсь, что, до­читав эту книгу, вы сами отправитесь исследовать эти дороги. А чтобы вам было легче это сделать, в конце я привожу краткий список важнейших работ для дальнейшего самостоятельного изу­чения проблемы.

Наше путешествие начинается с самого начала — с происхож­дения демократии.

ЧАСТЬ I

Начало

Глава 2

ГДЕ И КАК РАЗВИВАЛАСЬ ДЕМОКРАТИЯ? Краткий исторический очерк

Как вы помните, я начал с того, что понятие «демократия» обсуждалось на все лады на протяжении последних 25 веков. Инте­ресно, неужели ей и впрямь столько лет? Многие американцы — впрочем, и не только они одни — искренне уверены, что демок­ратия родилась 200 лет назад в Соединенных Штатах Америки. Люди, более сведущие в истории, припомнят Древнюю Грецию и Древ­ний Рим. Так где же она возникла и как шло ее развитие?

Хорошо было бы, конечно, представить этот процесс как более или менее непрерывное и поступательное движение от ее, так ска­зать, «изобретения» в Древней Греции два с половиной тысячелетия назад и до наших дней, когда демократия распространилась на все континенты и охватила значительную часть человечества.

Эта картина радует глаз, но она создает обманчивое впечатле­ние, по крайней мере, по двум причинам.

Во-первых, как знает каждый, кто знаком с европейской ис­торией, после нескольких столетий подъема народовластие в Гре­ции и Риме стало клониться к упадку, а затем и вовсе исчезло. Даже в том случае, если бы мы позволили себе широко толковать критерии, по которым та или иная система правления может счи­таться «народной», «демократической» или «республиканской», их возвышение и упадок все равно нельзя было бы представить как равномерное поступательное движение вверх, к некоему отдален­ному пику, лишь время от времени замедляемое краткими перио­дами спуска. История демократии гораздо больше напоминает путь через плоскую и бескрайнюю пустыню, имеющую редкие возвы­шенности, — лишь с определенного момента начинается долгий подъем к тем высотам, на которых она сегодня находится (табл. 1).

Во-вторых, было бы неправильно считать, что демократию изобрели раз и навсегда и это изобретение стало служить всем и каждому наподобие паровой машины. Когда антропологи и исто­рики обнаруживают, что схожие между собой орудия труда или виды трудовой деятельности появлялись в разные времена и в раз­ных местах, они обычно стремятся выяснить природу этих совпа­дений — понять, были ли эти орудия и способы производства

13 изобретены кем-то одним, а потом получили распространение, или же они возникли в разных местах одновременно и независимо друг от друга? Найти ответ на этот вопрос трудно или даже вооб­ще невозможно. Так же обстоит дело и с развитием демократии в мире. В какой степени ее развитие можно объяснить просто рас­пространением из первобытных очагов, а в какой (если вообще в какой-либо) — самостоятельным возникновением в разные вре­мена и в разных местах?

Хотя по отношению к демократии нельзя дать, вполне опреде­ленный ответ, однако изучение исторических материалов приводит к следующему выводу: в какой-то и, возможно, весьма значитель­ной степени своим распространением демократия обязана диффу­зии демократических идей и принципов, однако диффузия не мо­жет дать полного объяснения. Судя по всему, демократию, так же как и огонь, живопись, письмо, изобретали не однажды и не в од­ном месте. В конце концов, если в определенном месте и в опреде­ленное время (скажем, в Афинах, около 500 г. до н.э.) сложились усло­вия, благоприятные для возникновения демократии, то почему подоб­ные же благоприятные условия не могли сложиться где-нибудь еще?

Я предполагаю, что демократию могли всякий раз изобретать заново там и тогда, где и когда для этого имелись благоприятные условия. По моему убеждению, эти условия возникали в разных местах и в разное время. Точно так же как наличие плодородных почв и достаточный уровень осадков стимулируют развитие сельс­кого хозяйства, сочетание определенных благоприятных факторов всегда укрепляло тенденцию к развитию демократического спосо­ба правления. К примеру, именно из-за благоприятных условий какие-то формы демократии возникали еще при первобытно-об­щинном строе задолго до того, как в истории появились первые упоминания о демократии.

Рассмотрим такую возможность: какие-то люди образуют ком­пактную и устойчивую группу, члены которой четко разграничи­вают понятия «мы» и «они», «свои» и «чужие», «мой народ» и «их народ», «мое племя» и «другие племена». Кроме того, предполо­жим, что эта группа — назовем ее «племя» — совершенно незави­сима от чьей-либо власти, а ее члены имеют возможность, если позволительно будет так выразиться, вести собственные дела без всякого вмешательства извне. И наконец, предположим, что зна­чительная часть членов этого племени — ну, например, его ста­рейшины — считают друг друга примерно в равной степени спо­собными управлять всем этим сообществом. С высокой долей ве-

15О ДЕМОКРАТИИ

роятности в таких условиях могут возникнуть демократические тен­денции. Импульс к демократическому способу правления исходит из того, что мы можем назвать логикой равенства.

На протяжении того долгого периода, когда люди жили вместе небольшими группами и поддерживали свое существование охо­той, собиранием съедобных кореньев, плодов, ягод и других «да­ров природы», они время от времени или, возможно, постоянно развивали такую систему, при которой значительное число членов сообщества (самых старых или наиболее опытных), руководству­ясь логикой равенства, стремились вырабатывать те или иные ре­шения совместно. Изучение истории бесписьменных племенных обществ подтверждает, что дело обстояло именно так. И стало быть, в течение тысячелетий демократия в какой-то своей примитивной форме являлась наиболее «естественной» политической системой.

Впрочем, мы знаем, что этот длительный период завершился. Когда люди, организовав жестко зафиксированные сообщества, начали вести оседлый образ жизни (прежде всего для занятий сель­ским хозяйством и торговлей), упомянутые мной обстоятельства, которые благоприятствовали участию народа в управлении, — груп­повая самоидентификация, отсутствие вмешательства извне, при­нятие принципа равенства — стали появляться все реже. Более «ес­тественными» сделались иерархическая система и господство од­них людей над другими. В результате этого система народовластия у оседлых народов исчезла на многие века. На ее место пришли мо­нархии, деспотии, аристократии, олигархии, основанные на той или иной форме социальной иерархии.

Затем, около 500 г. до н.э., где-то опять, видимо, стали скла­дываться условия, благоприятные для того, чтобы несколько немногочисленных групп людей начали развивать системы прав­ления, которые предоставляли самые широкие возможности для принятия коллективных решений. Можно сказать, что прими­тивная демократия была изобретена вновь, но уже на более высоком уровне. Наиболее важные стадии ее развития отмече­ны в Европе: три из них — на средиземноморском побережье, а остальные — на севере материка.

Средиземноморье

Итак, системы правления, предусматривавшие участие в этом процессе значительного числа граждан, впервые возникли в Древ­ней Греции и Древнем Риме около 500 г. до н.э., причем их основа

Начало

оказалась столь прочной, что они, хотя и не без изменений, про­существовали несколько веков.

Греция. Наше нынешнее понятие «страна», подразумевающее некую местность, на территории которой в едином государстве, управляемом единым правительством, проживает все ее населе­ние, неприменимо к античной Греции. Наоборот, она представля­ла собой конгломерат нескольких сотен независимых городов, ок­руженных сельскохозяйственными угодьями. В отличие от так на­зываемых национальных государств — Соединенных Штатов Америки, Франции, Японии и других стран, которые по большей части и образуют структуру современного мира, располагавшиеся на территории Греции суверенные государства были городами-го­сударствами. Самым знаменитым из них и в классическую, и в более позднюю эпоху были Афины. В 507 г. до н.э. его граждане приняли систему «народных правительств», просуществовавшую почти два столетия, до той поры, пока Афины не были покорены более могущественной Македонией, граничившей с ними на се­вере. (После 321 г. до н.э. афинское правительство на несколько поколений освободилось из-под ее власти, а затем город был по­корен вновь — на этот раз римлянами.)

Именно греки (вероятнее всего, афиняне) ввели в обиход тер­мин «демократия» («йетокгаиа»: от греч. слов а'етоз — народ и кгаШ — править). Интересно отметить, что хотя в Афинах слово йето$ обычно относилось к городскому населению в целом, одна­ко иногда оно использовалось для обозначения простолюдинов или даже только бедняков. Судя по всему, термин демократия, носив­ший оттенок недоброжелательности, употреблялся аристократами как эмоционально окрашенный эпитет и выражал презрение к простолюдинам, которые сумели оттеснить аристократов от уп­равления государством. Так или иначе, афиняне и другие гречес­кие племена применяли понятие йетокгаНа по отношению к сис­теме власти в Афинах и во многих других городах-государствах¹.

Среди всех греческих демократий афинская демократия была самой значительной, и тогда, и теперь наиболее известной, она оказала большое влияние на политическую философию и впос­ледствии часто рассматривалась как совершенный образец участия граждан в управлении государством, т.е., иными словами, явля­лась примером представительной демократии.

Система власти в Афинах представляла собой сложную с трук- туру — слишком сложную, чтобы здесь ватное описание. Центральное место в не

2-4

л йо

:1О ДЕМОКРАТИИ

емому собранию, в работе которого должны были принимать уча­стие все граждане. Собрание избирало нескольких главных долж­ностных лиц, например, военачальников, как ни странно это выг­лядит с нашей теперешней точки зрения. Но основным способом выбора граждан для исполнения прочих общественных обязаннос­тей был жребий, и все обладавшие избирательными правами граж­дане имели равные шансы быть избранными на тот или иной пост. По некоторым оценкам, рядовой гражданин по крайней мере один раз в жизни имел возможность получить по жребию высшую дол­жность в государстве.

Хотя порою греческие города объединялись, образуя некий про­тотип представительного правительства, руководившего деятель­ностью разнообразных конфедераций, лиг, союзов, которые со­здавались прежде всего для организации коллективной обороны, об этих представительных системах известно мало. Они в букваль­ном смысле не оставили никакого следа в истории демократичес­ких идей и процедур и не повлияли на образование более поздних форм представительной демократии, точно так же как афинская система назначения граждан на те или иные посты по жребию не использовалась в дальнейшем в качестве альтернативы выборам.

Таким образом, политические институты греческой демокра­тии, являвшиеся для своего времени новацией, остались незаме­ченными или были даже решительно отвергнуты в ходе развития современной представительной системы.

Рим. Примерно в то же время, когда в Греции возникла систе­ма «народных правительств», такая же система правления появля­ется и на Апеннинском полуострове, в Риме. Впрочем, граждане Рима предпочли назвать ее республикой (по-латыни ге$ означает «дело», «вещь», а риЪИсш — «общее»), т.е. в широком смысле — нечто, принадлежащее народу. (К значению терминов «демокра­тия» и «республика» я еще вернусь.)

Поначалу право участия в управлении республикой принадле­жало лишь патрициям или аристократам. Однако в ходе развития общества и после ожесточенной борьбы и простолюдины (в Риме их называли плебсом) добились для себя такого же права. Как и в Афинах, право участия предоставлялось только мужчинам, и это ограничение сохранялось во всех последующих видах демократий и республик вплоть до XX в.

Зародившись поначалу в городе довольно скромных размеров, Римская республика путем аннексий и завоеваний распространи­лась далеко за его пределы и в результате стала править всей Ита-

Начало

лией и другими странами. Более того, республика часто предостав­ляла высоко ценившееся римское гражданство народам покорен­ных ею стран, и те, таким образом, становились не просто под­данными, а римскими гражданами, в полной мере наделенными соответствующими правами и привилегиями.

Каким бы мудрым и великодушным ни был этот дар, мы, оце­нивая его с наших сегодняшних позиций, видим в нем очень серь­езный недостаток: Рим никогда не мог в полной мере привести свои институты народовластия в соответствие с постоянно возрас­тающей численностью своих граждан и с фактором их географичес­кой удаленности от центра республики. С современной точки зрения более чем нелепо выглядит тот факт, что собрания, на которых рим­ским гражданам было предписано участвовать, происходили, как и прежде, в самом Риме — на том самом, ныне разрушенном Фору­ме, куда в наши дни водят туристов. Однако большинство римских граждан, живших на широко раскинувшейся территории республи­ки, не имели возможности присутствовать на этих народных собра­ниях, ибо Рим был слишком далеко и путешествие туда становилось возможным в лучшем случае ценой непомерных усилий и расходов. Как следствие, все более увеличивающееся, а под конец подавля­ющее число граждан были практически лишены возможности уча­ствовать в народных собраниях, местом проведения которых оста­вался центр римского государства. Представьте себе, что было бы, если бы по мере расширения пределов страны американское граж­данство предоставлялось людям, проживающим в разных штатах, но при этом участвовать в общенациональных выборах они могли бы лишь в одном месте — Вашингтоне, округ Колумбия.

Хотя римляне зарекомендовали себя людьми творческими и практическими, выборный характер замещения важных государ­ственных должностей не привел к решению, которое, как нам сейчас представляется, выглядело вполне очевидным и заключа­лось в создании эффективной системы представительного правле­ния, основанной на деятельности демократически избранных пред­ставителей народа.

Но прежде чем делать поспешные выводы, что римляне значи­тельно уступали нам по части изобретательности и сообразитель­ности, давайте вспомним о том, что с детства мы настолько при­выкли ко многим новшествам, что они кажутся нам естественны­ми и очевидными, и мы невольно недоумеваем, почему до них не додумались наши предки, почему они раньше не смогли ввести их в обиход. Многие из нас принимают как должное то, что в свое

19О ДЕМОКРАТИИ

I

время было изобретено и открыто. Точно также последующие по­коления будут удивляться, как это мы проглядели иные новации, без которых они не представляют себе жизни. Не случится ли так, что по прошествии скольких-то веков и мы, не сумевшие преоб­разовать свои политические институты, покажемся нашим потом­кам такими же лишенными творческой жилки людьми, какими сегодня нам представляются римляне?

Хотя Римская республика просуществовала значительно доль­ше, чем афинская демократия и чем любая современная демокра­тия, однако начиная приблизительно со 130 г. до н.э. ее подтачива­ли гражданские распри, войны, милитаризация, коррупция и упа­док того непреклонного гражданского духа, которым прежде гордились римляне. Установление диктатуры Юлия Цезаря поло­жило конец истинным демократическим процедурам — от них почти ничего не осталось. А после убийства Цезаря в 44 г. до н.э. респуб­лика, которой некогда управляли ее граждане, превратилась в империю, покорную воле своего владыки.

С падением республики в Риме «народные правительства» пол­ностью исчезли в Южной Европе. О демократии, если не считать того, что она оставалась политической системой немногочислен­ных, разбросанных по территории Италии племен, забыли почти на тысячу лет.

Италия. Подобно тому как после глубоких климатических из­менений вновь возникают исчезнувшие было виды флоры и фау­ны, так около 1100 г. народовластие начало появляться во многих городах Северной Италии. И снова это происходило в относитель­но мелких городах-государствах, а не в крупных регионах или стра­нах. Повторяя «римскую модель», позднее воспроизводимую все­ми современными представительными демократиями на ранних этапах их становления, к участию в работе органов власти горо­дов-государств допускались поначалу только члены семейств, принадлежащих к высшим слоям общества — знать, крупные зем­левладельцы и т.п. По прошествии времени горожане, стоявшие на низших ступенях социально-экономической иерархии, начали предъявлять свои права на участие в управлении обществом. Пред­ставители тех слоев, которые мы сегодня могли бы назвать «сред­ним классом», — люди, разбогатевшие в первом поколении, куп­цы и банкиры, высококвалифицированные ремесленники, объе­диненные в гильдии или цеха, солдаты, находившиеся под командованием рыцарей, — были не только более многочислен­ны, чем доминировавшая в обществе элита, но и способны к луч-

Начало

щей самоорганизации. Более того, они могли угрожать кровавыми восстаниями, а в случае необходимости исполнить свои угрозы. В результате во многих городах эти люди — роро!о, как они сами себя называли, добились права участвовать в управлении.

На протяжении двух столетий, а кое-где и дольше, в целом ряде итальянских городов одна за другой возникали подобные рес­публики. Многие из них — к примеру, Флоренция и Венеция — стали центрами ремесел, искусства, науки, средоточием прекрас­ной поэзии и музыки, непревзойденной архитектуры и градостро­ительства, увлеченно открывали заново античный мир Греции и Рима. Завершалась эпоха, впоследствии названная Средневековь­ем, а ей на смену шло Возрождение — время невиданного до той поры всплеска творческой созидательной активности.

Однако, к несчастью для развития демократии, во второй поло­вине XIV в. республики в некоторых крупнейших городах начали по­степенно отступать под натиском извечных, исконных врагов систе­мы народовластия — экономического упадка, коррупции, олигар­хии, войны, территориальной экспансии, узурпации власти авторитарными правителями, будь то князья, короли или солдаты. Но этим не исчерпывался список противников — на длинном и извилистом пути исторического развития городу-государству как основе народовластия было суждено встретиться еще с одним из них, неизмеримо превосходящим его в своем могуществе. Речь идет о национальном государстве. Города были обречены на слияние с этими более крупными и сильными образованиями, становясь в боль­шинстве случаев административными единицами государства.

Славная эпоха городов-государств близилась к завершению.

В двух словах о словах

Вы, наверное, заметили, что, говоря о политическом строе Греции, Рима, Италии, я употреблял выражение «народные правительства». Афиняне для обозначения существовавшего у них народного прави­тельства придумали термин демократия. Римляне с помощью латыни назвали свой строй республикой, а позднее это же слово использова­ли итальянцы применительно к своим городам-государствам. У вас может возникнуть законное недоумение — обозначают ли понятия де­мократия и республика два разных вида конституционной системы или же эти два слова отражают всего-навсего различия в тех языках, кото­рым они обязаны своим происхождением?

Верный ответ на этот вопрос был безнадежно запутан Джеймсом Мэдисоном², который в 1787 г. написал нашумевшую статью в поддер­жку только что предложенного проекта американской конституции.

21О ДЕМОКРАТИИ

Мэдисон, один из главных творцов конституции, государственный дея­тель, прекрасно разбиравшийся в политологии своего времени, разли­чал «чистую демократию, под которой я понимаю общество, состоящее из небольшого числа граждан, собирающихся и назначающих себе пра­вительство» и «республику, под которой я понимаю форму правления, где имеет место представительная система».

Однако предложенное Мэдисоном различение не имело реальной исторической основы: ни в Древнем Риме, ни, к примеру, в Венеции не существовало «представительной системы». На самом деле ранние республики почти полностью соответствовали мэдисоновскому опре­делению демократии. Более того, оба термина, взаимозаменяя друг друга, употреблялись в XVIII в. в Соединенных Штатах Америки. Однако предложенная Мэдисоном классификация не встречается в трудах из­вестного французского политического философа Монтескье, которым Мэдисон восхищался и на которого часто ссылался. Он и сам, вероят­но, сознавал, что отмеченное им различение не имеет исторической основы, а потому мы должны прийти к выводу, что оно было сделано лишь для того, чтобы дискредитировать критиков предложенной кон­ституции, утверждавших, будто она недостаточно «демократична».

Впрочем, как бы там ни было (вопрос прояснен не до конца), «го­лые факты» свидетельствуют о том, что демократия и республика (воп­реки мнению Мэдисона) обозначают не различия в видах «народного правительства», а благодаря известной путанице отражают всего лишь несовпадения между греческим и латинским языками, в которых эти понятия возникли.

 

 

¹

Северная Европа

Все без исключения системы «народного правительства» в Гре­ции, Риме и Италии — назовем ли мы их демократиями или же республиками — были лишены нескольких важнейших особеннос­тей, характерных для современной системы представительной влас­ти. Античная Греция, как и Италия эпохи Средневековья и Возрож­дения, при наличии местных «народных правительств» была лишена эффективного общенационального правительства. Древний Рим имел, так сказать, одно местное правительство, принципы которого бази­ровались на участии в его работе народа, но там не было националь­ного парламента, состоящего из избранных представителей.

При рассмотрении всех этих систем нам бросается в глаза от­сутствие по крайней мере трех основополагающих политических институтов — национального парламента, состоящего из выборных представителей и всенародно избранных местных правительств (т.е. органов местного самоуправления), полностью подчиненных

Начало

национальному правительству. Эту систему, сочетающую в себе де­мократию на местном уровне со всенародно избранным парламен­том на высшем уровне, еще предстояло изобрести.

Впервые подобное сочетание политических институтов возникло в Англии, Скандинавских странах, Нидерландах, Швейцарии и еще в нескольких регионах, располагавшихся к северу от Среди­земного моря.

При том что модели политического развития в каждой из этих стран сильно отличались друг от друга, в значительно упрощен­ном виде эта версия будет выглядеть примерно так: там и тут сво­бодные фаждане и знать начинают принимать непосредственное участие в местных собраниях. К ним добавляются региональные и национальные собрания представителей, часть которых или все должны быть избраны.

Местные собрания. Я начну с викингов, не только потому, что отношусь к ним с особым чувством, но и потому, что их опыт, имеющий огромное значение, сравнительно мало известен. Мне случалось бывать на одной норвежской ферме, расположенной в 80 милях к северо-востоку от Тронхейма, с которой когда-то эмиг­рировал мой дед по отцу (и которая, к моему большому удоволь­ствию, поныне называется «ЭаЫ Уе&ге», или «Западный Даль»). В близлежащем городке Стейнкьер до сих пор можно видеть боль­шие камни, выложенные в форме ладьи, — туда примерно с 600-го по 1000 г. регулярно приходили свободные граждане, обладающие всеми правами, чтобы провести там собрания, по-норвежски на­зывавшиеся «тинг». (Примечательно, что английское Мщ проис­ходит от древнеанглийского слова, означающего одновременно и «дело, вещь», и «собрание».) Подобные места (иные из них на­считывают еще больше лет) часто встречаются в окрестностях.

В 900 г. собрания свободных викингов устраивались не только в Тронхейме, но и во многих других регионах Скандинавии. Как и в Стейнкьере, «тинг» обычно проводили где-нибудь на открытом месте, огороженном поставленными стоймя большими камнями. Во время подобных собраний свободные викинги обсуждали, при­нимали или отвергали законы (как было, например, когда вместо прежних языческих верований было введено христианство), а так­же избирали или утверждали короля, который был обязан покля­сться в том, что будет следовать законам, принятым на «тинге».

Викинги ничего или почти ничего не знали, да и не хотели знать о демократических и республиканских процедурах, существо­вавших тысячу лет назад в Греции и Риме. Действуя в соответствииО ДЕМОКРАТИИ

с логикой равенства, которое считалось неотъемлемым правом сво­бодного человека, они сами создали систему своих собраний. О том, что в X в. идея равенства была жива и широко распространена среди датских викингов, можно судить по тому, что во время пла­вания по одной из французских рек на вопрос окликнувшего их с берега герольда: «Кто ваш господин?» — викинги ответили: «У нас нет господина. Мы все равны»³.

Однако не следует и преувеличивать. Равенство, которым так гордились викинги, было прерогативой только свободных людей, но и они были далеко не равны между собой в имущественном и социальном плане. Ниже свободных людей стояли рабы. Так же как древние греки и римляне, как европейцы и американцы несколь­кими столетиями позже, викинги владели рабами — ими станови­лись военнопленные или те несчастные, кто был захвачен во вре­мя набегов на соседние племена, или те, кого попросту покупали на существовавших исстари и повсеместно невольничьих рынках. В отличие от «свободных по рождению» рабы, даже получая «воль­ную», сохраняли зависимость от своих прежних хозяев. Если на социальной лестнице ниже свободных находились рабы, то выше стояла родовая аристократия, обладавшая богатством (прежде всего землей) и наследственным статусом. И наконец, эту пирамиду венчал король, чья власть была ограничена тем, что он получал ее не по наследству, а в результате выборов, а также давая обязатель­ства повиноваться законам и следуя необходимости завоевывать лояльность знати и поддержку свободных простолюдинов.

Несмотря на то что равенство, как видим, было серьезно огра­ничено, класс свободных людей — крестьяне, мелкие арендаторы или землевладельцы-фермеры — был достаточно многочислен, что­бы оказывать длительное демократическое влияние на политичес­кие институты и традиции.

В других краях Европы местные условия также порой благопри­ятствовали прямому участию народа во властных институтах. Так, например, высокогорные альпийские луга обеспечивали опреде­ленную степень защиты и независимости свободным людям, за­нимавшимся скотоводством. Вот описание Ре

12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: