Притча о неверном управителе

(Лк.16:1-13; Заиорданье, 30 г.)

Притча о неверном управляющем (Лк.16:1-13) является одной из самых загадочных в Евангелии. Мы не можем утверждать, что до конца знаем исторический контекст, на который ссылается рассказчик. За что хвалят неверного приставника? Что это за «сыны века сего», которые догадливее «сынов света» в своем роде? Недосказанное в Евангелии порождало и порождает различные экзегетические гипотезы. Рассмотрим четыре подхода к толкованию данного отрывка, характерные для своей эпохи: блаж. Феофилакт Болгарский, в экзегезе которого лежит традиция византийских отцов IV-XI века, свт. Феофан Затворник – классический русский экзегет ХIХ века, священник Сергий Пометнев и Ховард Маршалл, которые написали толкования для наших русско- и англо-говорящих современников. 

Святые отцы древности редко прибегали к составлению пространных толкований на Евангелия. И если на Матфея и Иоанна все же какие-то систематические комментарии составлялись, то толкований на Луку до нас дошло меньше всего. Одним из немногих византийских отцов, который составил подробный экзегезис на весь текст Евангелия от Луки является блаженный Феофилакт Болгарский.

Касаясь интересующего нас отрывка, Феофилакт дает такое пояснение: «Не должно все части притчи изъяснять до тонкости, - пишет Охридский архиепископ, - но, воспользовавшись предметом, насколько прилично, прочие части нужно опускать без внимания, как прибавленные для целости притчи, а с предметом не имеющие никакого соответствия... Ибо если мы возьмемся до тонкой подробности объяснять все, кто домоправитель, кто приставил его к управлению, кто донес на него, кто должники, почему один должен маслом, а другой - пшеницей, почему говорится, что они должны были по сто, и если все прочее вообще будем исследовать с излишним любопытством, то мы сделаем речь темной, причем, вынужденные затруднениями, может быть, дойдем и до смешных объяснений. Поэтому настоящей притчей должно воспользоваться столько, сколько можно»[301].

Как видно, для блаженного Феофилакта данная притча – не реальная история, а - вымышленный рассказ, который прикровенно объясняет, как через благотворительность к нищим человек может приобрести Царство Небесное. Владыка Бог вручил нам имущество, которое нам не принадлежит. Если мы тратим его на свои прихоти, то мы – неразумны. Если же делимся богатством с братьями и сослужителями, раздаем милостыню, тогда по переселении из здешней жизни принимаемся в вечные обители. Это возможно в силу духовного правила: «благотворящий бедному дает взаймы Господу» (Притч. 19:17).

«Сыны века сего» - это те, которым вверено управление человеческими делами, «сыны света» - те, кто из любви к Богу должны «преподавать другим духовное богатство». Что это за «духовное богатство» - из рассуждений Болгарского архиепископа не ясно. Почему более догадливыми оказываются «сыны века сего» – это для Феофилакта звучит «неудобопонятно и странно»[302]. 

В отличие от Феофилакта, епископ Феофан (Говоров) попытался восстановить исторический контекст притчи на основании логики, заложенной в самом повествовании. Весь отрывок Лк. 16:1-13 он поделил на 3 части: 1) приточная история (ст.1-8); 2) истолкование в виде нравственного урока (ст.8-9); 3) приложение (ст. 10-13).

Главное лицо притчи – приставник, который был не рабом, а наемником, почему и боится быть изгнанным вон. Из притчи не видно, злоупотреблял ли он имением до доноса на него или нет. Возможно, ранее он вовсе не воровал, или все нажитое проматывал. После обвинения он осознал свою вину и ничего не сказал в свою защиту. Видимо преступление было очевидным, раз господин имения не устраивает расследования, а сразу верит донесению на приставника. Вместо пояснения совершившегося требуется сразу дать отчет в управлении и идти восвояси. Слова «просить стыжусь» говорят о том, что приставник был хорошо известен в округе. Придумав как избежать нищеты, он призвал должников и предложил заменить закладные расписки. Вопрос: «сколько ты должен господину моему?» (Лк.16:5) – риторический. И должник, и приставник знают сколько написано в расписке. Цель вопроса – подчеркнуть суть «неправедности» управителя. Заменяя закладные записки, приставник предполагает, что таким поступком он заслужит возможность быть принятым на работу в дома должников (Лк.16:4). Он не говорит много, дело совершается быстро, все всё понимают без лишних слов. Видимо, приставник полностью рассчитался с хозяином и уже был принят в дома должников раз господин имения хвалит его за сообразительность (Лк.16:8).

Истолкование, которое начинается с упоминания «сынов света» и «сынов века сего», по святителю Феофану к самой притче не относится. «Сыны света» - это те, которые «веруют в свет» (Ин.12:35-36), переходят в свет из тьмы века сего (Еф.5:8; Деян.26:18), становятся и сами «свет в Господе» (Еф.5:8), сынами света и сынами дня (см. 1Фес.5:5). «Сыны века сего» – люди, прилепленные к земле, которые в первую очередь заботятся о земельных наделах, волах, женитьбе (Лк.14:18), Царствия Божия и правды его они не ищут (Мф.6:33), «забота века сего и обольщение богатства» заглушают их высшие потребности (Мф.13:22), их ум сообразовался с веком сим (Рим.12:2), «сына века сего» живут как безбожники (Еф.2:12).

Боголюбивые «Сыны света» (сыны Царства)мудрее в отношении поиска высших обетований. «Сыны века сего» догадливее и проворнее в мирских делах. Если «сыны света» начинают предаваться беспечности и нерадению, то становятся неразумнее мирских людей, и вместо того, чтобы стать причастниками мессианских обетований изгоняются вон (Мф. 8:12).

Поскольку фарисеи, по мнению святителя Феофана, применяли термин «сыновья света» к себе, они после произнесения притчи возроптали (Лк.16:14). Именно им, фарисеям-сребролюбцам, а также мытарям и Иуде Господь дал наставление: «приобретайте себе друзей богатством неправедным» (Лк.16:9). «Богатство неправедное» – не обязательно нажитое нечестно. Это может быть достаток больше необходимого, избыточная зажиточность. Богатство потому неправедно, поскольку в нем нет истины, оно запутывает в неправду всех, кто на него чрезмерно полагается.

В отношении друзей, которые принимают «в вечные обители» когда обнищаете (Лк.16:9), святитель Феофан дополняет блаженного Феофилакта. Это не только нищие, на которых может быть растрачено имущество, но и ангелы, обитающие на небесах. «Словами приобретайте себе друзей богатством неправедным Господь заповедует, чтобы мы щедродательностью к бедным стяжали себе содружество ангелов и других святых»[303]. Бедные – не самоцель, они - посредники в приобретении друзей-ангелов на небе. Нищие в молитве просят у ангелов помощи. Принимая молитву, ангелы принимают долг помочь молящимся. Для этого они обходят благотворителей и влагают им в сердца добрые мысли. Кто внимает мыслям ангелов, тот за них уплачивает их долг. Поэтому, «когда благотворящий умирает и переходит в другую жизнь, ангелы Божии и святые радостно принимают его, как своего друга, единомысленника и содейственника»[304]. Вывод: пользуясь имением от Бога, мы призваны истощать свои силы и имущество на других должников, чтобы, когда истощатся наши силы и жизнь, быть принятыми в вечные кровы обителей Отца Небесного (Ин.14:2).   

Рассматривая детали причти, святитель Феофан приводит мнения различных ученых, отдавая предпочтение написанному у блаженного Феофилакта Болгарского или Евфимия Зигабена. На иностранных авторов он ссылается, как на «иных толковников», без указания их имен^[305]. По каждому стиху он делает выводы, которые составляют единый вектор толкования притчи, избегая, как и митрополит Филарет (Дроздов) всего того, что может противоречить учению Церкви. Почерк святителя Феофана и примерно те же рассуждения мы можем найти у последующих отечественных толкователей XIX - начала ХХ века: Дмитрия Боголепова, священника Павла Матвеевского, архиепископа Аверкия (Таушева) и других.

В 2012 году священник Сергий Пометнев попытался дать свежий взгляд на притчу о неверном управляющем. Как и дореволюционные экзегеты, он усматривает в тексте два идейных пласта: исторический и духовный. Однако, помимо традиционных вариантов толкования, он предлагает и свои оригинальные решения. За образом управляющего священник Сергий видит не мота и расточителя, а - верного и благоразумного пастыря Божия[306]. За словом «маммона» - не только богатство, но и - ветхозаветный закон[307]. В статье Пометнева видна адаптация лексики к современным представлениям о финансово-хозяйственных отношениях. Так, господин проводит «ревизию имущества на соответствие доходов расходам», а управляющий сверяет с должниками деловые контракты[308].

По мнению Пометнева, почти весь текст притчи от слов «что мне делать? господин мой отнимает у меня управление домом» до «возьми твою расписку и напиши: восемьдесят» (Лк. 16:3-7)» является монологом одного лица, отчетом управляющего в офисе господина. Управляющий, который только приступил к делу, дает объяснение об уже предпринятых им мерах по приобретению друзей. Поэтому, господин не учиняет никаких расследований, а выслушав сообразительного менеджера хвалит его за сообразительность.

Новизной в исследовании Сергея Пометнева является сличение русского текста Евангелия с греческим и славянским. При этом синодальный перевод нередко подвергается критике. Так, выражение «приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители» (Лк. 16:9) у священника Сергия получает оригинальную редакцию: «… приобретайте себе друзей от закона, чтобы они, когда затмится (исчезнет [закон]), приняли вас в вечные обители»^[309]. Чтобы получить такой перевод, Пометнев приводит ряд святоотеческих цитат и богословский анализ параллельных мест из посланий апостола Павла. Но при этом этимологию слов он исследует по цитатам из дореволюционных авторов (свт. Филарет (Дроздов), Б.И. Гладков, А.П. Лопухин) и Толковому словарю Даля, а не по специализированным лингвистическим словарям как Liddell-Scott, TDNT, BDAG и т.д.

Какую версию греческого текста Пометнев использует в своем исследовании - в его статье не указано. Обличая «вольные вставки» в священный текст дореволюционных коллег (Буткевич, Гладков и др.)^[310], священник Сергий и сам порой пускается в «вольные вставки», поскольку не имеет в своей доказательной базе надежного текстологического фундамента. Отсюда, видимо, и противоречивые выводы: «Мы не можем быть совершенно уверенными в истинности приведенного нами толкования, равно как и всех предыдущих попыток экзегетов раскрыть смысл притчи о неправедном управителе. Тем не менее, Церковь Христова, ведомая в этом мире Духом Святым, верно определила и усвоила учение Спасителя»[311]. Двусмысленность выводов, возможно, продиктована осторожностью современного православного исследователя при высказывании новаторских идей, которые не всегда согласуются с дореволюционным подходом к изучению Священного Писания.

Подобной скованности в рассуждениях лишена современная западная библеистика, которая зачастую не привязывается догматическим установкам одной конфессии. Иностранные исследователи в первую очередь задаются целью прочитать исходный текст по первоисточникам, анализируют употребление ключевых слов в разных языковых культурах, привлекают данные из археологии и небиблейских источников, исследуют - как связан библейский текст с богословскими задачами его автора, каков характер жанра и христологии отрывка из Евангелия. И только затем – выводы в отношении нравственного приложения.

Так, Ховард Маршалл стих-за-стихом разбирает слова данного Евангельского повествования по разным рукописям, приводит порой диаметрально противоположные точки зрения современников (Derrett, Fitzmyer, Preisker и др.). Во всей 16 главе Евангелия от Луки он видит общую богословскую идею: предостережение против обольщения богатством[312]. Но выбор в отношении интерпретации деталей он оставляет на суд читателям.

Начинает Маршалл свое рассуждение с того, что Евангелие от Луки – это богословское сочинение, в котором ключевые идеи перетекают из одной главы в другую. Так, в 15 главе приводится притча о блудном сыне, а в 16 главе идея ошибочности упования на богатство иллюстрируется новыми притчами - о неправедном управителе и о богаче и Лазаре. При этом стихи, вставленные между притчами 16 главы, связаны общими ключевыми словами (богатство, маммона). Анализируя их характер Маршалл приходит к выводу, что помимо авторского материала Луки, в 16 главе есть вставки из источника Q (Лк. 16:13, 16, 17, 18).

Если притча о неверном домоуправителе 16:1-7(8a) была сказана Господом в определенный исторический момент, то два последующих к ней комментария 16:8b-9 и 16:10-13 относятся к словам Господа, сказанным в иное время. Впоследствии составитель текста Евангелия решил расположить их после притчи как хорошее дополнение. Это видно из того, что после слов «похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил» (16:8a) стиль повествования резко меняется. Рассуждения о «сынах века сего» и «сынах света» (8b) не являются частью притчи, а – новым поучением, характерным для палестинской литературы мудрости.

Семиты употребляли выражение «сыны» (οἱ ὑιοί) для обозначения принадлежности к определенной группе людей (см. Лк. 10:6)[313]. Фарисеи, с которыми чаще всего спорил Господь, не называли себя «сынами света» (здесь Маршалл дает диаметрально противоположное толкование святителю Феофану Затворнику), в то время как данное обозначение часто применяли к себе обитатели Кумрана (1QS 1:9; 2:16; 3:13, 24f; 1QM 1:3, 9, 11, 13)[314]. Кумраниты отделяли себя от «людей века сего», считая себя призванными быть чадами Царства Божьего света. Если Господь спорит с кумранитами, значит ссылка на «маммону неправедности» (μαμωνᾶς τῆς ἀδικίας, Лк. 16:9 BNT) относится здесь не к раввинистическому представлению об «имуществе, приобретенном мошеннически» (māmôn s̆el s̆eqer), но к идеям Кумрана, по которым «мирское богатство» (māmôn hôn hārīs̆āh) противопоставляется «небесным сокровищам» (CD 6:15; ср. 1QS 10:19). Поскольку кумраниты не были в числе слушателей притчи, следовательно, речь о «сынах света» была сказана Иисусом в какой-то иной день, когда Он спорил с «сынами света» из Кумрана, противопоставляя им Своих апостолов. Следовательно, автор Евангелия взял эти слова из иного источника и вставил после притчи для углубления идеи о правильном использовании богатства. 

Что стоит за «друзьями», которые могут приять в свои «вечные дома» - остается не ясным. Может, это ангелы, которые выполняют волю Божию (Лк.12:20)? Может, это получатели милостыни, как ходатаи пред Богом (1Енох.39:4f)? Может это сама милостыня, которая персонифицируется как личность (ср. Пирке Абот. 4:11; Пеа 4:21)? «Вечные дома» (αἰωνίους σκηνάς, BNT) – это в любом случае указание на место особого присутствия Божия. Следовательно, кого бы мы ни понимали под «друзьями», целью расточительства своих сокровищ будет приобретение место обитания у Бога, а не внешняя демонстрация благотворительности.

После притчи следует назидание ученикам быть верными служителями в доме Божием (Лк. 16:10-13). Все управляющие призваны быть верными (πιστός, Лк. 12:42; 19:17; 1Кор. 4:2). Мотив верности учеников Господа строится на контрасте: управляющий из притчи не был верен, от апостолов требуется верность. В игре слов «маммона» и «верность», как полагает Маршалл, звучит их противопоставление[315]. Неверность (Лк. 16:8), неправедность (16:11; 18:11; Деян. 24:15; Мф. 5:45) – характеристика земных людей, нечестных и ненадежных. Управляющему из притчи было вверено богатство земное, «неверное», апостолам вверяется богатство небесное, «истинное»^[316]. Если ученики Господа не покажут себя верными в управлении малым, то кто им вверит великое (ср. Лк. 19:17, Мф. 15:21)?

Слова «если в чужом не были верны, кто даст вам ваше?» (Лк. 16:12), как полагает Ховард Маршалл, имеют параллели с арамейским апокрифом «История об Ахикаре» (V в. до н.э.). В этой истории, в чем-то напоминающей книгу Товит, некий Надан после совершенного им преступления против отца, просит его о милости. Ахикар отвечает на просьбу неверного сына так: «если ты не был усердным в том, что является твоим, как ты будешь усердным в том, что не является твоим?» (Ahikar 8:35)[317]. Этот принцип повторяет ап. Павел в наставлении Тимофею: «кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией?» (1Тим. 3:5). Одинаковые на первый взгляд фразы из Евангелия и из апокрифа имеют совершенно противоположное значение. Слова Ахикара – это обычная житейская мудрость: если ты хорошо управляешь своим хозяйством, тебе могут доверить управление имуществом других людей. Иисус же устанавливает совершенно иную перспективу: все, что у тебя сейчас есть на земле – это «чужое» (ἀλλότριος), «своим» же является лишь то, что дается от Бога (на это указывает местоимение τίς)^[318].

Слова «никакой слуга не может служить двум господам…» (Лк. 16:13), отстоят от самой притчи еще дальше, чем предыдущие два стиха. Это - богословский эпилог из сказанного выше наставления ученикам о верности. У этих слов есть параллели в гностическом евангелии Фомы (47): «Невозможно человеку сесть на двух коней или натянуть два лука, и невозможно рабу служить двум господам, иначе он будет почитать одного, а к другому относится с презрением»[319]. Если в эпоху Римской империи допускались случаи, когда одним рабом владели два человека^[320], то по словам Христа это невозможно, как невозможно служение Богу совместить со служением маммоне.

Как полагает Джозеф Фитцмайер, сама по себе притча Иисуса о приставнике (16:1-8a), отделенная от приложений (16:8b-13), имеет смысл достаточно узкий. И только вместе с добавочными стихами она приобретает то нравственное учение, которое было присуще раннехристианской традиции[321]. Следовательно, как бы мы не делили притчу о неверном управляющем на части (L, Q и др.), все ее стихи в дошедшей до нас редакции Евангелия связаны между собой одной богословской задачей: предостережение пастырям не обольщаться богатством.  

Есть и другие толкования на детали данной притчи. Австралийский профессор Уильям Лоадер насчитывает более 150 современных толкований на данный отрывок из Луки. Он считает, что за образом управляющего может стоять не только ищущий спасения христианин, который должен приобретать себе друзей на небесах как находчивый управляющий, но и Сам Христос, Который берет на Себя расписки наших грехов, чтобы уменьшить наш долг перед Отцом небесным[322]. 

Итогом наших рассуждений будет приглашение присмотреться поближе к аргументам современных ученых, которые в своих исследованиях используют последние достижения из текстологии, кумранологии и археологии, и предлагают не один, а много вариантов толкования на один и тот же «темный» отрывок. И там, где святые отцы древности отказывались давать какой-либо комментарий, а дореволюционные исследователи пытались вывести одно единственно правильное учение, современные авторы, не погрешая против веры, предлагают широкий спектр гипотез с доказательствами из первоисточников.