Галина Колпакова (Москва)

... Ночь. Я сижу на кровати в своей комнате. Мне пять лет, и мне страшно. Я знаю, что взрослых звать на по­мощь бесполезно, я уже не раз это делала, но я не могу толком объяснить, чего боюсь... Мой страх напоминает коробочку из-под спичек, чуть приоткрытую, оттуда вы­совываются розовые крылышки, и меня охватывает ужас: что будет, если обладатель крылышек выйдет на свободу? Я знаю, что взрослые со вниманием относятся к тому, чего боятся сами, а мой страх почему-то вызывает у них улыбку, но от этого он не перестает быть ужасным для МЕНЯ, не дает мне спать по ночам, изматывает днем — я живу в тоскливом ожидании вечера...

 Это мое детское воспоминание. Тогда не нашлось ни одного взрослого, который бы объяснил моим родите­лям, что такое детские страхи и как с ними надо обра­щаться. Который бы им рассказал, что дети отличаются ют взрослых не только беззаботностью и весельем, но и беспомощностью перед разными проблемами, в реше­нии которых не всегда получается опереться на роди-влей.

Теперь такие люди (переводчики с Детского) есть — это детские психотерапевты. Я тоже освоила эту профес­сию и уже восемь лет работаю с детьми. Моя работа — это путешествие между миром Детства и миром Взрос­лости. Я осторожно подхожу к границе и заглядываю туда, в мир Детства. Иногда вместе со своими маленькими клиентами прихожу в мир Взрослых и объясняю им, как здесь все устроено. Я пытаюсь гармонизировать взаимо­действие этих — иногда таких далеких! — сфер суще­ствования: мира детей и мира взрослых людей. Я пыта­юсь устранить непонимание между детьми и их родите­лями. Например, показываю родителям, что непослуша-

ние их ребенка не что иное, как его символический про­тест против стиля воспитания. Помогаю им изменить привычные методы — и поведение ребенка становится другим. Я стремлюсь познакомиться с Внутренним Ре­бенком самого Родителя, и мы вместе путешествуем по слегка забытому миру их Детства. Я стараюсь организо­вать встречу этого Ребенка во взрослом с реальным его ребенком — сыном, дочерью — и показать, как много общего между ними. Я сочувствую родителям, разделяю их переживания, но все же больше я на стороне детей, потому что у них меньше опыта в этом Мире.

Во время сессий я стараюсь быть максимально вни­мательной к ребенку, с которым работаю, пытаюсь по­нять, в чем причина его проблем, что можно сделать, что­бы он стал чувствовать себя лучше. На первых встречах в моем кабинете дети напряжены и стремятся произвести хорошее впечатление. Но вскоре они раскрепощаются и становятся сами собой: гиперактивные «колбасятся» по комнате, агрессивные ведут бесконечные войны с арми­ями игрушек и со мной, тихони мало-помалу, словно рас­пускающиеся бутоны, открываются. И все это время с ними рядом — я.

Моя работа с ребенком проходит четыре этапа, на каж­дом из которых я своим поведением, своими словами несу ему определенное сообщение:

1. «Я вижу твой мир и принимаю тебя таким, каков ты есть».

2. «Я вижу твой мир, принимаю тебя и понимаю, что тебе трудно в этом твоем мире».

3. «Я вижу твой мир, принимаю тебя, понимаю, что тебе трудно в этом твоем мире, и мне трудно в нем быть с тобой».

4. «Я вижу твой мир, принимаю тебя, понимаю, что тебе трудно в этом твоем мире и мне трудно в нем быть с тобой. Что мы можем изменить? »

В начале я более активна и ощущаю большую ответ­ственность, чем в конце работы. К моменту завершения терапии мое участие в жизни ребенка минимально, он успешно опирается на собственные силы — что и требо­валось.

Самое сложное в моей работе для меня — это поддер­живать отношения с родителями. Те симптомы из-за ко­торых мы, собственно, и встречаемся (агрессивность, школьные дезадаптации, тики и пр. ), сформировались у ребенка не сами собой, а при непосредственном участии Близкого окружения — его семьи, и для устранения сим-птомов необходимо изменить это самое окружение. Это можно сделать двумя путями: со стороны ребенка (если Изменится он, то и семья будет вынуждена поменяться) или же с двух сторон одновременно, когда вместе с ре­бенком меняются и родители... Если они готовы к этому, конечно. Это идеальная модель...

На практике же бывает по-другому: родители неред­ко просят психолога: «Устраните симптом, сделайте нам удобного ребенка, но при этом ничего не меняйте!.. » Я понимаю таких родителей, это действительно труд­но — просто любить своего ребенка, быть рядом с ним в его горестях и радостях. Не тревожиться за него, не ог­раждать от реальности, не ожидать, что он будет хотеть того же, что и родители в его возрасте, не использовать своего ребенка для подтверждения собственной «круто­сти»: «Посмотрите, какой ребенок! А кто воспитал? Я! » Насто мамы и папы удовлетворены тем, что ребенок удо­бен для них и окружающих, и совсем не задумываются о гом, насколько удобно так жить самому ребенку. Им не­вдомек, что сын ходит в «музыкалку» не от любви к му-зыке, а только чтобы маму не огорчать, и боится сказать ей, как же он ненавидит это сольфеджио. Что дочка не хочет встречаться с папой после развода не потому, что она его вот так сразу взяла и разлюбила, а потому что не в силах противостоять материнской ненависти к бывше­му мужу. Отца девочка любит, но устала постоянно чув­ствовать себя разведчиком, вернувшимся с задания, и докладывать маме — как провели время, что отец делал, что сказал... Проще отказаться от этих встреч и присое­диниться к одной из воюющих сторон — к матери.

Еще пример «непонимания сторон» — мальчик не хотел ходить на дополнительные занятия по английс­кому. Он неоднократно говорил об этом родителям, но те не хотели его слышать, а только и делали, что убеж-

дали, как это здорово — английский язык! — и как он ему пригодится попозже. Но мальчик не желал ради благ туманного будущего высиживать скучные заня­тия и стал на них хулиганить. В результате учительни­ца английского попросила родителей не приводить больше сына на ее занятия, так как он мешает осталь­ным детям. Родители были в шоке от внезапно появив­шейся «отвязности» сына, а это было все то же сооб­щение для них: «Я не хочу учить английский! » — про­сто выраженное по-другому.

Этот мальчик сумел отстоять свои желания, но часто дети не могут этого сделать, и тогда за них «говорят» их невротические симптомы: тики, энурез, головные боли, повышенная агрессивность и т. д. И только когда появля­ются эти «психологические болячки», родители ведут ре­бенка к психотерапевту... Но часто бывает, что и не ведут, потому что страшно — а вдруг будут ругать, что я плохая мать? Вдруг скажут что-то такое, что я сама давно уже знаю, но не хочу принимать?..

Требуется немало мужества от родителей, чтобы обра­титься за помощью к профессионалу, и немало труда, что­бы эту помощь принять. Мне как терапевту необходимо не только увидеть, какие проблемы в семье «отвечают» за формирование симптома, но и донести эту информацию до родителей. Донести так, чтобы меня услышали, чтобы захотели что-то поменять в отношениях, а не стали «ви-новатиться» и защищаться...

Иногда я спрашиваю себя — какой я терапевт? Пло­хой — если послушать маму мальчика, с которым я рабо­тала и не смогла (за целых десять встреч! ) избавить его от энуреза. Хороший — для родителей другого моего ма­ленького клиента, потому что во время работы со мной у него исчезли проблемы в школе, улучшились отношения в семье, и он смог наконец принять и пережить смерть любимого деда.

Еще я терапевт, который постоянно учится. Сама про­фессия подразумевает непрерывное обновление знаний, постоянную наработку практического опыта. Я читаю книги по детской и взрослой психотерапии, обращаюсь за консультациями к более опытным коллегам (если кто-

то из моих маленьких клиентов ставит меня в тупик), посещаю профессиональные семинары.

И я благодарна своим клиентам за все то, что случает­ся во время занятий. Потому что такой опыт не мо­гут заменить ни книги, ни рассказы более опытных кол­лег — то, что нами вместе прожито и пережито, становит­ся нашим общим достоянием.

Какой я терапевт? Мягкий и поддерживающий, стро­гий и рассерженный, веселый, задумчивый, усталый... Я бываю разной и своим клиентам тоже позволяю быть всякими... И может быть, в этом и есть основная сила терапии — ребенок видит, что его принимают и любят ВСЯКИМ, а не только когда он слушается, хорошо учит­ся, ложится вовремя спать... И в процессе наших встреч он находит силы, чтобы решить имеющиеся проблемы.

А я? Я просто помогаю ему взрослеть.