В. В. Прозерский (Санкт-Петербургский государственный университет) Жест как праформа и генеративный фактор художественной деятельности

Огромное внимание, уделяемое жесту в теории и практике театра А. Арто, неслучайно. Стремясь сблизить визуальный и слуховой ряд, придать телесность слову, Арто натолкнулся на мысль, что жест предшествовал знаку, представляя собой синкретическое образование, апеллирующее к синестетической способности восприятия человека — ко всем органам чувств одновременно. Действительно, анализ генезиса и истории сложения коммуникативных средств человеческого общения показывает, что их первоначальная форма представляла собой единое коммуникативно-трудовое-ритуальное действие, находившее выражение в синестетическом аудиовизуальном жесте. Сама этимология слова жест (лат. gestus) указывает нам на то, что изначально оно обозначало действие вообще. Когда синкретический целостный образ мира уступил место специализированной информации, главную роль стали играть знаковые системы — естественный и искусственные языки и другие {53} семиотические структуры. Казалось бы, что слово потеснило жест, более того, отодвинуло его на периферию общения.

Согласиться с таким утверждением можно лишь в том случае, когда мы имеем в виду одно только деловое общение, или деловую культуру. Именно к ней — практическо-познавательной деятельности — было приковано все внимание европейской философии Нового времени. Из‑ за этого была упущена из виду другая сторона культуры — назовем ее праздничной (в широком смысле, от слова праздность, греч. — схоля, досуг). Только в XX веке стали по праву ценить значение праздника, игры, карнавала, и тогда открылась такая особенность досуговых форм деятельности, заключающаяся в том, что они сохранили первоначальный синкретизм дискурсивного и ритуального начал, мыслительного и эмоционального отношения к миру.

Целостное выражение себя человеком в праздничной культуре, в ее эстетических и художественных формах не может быть схвачено и передано знаком. Поэтому жест как средство предзнаковой или постзнаковой коммуникации не теряет своего значения и остается основным носителем образного содержания. Поясним данный тезис более подробным выяснением связи жеста с дифференцированными формами художественной деятельности.

Прежде всего уточним, что мы понимаем под жестом и в чем видим его отличие от знака. Под жестом мы понимаем первоэлемент любого действия, обладающий синкретизмом и многозначностью. Поскольку в жесте человек выражает себя целостно, неважно каким конкретно образом может быть совершен жест: рукой, походкой, голосом, раскраской тела и т. д. Главное то, что жест не отрывается от своего телесного воплощения, от фактуры и энергетики своего носителя. В этом он коренным образом отличен от знака, у которого означающее (знаконоситель) совершенно равнодушен к означаемому. Жест сохраняет причастность и к бытию, и к коммуникации; такое его среднее положение между предметностью и выражением делает его самого по себе выразительной формой (и формой и выражением одновременно), что соответствует природе эстетического как она понимается в эстетике XX века[63].

Из сказанного следует, что эстетическая сущность искусства указывает на его прямую связь с жестом. Следовательно и дифференциация {54} форм художественной деятельности должна зависеть от разнообразия жестовой практики человека. Впервые, хотя и не полностью, эта мысль была произведена Кантом[64]. Для того, чтобы реализовать ее в более полном объеме, необходимо внести некоторые уточнения. Во-первых, надо ввести разграничение между живым жестом и его следом, остающемся в материале, способном хранить его след. Во-вторых, (поскольку жест может быть совершен как пластическим движением, так и голосом) признать правомерным употребление таких выражений, как «пластическая интонация» и «интонированный жест»[65].

Дифференциацию мира искусств как праздничных форм человеческого общения мы должны начать с живого жеста, бывшего первоначально синестетическим (цвето-звуко-пластическим), а затем разделившегося на пластичный (визуально наблюдаемый) и интонационный жесты. Так происходит выделение двух типов искусств, все еще остающихся синкретическими. Один из них — танец в широком смысле, искусство, пользующееся живым жестом. А там, где жест находит материал, в котором он может запечатлеть себя, там рождается искусство, хранящее след жеста, произведенного рукой, вооруженной грифелем — графика, кистью — живопись, резцом — скульптура. Теперь обратимся в ту сторону, куда полетел звук от крика, может быть вырвавшегося неожиданно вместе с совершенными энергичным физическим движением, пластическим жестом или независимо от него, от испуга или радости. Из двух способов звуковой сигнализации один связан с артикулированием звуков, включающих гласные и согласные, второй — с построением метрически организованных звуковысотных модуляций. Первый рождает речь, второй — обслуживает ее интонационно в качестве паралингвистического фактора, а также выступает независимо от речи в качестве интонационного источника музыки.

Особая проблема возникает с искусством слова, художественной литературой, ведь по отношению к пластическому и интонационному жестам слово кажется самым настоящим знаком. Но это совсем не так. В естественных языках имеется внутренняя форма, стягивающая {55} звук (внешняя форма слова) и значение (содержание) в единый образ. В гумбольдтовской лингвистической традиции с внутренней формой принято связывать поэтическую образность слова. Так мы вновь возвращаемся к понятию жеста, указывающему на неразрывную связь духовного состояния с его внешней оформленностью, как в визуальной, так и аудиальной и словесной формах коммуникации. То, что в поэзии слова представляют собой сверхзнаковые образования, нашло отражение в использовании в поэтике XX века выражений типа: «семантический жест» (Я. Мукаржовский)[66] или «языковой жест» (Р. Блэкмур)[67], обозначающих смысловую имманентность структуры произведения.

Опыты поиска принципа систематизации форм художественной деятельности, неоднократно осуществлявшиеся в истории эстетики, приводят к выводу, что его надо искать не в специфике внешнего бытия произведений искусства и не в особенностях знаков, используемых в различных формах творчества. Надо исходить из праформы художественной деятельности, содержащей в себе мир искусства как бы в свернутом виде, а также структуру осей, по которым идет кристаллизация его конкретных форм. Такой праформой является синкретический жест, откуда вырастают специализированные формы художественной и внехудожественной коммуникации. Последняя включает в себя и жестовое общение в узком смысле слова, где жест заменяет собой фонетический знак.