 |
Показание двадесять осьмое: о различных винословиях
|
|
|
|
Показание это состоит из пятнадцати глав, в которых Никодим указывает разные, находящиеся в новоизданных российския церкви книгах, мнимые погрешности, также составляющие якобы вину отделения старообрядцев от церкви, или пребывания их вне церкви (почему, надобно полагать, они и называются винословиями53.
Инок Никодим приводит сначала самые «винословия», т. е. подвергаемые пререканию и сомнению выписки из разных новоизданных книг, которые собственно и составляют у него пятнадцать глав: затем отдельно, в том же порядке, излагает свои на них возражения. Ради большего удобства мы будем совместно рассматривать как «винословия», так и возражения на них.
Глава первая: о старописьменных и печатных книгах.
Содержание
Приводятся из книги «Обличение» некоторые резкие выражения о книгах «писанных и печатанных после Стоглавого собора», в частности о книге, именуемой Кириллова, но «не сущая» Кириллова, и о Макарьевских Четиих Минеях, каковыми выражениями, по мнению Никодима, книги после Стоглавого собора «бесчестно гаждаются». В доказательство неправильности и незаконности сих «гаждений» инок Никодим, по своему обычаю, приводит, противные им, добрые отзывы о старопечатных и старописьменных книгах, и в частности о Кирилловой и о Макарьевских Минеях, находящиеся у православных же писателей, – в Жезле, Увете, Розыске.
Замечания на первую главу
Иноку Никодиму надлежало бы припомнить, что писал патриарх Иосиф о тех же самых книгах, изданных после Стоглавого собора, за резкий отзыв о которых так строго осуждается им автор «Обличения». Вот что писал Иосиф патриарх:
«Воззри убо, аще не леностен еси, обрящети ли где праве списанную, без всякого порока, в церквах святых книгу? Обращении ли чин и последование по указанному святых и богоносных отец взаконению? Обрящеши ли суд и отмщение в вещех церковных, или строителя, или начальника, праве исправляюща слово истины, и по чину вся бывающая в церкви? Но вем, яко не удобь обрести возможеши, не точно в градских церквах, но ниже в епископиях, паче же ли в монастырех. Виждь убо, аще не плача достойна суть сия окаянная времена наша, в няже, увы, достигохом».
|
|
|
Ежели сам патриарх Иосиф о книгах своего времени так сожалительно и так резко отозвался, и если инок Никодим не обвиняет и не должен обвинять патриарха Иосифа за такой об них отзыв: то почему так сильно восстает он против подобного же об них отзыва, сделанного сочинителем книги «Обличение»?
И тем более несправедливо инок Никодим осуждает за такие отзывы сочинителя книги «Обличение», что отзывы его касаются не общего содержания изданных после Стоглавого собора книг, а лишь того, что есть в них несогласного с словом Божиии. Инок Никодим сам же привел его выражение, что глаголемые старообрядцы «сие едино смотрят, в чем разгласуют новопечатныя книги, а о сем не подумают, в чем разгласуют старопечатныя Божественному писанию». Вот именно за то, «в чем разгласуют старопечатныя книги Божественному писанию» он и осуждает их, и в частности Кириллову книгу за то, что она несправедливо приписывается св. Кириллу, Минеи Четий за то, что в них есть статьи «зело мало достойныя приятия», каковыми совершенно справедливо следует назвать, например, сказания о явлении Пресвятыя Богородицы описателю Жития Евфросинова. В общем же их содержании старописьменные и старопечатные книги отнюдь не осуждаются ни сочинителем книги «Обличение», ни тем паче православной церковью, что доказывают приведенные самим Никодимом отзывы об них, содержащиеся в Жезле, Увете, Розыске
|
|
|
Глава вторая: о ответах Афанасия Великого, еже ко Антиоху.
Содержание
Здесь инок Никодим приводит замечание писателя той же книги «Обличение», что ответы Афанасия Великого
ко Антиоху князю принадлежат не самому Афанасию Великому, но иному писателю, бывшему после шестого вселенского собора. Такому мнению его инок Никодим противопоставляет опять свидетельства православных писателей – патриарха Никона, сочинителей книг Жезла, Увета, Камня веры и др., приписывающих названное сочинение именно Афанасию Великому.
Замечание на вторую главу
Мы не станем здесь решать вопрос, принадлежит ли действительно Афанасию Великому сочинение, известное под именем «Ответов князю Антиоху». Положим, что сочинитель книги «Обличение» ошибочно отвергает его принадлежность св. Афанасию. Что же отсюда? Есть ли это такая тяжкая вина, какую видит здесь инок Никодим? Приведем опять пример. Чин священнического погребения, напечатанный патриархом Филаретом и употреблявшийся при нем церковью, впоследствии опять напечатанный патриархом Иосифом и вошедший в церковное употребление, патриарх Иоасаф обозвал еретическим, происшедшим от Еремея болгарскаго попа, еретика (Потреб, напеч. в шестое лето его патриаршества, л. 231 об. ): и патриарха Иоасафа за столь несправедливое поречение еретическим православно изложенного священнического погребения инок Никодим не обвиняет; почему же он так строго обвиняет писателя книги «Обличение», который безо всякого подобного поречения сказал только о неподлинности ответов ко Антиоху князю? И если инок Никодим держится противного сему мнения, то ему надлежало бы взять во внимание приведенные им же самим отзывы других православных писателей о названном сочинении, и найденный в «Обличении» отзыв не считать «винословием», оправдывающим отделение старообрядцев от православной церкви.
Глава третий: о тропарях, еже во Октае.
Содержание
Опять обвиняется сочинитель книги «Обличение», на сей раз за то, что сказал: «ведати же и то подобает, яко не все стихеры и тропари, обретающиеся в Октоихах, суть творения преподобного отца нашего Иоанна Дамаскина, и к числу таких отнес тропарь: «на кедре и певге и на кипарисе вознеслся еси Агнче Божий». Инок Никодим утверждает напротив, что «тропари не точию старопечатными и новопечатными Октоихами, но и в новоизданных книгах» признаются творением св. Иоанна Дамаскина.
|
|
|
Замечание на третью главу
Но и в самом Октае, в воскресных стихирах, на воззвахах, стихиры Богородицы во всех осьми главах имеют надписание: «творение Павла Амморейскаго», а другие каноны имеют надписание иных творцов. Зачем же обвинять писателя книги «Обличение», сказавшего, что не все тропари и каноны во Октае суть творение преподобного Иоанна Дамаскина, когда и в самом Октае то же свидетельствуется? И вообще не есть ли это и подобные «винословия» со стороны Никодима и старообрядцев одна только придирчивость к писателям грекороссийской церкви и к самой церкви греко-российской?
Глава четвертая: о благословении Мелетиевом.
Опять инок Никодим обвиняет писателя книги «Обличение». Здесь в вину поставляется ему то, что он отвергает подлинность сказания о Мелетии в том его виде, как оно изложено в «прологе российском», и отсюда в Псалтырях учебном и со восследованием, утверждает же, что «есть в истории церковной нечто о перстах Мелетиевых, но не в благословении, ниже в знамении крестном, но в показании триипостасного божества», и что «по сказанию историков, Мелетий, показав людем во-первых три персты (которые? – о том не известно), потом тыя совокупив, един токмо простер (который? – неведомо)». Никодим же напротив говорит, что принятое старообрядцами сказание о Мелетиевом благословении находится не только «в старописьменных и старопечатных книгах», но будто бы и в книгах новоизданных: Скрижали, Увете и проч., что даже будто бы «преосвященный Димитрий засвидетельствовал» это же самое сказание «от святых древних историй писателей: Никифора, Сократа, Феодорита, Златоустаго, Созомена, св. Епифания и прочих».
Замечания на четвертую главу
Достойна удивления смелость, с какой инок Никодим решился так несправедливо восставать против сочинителя книги «Обличение», изложившего весьма ясно и основательно действительное сказание о Мелетии, несогласное с принятым у старообрядцев сказанием Пролога и Псалтырей, и противопоставить ему других православных писателей, будто бы принимавших именно это сказание Пролога и Псалтырей. Что все сии писатели рассуждали о сказании несогласно с именуемыми старообрядцами, это явствует из того уже, что они писали против толкований именуемых старообрядцев о сем сказании. А всего удивительнее, что писателю книги «Обличение» инок Никодим противопоставляет святителя Димитрия, писавшего о Мелетии на основании историков Никифора, Сократа, Феодорита, Созомена, когда и сам сочинитель книги «Обличение» руководился именно этими древними историками, которых и называет (о чем инок Никодим почему-то умолчал). Писатель книги «Обличение» имеет даже преимущество пред прочими в том отношении, что ближе других держался сказания о Мелетии древних достоверных историков. Поэтому он и сказал, что св. Мелетий в настоящем случае ни благословения, ни крестного знамения не касался. Иноку Никодиму надлежало бы не осуждать писателя книги «Обличение» за сказанное им о Мелетиевом благословении, а вразумиться его словами и не следовать слепо сказаниям Пролога и прочих старописьменных и старопечатных книг, не только с древними достоверными историками, но и между собою несогласным.
|
|
|
А что действительно повествования о св. Мелетии позднейших времен, находящияся в наших Прологах, с древними греческими историками и между собою весьма разнствуют и посему справедливо отвергнуты писателем книги «Обличение», в доказательство этого мы намерены привести здесь как сказания историков, так и сказания некоторых древлеписьменных и древлепечатных книг.
В церковной истории Блаженного Феодорита читаем: «Наконец третьим (проповедником) восстал великий Мелетий и выразил прямой смысл догматического учения о Боге; руководясь истиной, как отвесом, он избежал и преувеличения, и недостатка. Народ долго сопровождал его речь одобрительными восклицаниями, и просил его повторить вкратце свое учение. Тогда Мелетий, показал три перста, и потом два из них сложив и оставив один, произнес следующее достохвальное изречение: разумеваем три, а беседуем как бы о едином» (Ист. Феод. Спб. 1852 г. стр. 192).
Также и в истории Созомена повествуется: «Сначала Мелетий всенародно говорил так называемые нравственные поучения, а наконец открыто исповедал Сына единосущным Отцу. Говорят, что когда он еще произносил это, архидиакон тамошнего клира подбежал и заградил ему уста рукою; но он яснее, чем голосом, выразил свои мысли посредством руки, показав сначала только три пальца, и потом опять сложив их и показав один, – и этим видом руки изобразил народу то, что мыслил и что препятствовали ему высказать. Когда же неловкий архидиакон схватил его руку, и чрез то открыл уста, то он, получив свободу языка, еще яснее и громче обявил свою мысль, то есть увещевал держаться определений Никейских, и внушал слушателям, что мыслящие иначе отступают от истины. Между тем как Мелетий продолжал то же самое говорить, либо опять показывать рукою, смотря потому, что можно было делать при помехе архидиакона, от чего между ними происходила борьба, почти похожая на театральную, – Евстафиане (православные) громко восклицали и прыгали, а Ариане стояли с поникшими головами» (Ист. Созом. Спб. 1851 г. стр. 999).
|
|
|
Так и у других греческих историков. Подобно и в древнейших славянских Прологах.
Так в Прологе древлеписменном, 16-го века, Хлудовской библиотеки (№ 74), Августа в 23 день: «Тогда же бе Мелетий епископ Севастийский, словом и житием славен, безчиния же ради сущих под рукою его, отреклся бе епископии, и бе молча. Мневше же еретицы, яко с ними мудрствует Мелетий, и просиша у царя того поставити епископом (Антиохии). Послуша, и уже патриарх ся нарече. На соборе арианом инем инако глаголющим, востав Мелетий, богословнаго правила показа исправление. Людом просящим скорое учение им показати, три показа персты, потом два совокупл, а един оставль, достохвальный он испусти глас: трое бо разумеваемое, о едином же беседуемо. Тако посрамив еретикы и ту, и во сборех, идеже ключися».
Но в Стоглаве (Хлудовской библиотеки, 16 века, № 82), в главе 31 читаем уже так: «Мелетий Севастийский епископ, житием и словом славен зело, безчиния же ради сущих под рукою его отрекся епископии и бысть в безмолвии. Тогда еретицы мневше, яко мудрствует с ними Мелетий, просиша его у царя, да будет патриарх, еже и бысть. И посем бывшу собору о вере единосущества. И Арианом инако глаголюще, Мелетий же божественного правила показа явление. Людем же, просящим скорое учение от Бога показати, он же показа перста три, но Отец и Сын и Св. Дух, и не бысть знамениа, посем же Мелетий два совокупль и три пригну, и благослови люди, и изыде от него яко огнь молнии. Достохвальный он испусти глас: трие убо разумеем, о едином же беседуем, и тако посрами еретики»
В Прологе 16 века (той же Хлудовской библиотеки) месяца Февраля в 12 день: «Посем бысть собор. Арианом инако глаголющим, встав Мелетий и богословесного правила показа правление, людям просящим скорое учение от Бога показати им, 3 персты и не бысть им знамения, потом совокупль я, един пригнув, благослови люди, и изыде от него огнь яко молния, достохвальный он испусти глас: трие убо разумеем, о едином же беседуем, и тако посрами еретики вскоре»
А в Псалтырях со восследованием и учебных и в Кирилловой книге сказание о Мелетии напечатано сице: «Еще же бысть чудо страшно и преславно и удивлению достойно, егда был Мелетий патриарх Антиохийский, и при том бысть собор арианом с верными в лето его, и много глаголющим окаянным арианом о развращении православныя веры, паче же о самом божественном таинстве. И тогда востав богословесный муж Мелетий патриарх, правило по закону управления имея, и людем просящим у него скораго учения, он же по божественней ему благодати, хотя еретики устрашити и посрамити и вся люди удивити, покажи им три персты, и не бысть знамения, потом же два совокупль и един пригнув, и благослови люди, и изыде от него огнь яко молния, и достохвальный он испусти глас: трие убо ипостаси разумеваем, о едином же существе беседуем, и тако посрами еретики».
Из приведенных свидетельств древних греческих историков, Феодорита и Созомена, явственно показывается, что св. Мелетий показал три перста во образ трех лиц св. Троицы, а един во образ единого божества, и не с той целью, чтоб показать как благословлять, или как молиться, хотя, по подражанию, употребленное им перстосложение может быть приводимо во свидетельство для сложения трех перстов во образ Св. Троицы. Таковому древних историков сказанию согласуются и древние русские Прологи, из коих один мы и привели.
Из тех же приведенных выше свидетельств Феодорита и Созомена и древнего славянского Пролога явственно видится, что представленные в Стоглаве и напечатанные в Псалтырях учебном и со восследованием сказания о св. Мелетии с древними сказаниями Феодорита, Созомена и Прологов, и даже между собою не согласуют: ни у историков, ни в древнейших Прологах о благословении и о чуде, бывшем от перстов, не говорится, а относительно самого сложения перстов сказание Стоглава и напечатанное во Псалтырях не согласуют и между собою, – в Стоглаве говорится: два совокупль и три пригну, а в Псалтырях: два совокупль и един пригнув.
Итак инок Никодим несправедливо обвиняет писателя книги «Обличение» за то, что он отверг подлинность принятого старообрядцами сказания о Мелетиевом благословении, как несогласного с древними греческими историками; а еще более несправедливо поступил он в том, что это свое обвинение против писателя книги «Обличение» приводит с целью обвинить всю вселенскую церковь и оправдать раскол.
Должно заметить еще, что и самое в Псалтырях положенное сказание о Мелетии служит не в пользу двоеперстного сложения, а скорее в пользу троеперстного: чти о сем в моей книге (часть 1, глава 48).
Глава пятая: о Стоглавом соборе
Содержание
И паки приводятся места из той же книги «Обличение», содержащие отзыв ее писателя о Стоглавом соборе, и именно те, в которых сказано о лицах, присутствовавших на Стоглавом соборе, действительно резкое слово за то, что они, в решении вопроса об аллилуии, «основались на единех баснех, от баснословнаго жития Евфросина Псковскаго злостяжанных», и воздается благодарение Богу, что собор сей отринут большим Московским собором 1667 г. -, и еще из нее же приводится то место, где сказано, что собор Стоглавый «недостоин приятия, как незнаемый церкви восточной и многая неправо уставивший»
Против этих, якобы «безчестных гаждений новоизданных книг» на Стоглавый собор инок Никодим замечает, что на соборе сем присутствовали под председательством царя Ивана Васильевича и митрополита Макария многие пастыри русской церкви, и что он собран был на основании церковных правил, повелевающих «на коеждо лето» в каждой области собираться епископам «правления ради церковных вещей».
«И посему убо (заключает инок Никодим) новоизданных книг на Стоглавый святых (? ) отец собор поречение слышавше, весьма сомневаемся».
Замечания на пятую главу
Несправедливо инок Никодим обвиняет в «поречении на Стоглавый собор» новопечатные книги вообще, когда привел поречение только из одной книги «Обличение». Несправедливо обвиняет и сочинителя этой книги за поречение Стоглавого собора, ибо поречение его касается не всех действий и постановлений сего собора, а именно постановления о сугубом аллилуиа, в котором собор Стоглавый основался главным образом на откровении списателя жития преподобного Евфросина, где аллилуиа переводится словом воскресе, и говорится, что двукратным произношением аллилуия означается воскресение Христа в двух естествах, и далее воплощение и воскресение усвояется и Богу Отцу и Богу Духу Святому, о чем подробнее сказано выше, в замечании на 13-е «гюказание». Иноку Никодиму следовало доказать, что такие еретические лжеучения не суть лжеучения и что напрасно за оные порицается Стоглавый собор в книге «Обличение». Но этого он не сделал и сделать не мог, а хочет только оправдать Стоглавый собор тем, что на нем присутствовали царь Иван Васильевич, митрополит Макарий и прочие. Но присутствие даже и действительно святых отцев на каком-либо соборе не может служить оправданием неправильных постановлений, если таковые были на нем допущены. На соборе в Новой Кесарии присутствовал св. священномученик Василий епископ Амасийский (Кормч. гл. 7, л. 52); но за пятое на десять правило собор сей подвергся порицанию шестого вселенского собора, – о нем сказано: «не добре рекоша того собора отцы» (Кормч. в толк. 16-го пр. 6-го всел. соб. ). Так точно и об отцах Стоглавого собора, за постановление об аллилуия и некоторые другие, большой Московский собор имел законное право сказать, что они действовали «нерассудно, простотою и невежеством», каковое суждение о них повторил и сочинитель книги «Обличение», только в выражениях неумеренно резких. И как за порицание оного святого собора, на котором присутствовал св. священномученик Василий, ни шестый вселенский собор, ни сама вселенская церковь не обвиняются в неправославии: так и за поречение Стоглавого собора, на коем присутствовали митрополит Макарий и прочие, несправедливо обвинять большой Московский собор и последовавшего ему писателя книги «Обличение», а тем паче обвинять православную церковь в неправославии.
Несправедливо инок Никодим обвиняет писателя книги «Обличение» и за то, что он, последуя тому же собору 1667 г., признал «недостойным приятия» собор Стоглавый, как незнаемый церкви восточной. Инок Никодим и сам не отрицает того, что постановления Стоглавого собора восточной церкви неизвестны и что российские пастыри, состоявшие в зависимости от Константинопольскаго патриарха, составили его без ведома сего патриарха; он утверждает только, что они действовали на основании соборных правил, повелевающих каждый год собираться епископам области для обсуждения местных церковных дел. Но Стоглавый собор имеет характер не областного собора, каждогодно собираемого для обсуждения местных церковных нужд; напротив, он сделал постановления относительно общецерковных обрядов и уставов, которые объявил обязательными для «всех православных христиан», и не последующих сих постановлениям предал проклятию (каковы постановления о перстосложении, об аллилуии, о брадобритии), чего без согласия всей церкви вселенской не имел права делать.
Глава шестая: о Феодорите Блаженном, иже бысть Кира града епископ в лето 473-е.
Содержание
Приводятся из Скрижали слова патриарха Никона, где предается проклятию Феодоритово писание о перстосложении для крестного знамения, «якоже и на пятом соборе проклята его ложная писания на Кирилла архиепископа Александрийского»; потом приводятся из книги «Обличение» и из Пращицы отзывы о неизвестном Феодорите – сочинителе Слова о крестном знамении.
Этим выпискам инок Никодим противопоставляет выписки из Кормчей (Ист. 3 и 5-го всел. соб. ), из Барония, из одного сочинения Феофана Прокоповича, в которых говорится, что хотя Блаженный Феодорит и был сообщником Нестория и противником Кирилла Александрийского, но потом отрекся от Нестория и стал поборником православия; еще приводятся места из сочинений Никона Черногорца, Максима Грека и новых российской церкви писателей, где Феодорит называется блаженным и превозносится похвалами за свои труды и за ученость.
Замечания на шестую главу
Непонятно, ради чего выписал инок Никодим разные свидетельства о том, что Блаженный Феодорит оставил неправые мнения, за которые был осужден пятым вселенским собором, и что он пользуется уважением в церкви, как творец многих примечательных сочинений. Ничего этого не отвергают писатели, против которых он возражает; тем паче всего этого не отвергает православная российская церковь, против которой собственно направлены его возражения. Патриарх Никон, не делая еще различия между сочинителем Феодоритова слова и Блаженным Феодоритом, – приписывая, как и все тогда на Руси, Блаженному Феодориту и слово о крестном знамении, только назвал его сочинением, подлежащим отвержению якоже и отвергнутые на пятом вселенском соборе другие ложные его писания; а что блаженный Феодорит раскаялся в этих ложных писаниях на Кирилла Александрийского и что он есть замечательный учитель церкви, этого и патриарх Никон не отвергает. Писатель же книги «Обличение» и писатель Пращицы говорят совсем не о Блаженном Феодорите, а о мнимом и неизвестном Феодорите, сочинителе слова о крестном знамении, которого именно отличают от Блаженного Феодорита, каковое различение между ними сделано еще собором 1667 г. Для чего же инок Никодим приводит совсем ненужные исторические свидетельства о Блаженном Феодорите? Не для того ли только, чтобы набрать поболее не касающихся существа дела обвинений на святую церковь и тем затмить истину? Ему надлежало бы в опровержение тех писателей, которым возражает, доказать, что слово о крестном знамении принадлежит именно Блаженному Феодориту, то есть обретается в подлинных греческих его творениях, чего он не сделал и сделать не мог, как по сию пору, уже третье столетие, не могут сделать и все именуемые старообрядцы. А без того подлинность положенного во Псалтырях именуемого Феодоритова Слова удостоверена быть не может, и то, что в полемических книгах говорится об этом, напечатанном в Псалтырях, Феодоритовом слове, старообрядцы не могут считать укоризной на известного церковного писателя, Блаженного Феодорита. Притом же подлинность напечатанного во Псалтырях Феодоритова Слова не подтверждается и древнейшими его текстами в старописьменных книгах, представляющими первоначальную его редакцию: ибо здесь положено иметь во образ Св. Троицы три перста равны, а два иметь наклонены в образ двух естеств во Христе, самые же персты не названы, каковая редакция более согласует троеперстному сложению, нежели двуперстному. Желающего знать о сем подробнее отсылаем опять к особой книжице, изданной Братством св. Петра митрополита: «Так называемое Феодоритово слово в разных его редакциях».
Глава седьмая: о Константине Панагиоте.
Содержание
Сущность изложеннего здесь возражения состоит в том, что писатель книги «Обличение» признает Константина Панагиота «не имеющим места между церковными учителями» и не философом; а в Жезле и в Пращице Панагиот называется и учителем и философом.
Замечание на седьмую главу
Итак все дело в том, что некоторые православные писатели не одинаково взглянули на личность Панагиота, – все дело касается личности и личностей, но ни мало не касается православия грекороссийской церкви, и глава эта в сочинении Никодима служит только новым свидетельством мелочности и придирчивости его возражений против церкви. О самом же Панагиоте по справедливости должно сказать, что действительно ни в греческих, ни в русских книгах (за исключением Кирилловой) он не называется церковным учителем. А его писание о сложении перстов служит и не в пользу двуперстия: ибо Панагиот укоряет латынника за то, что он не согбает три перста, егда возносит на главу, но прежде двумя персты, а потом единым прекрещает. Латины в крестном знамении возлагали на чело и живот оба перста, указательный и великосредний, и потом с левого на правое плечо перекрещивались одним великим перстом, заднею страной. Панагиот и упрекает их, зачем они не соединяют все три перста воедино, полагая десницу на главу, чрево и плечи: значит сам учил употреблять именно троеперстное православное сложение. (Зри о том пространнее к моей книге ч. 1, гл. 45. )
Глава восьмая: О слове четыредесятом преподобного Максима Грека, еже в книге его явствует.
Содержание
Приводятся из книги «Обличение» и из Пращицы два места, где отвергается подлинность приписываемого Максиму Греку слова о крестном знамении, и, к удивлению, противопоставляются им места из Скрижали, Жезла и даже из самого Обличения, в сущности содержащие то же самое мнение об этом слове Максима грека.
Замечание на восьмую главу
Действительно, великого достойно удивления, что слова писателя книги «Обличение»: «есть таковое (о крестном знамении) слово в книге Максимовой, но его ли сочинения сие слово, весьма невероятно, более подозрительно, что таковое сочинено от некоего из любящих раскольническое перстов сложение, и в числе слов, от Максима написанных, положено», – удивительно, что слова эти инок Никодим опровергает следующими, тому же писателю принадлежащими словами: «яве есть, яко Максим не писал (о крестном знамении) слова, которого от него никто не истязывал», и подобными же словами в Скрижали («Максима убо вемы, а откуда писа не вемы») и в Жезле («Максима приемлем, а о двуперстном креста образовании непщуем прилог чуждый быти»). И чем обяснить такую удивительную близорукость, как нежеланием Никодима собрать сколько можно более «винословий» против церкви православной? Или он думает поставить в вину церкви то, что ее писатели не признают подлинности Максимова слова о перстосложении? Но если и самое перстосложение, т. е., чтобы теми или иными перстами изображать на себе крестное знамение, догмата веры не составляет и зависит от распоряжения высшей церковной власти, то тем паче не касается догматов веры рассуждение о подлинности, или неподлинности Максимова слова о крестном знамении. Такими рассуждениями ни мало не может повредиться православие церкви грекороссийской.
Глава девятая: о слове святого Германа патриарха.
Содержание
Приводится мнение сочинителя книги «Обличение», что в слове Германа патриарха Константинопольского, напечатанном в Соборнике, «словеса о древах крестных: кипарисе, кедре и певге, приложены от инаго некоего», и что сам Герман, «не бывший при страдании Спасителя», говорит о сем нерешительно: «якоже, рече, аз мню». Этому мнению сочинителя книги «Обличение» инок Никодим противопоставляет свидетельство писателя Пращицы, что упомянутое слово есть «сущее творение святаго Германа патриарха».
Замечание на девятую главу
Напрасно инок Никодим хочет видеть решительное противоречие двух приведенных им писателей, ибо и писатель книги «Обличение» вместе с писателем Пращицы признает, что слово, о коем идет речь, есть творение Германа патриарха, он выражает только сомнение относительно подлинности того места в этом слове, где говорится о древах крестных. Но если бы и разнились оба писателя в своих мнениях о подлинности или неподлинности слова п. Германа, может ли это служить «винословием» к отделению старообрядцев от церкви? Инок Никодим, по-видимому, хочет ссылкой на писателя книги «Обличение» доказать, что будто бы церковь грекороссийская отвергает почитание креста осьмиконечного. Но это было бы неправдой на церковь, ибо всем известно, что она чтит как осмиконечный, так и четырехконечный крест, не заключая спасительную силу его в то, или иное число крестных концов, о чем говорится ясно и в полемических против раскола сочинениях: «нам спасающимся (крест) есть сила Божия, понеже не точно осьмиконечный целуем, но и сей четырехконечный почитаем» (Жезл Прав. Возоб. 23, Увет л. 112). Итак и сие «винословие» свидетельствует только о желании Никодима собрать поболее мнимых обвинений против церкви.
Глава десятая: о монашестве.
Содержание
Опять из той же книги «Обличение», приводятся слова: «Монашество бо, кольми паче пострижение иноческое, не есть догмат веры, ни заповедь Божия, ни тайна: а камилавки и клобуки и мантии нигде не поминаются в евангельском учении и силы в них никаковыя несть» (гл. 9, разс. 15), и еще несколько подобных, довольно резко выраженных, замечаний о монашестве и одеждах монашеских.
В противоположность сему инок Никодим приводит многочисленные и весьма пространные выписки из святоотеческих и иных книг, даже из Духовного Регламента, о происхождении иночества от самого Христа и Апостолов, о великом его значении, и о таком же значении самых одежд иноческих. А в заключение всего пишет: «И посему убо явлено есть, яко монашество, паче же пострижение иноческое во вселенской православнаго исповедания церкви есть древний догмат, от самого Христа Спасителя божественными Апостолы и святыми отцы таинственно преданный, одеяние же онаго, по толкованию отец святых, есть ангелоподобный снятый образ. Темже убо, еже в новоизданней вышеупоминаемой книге, именуемой «Обличение», о монашестве разсуждение многоподаваемому сумнительству виновное, о чем в премудрое нашего архипастырства разсуждение всепокорнейше подносим».
Замечание на десятую главу
Итак инок Никодим признает монашество и иноческое пострижение «догматом веры». Посмотрим, справедливо ли он так думает и справедливо ли восстает против писателя книги «Обличение», утверждающего напротив, что монашество и пострижение иноческое «не есть догмат веры, ни заповедь Божия, ни тайна».
Заповеди Божии неотменно для всякого человека обязательны, без творения бо их спастися невозможно, по слову Спасителя: аще хощеши внити в живот, соблюди заповеди (Мат. зач. 79); и паки: аще разорит кто едину от заповедей сих малых... мний наречется в царствии небеснем (Мат. зач. 11). По толкованию св. Феофилакта: «мал наречется в царствии небеснем, сиречь на воскресение, последний и отвержен в геенну огненну». Также и в великой книге Никона Черногорца (в главе 50) сказано, яко без сохранения заповедей Господних невозможно спастися. Посему, ежели монашество есть догмат веры и заповедь Божия, как именует его инок Никодим, возражая сочинителю книги «Обличение», то уже без монашества невозможно спастися. Но монашество требует обязательного девства; о девстве же сам Господь глаголет: не вси вмещают словесе сего (Мат. зач. 78), и Апостол Павел глаголет: о девах повеления Господня не имам (Коринф, зач. 138), то есть не имею повеления от Господа законополагать девство. А св. Златоуст пишет даже, что девство законополагает, т. е. поставляет для всех обязательным, диавол, чтобы вселить разврат среди людей. «Ничто же диавола сквернейте, – говорит он в беседе второй на послание к Филиппийцам, –сице везде труды неполезными своих си облагает и растерзает... Не точию бо проповедь, но и пост сицевый, и девство им законополагает, еже не точию мзды лишит, но и велие зло наведет то проходящим, о нихже глаголет инде: сжени своею совестию». Итак девствовать, а следовательно и иночествовать, заповедь не полагается; но только советуется сие желающим и вместити могущим, по слову Апостола: совет же даю (зач. 138). И св. Дорофей пишет в слове о отвержении мира: «девство от произволяющих его есть дар Богу, а не заповедь». Также и пострижение нигде в церковных преданиях в число седми церковных таинств не вчисляется. И посему несправедливо инок Никодим обвиняет писателя книги «Обличение» за то, что он не полагает иночество за догмат веры, за Божию обдержную для всех заповедь, и не вносит в число таинств; напротив сам он погрешает, утверждая так решительно, что монашество есть именно догмат веры, Божия заповедь и таинство. Хотя монашество весьма потребно церкви Божией, обаче церковь Божия не полагает его обязательным обдержно для всех, но точию произволяющим, по слову Апостола, советует на оный подвиг себя посвящать. И все, приведенные иноком Никодимом, святоотеческие свидетельства о происхождении и значении иночества показывают только, сколь великий и спасительный подвиг приемлют на себя произволившие принять иночество, а не доказывают того, что иночество есть догмат веры, обязательная для всех заповедь Божия и одна из тайн церковных. Если же все сии свидетельства инок Никодим привел как бы укоризну грекороссийской церкви, желая обвинить ее в непочтении к иночеству, то он клевещет на церковь, ибо церковь всегда чтила и чтит иночество, как о том ясно свидетельствуют существующие в ней многочисленные иноческие обители.
Глава первая на десять: о сошествии Христовом во ад.
Содержание
«В той же книге, именуемой Обличение (пишет здесь инок Никодим) в оглавлении разных толков, под номером 10 напечатано: «Ересь Софониевщина, от попа чернаго, она же и Стариковщина, имяше распрю с Онуфриеным скитом за писма Аввакумовы, и яко Христос с плотию сниде во ад, и оттуду изведе св. отцы и праотцы, а Софониевищина – обоженною душою сниде во ад Христос».
В возражение против этих слов инок Никодим приводит о сошествии Христове во ад свидетельства из Богословии св. Иоанна Дамаскина и из книги Жезл, потом заключает: «Темже убо поречение (? ) праводогматствования сего, еже о Христове во ад обоженною душею сошествии, в вышеупоминаемой книге «Обличение» ересию (? ) немалое сомнительство преподает».
Замечание на первую на десять глав
Крайнего удивления достойно и это возражение инока Никодима на книгу «Обличение». Он обвиняет писателя сей книги, что будто бы он порицает ересию праводогматствование о сошествии Христове во ад обоженною душею, тогда как этот писатель и не думал порицать такое праводогматствование ересию.
Раскольники Онуфриева скита, последуя лжемудреным письмам протопопа Аввакума, мудрствовали согласно его лжеучению, что будто бы Христос сошел во ад по воскресении с плотию; в этом их и обличали старообрядцы Софониева скита, учившие о сошествии Христовом во ад правильно: об этом-то исторически, в исчислении раскольнических толков, и упоминает сочинитель книги «Обличение». А Никодим, не понимая, или не желая понять связи речи в словах сего писателя, обвиняет его самого, что будто бы он сам признает ересию то мнение о сошествии Христове во ад, которого держались Софониева скита старообрядцы. Добросовестно ли так поступил инок Никодим? А что Аввакум дейст
|
|
|
