Путешественники продолжают вести птичий образ жизни
Это неожиданное заявление вызвало глубокое удивление. Что хотел этимсказать географ? Уж не сошел ли он с ума? Однако он говорил так уверенно,что все взоры обратились к Гленарвану. Слова Паганеля были в сущностипрямым ответом на вопрос Гленарвана. Но Гленарван только отрицательнопокачал головой. Он, видимо, отнесся скептически к словам ученого. Однакотот, справившись с волнением, снова заговорил. - Да, да, - повторил он уверенно, - мы ошиблись и прочли в документето, чего в нем нет. - Объясните вашу мысль, Паганель, - попросил Мак-Наббс, - но толькоспокойнее. - Все обстоит очень просто, майор. Я, как и вы, заблуждался. Как и вы,я тоже неправильно толковал документ. И лишь минуту тому назад, когда ясидел на вершине дерева и отвечал на ваши вопросы, меня вдруг, когда япроизносил слово "Австралия", словно озарило молнией, и мне все сталоясно. - Что? - воскликнул Гленарван. - Вы утверждаете, что Гарри Грант... - Да, я утверждаю, - перебил его Паганель, - что слово austral вдокументе не полное слово, как мы предполагали, а лишь корень словаAustralia. - Оригинально! - отозвался майор. - Не оригинально, а невозможно, - заявил, пожимая плечами, Гленарван. - Невозможно? - крикнул Паганель. - Во Франции подобного слова несуществует. - Следовательно, - продолжал Гленарван с сомнением, - вы утверждаете,ссылаясь на документ, что "Британия" потерпела крушение у береговАвстралии? - Я уверен в этом, - ответил Паганель. - Право, Паганель, подобное заверение в устах секретаря Географическогообщества меня очень удивляет, - проговорил Гленарван. - Почему? - спросил задетый за живое Паганель. - Да потому, что если вы признаете слово Австралия, вы одновременнодолжны признать слово индейцы, а их там никогда не бывало. Этот аргумент нисколько не сразил Паганеля. Он улыбнулся: видимо, оножидал его. - Дорогой Гленарван, - сказал он, - не спешите торжествовать: сейчас яразобью вас наголову, как говорят французы, и поверьте мне, никогдаангличанину не случалось терпеть такого поражения. Да будет это расплатойза неудачи Франции при Креси и Азенкуре! - Буду очень рад. Побейте меня, Паганель! - Итак, слушайте! В документе об индейцах упоминается не больше, чем оПатагонии. Обрывок слова indi значит не Indien - индейцы, а indigenes -туземцы! А то, что в Австралии живут туземцы, надеюсь, вы допускаете? Гленарван пристально посмотрел на географа. - Браво, Паганель! - одобрил майор. - Ну как, дорогой Гленарван, теперь вы принимаете толкование? - Принимаю, но только при условии, если вы докажете, что gonie не естьконец слова _Патагония_. - Конечно, нет! - крикнул Паганель. - Тут дело идет не о Патагонии.Подбирайте любые слова, только не это. - Но какое же иное слово? - _Космогония, теогония, агония_... - _Агония_, - выбрал майор. - Пусть так, - ответил Паганель, - данное слово не имеет значения; я небуду даже доискиваться его смысла. Важно то, что austral указывает наАвстралию. Не сбей вы меня тогда с толку ложными толкованиями, я сразупошел бы по правильному пути, ибо здесь все очевидно! Найди я сам этотдокумент, я только так и понял бы его! На этот раз слова Паганеля были встречены криками "ура", приветствиями,поздравлениями. Остин, матросы, майор, а особенно счастливый Роберт,окрыленный новой надеждой, - все принялись рукоплескать достойномуученому. Гленарван, мало-помалу убеждавшийся в своей ошибке, заявил, чтоон почти готов сдаться. - Еще один вопрос, дорогой Паганель, - сказал он, - и мне останетсятолько преклониться перед вашей проницательностью. - Спрашивайте, Гленарван! - Как расшифровали вы документ при новом толковании? - Очень просто. Вот документ, - ответил Паганель, указывая надрагоценную бумагу, которую он столь добросовестно изучал последние дни. В то время как географ собирался с мыслями, все молчали. НаконецПаганель, водя пальцем по отрывочным строкам документа, уверенноподчеркивая некоторые слова, прочел следующее: - "Седьмого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года трехмачтовоесудно "Британия", из порта Глазго, потерпело крушение после..." Здесьможно вставить, если хотите: "двух дней", "трех дней", или "долгойагонии", - все равно, это безразлично - "...у берегов Австралии.Направляясь к берегу, два матроса и капитан Грант попытаютсявысадиться..." или "высадились на континент, где они попадут..." или"попали в плен к жестоким туземцам. Они бросили этот документ..." и такдалее и так далее. Ясно? - Да, ясно, если слово "материк" можно применить к Австралии,представляющей собой лишь остров. - Успокойтесь, дорогой Гленарван, лучшие географы сходятся на том, чтоэтот остров следует называть Австралийским материком. - Тогда, друзья мои, остается сказать лишь одно: в Австралию! И дапоможет нам бог! - воскликнул Гленарван. - В Австралию! - хором подхватили спутники. - Знаете, Паганель, - прибавил Гленарван, - ваше присутствие на"Дункане" - прямо-таки дело провидения! - Прекрасно! - отозвался географ. - Допустим, что я послан провидением,и не будем больше говорить об этом. Так закончился разговор, повлекший за собой столь важные последствия вдальнейшем. Он совершенно изменил настроение путешественников. Они как быснова ухватились за ту путеводную нить, которая должна была вывести их излабиринта, откуда они уже не чаяли выбраться. Над развалинами их рухнувшихзамыслов вновь засияла надежда. Теперь они могли безбоязненно покинутьамериканский материк, и мысленно они уже покинули его. Возвратившись на борт "Дункана", они не принесут с собой отчаяния, иледи Элен и Мери Грант не будут оплакивать безвозвратно погибшего капитанаГранта. Охваченные радостными надеждами, путешественники забыли обопасностях, грозивших им самим, и жалели лишь о том, что не могутнемедленно пуститься в путь. Было четыре часа пополудни. Ужинать решили в шесть. Паганель хотелознаменовать этот счастливый день роскошным пиром, а так как имевшиесязапасы пищи были очень скудны, то он предложил Роберту отправиться вместес ним на охоту в "соседний лес". Мальчик захлопал от радости в ладоши.Взяли пороховницу Талькава, вычистили револьверы, зарядили и отправились. - Не заходите слишком далеко, - серьезно напутствовал охотников майор. После их ухода Гленарван и Мак-Наббс отправились посмотреть зарубки надереве, а Вильсон и Мюльреди снова разожгли костер. Гленарван, спустившись к поверхности образовавшегося огромного озера,не заметил никаких признаков убыли воды. Однако уровень ее достиг,по-видимому, максимума. Но неистовая сила, с которой воды продолжалинестись с юга на север, указывала на то, что аргентинские реки не пришлиеще в равновесие. Прежде чем начать спадать воде, необходимо было, чтобыэти бурлящие потоки успокоились, как море в час, когда прилив кончается иначинается отлив. Поэтому, пока воды неслись столь стремительно к северу,нельзя было рассчитывать на их убыль. В то время как Гленарван и майор наблюдали течение, где-то на омбураздались выстрелы, сопровождаемые шумными криками радости. ДискантРоберта сливался с басом Паганеля. Трудно было решить, кто из них былбольшим ребенком. Охота, по-видимому, обещала быть удачной и сулила чудесакулинарного искусства. Вернувшись к костру, майор и Гленарван радостноодобрили удачнейшую уловку Вильсона. Этот славный моряк при помощи булавкии бечевки затеял рыбную ловлю. Несколько дюжин маленьких рыбок мохоррас,вкусных, как корюшка, трепетали на его пончо, обещая путешественникамизысканное лакомство. В эту минуту охотники спустились с вершины омбу. Паганель осторожно несяйца черных ласточек и связку воробьев, которых он намеревался подать заобедом под видом дроздов. Роберт ловко подстрелил несколько пар ильгуэрос,маленьких желто-зеленых птичек, очень приятных на вкус, - на них большойспрос на рынке в Монтевидео. Паганелю, умевшему на тысячу ладовприготовлять яйца, пришлось на этот раз ограничиться тем, что испечь их вгорячей золе костра. Все же обед получился и разнообразный и тонкий.Сушеное мясо, крутые яйца, жареные мохоррас, воробьи и ильгуэрос - все этоявлялось изысканной трапезой, память о которой осталась надолго. Все весело беседовали. Паганеля превозносили и как охотника и какповара. Паганель принимал похвалы с присущей ученому скромностью. Затем он начал очень увлекательно рассказывать о великолепном омбу,который приютил их под своей сенью и корни которого, по мнению Паганеля,очень глубоко уходили в землю. - Нам с Робертом казалось во время охоты, что мы в настоящем лесу, -рассказывал он. - Был момент, когда я начал опасаться, что мы заблудились:я никак не мог найти дорогу обратно! Солнце склонялось уже к западу!Тщетно искал я следы наших ног. Голод терзал нас! Уже из темной чащидоносилось рычание диких зверей... Виноват! я ошибся... Там не было дикихзверей, очень, очень сожалею! - Как, - спросил Гленарван, - вы жалеете об отсутствии диких зверей? - Разумеется! - Однако при их свирепости... - Свирепости, говоря с научной точки зрения, не существует, - возразилученый. - Ну уж извините, Паганель! - вмешался майор. - Вы никогда не заставитеменя поверить, что дикие звери полезны. Какая от них польза? - Какая польза? - воскликнул Паганель. - Да хотя бы та, что онинеобходимы и для классификации: все эти разряды, семейства, роды, виды... - Великая польза! - сказал Мак-Наббс. - Мне она вовсе не нужна! Будь явместе с Ноем в ковчеге во время всемирного потопа, то, конечно, я недопустил бы, чтобы сей неблагоразумный патриарх поместил в ковчег по четельвов, тигров, пантер, медведей и других столь же зловредных и бесполезныхзверей. - Вы сами не сделали бы этого? - спросил Паганель. - Нет, не сделал бы. - Ну так с зоологической точки зрения вы были бы неправы. - Но не с точки зрения человеческой, - ответил Мак-Наббс. - Это возмутительно! - воскликнул ученый. - Я бы как раз заставил Ноявзять с собой в ковчег и мегатериев, и птеродактилей, и вообще всехдопотопных животных, которые, к сожалению, теперь вывелись... - А я вам говорю, - возразил Мак-Наббс, - что Ной прекрасно поступил,оставив их на произвол судьбы, если только они действительно существовалив его время. - А я вам говорю, - упорствовал Паганель, - что Ной поступил дурно и навеки вечные заслужил проклятия ученых. Свидетели спора Паганеля и майора о старике Ное не могли удержаться отсмеха. У майора, никогда в жизни ни с кем не вступавшего в спор, вопрекивсем его принципам, происходили ежедневные стычки с Паганелем. Очевидно,ученый обладал какой-то особой способностью выводить майора из равновесия. Гленарван, по своему обыкновению, вмешался в спор. - Как это ни печально с научной и с человеческой точки зрения, - сказалон, - нам все же придется примириться с отсутствием диких зверей; кстати,ведь Паганель и не мог надеяться встретить их в этом воздушном лесу. - А почему бы нет? - отозвался ученый. - Дикие звери на дереве? - удивился Том Остин. - Ну, конечно! "Американский тигр" - ягуар, когда его почти настигаютохотники, обычно ищет спасения на деревьях. Одно из таких животных,захваченное наводнением, свободно могло найти себе приют между ветвямиомбу. - Надеюсь, вы все же не встретили ягуара? - спросил майор. - Нет, не встретили, хотя и обошли весь "лес". А жаль! Поохотиться затаким зверем было бы чудесно. Ягуар - свирепый хищник. Одним ударом лапыон сворачивает шею лошади. Стоит ему однажды отведать человеческого мяса,как он алчет его снова. Больше всего он любит лакомиться мясом индейцев,затем негров, затем мулатов и, наконец, белокожих. - Я очень рад, что стою на четвертом месте, - ответил Мак-Наббс. - Вот как? А по-моему, это доказывает только, что вы безвкусны, -презрительно сказал Паганель. - Я очень рад, что безвкусен, - быстро возразил майор. - Но это унизительно! - воскликнул неумолимый Паганель. - Ведь белыепровозглашают себя высшей расой, но, видимо, господа ягуары отнюдь непридерживаются того же мнения! - Как бы там ни было, друг Паганель, - промолвил Гленарван, - посколькусреди нас нет ни индейцев, ни негров, ни мулатов, то я очень доволен, чтоздесь нет ваших милых ягуаров. Наше положение вовсе не так уж приятно... - Не так приятно? - воскликнул Паганель, придравшись к этому выражению,которое могло дать иное направление спору. - Вы жалуетесь на свою судьбу,Гленарван? - Конечно, - ответил Гленарван. - Разве вам так уж удобно на этихжестких ветвях? - Я никогда не чувствовал себя лучше даже в собственном кабинете! Мыживем, как птицы: распеваем, порхаем... Я начинаю думать, что людямпредназначено жить на деревьях. - Им не хватает только крыльев, - вставил майор. - Когда-нибудь они их сделают себе. - А пока, - сказал Гленарван, - позвольте мне, милый друг, предпочестьэтому воздушному обиталищу усыпанную песком дорожку парка, паркетный полдома или палубу судна. - Видите ли, Гленарван, - ответил Паганель, - нужно уметь мириться собстоятельствами. Хороши они - тем лучше, плохи - не надо роптать. Я вижу,вы жалеете о комфорте своего замка Малькольм-Касл! - Нет, но... - Я уверен, что Роберт очень доволен, - поспешил сказать Паганель,желая завербовать хоть одного сторонника. - Очень доволен, господин Паганель! - весело воскликнул Роберт. - В его возрасте это естественно, - заметил Гленарван. - И в моем тоже, - возразил ученый. - Чем меньше удобств, тем меньшепотребностей, а чем меньше потребностей, тем человек счастливее. - Ну вот! Теперь Паганель поведет атаку на богатство и роскошь, -заметил Мак-Наббс. - Ошибаетесь, майор, - отозвался ученый. - Но если хотите, то ярасскажу вам по этому поводу арабскую сказочку, я как раз вспомнил ее. - Пожалуйста, пожалуйста, господин Паганель! - воскликнул Роберт. - А какова мораль вашей сказки? - поинтересовался майор. - Как у всех сказок, милый друг. - Значит, какие-нибудь пустяки, - ответил Мак-Наббс. - Но все женачните, Шехеразада, одну из ваших сказок, которые вы так искуснорассказываете. - Жил-был когда-то сын великого Гарун-аль-Рашида, - начал Паганель. -Он был несчастлив и пошел за советом к старому дервишу. Мудрый старецвыслушал его и сказал, что трудно найти счастье на этом свете. "Однако, -прибавил он, - я знаю верный способ сделать вас счастливым". - "Какой?" -спросил юный принц. "Надеть на плечи рубашку счастливого человека", -ответил дервиш. Обрадованный принц обнял дервиша и отправился на поискиталисмана. Долго странствовал он, посетил столицы всего земного шара,пробовал надевать рубашки королей, рубашки императоров, рубашки принцев,рубашки вельмож - все напрасно: счастливее он не стал. Тогда принялся оннадевать рубашки художников, рубашки воинов, рубашки купцов. Напрасно!Долго скитался он в тщетных поисках счастья. В конце концов, отчаявшись вуспехе, принц печально отправился обратно во дворец отца. Внезапно увиделон, в поле идет за плугом землепашец и весело распевает... "Если и этотчеловек не счастлив, то, значит, счастья на земле нет", - решил принц. Онподошел к нему: "Добрый человек, счастлив ли ты?" - спросил он. "Да", -ответил тот. "У тебя есть какое-нибудь желание?" - "Нет!" - "Ты непроменял бы свою долю на долю короля?" - "Никогда!" - "Тогда продай мнесвою рубашку". - "Рубашку? А у меня ее нет!"
МЕЖДУ ОГНЕМ И ВОДОЙ
Сказка Паганеля имела огромный успех. Ему рукоплескали, но каждыйостался при своем мнении, и ученый достиг обычного результата, присущеговсякой дискуссии, - он никого не убедил. Но все были согласны с ним, чтороптать на судьбу не следует, и если нет ни двора, ни хижины, то надодовольствоваться деревом. Между тем наступил вечер. Такой тревожный день достойным образом могувенчать лишь благотворный сон. Обитатели омбу были утомлены не толькоборьбою с наводнением, но и страшно измучившим их жгучим зноем. Ихпернатые товарищи уже расположились на ночлег в гуще листвы; мелодичныерулады ильгуэрос, этих пампских соловьев, мало-помалу затихли. Все птицыумолкли. Лучше всего было последовать их примеру. Но прежде чем, по выражению Паганеля, "забиться в гнездышко",Гленарван, Роберт и географ взобрались на свою "обсерваторию", желая ещераз взглянуть на водную равнину. Было около девяти часов вечера. Солнцетолько что скрылось за горизонтом. Вся западная часть неба утопала вгорячем тумане. Обычно яркие, созвездия Южного полушария мерцали сегоднясмутно, будто скрытые мглистым покровом. Тем не менее их можно былораспознать, и Паганель заставил Роберта и Гленарвана вглядеться в звездыполярной зоны. Среди прочих звезд ученый указал им и на Южный Крест, наэто созвездие из четырех светил первой и второй величины, расположенных ввиде ромба приблизительно на высоте полюса; на созвездие Кентавра, вкотором сверкает самая близкая к земле звезда, Альфа; на две обширныетуманности Магеллана, из которых более крупная заволакивает пространство,в двести раз большее видимой поверхности Луны; и, наконец, "черную дыру" -то место на небесном своде, где словно совершенно отсутствуют звезды. К сожалению, на небе еще не появился Орион, видимый с обоих полушарий,но все же Паганель рассказал своим двум ученикам о любопытной деталипатагонской "космографии". По мнению поэтичных индейцев, Орионпредставляет собой громадное лассо и три бола, брошенные рукой великогоохотника небесных прерий. Все эти созвездия, отражаясь в зеркале вод, былисловно второе небо, и нельзя было не залюбоваться этим великолепнымзрелищем. В то время как ученый Паганель посвящал слушателей в тайны космографии,небо с восточной стороны потемнело. Густая, темная, резко очерченная тучапостепенно поднималась на горизонте, затеняя звезды. Эта туча, мрачная изловещая, вскоре заволокла половину небесного свода. Казалось, онадвижется сама собой, ибо не было ни малейшего ветра. Воздух былнеподвижен. Ни один листик на дереве не трепетал, никакой ряби непробегало на поверхности вод. Дышать становилось все труднее, казалось,будто какой-то колоссальный пневматический насос разредил воздух.Атмосфера была насыщена электричеством, и каждое живое существо ощущалоток по всему телу. Гленарван, Паганель и Роберт почувствовали в теле какие-то покалывания. - Надвигается гроза, - заметил Паганель. - Ты не боишься грома? - спросил Гленарван мальчика. - О сэр! - ответил Роберт. - Тем лучше, потому что гроза приближается. - И очень сильная, если судить по небу, - добавил Паганель. - Меня беспокоит не гроза, - продолжал Гленарван, - а ливень, которыйсопровождает ее. Нас промочит до костей. Что бы вы ни говорили Паганель, агнездом человек довольствоваться не может, и вы скоро сами в этомубедитесь. - О, относясь философски... - Философия не помешает вам промокнуть. - Нет, конечно, но она согревает. - Однако давайте спустимся к нашим друзьям, - сказал Гленарван, - ипосоветуем им, вооружившись философией, как можно плотнее завернуться впончо, а главное, запастись терпением, ибо оно нам понадобится. Гленарван в последний раз окинул взором грозное небо, которое целикомуже заволокли густые черные тучи; лишь на западе неясная полоса чутьсветилась сумеречным светом. Вода потемнела, напоминая огромную тучу,готовую слиться с нависшим вдали густым туманом. Ничего не было видно. Нипроблеска света, ни звука. Тишина была столь же глубокой, как и темнота. - Спустимся, - повторил Гленарван, - скоро разразится гроза. Все трое соскользнули по гладким веткам вниз и были очень удивлены,очутившись в каком-то своеобразном полусвете. Он исходил от несметногоколичества светящихся точек, носившихся с жужжанием над водой. - Что это, фосфоресценция? - спросил Гленарван географа. - Нет, - ответил тот, - это светляки, живые и недорогие алмазы, изкоторых дамы Буэнос-Айреса делают себе прекрасные уборы. - Как! Эти летящие искры - насекомые? - воскликнул Роберт. - Да, мой милый. Роберт поймал одного из светляков. Паганель не ошибся - это былонасекомое, похожее на крупного шмеля, с дюйм длиной. Индейцы зовут его_туко-туко_. Это удивительное жесткокрылое насекомое излучает свет двумяпятнами, которые находятся на его нагрудном щитке. Их довольно яркий светдает возможность читать даже в темноте. Паганель поднес насекомое к своим часам и смог разглядеть, что былодесять часов вечера. Гленарван, подойдя к майору и трем морякам, стал отдавать распоряженияна ночь. Нужно было приготовиться к сильной грозе. После первых раскатовгрома, без сомнения, забушует ураган, и омбу начнет сильно раскачивать.Поэтому каждому предложено было покрепче привязать себя к доставшейся емукровати из ветвей. Если нельзя было избежать потоков с неба, то во всякомслучае следовало уберечься от вод земных и не упасть в бурный поток,разбивавшийся о подножие дерева. Все пожелали друг другу спокойной ночи, не очень на это надеясь, икаждый, скользнув на свое воздушное ложе, завернулся в пончо и постаралсяуснуть. Но приближение грозных явлений природы вызывает во всяком живомсуществе какую-то смутную тревогу, побороть которую не могут даже самыесильные. Путешественники, взволнованные, угнетенные, не могли сомкнутьглаз, и в одиннадцать часов первый отдаленный раскат грома застал всех ещебодрствующими. Гленарван пробрался на самый конец горизонтальной ветви иглянул сквозь гущу листвы. Даль темного неба уже прорезали быстрые блестящие молнии, отчетливоотражаясь в водах разлившейся реки. Молнии бесшумно разрывали тучи, словномягкую, пушистую ткань. Оглядев небо, тонувшее во мраке до самого горизонта, Гленарван вернулсяобратно. - Ну, что скажете, Гленарван? - спросил Паганель. - Скажу, что начало, друзья мои, не плохое, если так пойдет дальше, тобуря будет страшная. - Тем лучше! - воскликнул энтузиаст Паганель. - Поскольку избежатьэтого зрелища нельзя, то пусть оно будет по крайней мере красиво. - Еще одна ваша новая теория, которая тоже рассыплется с треском, -заметил майор. - Одна из лучших моих теорий, Мак-Наббс! Я согласен с Гленарваном -гроза будет великолепная. Только что, когда я пытался уснуть, мнеприпомнилось несколько случаев, обнадеживших меня на этот счет, ведь мынаходимся сейчас в царстве великих электрических гроз. Я где-то читал,будто в тысяча семьсот девяносто третьем году именно здесь, в провинцииБуэнос-Айрес, во время одной грозы молния ударила тридцать семь разподряд! А мой коллега Мартин де Мусси, будучи в этих же местах, наблюдалраскат грома, который длился пятьдесят пять минут без перерыва. - Наблюдал с часами в руках? - спросил майор. - С часами в руках. Что особенно могло бы встревожить меня, - прибавилПаганель, - так это мысль, что на всей равнине единственным возвышеннымпунктом является омбу, на котором мы находимся. Здесь был бы очень кстатигромоотвод, ибо из всех деревьев пампы именно к омбу молния питает особуюслабость. А кстати, вам небезызвестно, друзья мои, что ученые не советуютукрываться во время грозы под деревьями. - Я бы не сказал, что их совет уместен, - заявил майор. - Право, Паганель, нельзя сказать, что вы удачно выбрали момент,сообщая нам эти успокоительные сведения, - прибавил иронически Гленарван. - Ба! В любое время полезно приобретать знания, - отозвался Паганель. -Ну вот! Начинается. Раскаты грома прервали этот несвоевременный разговор. Их силанарастала, звук повышался. Они приближались, переходя из низких тонов всредние (если заимствовать это очень подходящее сравнение из музыки).Вскоре они стали резкими, заставляя с быстротой качающегося маятникавибрировать воздушные волны. Все пространство пылало. Среди этого огняневозможно было определить, какая именно электрическая искра вызывает этираскаты грома, которые, перекатываясь, уходили в бесконечную глубь неба. Непрерывно сверкавшие молнии принимали самые разнообразные формы. Одни,падая перпендикулярно, по пять-шесть раз ударяли все в одно и то же место.Другие представляли бы огромный интерес для ученого, ибо если Араго (какоб этом свидетельствуют его интересные подсчеты) только дважды виделраздвоенную, вилообразную молнию, то здесь их можно было наблюдатьсотнями. Некоторые, бесконечно разветвляясь, загорались, рассыпаяськоралловидными завитками, создавая на темном небесном своде причудливыесветовые эффекты. Вскоре по всему небу от востока до севера протянуласьфосфорическая, ярко светящаяся полоса. Постепенно зарево охватило весьгоризонт, воспламеняя тучи, словно горючее вещество, и, отраженноезеркалом вод, породило необъятный огненный круг, центром которого являлсяомбу. Гленарван и его спутники молча наблюдали грозное зрелище, разговариватьбыло немыслимо. Лучи белого, точно призрачного света озаряли на мгновението невозмутимое лицо майора, то оживленное любопытством лицо Паганеля, тоэнергичные черты лица Гленарвана, то растерянное личико Роберта, тобеспечные физиономии матросов. Но пока еще не было ни дождя, ни ветра. Однако вскоре хляби небесныеразверзлись, и по черному фону неба протянулись косые полосы, словно нитина ткацком станке. Этот дождь бил по глади озера и отскакивал тысячамибрызг, озаренных вспышками молний. Предвещал ли этот ливень окончание грозы? Предстояло ли нашимпутешественникам отделаться лишь обильным душем? Нет! В самый разгар электрической бури на конце основной горизонтальнойветви омбу вдруг появился окруженный черным дымом огненный шар величиной скулак; покружившись несколько секунд на одном месте, он, подобно бомбе,разорвался с таким оглушительным грохотом, что его слышно было даже срединепрерывных раскатов грома. Запахло серой. На миг все затихло, и внезапнопослышался возглас Тома Остина: - Дерево горит! Том Остин не ошибся. Пламя мгновенно, словно оно пришло всоприкосновение с огромным складом горючего вещества, охватило всюзападную сторону омбу. Сухие сучья, гнезда из сухой травы и верхнийгубчатый слой древесины послужили прекрасной пищей для огня. Поднявшийсяветер еще сильнее раздул пламя. Надо было спасаться бегством. Гленарван иего спутники начали поспешно перебираться на восточную часть омбу, неохваченную еще огнем; молча, взволнованные, растерянные, взбирались оникверху, скользили и, рискуя упасть, карабкались по сучьям, гнувшимся подих тяжестью. А между тем пылавшие ветви корчились, трещали, извивались вогне, словно заживо сжигаемые змеи. Горящие головни падали в воду и,бросая пламенные отблески, уносились течением. Пламя то взвивалось наогромную высоту, сливаясь с пылающим воздухом, то стлалось вниз, пробитоеразъяренным ураганом, охватывая все дерево, словно туника Несса.Гленарван, Роберт, майор, Паганель, матросы были в отчаянии, их душилгустой дым, их обжигал нестерпимый жар. Огонь добирался до них; ничто немогло ни потушить, ни приостановить его. Несчастные люди считали себяобреченными сгореть заживо, подобно индусам, которых сжигают в утробе ихбожества - истукана. Наконец, положение стало невыносимым. Из двух смертей приходилосьвыбирать менее жестокую. - В воду! - крикнул Гленарван. Вильсон, которого уже касалось пламя, первый бросился в воду, но вдруготтуда раздался его отчаянный призыв: - Помогите! Помогите! Остин стремительно кинулся к нему и помог вскарабкаться обратно наствол. - Что случилось? - Кайманы! Кайманы! - крикнул Вильсон. Действительно, вокруг омбу собрались опаснейшие из пресмыкающихся, ихчешуя сверкала, отражая зарево пожара. Их вкось сплющенные хвосты, ихголовы, напоминающие наконечник копья, их навыкате глаза, их растянутые доушей пасти - все убедило Паганеля, что перед ним свирепые американскиеаллигаторы, называемые в испанских владениях кайманами. Их было штукдесять. Они били воду гигантскими хвостами и грызли омбу длинными зубами. Несчастные поняли, что гибель неизбежна. Их ждала ужасная смерть - илибыть сожженными заживо, или послужить пищей кайманам. Сам майор промолвилспокойным голосом: - Быть может, это в самом деле конец. Бывают обстоятельства, когда люди бессильны бороться, обстоятельства,при которых неистовствующую стихию в силах победить лишь другая стихия.Гленарван блуждающим взором глядел на ополчившиеся против них огонь иводу, не зная, откуда можно ждать спасения. Гроза стихала, но она вызвала в атмосфере значительное скопление паров,насыщенных электричеством, и привела их в бурное движение. На юге от омбумало-помалу образовался колоссальный смерч, словно сгусток тумановконической формы, вершина его находилась внизу, основание - вверху; этотсмерч соединял грозовые тучи с бушевавшими водами. Вскоре он приблизился,крутясь с невероятной быстротой. Он втягивал в себя во время вращенияводу, которую как бы выкачал из озера, и бешеная от этого вращения тягавоздуха всасывала в него окрестные воздушные течения. Внезапно гигантскийсмерч налетел на омбу и охватил его со всех сторон. Дерево задрожало. Гленарвану показалось, что кайманы атаковали омбу и вырывают его изземли мощными челюстями. Путешественники ухватились друга за друга: онипочувствовали, что могучее дерево уступает натиску и падает; его пылающиеветви с оглушительным шипением погрузились в бурные воды. Все этопроизошло в мгновение ока. А смерч уже пронесся и, поднимая на своем путиводу из озера, казалось, опустошал его до дна. Тогда омбу, рухнувшее в воду, гонимое ветром, поплыло, увлекаемоетечением. Кайманы обратились в бегство; лишь один пополз по вывороченнымкорням и, разинув пасть, подбирался к людям, но Мюльреди схватилнаполовину обгоревший кусок толстой ветки и так сильно ударил хищника поспине, что переломил ему хребет. Кайман упал в воду и, со страшной силойударяя по ней хвостом, исчез в бурном потоке. Гленарван и его спутники, спасенные от прожорливых пресмыкающихся,перебрались на подветренную сторону дерева, а омбу, чьи языки пламени,подхлестываемые ураганом, надувались подобно огненным парусам, увлекаемоетечением, поплыло, словно горящий брандер, во мраке ночи.
АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН
Уже более двух часов плыло омбу по огромному озеру, но берега все ещене было видно. Языки пламени, пожиравшие дерево, мало-помалу угасли.Главная опасность этой жуткой переправы миновала. Майор заявил, чтоникакого чуда не будет, если им удастся спастись. Течение продолжало нести омбу все в том же направлении: с юго-запада насеверо-восток. Темнота, то тут, то там прорезаемая вспышкой запоздалоймолнии, вновь стала непроницаемой, и тщетно Паганель пытался разглядетьчто-либо на горизонте. Гроза затихала, тучи рассеивались. Крупные каплидождя сменились мелкой водяной пылью, мчавшейся по ветру, и высоко в небеплоскими лентами спадали набухшие облака. Омбу неслось по бурному потоку стакой поразительной быстротой, словно под его корой скрыт был какой-томощный двигатель. Казалось возможным, что дерево будет плыть подобнымобразом еще многие дни. Около трех часов утра майор, однако, заметил, чтокорни омбу как будто задевают за дно. Том Остин с помощью оторванной отдерева ветки нащупал дно и установил, что оно поднимается. Действительно,минут через двадцать раздался толчок, и омбу резко остановилось. - Земля! Земля! - крикнул Паганель. Концы обугленных ветвей наткнулись на какую-то неровность почвы.Никогда, вероятно, ни одна мель не приносила такой радости мореплавателям:ведь тут мель являлась для них гаванью. Роберт и Вильсон первыми спрыгнули на твердую землю и кричаливосторженно "ура", как вдруг послышался знакомый свист, затем лошадиныйтопот, и высокая фигура индейца выступила из мрака. - Талькав! - воскликнул Роберт. - Талькав! - хором подхватили его спутники. - Amigos! [Друзья! (исп.)] - отозвался патагонец. Он ждал путешественников там, куда их должно было вынести течение, каквынесло к этому месту и его самого. Патагонец поднял Роберта, прижал его кгруди, а Паганель бросился к нему на шею. Вскоре Гленарван, майор иморяки, радуясь, что снова видят своего верного проводника, крепко, сдружеской сердечностью пожимали ему руки. Затем патагонец повел их в сарайпокинутой эстансии, находившейся вблизи. В ней пылал яркий костер,обогревший их, на огне жарились сочные ломти дичи, которую они тут жесъели до последней крошки. И когда путешественники несколько пришли всебя, то ни один из них не верил, что ему удалось избежать столькихопасностей: воды, огня и грозных аргентинских кайманов. Талькав в нескольких словах рассказал Паганелю историю своего спасения,приписав всю заслугу своему неустрашимому коню. Затем Паганель попыталсяразъяснить патагонцу новое предложенное им толкование документа иподелился с ним теми надеждами, которые это толкование сулило. Понял лииндеец остроумные доводы ученого? Навряд ли, но он видел, что друзья егодовольны и надеются на что-то, и этого ему было достаточно. После такого "отдыха" на омбу нашим отважным путешественникам нетерпелось снова двинуться в путь. К восьми часам утра они были уже готовывыступить. Находясь столь далеко от всех эстансии и саладеро, им труднобыло приобрести какие-либо средства передвижения. Приходилось идти пешком.Впрочем, осталось пройти всего лишь миль сорок. Да и Таука могла время отвремени подвезти одного, а при надобности и двух утомленных пешеходов. Затридцать шесть часов можно было добраться до берега Атлантического океана. Оставив за собой огромную низину, затопленную водой, путешественникидвинулись по более возвышенным местам. Вокруг расстилался все тот жеоднообразный аргентинский пейзаж; порой встречались то тут, то тамнасаженные европейцами рощицы, зеленея среди пастбищ, которые, впрочем,попадались столь же редко, как и в окрестностях Сьерры-Тандиль иСьерры-Тапалькем. Туземные же деревья росли только по окраинам прерий и наподступах к мысу Корриентес. Так закончился этот день. Назавтра, задолго до конца дня,путешественники почувствовали близость океана - до него оставалось ещемиль пятнадцать. Виразон - морской ветер, дующий во второй половине дня иночи, пригибал к земле высокие травы. На тощей почве росли жидкие лесочки,низкие древовидные мимозы, кусты акации и пучки курра-мамеля. Нескольколагун соленой воды блестели, словно осколки разбитого стекла, они удлинялипуть, так как их приходилось огибать. Пешеходы спешили, стремясь до ночидобраться до озера Саладо у Атлантического океана, и, надо признаться, всеочень устали, когда в восемь часов вечера у пенистой границы океанапоказались песчаные дюны вышиной в двадцать саженей. Вскоре послышалсяпротяжный рокот волн. - Океан! - воскликнул Паганель. - Да, океан, - ответил Талькав. И пешеходы, которые, казалось, еле передвигали ноги, карабкались теперьна дюны с замечательным проворством. Но уже наступила ночь. Напраснопытались они разглядеть что-либо в темнота. "Дункана" не было видно. - И тем не менее он здесь! - воскликнул Гленарван. - Он ждет нас,лавируя у этих берегов! - Завтра мы увидим его, - отозвался Мак-Наббс. Том Остин попытался окликнуть невидимую яхту, но не получил ответа. Дулсильный ветер, и море было бурное. Ветер гнал облака на запад и доносилбрызги пенящихся волн до самых верхушек дюн. Таким образом, если бы"Дункан" даже и находился на условленном месте, вахтенный все равно не могбы ни услышать крика, ни ответить на него. На берегу нигде не было убежища для кораблей - ни залива, ни бухты, ниискусственного порта. Берег состоял из длинных песчаных отмелей, далековыдававшихся в море, эти отмели более опасны для судов, чем выступающие изводы рифы. Вблизи отмелей море всегда особенно бурно, и беда кораблю,попавшему в такую погоду на эти песчаные отмели, - он обречен на гибель! Не было, конечно, ничего удивительного в том, что "Дункан" держался вотдалении от этого опасного бесприютного берега. Джон Манглс, оченьосторожный и предусмотрительный, несомненно, не решился бы приблизиться кберегу. Таково было мнение Тома Остина: он полагал, что "Дункан" долженбыл крейсировать по меньшей мере в пяти милях от берега. Итак, майор посоветовал своему нетерпеливому другу покоритьсянеобходимости. Не было никакой возможности рассеять густой мрак, зачем женапрасно напрягать зрение, тщетно всматриваясь в темный горизонт! Высказав эти соображения, Мак-Наббс занялся устройством ночлега подприкрытием дюн. Остатки провизии были съедены за последним ужином. Затем,следуя примеру майора, каждый вырыл себе в песке своеобразную постель и,зарывшись до подбородка в песчаное одеяло, заснул тяжелым сном. ОдинГленарван бодрствовал. Дул сильный ветер, и океан еще не успокоился после недавней бури.Высокие волны с грохотом разбивались о дюны. Гленарван был взволновансознанием, что "Дункан" находится так близко. Ему в голову не приходило,что корабль мог опоздать на свидание. Это было немыслимо. 14 октябряГленарван покинул бухту Талькауано и 12 ноября достиг береговАтлантического океана. Если за эти тридцать дней отряд пересек Чили,перевалил через Кордильеры, перебрался через пампу и Аргентинскую равнину,то "Дункан" должен был успеть
Воспользуйтесь поиском по сайту:
