 |
Миф как «реальность литературного существования»
|
|
|
|
С точки зрения структурального подхода (принципов которого мы придерживаемся в нашей работе), литература является знаковой системой, которая, по мнению Ю.М. Лотмана [92], говорит на специфическом языке, который по отношению к естественному языку является вторичной моделирующей системой, создающей возможность индивидуального языка для отдельного художественного произведениия. Искусство – это способ общения, специальный язык, то есть, согласно семиотическому подходу, упорядоченная система, которая является средством коммуникации и пользуется знаками. Произведения искусства, созданные на этом специальном языке, можно считать текстами
35
Структуры естественного языка и вторичного схожи: знак – содержание (значение). Если в естественном языке знаки – это буквы и фонемы, то в языке искусства то, что является знаком, определяется автором и воспринимающим сознанием. Границы, разделяющие знаки, прокладываются свободно и зависят только от того, замечают ли их: текст выдаёт читателю информацию в меру его понимания и язык, который поможет понять больше при перечитывании. Текст, как живой организм, взаимодействует с читателем, обучает его.
Для понимания механизма семиотизации мифа важны научные положения Ю.М. Лотмана о соотношении понятий: знак – текст – код – миф – символ. По словам Лотмана, «художественный текст становится носителем определенной мысли – идеи», что в функциональном плане сближает его со знаком. Текст, помимо своего основного содержания, способен указывать на нечто, находящееся за его пределами, возможно даже – за пределами литературы. «Литературный текст – сложно организованный знак. При этом составляющие текст словесные структуры, изучаемые поэтикой, являются означающими, а реализованная в произведении модель мира – означенным знаком» [126, с. 74]. Для нашей концепции важно понятие «внетекстовая знаковая система» и его границы в пределах индивидуальной авторской мифологии.
|
|
|
Любой художественный текст создаётся как уникальный «знак особого содержания». Помимо системы знаков, характерной для определённого текста, существует так называемая внетекстовая знаковая система, границы которой определяются только знанием и сознанием автора и читателя. Эта внетекстовая система является хранителем содержания для знаков: знак-текст словно собран из рядовых элементов и даже может быть прочитан в соответствии с традиционными правилами. По мнению Ю.М. Лотмана, любое произведение современности создаётся с опорой на традиционный материал, в противном случае его новаторство не воспринимается. Тогда можно говорить и о том, что внетекстовой знаковой системой будут являться все явления культуры, лежащие вне пределоврассматриваемого текста, в том числе и другие художественные тексты, которые
36
закодированы множество раз. Для нас интересной представляется не столько многослойность знака в языке художественного текста (т. е. его содержательная сторона), сколько возможность текста стать знаком (т. е. сторона формальная). Поэтому тексты, которые создавались как отдельные самостоятельные произведения в дальнейшем могут функционировать как части глобального текста (любого автора). Это создаёт условия для их символизации и мифологизации.
Исходя из того, что граница различия между знаком и символом условна и подвижна, мы в нашей работе будем придерживаться определений, данных А.Ф. Лосевым, который называл символом любой знак, который может иметь бесконечное количество значений. Придерживаясь этого утверждения, можем сказать, что знаковое бытие для литературного текста является промежуточной стадией на пути становления символом, а потом и мифом. Текст вначале становится знаком, указывающим на определённую идею, но после, обрастая новыми значениями в новых культурных и исторических контекстах, приобретает природу и функции символа, обладающего множеством значений. А.Ф. Лосев в своей работе «Знак. Символ. Миф» [86] размышляет о символичности художественных произведений русской классики. По его мнению, роман И.А. Гончарова «Обрыв» или пьеса Горького «На дне», безусловно, не состоят из мифов, но их содержание гораздо шире, чем непосредственное изображение сцен из жизни. Условно можно говорить о мифологизации литературного произведения.
|
|
|
Д. Сегал [142], размышляя о литературе как о вторичной моделирующей системе, за основное положение принимает то, что в русской традиции литература всегда была источником понимания жизни. Это её привилегия, налагающая на литературу определённую ответственность. Обратной стороной такого сверхценностного отношения к литературе стала её гипертрофия, явление «литературности», когда литература стала подлинной жизнью. Классическая литература, действительно, обладала убедительной силой влиянием на действительность. Но потенциал «слова», который и заключал в себе эту силу
37
литературы, в конце концов привёл к разрушению жизни, к созданию мёртвых моделей. В конце XX века наблюдается ситуация создания текстов, предмет которых – осознание творческого процесса: литература старается своими же средствами воскресить жизнь, которую убила литература прежняя. Это возможно при создании «текста о тексте» [142, с. 23]. О возможности применения понятия «метатекст» к русской литературе говорит и В.Н. Топоров: «Подобно тому, как в тексте романа Достоевского мы ''вычитываем'' (=формируем) некие новые тексты (или подтексты), точно так же можно ставить перед собой аналогичную задачу на всей совокупности текстов русской литературы» [158, с. 194].
В романе В. Набокова «Приглашение на казнь» мифологическая семиотизация текста, в частности, преобразование имени в знак находит предметно-образное воплощение. Герой в мастерской создает для школьниц мягкие игрушки-куклы, изображающие классиков русской литературы. Эту работу автор называет пустяковой, искусственной, но для Цинцината, готового «углубиться в туманы древности», она является неким приютом, защитой. Этот сюжет интересует нас с точки зрения семиотики, ведь реальный предмет становится воплощением написанного текста: «... тут был и маленький волосатый Пушкин в бекеше, и похожий на крысу Гоголь в цветистом жилете, и старичок Толстой, толстоносенький, в зипуне, и множество других, например: застегнутый на все пуговки Добролюбов в очках без стекол» [108, с. 745].
|
|
|
А. Битов рассматривает процесс, вернее итог семиотизации литературы, через обращение имени собственного в имя нарицательное, или слово-символ: «Именно такими новыми, хотя и громоздкими словами являются новые книги и сами писатели: выступает имя собственное, но известное уже всем. Пушкин, Гоголь, Чехов – это уже слова, а не только имена. Им непременно соответствует что-то отчётливое в сознании. Но Пушкин – это ещё и целый ряд слов, как то: "Медный всадник", "Евгений Онегин", "Пиковая дама"; Гоголь – это множество слов, практически все его персонажи: Ноздрёв, Акакий Акакиевич и т.д., даже слово "нос", которое есть в языке, расширено словом "нос", существующим у
38
Гоголя, а Чехов – по сравнению с ними одно слово "Чехов", безупречно прекрасное, но одно» [15, с. 424]. Из литературы в жизнь пришли слова и понятия, ставшие частью русского языка, привычкой русского сознания. В романе «Пушкинский дом» А. Битов использует замечательную формулу для изображения «реальности литературного существования» героев классических текстов.
Итак, семиотизация литературы (преобразование имени в знак или обращение имени собственного в нарицательное) – промежуточное явление при мифологизации текста.
Выводы по первой главе
На основании аналитического прочтения теоретических положений О.М. Фрейденберг, Ю.М. Лотмана, Я.В. Погребной, Л.В. Ярошенко и других авторов, исследующих механизмы мифологической семиотизации объектов культуры, в частности, текстов русской классической литературы, мы приходим к следующим выводам (основополагающим для нашей научной концепции).
|
|
|
Мифология в XX веке представляет собой сочетание свойств архаического мифа и неомифа. В первобытном мифе действовал естественный синкретизм, для современного мифа характерен синкретизм философии, науки и искусства. Архаический миф остаётся основой: неомиф развивается как вариации архаического мифа. Философия неомифологизма воспринимает архаический миф как начало поиска новой истины. Для становления мифа (и архаического, и современного) необходимо мифологическое сознание, которое есть особенность культурной ментальности. Миф – понятие с широким спектром значений: это не
39
только форма повествования, но и специфический тип мышления, а также результат мифомышления.
Проникновение мифа в литературу происходит через использование архетипических образов и традиционных мифологических сюжетов, через следование структурным принципам мифа. В XX веке появляются новые жанры: романы-мифы, драмы-мифы, поэмы-мифы. В таком жанре, как роман-миф объединены мифологическое и романное начала, элементы двух этих систем образуют новый жанр литературы. Этот жанр предполагает наличие мифологического сознания (у писателя, читателя или героя) и берёт на себя частичное исполнение функций мифа. Для мифологического мышления характерны следующие черты: отсутствие причинно-следственных связей, симбиоз прошедшего с настоящим, синкретизм субъективного и природного.
Современная культура богата готовыми архаическими мифами, которые для людей первых цивилизаций были доминирующим способом познания мира. Но на сегодняшний день актуально не воспроизведение готовых мифов, а индивидуальное мифотворчество, которое получило название неомифологизм. Неомифологизм – это способ существования мифологического в XX – XXI вв. Его частными разновидностями являются политические, идеологические, культурные, литературные мифы. Неомиф – это проявление мифологического мышления в современном мире, который признаёт научное знание, имеет развитую культуру и пережил опыт катастроф и разочарований. Существует два пути создания неомифа: аналогизирующий и актуализирующий.
В XX веке интерес к отдельной личности побеждает интерес к общечеловеческой истории, поэтому неомифологизм интересуется именно взаимоотношениями личности и внешнего мира, отношением личности к мифу. В процессе создания индивидуального авторского мифа используются не только элементы различных мифологических систем, но и культурные символы. При мифологизации русской классической литературы художественные тексты (нарративного типа) выступают в функции мифов, а роль мифологем берут на себя
|
|
|
40
цитаты, перефразировки. Поэтические мифологемы – это свёрнутые до имени (чаще имени собственного) «осколки» мифологического текста, «метафорически» сопоставляющие явления из мифов и истории, «метонимически» замещающие целостные ситуации и сюжеты.
Литературу и мифологию сближает возможность создания и называния мира через слово. Герои и тексты русской литературы выполняют типовую роль знака в жизни людей. Например, в романе В. Набокова «Приглашение на казнь» сотворение равнозначно называнию, обозначению вещей; возрождается магическая функция слова. Номинативная функция слова сближает литературу, миф и неомиф.
Для понимания механизма семиотизации литературы важны научные положения Ю.М. Лотмана о соотношении понятий: знак – текст – код – миф – символ. Литература – это знаковая система, где каждый текст – это уникальный,сложно организованный знак. Знаковое бытие для литературного текста является промежуточной стадией на пути становления символом, а потом и мифом. Итог семиотизации литературы – преобразование имени в знак и обращение имени собственного в нарицательное. Все явления культуры, в том числе и другие художественные тексты, которые находятся вне пределов рассматриваемого текста, являются внетекстовой знаковой системой.
Литература переживает влияние мифа, принимая его образы, сюжеты и структуру, но это влияние является обоюдным. Чёткая структурная организация литературы позволяет ей не только осваивать мифологическую традицию, переосмысливая её, но и видоизменять мифы по законам поэтики. В результате создаётся «литературный миф», в котором сосуществуют содержательные и структурные особенности мифа и литературы.
Итак, можно следующим образом обозначить процесс возникновения неомифа: миф теряет своё содержание, становится формой для содержания иного порядка, становится знаком, указывающим на иной смысл, потом вбирает в себя этот смысл настолько, чтобы подразумевать его, то есть становится символом
41
этого содержания. Происходит процесс слияния формы (бывшего содержания) с новым содержанием, рождающий неомиф, или литературный миф.
42
|
|
|
