Показание двадесять пятое: о преданиях церковных

Содержание

Здесь инок Никодим приводит опять из книжицы «О блаженствах» (л. 84 об. ) следующее, действительно достойное примечания, место: «Творят с нами распри нынешние в России раскольники о сложении троеперстном и двоеперстном, о четвероконечном и осмиконечном кресте, о двойственной и тройственной аллилуии, о числе просфор, о брадобритии, о письме иконном и прочиих безчисленных, яже вся суть вещи средния, словом Божиим не определенныя, ко спасению не нуждныя, свободе христианстей подлежащия. Должни убо суть искуснии учители, аще великаго сего миротворения участницы желают быти, искусно, ясно и доводно показати народу, что помянутыя и им подобныя вещи весьма суть средния, и прение о оных есть суетное. Но и сия внушати им подобает, яко аще кто вещь среднюю упрямством своим поставит в догмат, то уже сам еретик есть, понеже делает то составом веры, что Бог не сделал и свободе, нашей оставил, и тако окаянный он совопросник, повелевая нам хранити и за догмат держати, чего Бог не повелел, безмерною гордостию ставит себе не точию равна Богу, но и выше Бога. »

В возражение против этих слов инок Никодим приводит рассуждения и свидетельства, между прочим из книги «Камень веры», о великом значении церковных преданий вообще, и в частности крестного знамения, святых икон, пения аллилуии, принесения просфор на проскомидии, и проч.

Отсюда он делает следующее заключение: «Темже отсюду зело явственно познавается, яко издатель именованныя книжицы «О блаженствах», в толковании седьмого блаженства, о преданиях церковных неправо догматствует, еже не точию первенствующия вселенския, но и ныне восточныя и грекороссийския церкве вышеписанныя предания за догматы церковныя не почитает, почитает же за вещи средния, свободе християнстеий подлежащия, ко спасению весьма ненуждныя, почитающего же оныя за догмат св. церкви подпиеует сущим еретиком, о чем в премудрое вашего святейшества рассмотрение всепокорнейше подносим, убо ли сложение двою, или трех перстов, в нихже таинства священныя богословии исповедуется во изображении креста святаго, или крест Христов четвероконечный имже вся священныя таинства христианския совершаются, или осмиконечный вся вселенная благочестно почитает, кроме врагов креста Христова, и прочее ко спасению всем ненуждное, в чесом неточию мы, елико отлучившияся востокороссийския церкве, сомневаемся, колико паче в послушании великороссийския церкве находящийся весьма нецыи недоумеваютея, что есть словом виною отлучения и преградою входа состоит».

Замечания на двадесять пятое показание

В сем показании инок Никодим опять является несправедливо притязательным к писателям грекороссийской церкви, усвояя им мысли, которых они не выражали. Вместо того, чтобы воздать должную справедливость сочинителю книги «О блаженствах» за то, что он так решительно указал различие между догматом веры и обрядом, указал и тяжкую ответственность, какой подлежат забывающие сие различие, каковы именно старообрядцы, усвоившие обряду такое же и еще большее значение, как и догмату, – вместо этого инок Никодим обвиняет сего сочинителя в том, что он будто бы отвергает вообще значение церковных преданий и спасительность таких установлений, как употребление крестного знамения, поклонение иконам, пение аллилуии, поклонение кресту Господню и проч. Писатель книги «О блаженствах» ни значения преданий, утвержденных вселенскими соборами, не отрицает, ни против употребления обрядов не восстает. Не отрицает он нужды и спасительности употребления крестного знамения, а только восстает против того, чтобы вело силу его заключать в троеперстном или двуперстном сложении руки, – полагающих всю силу крестного знамения в двуперстии, усвояющих двуперстию значение догмата веры, он справедливо признает вводителями нового догмата, ни словом Божиим, ни св. соборами не определенного. Не отрицает он силы и спасительности креста Христова и поклонения ему, а восстает против тех, которые силу и спасительность усвояют собственно осмиконечию и четвероконечию креста, и поставляющих осмиконечие креста в догмат веры справедливо признает новодогматствующими. Не отвергает он ни пения аллилуии, ни употребления просфор и проч., а только восстает против тех, которые поставляют в догмат веры двоение аллилуии, седмеричное число просфор на проскомидии и подобные обрядовые действия.

Итак несправедливо инок Никодим обвиняет в «неправом догматствовании» сочинителя книжицы «О блаженствах», который не отрицая важности и значения преданий и обрядов, требует только полагать различие между обрядом и догматом, а тех, которые не делают сего различия, признает тяжко погрешающими. Восставая против столь справедливого учения о различии между обрядом и догматом, инок Никодим дает основание заключать, что сам он не признавал такого различия, и двуперстие, сугубое аллплуиа, седмипросфорие и проч. почитал неизменяемыми догматами веры, с изменением коих невозможно подучить и спасения. Однако же ни о двуперстном сложении, ни о прочих обрядах, употребляемых старообрядцами, не доказал он из божественного писания и постановлений св. вселенских соборов, что должно почитать их за догматы веры, но точию образуемые перстосложением догматы соединил, или слил воедино с самым перстосложением, т. е. с употреблением или крестного знамения известных перстов: сим он, очевидно, вводит новые догматы не о образуемом перстами, но о самых перстах (Подробнее о сем зри в статье «Какия предания подлежат изменению, и какия не подлежат»: Брат. Сл. 1886 г., т. I, стр. 421, и в собр. моих соч., ч. 1, гл, 38).

В частности заметим, что и здесь, как показании 6-м, Никодим обвиняет православного писателя в непочитании как четвероконечного, так и осмиконечного креста. Что сам инок Никодим, не подражая прочим раскольникам, опять является здесь почитателем обоих видов креста, это достойно уважения; но он поступил совсем несправедливо, обвинив православного писателя в непочитании осмиконечного и четырехконечного креста только за то, что осмиконечие и четвероконечие креста он не поставляет в догмат веры.

Здесь же опять, как и в 8-м показании, инок Никодим несправедливо усвояет догматическое значение, не иконам только, но и пошибам иконописания, вопреки замечанию писателя книги «О блаженствах», что и «письмо иконное» догмата веры не составляет. Иконописца, неследующего в иконописании одному какому- либо, якобы древнейшему пошибу, или характеру письма, здесь неосторожно приравнял он даже к тому живописцу, который дерзнул некогда «образ Спасителев написать по подобию языческаго Бога Дия».

Обвиняет инок Никодим писателя книжицы «О блаженствах» и за то, что не признает небрадобритие за догмат веры. Но о брадобритии инок Никодим говорит особо в 29-м показании, при рассмотрении которого мы и покажем, справедливо ли сам он видит в брадоношении догмат веры.

Наконец нельзя оставить без внимания, что приведенному месту из книжицы «О блаженствах», инок Никодим усвояет такую важность, что будто бы им весьма соблазняются даже некоторые «в послушании великороссийския церкви находящийся», для старообрядцев же оно «состоит виною отлучения (от церкви) и преградою входа (в церковь)». Но если бы писатель книжицы «О блаженствах» изложил и неправильное учение о преданиях (какого однако, как мы видели, он не излагал), и в таком случае может ли одно его мнение быть «виною отлучения» от православной церкви и «преградою входа» в нее, особенно же когда и сам инок Никодим, в изложении правильного понятия о преданиях, руководится сочинениями писателей той же православной грекороссийской церкви (напр. Книгою «Камень веры»)?

* * *

47 Также точно и в Поморских Ответах (Отв. 50, ст. 25, 11), которым и здесь точно следует инок Никодим. Впрочем у Денисова сделана выписка только из Акоса; Никодим же дополнил ее выписками из Щита.

48 См. Мат. для ист. раск. т. IV, стр. 191 и Жезл Прав. ч. 2, облич. 41.

49 Двадцать третье показание инока Никодима, в котором он уже не следовал «Поморским Ответам», так как в них возражения «о отшедших душах святых» не имеется, и в котором поэтому должен бы, казалось, явиться вполне самостоятельным, – показание это вообще очень любопытно для характеристики Никодима, как полемического писателя, занятого только подысканием обвинений против церкви. Любопытна, во-первых, эта крайняя односторонность, и даже неосмотрительность, с какой он, возражая против выраженного в Скрижали мнения, что души святых на небеса зрят нас и Божиим промыслом хранят ны и являются на помощь нам, не приметил, хотя бы из Жезла, которым пользовался, что входит в явное противоречие с Лазаревым мнением, – приводит в основание своих возражений те самые слова из ответов Афанасия, против которых именно восстал поп Лазарь, признавший их еретическими; а выбирал из Жезла, в защиту своего мнения о невозможности явления душ святых именно то, что там говорится в обличение Лазаря, не приметил, что там же много говорится и против мнения, которое сам защищает в своем показании. Но особенно любопытно то, как инок Никодим пользовался здесь книгой «Жезл». Оказалось, что он привел из нее не только те шесть строк, которые сам отмечает, как заимствования из Жезла, но и все свое показание, все возражение против пререкаемого им места в Скрижали, буквально выписал из того же Жезла, начиная со слов: «Но великий яко во святости, равне и в премудрости Афанасий»... Пример этот особенно ясно показывает, как мало самостоятельности имел Никодим в качестве полемического против церкви писателя, и как даже неразборчив был в заимствовании своих доказательств, обыкновенно из Поморских Ответов, а иногда и у православных полемических писателей.