 |
Живописи» (1719). Как заявляет автор, в своем трактате он стремился рассмотреть искусство, исходя из общего принципа с тем, чтобы 12 глава
|
|
|
|
Согласно воззрениям Рида, познание внешнего мира базируется не на ощущениях, полученных извне, а на первичных данных сознания. Такая постановка вопроса вела философа к идеалистическим выводам, родственным тем, какие сделал Юм. Таким образом, философская концепция Рида внутренне противоречива, половинчата. Это сказалось и на его эстетической концепции. Рид приходит к выводу, что в душе присутствуют первичные эстетические суждения, позволяющие непосредственно отличать прекрасное от безобразного. В приводимых нами главах «О вкусе», «О прекрасном» из книги «Опыт об умственных способностях» Рид излагает свои взгляды на эти эстетические категории
ОПЫТ ОБ УМСТВЕННЫХ СПОСОБНОСТЯХ
Г л а в а I. О вкусе
1. Вкусом называется та способность разума, благодаря которой мы можем распознавать прекрасное в природе и наслаждаться им, а также и всем лучшим, что создано искусством.
Понятие внешнего вкуса, то есть способности различать и давать свою оценку различным видам пищи, является метафорическим применением данного термина для выражения внутренней способ-
==166
вости разума, при помощи которой мы определяем, что прекрасно', а что уродливо в разнообразных наблюдаемых объектах.
Подобно тому, как реагируют органы вкуса, реагируем и мы на различные предметы: одни вызывают у нас отвращение, а другие заставляют нас наслаждаться, к большинству же из них мы относимся безразлично или неопределенно. На наш вкус в значительной степени оказывают влияние привычки, ассоциации, а также и принятая точка зрения.
Эта очевидная аналогия между внешним и внутренним вкусом во все периоды и почти во всех языках (или в наиболее развитых) привела к распространению термина «внешний вкус» на такую способность разума, которая заставляет наслаждаться прекрасным, а к уродливому и безобразному относиться с отвращением.
|
|
|
При трактовке вкуса как интеллектуальной способности разума мне хотелось бы сделать несколько замечаний, во-первых, относительно природы этой способности, и, во-вторых, относительно воспринимаемых объектов.
В случае внешних вкусовых ощущений мы руководствуемся убеждением и размышлением для того, чтобы разграничить испытываемое нами приятное ощущение и вызывающее его качество объекта. И ощущение и качество одинаково называются «вкусом», и поэтому их смешивают не только непосвященные, но даже и философы. Вкусовое ощущение, возникающее, когда я пробую что-либо вкусное, относится к области сознания, а определенное реальное качество объекта является причиной его возникновения. Эти два понятия называются одинаково не из-за сходства в их сущности, а потому, что одно является признаком другого, и потому, что в повседневной жизни их обычно не различают.
Этот вопрос уже был подробно рассмотрен при обсуждении вторичных качеств объектов. Но следует снова обратиться к этому вопросу, поскольку с ним связана яркая аналогия внутреннего и внешнего вкуса.
Созерцая прекрасное, мы можем отличить приятное переживание, вызываемое объектом у нас, от качества объекта, которое является причиной этого переживания. Когда я слышу музыкальную мелодию, которая доставляет мне удовольствие, то я говорю: она прекрасна, она превосходна. Но эти замечательные качества заключены не во мне, они — в музыке. А вызываемое чувство удовольствия нельзя приписать музыке, оно и возникает у меня.
Вероятно, я не смогу объяснить, что именно в этой мелодии приятно моему слуху, как я не смогу объяснить, что именно, свойственное данной пище, вызывает приятные вкусовые ощущения. Но какое-то определенное качество пищи приятно мне на вкус,
|
|
|
==167
и я называю ее замечательно вкусной. Такое же качество есть в в мелодии, которая мне нравится, и я называю ее прекрасной или превосходной.
На это следует обратить внимание, так как среди современных философов сейчас модно сводить все наши восприятия к простым чувствам или ощущениям данного человека, без какой-либо связи с внешним объектом. Согласно мнению этих философов можно сделать вывод, что в огне нет тепла, вкусное кушание не обладает вкусом, а ощущения тепла и вкусовых качеств присущи лишь самому человеку, который воспринимает эти качества.
Подобным же образом утверждается, что никакому объекту не свойственно прекрасное, а существует только чувство или ощущение прекрасного у человека, воспринимающего объект.
Язык и здравый смысл опровергают эту теорию. Даже ее сторонники оказываются вынужденными использовать язык, который находится в явном противоречии с ней.
Выше уже было показано, что эта теория в применении к второстепенным качествам объекта не имеет под собой прочной основы. Те же аргументы говорят о несостоятельности этой теории и применительно к качеству прекрасного в объектах или к любому из тех качеств, с восприятием которых связано понятие о хорошем вкусе.
Нельзя отрицать существования некоторых качеств объекта, которые, удовлетворяя требованиям хорошего вкуса, не являются важнейшими, вследствие чего заслуживают название скрытых качеств. Мы испытываем их воздействие, не догадываясь о причине, и они-то представляют собой нечто, созданное природой для оказания подобного воздействия. Но все же этот случай нельзя считать обычным.
Наше суждение о прекрасном во многих случаях значительно яснее. Произведение искусства может казаться прекрасным самому несведущему человеку, даже ребенку. Оно нравится ему, хотя он не знает почему. Для того же, кто в совершенстве понимает это произведение и воспринимает каждую деталь его, как органически входящую в общий комплекс, прекрасное не представляет загадки: он все полностью осознает, то есть из чего она состоит и как она на него воздействует.
2. Мы можем заметить, что, хотя все вкусовые ощущения, воспринимаемые языком и нёбом, можно разделить на приятные, неприятные и безразличные, тем не менее, среди приятных ощущений есть большое разнообразие не только в степени, но и в качестве. И так как мы не располагаем соответствующими названиями для всех различных видов вкусовых ощущений, мы различаем их по веществам, которые обладают каждым данным вкусом.
|
|
|
==168
Точно так же и все объекты нашего внутреннего вкуса можно. разделять на прекрасные, неприятные и безразличные. Причем прекрасное отличается большим разнообразием не только в степени, но и в видах: красота природы, стихотворения, дворца, музыкальной пьесы, прекрасной женщины — можно перечислить и многое другое. И для всех этих различных видов прекрасного у нас нет других названий, кроме названий различных объектов, с которыми они. связаны.
В связи с большим разнообразием прекрасного как по степени, так и по видам, не должно казаться странным, что философы строили различные системы его изучения и расчленения его на простые· компоненты. Они провели много верных наблюдений в этой области, но из любви к простоте они свели прекрасное к меньшему числу принципов, чем допускает сущность явления, так как имели в виду лишь некоторые отдельные виды прекрасного и пропускали другие.
Прекрасное может быть морального порядка и природного: в объектах чувств и интеллекта, в произведениях людей и в творениях бога, в неодушевленных предметах, в диких животных и разумных существах, в конституции тела человека и его разума. Не может быть истинного совершенства, которое не воспринималось бы как прекрасное человеком, способным его понять. Ведь перечислить компоненты прекрасного так же трудно, как и перечислить составные элементы истинно совершенного.
3. Вкусовые ощущения могут считаться верными и совершенными, если мы с удовольствием принимаем пищу, годную для питания организма, и с отвращением относимся к тому, что не годится. И, очевидно, природа намеренно наделила нас способностью распознавать, что подходит для пищи и питья и что нет. Дикие животные руководствуются в выборе добычи исключительно своим вкусом. И они выбирают пищу, которую природа предназначила для них, и редко ошибаются, если их не вынудит на это голод или искусный обман. Также и у младенцев вкус не бывает извращен: из простых естественных продуктов они выбирают наиболее полезные.
|
|
|
Аналогичным образом и наш внутренний вкус может быть назван верным и совершенным, если мы воспринимаем все прекрасное с удовольствием и с неудовольствием относимся к уродливому. Как в отношении внешнего вкуса, так и в том, что касается внешнего вкуса, замысел природы не менее ясен. Все совершенное обладает истинной красотой и очарованием, которые доставляют удовольствие тем, кто способен понимать его красоту; и эта способность является тем, что мы называем хорошим вкусом.
Человек, который в силу какого-либо умственного расстройства или из-за плохих привычек восхищается тем, что не содержит истин-
==169
вого совершенства, или тем, что безобразно уродливо, имеет извращенный вкус. То же самое можно сказать о том, кто предпочитает вместо полезной пищи пепел или золу. Как нам приходится признать нарушенными вкусовые ощущения в одном случае, так по тем же причинам следует считать чувство вкуса извращенным — β другом.
Поэтому существует понятие верного и хорошего вкуса и вкуса дурного и извращенного, так как вполне очевидно, что из-за скверного воспитания, дурных наклонностей или плохого окружения люди могут находить удовольствие в подлости, грубости, плохих манерах и прочих извращениях.
Утверждать, что такой вкус не испорчен, не менее абсурдно, чем сказать, что болезненная девица, получающая удовольствие «т жевания древесного угля или табака, обладает таким же верным и хорошим вкусом, какой присущ здоровым людям.
4. Очень большое влияние как на внешний, так и на внутренний вкус оказывают сила привычек, склонности и случайные ассоциации.
Эскимос может находить большое удовольствие в питье, приготовленном из китового жира, а канадец может наслаждаться вкусом
•собачьего мяса. Основную пищу камчадалов составляет тухлая рыба) а иногда они вынуждены ограничивать свое питание древесной корой.
Вкус рома или зеленого чая может вызывать у некоторых людей сначала тошноту, также, как ипекакуана. Но они же смогут позже находить приятное в том, от чего ранее отказывались.
Видя такое разнообразие внешнего вкуса, вызываемое обычаями, средой или, возможно, строением организма, мы не должны удивляться, что те же причины вызывают и не меньшее разнообразие вкуса в понимании прекрасного. Например, жителю Африки нравятся толстые губы и плоский нос; представители некоторых племен
|
|
|
•вытягивают уши, пока они не будут висеть до плеч; женщины одной народности красят лицо, а другой — мажут до блеска жиром.
5. Те, кто считают, что в вопросе вкуса не существует никаких норм в природе, и понимают поговорку «о вкусах не спорят» в самом
•ев буквальном смысле, становятся на зыбкую почву. С таким же успехом можно выступить против любого положения истины.
В силу предрассудков целые нации воспитываются на вере в чудовищные нелепости. И какие основания утверждать, что вкус подвержен в меньшей мере извращению, чем, скажем, суждение?
Действительно, следует признать, что люди различаются больше до чувству вкуса, чем по тому, что мы обычно называем суждением. Поэтому можно полагать, что они будут больше склонны к извращевию своего вкуса в вопросах прекрасного и безобразного, чем» суждениях относительно верного и ошибочного - - -
К оглавлению
==170
Если мы примем все это во внимание, то ясно, что ^объяснить разнообразие вкусов нетрудно, хотя и существует мерило истинной красоты и, следовательно, хорошего вкуса. Также легко объясняется и разнообразие и противоречивость мнений, хотя и здесь имеются нормы истины и, следовательно, верного суждения.
6. Более того, если подходить к вопросу со всей строгостью, то легко обнаружить, что в каждом проявлении вкуса так или иначе заложено суждение.
Когда человек признает прекрасным дворец или поэму, то он высказывает нечто положительное по поводу этой поэмы иди дворца, но каждое утверждение или отрицание представляет собой суждение. И мы не можем дать лучшее определение понятия суждения, чем назвать его утверждением или отрицанием одного объекта сравнительно с другим. В вопросе о суждении я уже имел возможность показать, что суждение подразумевается в каждом осмыслении наших ощущений. У нас сразу возникает убеждение в существовании воспринимаемого качества объекта, будь то цвет, звук или форма; то же самое относится к восприятию прекрасного или безобразного.
Если сказать, что восприятие прекрасного является лишь способностью нашего сознания независимо от убеждения в совершенстве объекта, то неизбежным выводом будет следующий: когда я утверждаю что поэма Вергилия «Георгики» прекрасна, то я не имею в виду поэму, а только то, что касается меня самого и моих чувств. Почему, в таком случае, я должен употреблять слова, выражающие противоположное тому, что я думаю?
Мои слова, в соответствии с обязательными правилами построения фразы, имеют только одно значение, а именно: то, что я называю прекрасным, заключено в поэме, а не во мне.
Даже те, кто считает прекрасное просто чувством человека, воспринимающего прекрасное, все же испытывают необходимость внести ясность, как будто бы прекрасное является исключительно качеством объекта, а не воспринимающего.
И трудно понять, почему все люди должны выражать свои мысли подобным образом, а не верить в то, что они говорят. Это, следовательно, противоречит общепринятому мнению, выраженному в словах и состоящему в том, что прекрасное не заключено в объекте, а является лишь чувством человека, воспринимающего прекрасное.
Философы должны очень осторожно выступать против здравого смысла и, если они посягнут на него, то они впадут в явное заблуждение.
Наше суждение о красоте на самом деле не является, сухим в отвлеченным, подобно математическим и метафизическим истинам.
==171
Согласно природе нашего разума суждение у нас возникает вместе с доставляющим удовольствие чувством (или эмоцией), которое мы никак иначе не можем назвать как чувством прекрасного. Это· чувство прекрасного, подобно другим нашим чувствам, предполагает не только восприятие или эмоцию, но и мнение о каком-либо качестве объекта, вызывающем эту эмоцию.
В объектах, которые нам нравятся, мы всегда находим истинное совершенство, какое-то превосходство по сравнению с теми объектами, которые нам не нравятся.
В одних случаях эта высшая степень совершенства воспринимается отчетливо и может быть выделена; в других случаях мы имеем только общее представление о каком-то совершенстве, но определить его не в состоянии. Прекрасное первого рода можно сравнить с первичными качествами, воспринимаемыми нашими внешними ощущениями, прекрасное второго рода — со вторичными качествами.
7. Прекрасное или безобразное в объекте возникает в зависимости от его природы или структуры. Поэтому, чтобы постигнуть прекрасное, мы должны понять его источник — природу или структуру прекрасного. В этом отличие внутреннего вкуса от внешнего. Наш внешний вкус может обнаружить качества, которые не зависят от какого-либо предшествующего восприятия. Так, я могу слышать звук колокола, хотя я раньше ничего похожего и не слышал.
Но невозможно воспринять прекрасное в объекте, не познав сам объект или, по крайней мере, не представив его себе. По этой причине д-р Хатчесон относит чувство прекрасного (или гармонии) к отраженным или вторичным чувствам, так как прекрасное не может восприниматься до тех пор, пока сам объект не будет воспринят какой-то другой способностью мышления.
Таким образом, чувство гармонии и мелодии звуков предполагает наличие внешнего чувства слуха и является вторичным по отношению к последнему.
Человек, глухой от рождения, может быть хорошим ценителем различных видов прекрасного, но о гармонии и мелодии он, конечно, не будет иметь ни малейшего представления. То же самое относится к прекрасному, заключенному в форме или цвете, постигнуть которое невозможно при отсутствии способности воспринимать форму и цвет-
Глава IV. О прекрасном
Прекрасное находится в объектах столь разнообразных и столь различных по характеру, что трудно определить, из чего оно состоит, и что может быть общим для всех объектов, его содержащих.
==172
В объектах, воспринимаемых ощущениями, мы находим прекрасное в цвете, в звуке, в форме, в движении. Прекрасное может быть также в речи, в мысли, в искусстве, в науке; наконец, прекрасное — в поступках, в чувствах, в качествах характера.
В вещах столь различных, таких непохожих есть ли какое-либо, одинаковое для всех, качество, которое мы могли назвать прекрасным? Что же общего может быть в разумной мысли и в форме части материи, в абстрактной теореме и в остроумном выражении?
Я, по крайней мере, не в состоянии увидеть какое-либо однотипное качество во всех этих различных вещах, называемых прекрасными, которое было бы им присуще.
Кажется, что нет ни малейшего сходства между прекрасным β теореме и прекрасным в музыкальном отрывке, но и то, и другое может быть прекрасным. По-видимому, виды прекрасного настолько разнообразны, насколько разнообразны заключающие его объекты.
Но почему же вещи настолько различные называются одинаково? Не может быть, чтобы этот факт не объяснялся какой-то причиной. Если в самих вещах нет ничего общего, то они должны иметь что-то общее в отношении к нам или к чему-либо, что побуждает нас дать им общее название.
Для всех объектов, которые мы называем прекрасными, характерно два общих момента, которые, по-видимому, обязательны в нашем чувстве прекрасного. Во-первых, при восприятии, или даже при соображении, прекрасных объектов, они вызывают определенное приятное чувство или эмоцию; во-вторых, это приятное чувство
•сопровождается предположением или уверенностью в том, что эти
•объекты действительно обладают качествами прекрасного или совершенного.
Я не берусь судить, связано ли то наслаждение, которое мы испытываем, созерцая прекрасные объекты, с уверенностью в их совершенстве или оно объединяется с этой уверенностью доброй волей нашего создателя. Пусть читатель обратится к рассуждениям д-ра Прайса относительно этой проблемы, которая, несомненно, представляет интерес, и прочтет главу вторую из его обзора по вопросам морали [...].
Thomas Reid. Essays on the Powers of the Human Mind. Edinbourgh, 1803, p. 495—506, 527. Пер. H. Витт**
==173
ΧΟΓΑΡΤ
1697—1764
Английский художник и теоретик искусства Вильям Хогарт изложил свои эстетические взгляды в книге «Анализ красоты» (1753). Он выступил с резкой критикой эстетических принципов классицизма, решительно возражая против педантичных классицистических «правил» и ортодоксального «вкуса», пропагандируемого Королевской академией.
Хогарт недвусмысленно заявлял, что имеет обыкновение «ставить природу выше лучших произведений искусства» Он был против использования в живописи «затертых, избитых сюжетов библии или нелепых историй о языческих богах».
Общей материалистической тенденции эстетики Хогарта соответствует его стремление найти объективные условия и признаки прекрасного. Основным признаком красоты Хогарт считал гармоническое сочетание единств» в разнообразия Однообразие утомляет, лишь разнообразие придает предметам и явлениям живость и привлекательность. Однако разнообразие должно· обладать цельностью или единством Примером гармонического сочетания единства и разнообразия Хогарт считал волнистую, змеевидную линию, которая, по его мнению, представляет собою высшую степень «красоты и привлекательности». Для предметов практического пользования существенным признаком красоты Хогарт считает целесообразность
Хогарт оказал сильное влияние не только на английское искусство, но и эстетическую мысль Англии (Берк и др). Однако были и противники эстетических взглядов Хогарта, например известный художник Рейнольдс.
АНАЛИЗ КРАСОТЫ Гл а в а I. О соответствии
Соответствие частей общему замыслу, ради которого создан» каждая отдельная вещь, будь то в искусстве или в природе, должно быть рассмотрено нами прежде всего, так как оно имеет самое большое значение для красоты целого. Это настолько очевидно, что даж& наше зрение, этот великий вожатый на пути к познанию красоты, находится под столь сильным влиянием замысла, что, когда сознание благодаря целесообразности той или иной формы предмета находит ее красивой, хотя с других точек зрения она не является таковой, глаз становится нечувствительным к отсутствию красоты в данном предмете и даже находит его приятным, особенно если в течение некоторого времени привыкнет к нему.
С другой стороны, хорошо известно, что формы очень красивые часто кажутся отвратительными, если они получили неверное при-
==174
менение. Так, витые колонны, несомненно, красивы, но так как они вызывают в нас представление о слабости, то будучи неправильно применены для поддержки чего-либо грузного или кажущегося тяжелым, они перестают нравиться нам.
Объем и пропорции предметов определяются целесообразностью. Именно это обстоятельство установило размеры и пропорции стульев, столов, вообще всякого рода утвари и предметов домашнего обихода. Именно оно определяет размеры колонн, арок, поддерживающих большие тяжести, видоизменяет архитектурные ордера, а также определяет размеры окон, дверей и т. п. Как бы велико ни было здание, ступеньки лестницы и подоконники должны сохранить в нем свою обычную высоту, иначе они, потеряв свою целесообразность, утратят также и свою красоту. В кораблестроении размеры каждой отдельной части ограничены и сообразуются с пригодностью судна для плавания. Если у корабля хороший ход, моряки всегда называют его красавцем — так тесно связаны оба эти понятия!
Общие размеры частей человеческого тела приспособлены к тем функциям, которые эти части предназначены выполнять. Торс — наиболее объемная часть, благодаря тому, что она должна больше всего вместить; бедро больше голени, потому что оно должно управлять ногой и ступней, в то время как голень управляет только ступней, и т. д.
Соответствие частей в сильной степени определяет также и характерные особенности предметов; так, например, скаковая лошадь по своим качествам и внешним признакам столь же отличается от кавалерийской, как фигура Геркулеса отличается от фигуры Меркурия.
Все размеры частей тела скаковой лошади наиболее соответствуют предназначенности ее к быстрому бегу, благодаря чему она приобретает согласующийся с ее характером тип красоты. Для примера предположим, что красивая голова и грациозно выгнутая шея кавалерийской лошади присоединены к туловищу скаковой вместо ее собственной удлиненной головы с вытянутой шеей: это обезобразит и изуродует лошадь, вместо того чтобы сделать ее красивее, потому что наше сознание осудит это, как явное несоответствие.
У Геркулеса работы Гликона все части превосходно соответствуют представлению о предельной силе, допускаемой структурой человеческого тела. Спина, грудь и плечи состоят из крупных костей, и мускулы соответствуют предполагаемой действенной силе верхней части туловища; но так как для нижней части требовалось меньше силы, здравомыслящий скульптор, вопреки всем современным правилам равномерного увеличения каждой части, начал постепенно
==175
уменьшать величину мускулов вниз, по направлению к ногам. По той же причине он сделал окружность шеи больше любой части головы, в противном случае такая фигура была бы обременена излишним весом, который бы явился помехой для силы, а следовательно, и характерной для данного случая красоты.
Эти кажущиеся ошибки, которые свидетельствуют о превосходном знании древними анатомии, так же как о их рассудительности, нельзя обнаружить в литых копиях этой фигуры у Гайд-парка. Нынешние унылые гении полагают, что сумели исправить эти очевидные диспропорции.
Этих нескольких примеров достаточно, чтобы дать представление о том, что я имею в виду под красотой соответствия или целесообразности.
Глава 11. О разнообразии
Как велика роль разнообразия в создании красоты, можно видеть по природному орнаменту.
Форма и окраска растений, цветов, листьев, расцветка крыльев
•бабочек, раковин и т. п. кажутся созданными исключительно для того, чтобы радовать глаз своим разнообразием.
Все чувства наслаждаются им и в равной мере питают отвращение к однообразию. Слух раздражается от беспрерывного повторения
•одной и той же ноты, так же как глаз, устремленный в одну точку или в унылую стену.
Однако когда глаз пресыщается сменой разнообразия, он находит успокоение в известной доле однообразия; даже ровная поверхность
•становится приятной, если она правильно введена и противопоставлена разнообразию, дополняя его.
Здесь, как и везде, я имею в виду организованное многообразие, ибо многообразие хаотическое и не имеющее замысла представляет собой путаницу и уродство.
Заметьте, что постепенное сокращение — один из видов разнообразия, который создает красоту. Пирамида, уменьшающаяся
•от своего основания к вершине, спираль или волюта, постепенно
•суживающаяся к середине,— красивые формы. Предметы, которые кажутся построенными по этому принципу, хотя на самом деле не являются таковыми, все равно красивы: вид перспективы, особенно перспективы зданий, всегда приятен для глаза.
Маленький кораблик, двигаясь вдоль берега на уровне нашего глаза, может пройти все расстояние до пункта А в границах двух линий, проведенных на равном расстоянии по его основанию и вершине. Но если кораблик выйдет в море, то линии эти начнут постепенно сближаться в пункте В и сойдутся в пункте С, расположенном
==176
Хогарт. Девушка с креветками. 1740—1750
Рейнольдс, Портрет Сары Сиддонс. 1784
на линии соединения моря с небом, называемой горизонтом. Эти соображения о красоте перспективы, благодаря кажущемуся изменению устойчивых форм, я полагаю, могли бы оказаться приемлемыми для тех, кто не занимался изучением перспективы.
Глава III. О единообразии, правильности или симметрии
Можно вообразить, что основная причина красоты заключается в симметрии частей предмета. Но я твердо убежден, что это господствующее мнение вскоре окажется лишенным каких бы то ни было оснований.
Здесь, конечно, может идти речь о весьма важных свойствах, таких, как правильность, соответствие и полезность, но все они мало отвечают задаче радовать глаз именно своей красотой.
Человеку с самого детства свойственна любовь к подражанию, и глаз часто радуется, равно как и удивляется имитации и восхищается точностью копии; но, в конце концов, любовь к разнообразию всегда берет верх, и подражание скоро надоедает.
Если бы единообразие фигур, частей или линий было действительно главной причиной красоты, то чем правильнее они бы выглядели, тем большее удовольствие доставляли бы глазу. Однако это далеко не соответствует истине, и после того, как наше сознание однажды убедилось в том, что части соответствуют друг другу с наивысшей точностью, которая дает возможность целому соответственно стоять, двигаться, погружаться, плавать, летать и т. п. без потери равновесия, то глазу приятно видеть, как предмет сдвигается или поворачивается для того, чтобы нарушить это однообразие.
Так, вид большинства предметов в ракурсе, так же как и профиль лица, доставляет больше удовольствия, чем фас.
Отсюда ясно, что мы получаем удовольствие не благодаря точному сходству одной стороны с другой, а от сознания, что они совпадают на основе соответствия с замыслом и целесообразностью. Когда голова красивой женщины немного повернута, вследствие чего нарушается точное соответствие между обеими сторонами лица, а легкий наклон придает ему еще большее разнообразие по сравнению с прямыми и параллельными линиями полного фаса,— на такое лицо смотреть всегда приятнее. Так и говорится, что это изящный поворот головы.
Постоянное правило для композиции в живописи — избегать однообразия. Когда в жизни мы смотрим на здание или на любой другой предмет, мы имеем возможность, переменив место, смотреть с той стороны, с которой он нам больше нравится. В результате художник, если ему предоставлен выбор, берет его в ракурсе, 12 История эстетики, т. II
==177
а не фронтально, так как это более приятно глазу из-за того, что однообразность линий уничтожается перспективой, причем смысл соответствия не нарушается. А когда художник по необходимости вынужден показать здание с фасада со всем его однообразием и параллелизмом, он обычно ломает (таков термин) этот неприятный внешний вид, поставив перед домом дерево или бросив на него тень воображаемого облака, или использовав какой-либо другой предмет, который бы отвечал той же цели — придать разнообразие или, что то же самое, нарушить однообразие.
Если бы предметы, однообразные на вид, доставляли удовольствие, разве следовало бы тогда прилагать столько усилий, чтобы, придавать контрастирующее разнообразие всем частям статуи?
...Короче, все то, что кажется целесообразным и соответствует большим намерениям, всегда удовлетворяет наше сознание, а потому и нравится. К этому разряду относится и единообразие. Оно оказывается в какой-то мере необходимым, когда нам надо дать представление об устойчивости в покое и движении.
|
|
|
