 |
Фильм. Теоретическая физика. О любви и судьбе. “Дау. Наташа” Ильи Хржановского и Екатерины Эртель (2020)
|
|
|
|
Фильм
“Это не кино”, – послушно повторяю я за Хржановским в самом начале знакомства с “Дау”.
“Это много разных фильмов, и не только они”, – решаю я, посмотрев с десяток разных “Дау”.
Проходит время, и становится понятно: “Дау” – всё‑ таки фильм. Просто такой, каких раньше не бывало.
Впрочем, это всего лишь вопрос формулировки.
Теоретическая физика
Уже несколько недель я безнадежно пытаюсь понять – не впервые в жизни – суть научных открытий Льва Ландау. Но это так же сложно, как объяснить человеку, не видевшему “Дау”, на что он похож.
Перелопатив кучу научных статей и отчаявшись, обращаюсь к сводному брату Петру Воробьёву. Он физик, давно живет и работает в Альбукерке. Пытается помочь. Записываю фрагменты нашего онлайн‑ разговора.
ПВ: С моей профдеформацией, разумеется, главный вклад Ландау в физику – теория сверхтекучести, за которую он получил Нобелевку. Сверхтекучие жидкости были им описаны, а первую такую жидкость получил Капица. Сверхтекучая жидкость – это жидкость с вязкостью, реально равной нулю. Он еще параллельно с фон Нейманом создал статистический аппарат квантовой механики. Теорию сверхпроводимости написал, с Гинзбургом. И вместе с Лифшицем написал до сих пор непревзойденный и всеобъемлющий курс физики. Каскад бифуркаций, ведущих к хаосу, – тоже он…
АД: Подожди секунду. А где эта сверхтекучесть применяется и как?
ПВ: Мы еще не доросли до массового применения сверхтекучести. Сверхтекучий гелий используют для охлаждения сенсоров в инфракрасных космических телескопах, например.
АД: То есть это алхимический процесс? Сверхжидкость, невероятное нечто, иное агрегатное состояние как бы, которое уже можно получить, но непонятно, что с ним делать?
|
|
|
ПВ: На самом деле из сверхтекучей жидкости сделаны нейтронные звезды. Это адские астрофизические объекты, остающиеся после взрывов сверхновых, в нашей галактике их сто миллионов.
АД: Сильно понятнее не стало.
ПВ: Если две нейтронные звезды поблизости от нас сольются, нам всем придет кирдык от гамма‑ радиации. Так что некая актуальность есть. Короче говоря, Ландау объяснил (или предсказал) состояния материи, являющиеся краеугольными камнями современных физических теорий. Пытаться объяснить это – немного как рассказывать слепому про форму облаков. А она как раз связана с хаосом как каскадом бифуркаций…
Можно еще так рассказать: ближайшее приближение к общей теории всего в физике – это так называемая стандартная модель. В ее основе лежит квантовомеханическое описание статистического состояния физической системы. Это описание сформулировал Ландау. Мы живем в мире, придуманном Ландау. Теплее?
АД: Как ты думаешь, а можно я свою статью назову “Сверхтекучесть”? Интуитивно кажется, что это подходящее название.
ПВ: Можно.
О любви и судьбе
“Дау. Наташа” Ильи Хржановского и Екатерины Эртель (2020)
В январе 2019‑ го в Париже стартовал проект Ильи Хржановского “Дау” – многих восхитивший, других возмутивший, вызвавший много обсуждений и скандалов. Одним из поводов для недовольства стала бескомпромиссная позиция автора, больше десяти лет работавшего над монументальным циклом (тогда в нем было тринадцать фильмов, смонтированных из 700 часов готового к показу материала, сейчас уже шестнадцать). Хржановский не желал показывать отдельные части “Дау”, отказался снабжать их заголовками и титрами. Не предлагал их фестивалям и не выпускал в прокат, от своего зрителя ждал поистине героической самоотдачи и доверия.
|
|
|
За прошедший с тех пор год многое изменилось. Создатели “Дау” поняли, что гора (то есть широкая публика) всё‑ таки не пойдет к Магомету, и даже сделали попытку получить прокатное удостоверение для показа отдельных частей проекта в России. Четыре фильма из десяти предложенных получили отказ как “порнографические”; авторы “Дау” подали на Минкульт в суд, но пока их иск не был удовлетворен.
А еще “Дау” пришел в Берлин. Именно со столицы Германии всё начиналось. Там Хржановский собирался устроить громкую премьеру, для чего хотел реконструировать фрагменты Берлинской стены, но получил от местных властей категоричный отказ. Показ “Дау” в Берлине год назад сорвался, но теперь всё же состоялся благодаря решимости нового директора Берлинале Карло Шатриана. Взятый им курс на радикальное авторское кино выразился в готовности включить в основную программу два отдельных фильма “Дау”, даже невзирая на то, что оба были уже показаны в Париже. Неслыханный прецедент, говорящий о высокой оценке художественных достоинств проекта, а заодно и о смягчившейся позиции Хржановского, отныне готового расчленять свой гезамткунстверк на элементы.
Для Берлина два фильма были перемонтированы. В программу специальных показов вошел шестичасовой сериал (один из хронологически последних в расширенной вселенной “Дау”) “Дегенерация”. В основной конкурс – “Наташа”, возможно, самый бескомпромиссный фильм из цикла. У него появились титры, а в них – соавтор Екатерина Эртель. Она работала над “Дау” с самого начала, с 2008 года, в качестве главного художника по гриму, а затем отвечала за монтаж “Наташи”, что в случае “Дау” приравнивается к полноценному авторству. Ведь снимались фильмы не по сценарию, а по самой канве жизни, которую вели под масками своих персонажей обитатели монументального Инстшута в Харькове. Сюжет, а также форма проявлялись именно в результате монтажа.
Так возник первый из многочисленных парадоксов “Дау”. С одной стороны, тираническая воля творца, задавшего беспощадные (ходили слухи) правила игры, обнажившего перед камерой интимную жизнь своих подопечных и погрузившего их в симуляцию советского универсума. С другой, готовность Хржановского раздать фильмы для монтажа своим соратникам, доверить самый важный этап чужой творческой воле. Точно таким же образом над Институтом из “Дау” нависают аура и воля великого ученого – вдохновленного личностью Льва Ландау заглавного персонажа, которого сыграл дирижер Теодор Курентзис, – но во многих фильмах он даже не появляется и не упоминается. В их числе “Наташа”, где жизнь обитателей Института показана с полуподвальной точки зрения буфетчицы.
|
|
|
Наташа (Наталья Бережная) и ее младшая коллега Оля (Ольга Шкабарня, обе – непрофессиональные артистки и дебютантки в кино) работают в институтской столовой. Туда приходят перекусить и выпить ученые, международные гости Института, охрана. Однажды в буфет приводят биофизика из Франции Люка Биже (его играет биофизик из Франции Люк Биже); по случаю удавшегося эксперимента с его участием решают устроить пьянку. Непривычно бурное для европейского гостя застолье, выпивка на брудершафт, неловкие попытки перевести на английский тосты и анекдоты. Люк и Наташа заканчивают вечер в постели. Наутро наступает похмелье, близости приходит конец, как и смутным даже для нее самой надеждам Наташи. А вскоре ее вызывает на допрос местный руководитель КГБ Ажиппо (ныне покойный Владимир Ажиппо, в прошлом – кадровый офицер КГБ), который обвиняет буфетчицу в связи с иностранцем и вынуждает подписать бумаги о “добровольном” сотрудничестве с органами. Собственно, вот и весь фильм.
“Дау” – тот случай, когда предупреждать о спойлерах смешно. Во‑ первых, интрига каждого фильма уже известна и пересказана в деталях. Во‑ вторых, пока что показ их в России кажется чем‑ то из области фантастики. Наконец, своеобразный, совершенно оригинальный киноязык Хржановского и его соавторов не поддается пересказу, а в “Дау” самое интересное – не содержание, а его выражение в специфической форме.
Здесь парадоксы множатся. Густота и визуальная выразительность видеоряда, обеспеченные камерой знаменитого немецкого оператора Юргена Юргеса, могучие декорации Дениса Шибанова, изысканный и тревожный саунд‑ дизайн – всё это недвусмысленно сообщает: вы смотрите кино. Вместе с тем спонтанность, небрежность, длинноты, органичность существования в кадре всех персонажей – от центральных до эпизодников (которые в соседних фильмах могут оказаться главными) – производят впечатление документального зрелища. Особенно это очевидно из безразмерных диалогов‑ импровизаций. Но как и почему бессвязный поток речи вдруг начинает звучать как первоклассная литература? Это сила вживания в образ? Или у актеров всё‑ таки были опорные точки – рудиментарный сценарий с обязательными репликами и сюжетными поворотами? Если были, то как их отделить от отсебятины?
|
|
|
Больше всего сбивает с толку заявленный принцип “всё по‑ настоящему”. Мы видим, что персонажи действительно напиваются, их и вправду тошнит. И сексом занимаются они на самом деле, это не дублеры. Внимательный взгляд, однако, уловит мастерски созданную иллюзию в сцене пытки (в любом случае невыносимо страшной). Физического вреда своим актерам Хржановский не причинял – это было основополагающим условием игры. А в их слезы, счастье, влюбленность веришь безоговорочно. Почему? Ведь они – даже не “настоящие” актеры. Кажется, что Наташа действительно увлеклась Люком, а Ажиппо не в шутку довел ее до истерики. Но с кем это всё‑ таки случилось – с персонажами или исполнителями ролей? Шов невидим, его не рассмотреть.
Если попробовать забыть об этих вопросах – что крайне сложно, ведь они лежат в области не только эстетической, но и этической, – то поневоле удивишься стройности замысла и гармоничности его осуществления. Главная героиня, которая подарила фильму в качестве названия свое имя, проходит путь от его разучивания с иностранцем, лепечущим в пьяном любовном чаду своё “Natasha, Natasha! ”, до потери: теперь вместо имени у нее остался только оперативный псевдоним “Ренессанс”. “Дау” (тоже имя) в целом, как и конкретная “Наташа”, говорит о безвозвратном растворении “я”, сколь бы самостоятельным оно ни было, в коллективных ритуалах социума, в его всеподавляющей и необходимой – как утверждают власть имущие – жестокости. И об ужасающем сообщничестве жертв и палачей, их взаимопонимании и едва ли не любви друг к другу. Это специфическое садомазо – важная скрепа нашей культуры и истории еще до СССР, со времен то ли Достоевского, то ли Ивана Грозного.
Наташа и Оля спорят о главном: о чувствах и судьбе. Одна верит в абсолютную любовь и несчастлива в личной жизни, другая слишком молода, беззаботна и бесстыжа, чтобы тревожиться об этом. Второй спор – почти сократовская дискуссия, уже о счастье: кому оно улыбнется и в обмен на что? У буфетчиц своя теоретическая физика, ученым она не по зубам. Потребность в любви и счастье рифмуется с опьянением – инструментом соблазна и подчинения, любви и одновременно унижения (главным орудием палача в завершающих эпизодах становится бутылка из‑ под коньяка). Отрезвление подобно смерти и, во всяком случае, приводит к завершению сюжета.
|
|
|
Противники “Дау” много писали об архаичности, несвоевременности проекта, якобы устаревшего еще до рождения: миф о всесильном художнике‑ тиране остался в XX веке и никому сегодня не интересен. Пожалуй, и сам Хржановский в “Дау” разоблачает этот миф, приводя заглавного героя – творца и гения – от надежд и прожектов юности к импотенции и сенильному молчанию. “Наташа”, где гениальные физики во всём, от зрительского внимания до экранного времени, уступают буфетчицам, как раз кино чрезвычайно актуальное. Оно выпукло до гротеска показывает общество, управляемое мужчинами: там нет места ни любви, ни счастью. И если с пищей духовной дела обстоят не так и плохо, то эмоции законсервировались, как белуга из банки, которой закусывают водку Наташа с Олей. А еще “Наташа” – молчаливый вопль протеста против повседневной практики унижения, любимого оружия КГБ (как бы оно ни называлось в эту конкретную эпоху – ГПУ, НКВД или ФСБ), и пыток, о которых именно сейчас вся страна говорит в контексте пензенского дела “Сети”.
Но прежде всего “Наташа”, как и другие фильмы “Дау”, – демонстрация того, на что еще способен кинематограф, искусство не прошлого, а только начавшегося XXI века.
|
|
|
