Замечания на ответы седьмый и осьмый

Замечания на ответы седьмый и осьмый

В седьмом вопросе спрашивается: «Аще (троеперстие) православно и древнее церковное предание, то чего ради церкви сопротивляетеся? » А в осьмом вопросе спрашивается: «Аще ли мните быти ересь, а не православие триперстное сложение, скажите: какая ересь, и где о том обретается в писании, что ересь? » На эти ещё определённее поставленные вопросы, и притом, как должно, поставленные со стороны догматической, Денисов отвечает как бы с пренебрежением: «что нам о оном троеперстном сложении трудитися много, еже что оно есть! » И в обоих ответах (7-м и 8-м) отсылает читателя к предыдущему, шестому ответу, несостоятельность которого мы сейчас показали. Но справедливо ли говорит Денисов, будто ему не нужно «трудиться много» о троеперстном сложении знать, «что оно есть», ересь или не ересь, когда однако же из-за него он отделяется от св. церкви и приходящих от церкви подлагает под чин второкрещения, как язычников? И если, по его же собственным словам, он не знает и не хочет знать, что есть троеперстие, ересь или не ересь, а между тем из-за него отделяется от церкви, то, значит, он не знает и не хочет знать, за что отделяется от церкви, не знает и не хочет знать, за что облагает приходящих от церкви судом второкрещения, как язычников. Не есть ли это дело неразумия и дерзости и такой дерзости, которую, по словам св. Златоуста (на посл. к Ефес. нравоуч. 11-е), и кровь мучения за Христа очистить не может?

 

Замечания на ответ девятый

В девятом вопросе иеромонах Неофит спрашивал поморцев: признают ли они свидетельства о том, что Россия приняла от греков креститься троеперстно, и утверждаются ли на сих свидетельствах? А какие это свидетельства, не сказал, и важности их не объяснил. Таким неопределённым вопросом он дал ответчику свободу твёрдые доказательства о троеперстии обходить молчанием, а те, на которые он мог накинуть тень сомнения неправильно или неправдоподобно, подвергнуть рассмотрению и высказать о них свои сомнения. Итак, Денисов получил полный простор ответить как ему угодно на девятый вопрос, не то, что на седьмой и восьмой вопросы, правильно поставленные в догматическом смысле и точно выраженные, где он видел единственное спасение в том, чтобы уклониться от прямого ответа.

В ответе своём на девятый вопрос Денисов смело утверждает, что якобы «триперстное сложение нигдеже до Никона в России слышашеся… ниже на образех святых древлецерковных зрится, но в лета Никона патриарха в Россию ново внесеся». Что троеперстным сложением знаменались и именословным благословляли и в Греции издревле, и в России от самого её крещения до Стоглавого собора, даже и после сего собора при самих первых патриархах московских, – это мы показали в замечаниях на ответы первый и пятый; Денисов же несправедливо сказал, что будто в России нигде до Никона патриарха и слышно не было о троеперстном сложении. Денисов признаёт происхождение троеперстия от частного лица, т. е. от патриарха Никона. Но неужели и в Греции, в Константинополе, в Иерусалиме, в Египте, в Сирии, в Антиохии, также в Болгарии, в Румынии, в Малороссии и в самой Москве в бытность иностранцев Петрея и Олеария, когда употребляли для крестного знамения троеперстное сложение, – ужели везде тому причиною был патриарх Никон, даже ещё прежде своего существования? Напротив, это общее употребление троеперстия всеми православными церквами показывает, что оно есть всеобщее церковное содержание, а св. Василий Великий в 92-м своём правиле признаёт сие, т. е. общецерковное содержание, достовернейшим свидетельством. И Денисов, если бы хотел быть справедлив, должен бы признать троеперстие таковым, каково оно есть, т. е. всеобщим церковным содержанием, а не приписывать его происхождение частному лицу, патриарху Никону, или какому-либо другому; и поставивши его таковым, каково оно и есть, т. е. всея церкви содержанием, пусть уже говорит, что для него всея церкви обычай не есть авторитет и подлежит сомнению. Но мы всегда будем признавать, что общее церковное содержание есть первый и вернейший авторитет. Даже и тогда должно иметь оно непререкаемую важность, если бы в действительности троеперстное сложение как обряд и не было до некоторого времени во всеобщем употреблении, подобно тому, как до Первого Вселенского собора установленное на оном время празднования Пасхи не во всей церкви было принято, и как до Шестого Вселенского собора не существовало правила, еже не имети жён епископам и еже мирянам лжицею подавати святыя таинства (6 Всел. соб. пр. 12 и 101). Как в установлении этих, прежде не бывших в употреблении обычаев, так и в установлении троеперстия, если бы оно даже и не было дотоле в употреблении, авторитет св. церкви для всякого православного обязателен, о чём свидетельствует и Малый Катехизис: «должны есмы церкви, яко матери нашей, всякое покорение и послушание во всем отдавати, по заповеди Христове, рекшего: аще не послушает кто свидетелей, повеждь церкви: аще же и церковь преслушает, буди ти яко язычник и мытарь».

Забыв всё сие и приписав введение троеперстия во всей церкви одному лицу, патриарху Никону, Денисов продолжает: «а яже от Никона патриарха предложенная свидетельства и доводы, и по нем новообретенная свидетельства и подтверждения положенная, омышления и сомнения нам приносят». И затем весьма пространно излагает эти свои «омышления». Прежде всего Денисов нападает на свидетельство от напечатанного в книге «Скрижаль» слова Дамаскина иподиакона Студита, которое первоначально было напечатано в Венеции в 1568 г. ⁴⁹ Против слова иподиакона Дамаскина Денисов делает следующие три возражения: 1) что оный Дамаскин в лице св. Божиих нигде не почитается, ниже от российских и греческих архиереев воспоминается, 2) что писания своего не подтвердил свидетельствами св. отец и 3) что не согласное написа Феодориту, Петру Дамаскину, Максиму Греку, Никифору Панагиоту.

Причислен ли Дамаскин иподиакон к лику святых или не причислен, об этом Денисов напрасно возбуждает вопрос, ибо Дамаскин в своём слове и не выдаёт себя за святого; о троеперстии же он писал не от своего лица, и писать от себя, особенно же будто бы вновь узаконяя троеперстие, он не мог, потому что не представлял в лице своём законодательную власть церкви. Он писал только, как в греческой церкви полагают на себя крестное знамение, – писал подобно писателю истории, а от писателя событий не святыня жития истязуется, но только достоверность им писанного. И так как Дамаскин писал о всем известном и всеми употребляемом обычае перстосложения, то и не мог писать о нём несправедливо, ибо тогда неправда его всем была бы ведома. Что писал он достоверно о существовавшем в церкви греческой обычае полагать на себе знамение креста троеперстно, это видно и из того, что другие того времени достоверные писатели свидетельствуют о троеперстии же, как, напр., блаженнейший Мелетий, патриарх Александрийский, которого послания положены в Кирилловой книге. Его свидетельство о троеперстии, изложенное в сочинении, посланном к святейшему Иеремии, патриарху Константинопольскому, рукоположившему нам патриарха Иова, мы привели в замечании на первый ответ.

Денисов винит иподиакона Дамаскина за то, что он не приводил свидетельств о троеперстии от писания св. отец. Но он имел важнейшее о сем свидетельство – всеобщий церковный обычай, а церковь есть столп и утверждение истины. И если бы тогда не было такового обычая во вселенской церкви, он бы не дерзнул того и напечатать или встретил бы опровержение от церкви. А его книга не только не встретила опровержения, но на неё ссылались православные ревнители, напр., ревнитель православия Захарий Копыстенский (в книге своей «Полинодия», во главе 37). Это показывает, что иподиакона Дамаскина не только в Греции, но и в Малороссии ревнители православия признавали за православного писателя.

Наконец, Денисов представляет против сочинения иподиакона Дамаскина и то омышление, что свидетельство его о троеперстии не сходственно с свидетельствами других греческих писателей: Феодорита, Петра Дамаскина, Максима Грека и Панагиота, учивших двуперстию. Ответствуем. Феодоритова слова о двуперстном сложении в Греции не обретается, оно явилось только в России в 15 столетии, а посему и противоречия между сими двумя греческими писателями быть не может. Пётр Дамаскин писал о обычаях сирийских, а не о греческих, и не о том перстосложении, о защите которого подвизается Денисов, желая выставить его за всеобщий догмат веры. Максим Грек писал о двуперстном сложении в России, а не в Греции, и противопоставлять его греческому писателю, Дамаскину иподиакону, также нельзя. Панагиот в разговоре с Азимитом защищал не двуперстное, а троеперстное сложение, как показали мы выше в замечании на пятый ответ, следовательно, Дамаскину иподиакону он не противоречит.

Итак, омышления Денисова относительно свидетельства иподиакона Дамаскина о троеперстии не имеют никакого основания.

Потом Денисов высказывает своё сомнение относительно приведённого в Скрижали свидетельства о троеперстном и именословном сложении от послания собора, бывшего с Паисием, патриархом Константинопольским, в Константинополе. Денисов, впрочем, намеренно умалчивает о соборе, а приписывает это послание однолично патриарху Паисию. Но когда под ним подписались, кроме патриарха, 24 митрополита, архиепископ, 3 епископа и ещё 11 членов священной патриархии, то столь многие святители патриарха Константинопольского могли ли бы единогласно называть троеперстное и именословное сложение издревле существовавшим обычаем, если бы он не был действительно таковым? Притом ещё за десять лет до сего собора, в 1643-м году всеми четырьмя патриархами и сущими под ними священными синодами троеперстное сложение утверждено в одобренной ими книге «Православное исповедание веры». Всё это доказывает, что троеперстие издревле было во всеобщем употреблении на востоке, и отвергать это свидетельство стольких архипастырей значит не иметь доверия ко вселенской церкви, которой принадлежит и самое право установлять обряды.

В основание своего сомнения относительно свидетельства Константинопольского собора о троеперстном и именословном сложении Денисов поставляет то, что аки бы издревле одним перстосложением и благословляли, и полагали на себе крестное знамение. Но в пятом своём ответе он не доказал, чтобы действительно было однообразие в перстосложении для крестного знамения и благословения, а мы, напротив, показали в замечании на пятый ответ, что перстосложения были различные. Посему высказанное Денисовым сомнение не имеет основания. А притом, если бы и действительно существовало в Греции одно перстосложение как для благословения, так и для крестного знамения, и тогда бы церковь, не повреждающая догматов веры, имела право изменить существующий обряд к лучшему, как она изменила обычай о праздновании Пасхи и другие тому подобные, и даже предать проклятию противящихся её исправлению, как сделала это относительно противившихся её постановлению о праздновании Пасхи.

Далее Денисов излагает омышления относительно приведённых в Скрижали свидетельств о троеперстном и именословном сложении патриарха Макария и Гавриила, митрополита Сербского, также собора 1667 года. Но почему же он совсем не упомянул свидетельства о троеперстном сложении в «Православном исповедании», подписанном всеми четырьмя вселенскими патриархами и их синодами в 1643 году? Не стыдился ли он их тогдашнего с русскими патриархами общения и в самом учении о перстосложении для крестного знамения? И когда Денисов не опровергает законности свидетельства «Православного исповедания», подписанного всеми четырьмя вселенскими патриархами и их синодами, то какое имел он право сомневаться в свидетельстве, подписанном ещё большим количеством православных епископов разных мест – Гавриила Сербского, Гедеона Молдавского, Епифания Грузинского и других? Как мог во всех этих землях, разноплемённых и разноязычных, а также и в четырёх патриархиях бесспорно утвердиться в короткое время один обычай троеперстия, если бы он не имел за собою глубокой древности? Посему-то св. Василий Великий в 92-м своём правиле называет такое совокупное свидетельство оправдательным приговором, говоря так: «аще мы, как бы на суде, при недостатке письменных доказательств, представили в пользу нашего дела множество свидетелей, то не получим ли от вас оправдательного приговора? я так думаю». А так как о древности именословного сложения, а с ним и троеперстного существуют свидетельства с половины шестого века, от лет создания императором Иустином Софийского собора до самого крещения Руси, а оттоле даже до лет патриарха Никона, – свидетельства, приведённые нами в замечаниях на пятый ответ, – то не служит ли это доказательством, что троеперстие есть церковный обычай, существовавший во времена вселенских соборов и восходящий ко временам апостольским? и не должно ли пред сими доказательствами умолкнуть всякое прекословие? а наипаче не должно ли преклониться всякое противомнение пред общим употреблением троеперстия во вселенской церкви, яже есть столп и утверждение истины?

Засим Денисов тщится опровергнуть свидетельство о троеперстии, приведённое в Увете патриархом Иоакимом, от руки св. Апостола Андрея Первозванного. Важнейшие омышления его о сем свидетельстве состоят в следующем. Первое: в житии св. Апостола не упоминается о том, что руки его по смерти осталась с троеперстным сложением; второе: патриарх Парфений, приславший в Россию руку св. Апостола Андрея в лето 7152 (1644), не писал о том, что персты сей руки сложены троеперстно; третие: и патриархи восточные, бывшие после Парфения, во свидетельство о троеперстии руку св. Апостола Андрея не приводят; четвёртое: Апостол, быв пригвождён, не мог руки сложить троеперстно.

На первое омышление заметим, что в житиях святых не все подробности их жизни описуются, как и в самом Евангелии не всё сотворённое Христом Спасителем описано, посему могла остаться неупомянутою и сия подробность, что рука св. Апостола Андрея по кончине его осталась имущею троеперстное сложение; на второе – что патриарх Парфений ничего не писал о сложении руки Апостола Андрея, не имея к тому побуждения, так как тогда о перстосложении ещё не было споров, и рука Апостола сама о себе, и без писания, свидетельствовала, какое она имела сложение; на третие скажем: патриархи, как предстоятели церкви, полагали достаточным для удостоверения о древности и правильности троеперстия указать на всеобщий церковный обычай употреблять оное, потому и свидетельств не приводили; притом же многое при занятиях соборных могло и угонзнуть, как и на Седьмом Вселенском соборе опущено доказательство о иконописании от примера св. Апостола и Евангелиста Луки; на четвёртое скажем, что о пригвождении Апостола ко кресту писано только в кратном повествовании Пролога, а в других описаниях поведается, что Апостол Андрей был ко кресту привязан и посему удобно мог пред кончиною сложить руку троеперстно, уча о Св. Троице⁵⁰.

Итак, омышления Денисова не составляют действительного опровержения на свидетельство от руки св. Апостола Андрея. А притом важно для нас о руке Апостола Андрея признание самого Денисова, что она, находясь в его время ещё в целости, имела действительно троеперстное сложение. Денисов пишет: «во оной руце три первые персты к друг другу не совокуплени, но разделени суть, аще и пригбени»⁵¹. Если три первые перста были друг к другу «пригбени», то это уже показывает их сложение во образ Св. Троицы. И что Денисов разумеет под словами «пригбени», а не «совокуплени»? Может, то, что концы перстов не равно совокуплены, как и большею частию православные знаменуются, ибо не полагают догмата в том, чтобы соединять концы перстов, как поступают старообрядцы, а удовлетворяются пригбением великого перста ко второму и третьему.

Далее Денисов тщательно исследует подлинность двух памятников: «Соборного деяния на Мартина» и «Требника Феогностова», желая доказательством их неподлинности оправдать своё отделение от св. церкви. Но это тщание имело бы причину, если бы для оправдания отделения от церкви за отмену двуперстного сложения требовалось только археологическое исследование древности того или другого свидетельства о перстосложении, а не догматическое рассмотрение их силы и значения и не определение церковной власти о употреблении того или иного обряда. А когда неотменно требуется именно знать, есть ли в том или другом сложении перстов какая-либо догматическая погрешность и какой обычай перстосложения определён церковною властию, то археологические исследования о том или другом свидетельстве относительно перстосложения не представляют особой важности. И когда в сложении перстов, как троеперстном, так и именословном, не только никакой догматической погрешности не обретается, но и служат оные к утверждению православного исповедания веры, когда притом они утверждены к употреблению церковною властию, тогда археологическое о них исследование составляет только предмет науки, а никак не может быть основанием к отделению от церкви. Со стороны догматического рассмотрения троеперстное сложение имеет даже преимущество пред двуперстным. Ибо тремя первыми перстами, более равными, чем большой и два малых, и между себя естественно более соединёнными, образовать Святую Троицу нераздельную удобнее, нежели большим и двема малыми, также и двумя малыми перстами образовать во Христе два естества приличнее, нежели двумя вышними, яко под леты совершившееся таинство. Говоря это, мы не думаем унижать или укорять двуперстное сложение, ибо и в нём образуются оба таинства – и Св. Троицы, и воплощения Сына Божия; мы только хотим сказать, что троеперстным сложением они образуются более прилично и удобно. А со стороны утверждения церковною властию троеперстное и именословное сложения имеют несомненную обязательность, ибо утверждены соборами вселенских патриархов, а именно: собором 1643 года, одобрившим «Православное исповедание», содержащее наставление о троеперстии, собором Константинопольским 1655 г., на коем вместе с патриархом Паисием присутствовали 29 восточных архипастырей, и собором 1667 года. И на всех сих соборах «Деяние на Мартина еретика» и Требник Феогноста во свидетельство не приводились, и ими отцы соборов не утверждались (а приводили его уже позднее только некоторые частные лица). Посему оное «Деяние» и оный Требник для утверждения церкви или для оправдания её против раскола не имеют никакого основания. По всему этому сделанный Денисовым подробный археологический разбор их к оправданию раскола или к обвинению церкви нимало не служит, особенно же потому, что в обоих памятниках не обретается никакой ереси, которая могла ы подать повод к подозрению на церковь. А если Денисов хотел возложить вину на св. церковь за их неподлинность, то почему же он не винит патриарха Иосифа и российскую церковь его времени за напечатание священнического погребения, которое столь зазрено и отложено из употребления патриархом Иосифом? Старообрядцы скажут, что в оном погребении нет никакой ереси? Но также и в соборном изложении на Мартина и в Требнике Феогноста никакой ереси они по сию пору не указали, а посему не имеют и права за них обвинять св. церковь, которая притом и не руководствуется ими.

После пространного разбора двух указанных памятников Денисов повторяет в сем ответе сказанное уже в ответе пятом о разглагольстве Панагиота с Азимитом, о котором и нами сказано уже довольно в замечании на пятый ответ; поэтому здесь повторять сказанное о сем было бы только излишним отягощением читателя.

Далее Денисов высказывает сомнение относительно именословного перстосложения на образе Пресв. Богородицы Иерусалимской и на образе Пресв. Богородицы Знамения в Великом Новеграде. Он показывает неточность, или преписание перстосложения на иконе Знамения позднейшими её списками, имущими двоеперстное сложение, но не странно ли доказывать подлинность иконного изображения позднейшими списками иконы? А икона Пресвятой Богородицы Иерусалимской древнего письма обретается не в Москве только, но есть и в других местах, – в Бронницах, во Измайлове, – и все они имеют одно перстосложение – именословное. И справедливо ли поступал Денисов, стараясь затмевать ум читателей своими сомнениями о двух иконах с именословным перстосложением, когда икон с таким перстосложением обретается множество и в России, и в Греции, как мы отчасти показали в пятом ответе?

Заслуживает внимания следующая уловка Денисова. Он сам понимает, что его могут обличить в намеренном умолчании о именословных перстосложениях на древнейших иконах (от которых даже он сам приводил доказательства о двуперстии), и потому обратил внимание на одну именословно изображённую десницу (Спасителя) на Корсунском кресте, где великий перст приложен концом к концу четвёртого, а пятый изображён прямо стоящим. Он тщится доказать, что это не есть именословное сложение, а есть только «недосложение» двуперстного – мизинец только недосложен до великого перста. Объяснение очевидно ухищрённое и никакой силы не имеющее. И если в описанном перстосложении есть «недосложение», то что же сказать о перстосложении на Тихвинской иконе Богоматери, где у Спасителя великий приложен не к концу четвёртого, а к среднему его составу? Это, по Денисову, выйдет уже «пересложение». Сколько есть именословных перстосложений на мозаических иконах в Софийском соборе в Константинополе и в других церквах, и все это будут недосложения? А множество таких перстосложений, как на иконе Пресв. Богородицы Тихвинской, все будут пересложения? Не значит ли такими ухищрениями только затемнять мысль у простейших из народа?

Замечательно ещё одно рассуждение Денисова по поводу именословных перстосложений на Корсунском кресте. Он говорит, обращаясь к православным: «Аще приемлете единую руку благословляющую на оном кресте в оправдание своего перстосложения, приимите и прочия многия». Так беспристрастно мы и поступаем. Имея «многия» свидетельства в пользу употребляемого церковию перстосложения, показанные нами в замечании на пятый ответ, мы, однако, не презираем и малейших свидетельств в пользу двуперстия – не утверждаем поэтому, что всегда было употребляемо только перстосложение именословное и троеперстное, но допускаем, что некоторое время употреблялось и двуперстное сложение. В свою очередь и Денисов со всеми старообрядцами должен бы последовать собственному разумному совету – отложить своё несправедливое, основанное только на нескольких свидетельствах мнение, что будто бы всегда существовало в церкви одно только двуперстное сложение как неизменяемый догмат веры, и ввиду «многших» свидетельств признать также существование троеперстного и именословного сложения, усвоенного церковию. Тогда вопрос о перстосложении и не будет служить предметом разделения церковного.

В настоящем ответе Денисов много говорит ещё о именословном перстосложении, но так как далее об этом предмете у него будет особо речь, то мы во избежание повторения и не входим теперь в рассмотрение его возражений против именословного перстосложения.

Итак, Денисов в девятом своём ответе не доказал, чтобы троеперстие имело какое-либо несогласие с православным учением веры, что, как отделяющийся из-за него от церкви, необходимо должен был показать; не доказал также, чтобы оно не имело утверждения от вселенской церкви ещё прежде Никонова патриаршества. А сделанный им археологический разбор Деяния на Мартина и Феогностова Требника не имеет значения, ибо не на них церковию утверждено употребление троеперстного и именословного перстосложений.

 

⇐ Предыдущая15161718192021222324Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: