Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

М.В. Осорина Секретный мир детей




Дети пяти-семи лет относятся к своей «сокровищ­нице» с трепетом: это действительно нечто очень личностно значимое и связанное с потаенными душевными переживаниями — сокровенное. Этим не хвастаются перед другими. Показ «сокровищ» даже самым близким людям — родителям — сво­его рода таинство. Обычно ребенок предпочитает общаться со своими «сокровищами» наедине, что­бы никто не мешал: рассматривает их, любуется, фантазирует. В душевном плане, в каждом из пред­метов «сокровищницы» материализованы дорогие для ребенка переживания, воспоминания, фанта­зии. Ребенок периодически оживляет их, общаясь со своими «сокровищами» как с магическими пред­метами. Каждый из этих предметов становится для ребенка маленьким самостоятельным миром. Мож­но сказать, что «сокровища» являются овеществ­ленными душевными ценностями ребенка. Самые частые находки — это деньги. Поскольку дети смотрят в землю с меньшего расстояния и внимательнее, чем взрослые, они и находят боль­ше. Бывают дети, которые чуть ли не с каждой прогулки приносят то монету, то бумажную купю­ру. Дети дошкольного и младшего школьного воз­раста найденные деньги обычно отдают родите­лям или по настоянию родителей кладут в копил­ку. Им нравится ощущать себя добытчиками, вносящими свой вклад в семейный бюджет, и по­лучать похвалу за внимательность.


Другое дело, если дети обнаружили место, кото­рое становится постоянным источником пополне­ния карманных денег. Чаще всего такими места­ми интересуются и догадливо находят их дети постарше, лет девяти-одиннадцати, которые уже хорошо знают, на что можно деньги потратить. Даже если это места легальной, а не противоза­конной добычи денег, дети стараются их особо не афишировать ни дома, ни среди сверстников.

Ребенок может превратить обломок в самостоя­тельный игровой предмет, придав ему новые функ­ции, — вспомним уже знакомый читателю пример: найденная на помойке ручка от старинной чашки превращается в кулон, будучи повешена на вере­вочку. Равно этот обломок может быть включен как один из элементов в новую, создаваемую ре­бенком конструкцию, например стать частью «сек­ретика» (о них пойдет речь чуть позже). А вот мальчишки не упустят возможности бросить что-нибудь найденное в огонь и посмотреть, как

тал. Ребенок уже нафантазировал, что он из нее сделает и куда применит. Ра­зумеется, воображаемый замок или пиратский корабль, построенный в вир­туальном пространстве детского воображения, намного превосходит утили­тарную ценность бутылочного горлышка либо помятой пряжки. Но роди­тели выбрасывают не вещицу, а воображаемый замок и корабль. Вот почему ребенок переживает совершенно несоизмеримый с прагматической ценно­стью пряжки или болтика психический стресс. Его лишили прекрасного зам­ка и превосходного, самого лучшего в мире корабля.

Такова еще одна причины, побуждающая припрятывать найденные ве­щицы как можно дальше от человеческих глаз. В квартире излюбленным ме­стом для них становятся щели под подоконником, задвинутые чем-нибудь выемки в стене, пространство под вынимающейся половицей, плинтусом. А кроме родителей есть еще старшие ровесники и случайно набредшие на тайник одногодки. Те разоряют не только птичьи гнезда. Если мальчик набредет или случайно обнаружит «тайник» сверстника, как сообщали М.В. Осориной информанты, обычно он его обязательно демонстративно разрушит, оставляя развороченным. Спрятанные там вещи редко представ­ляют ценность для кого-либо, кроме хозяина. Разрушитель их вынимает и бросает неподалеку. Все это напоминает символический поединок с хозяи­ном «тайника»12.

это загорится, взорвется, расплавится. Увлече­ние химическими реакциями в младшем школь­ном возрасте — это практически всегда дело мальчиков. От исследования они быстро перехо­дят к творческой практике, когда, например, на­брав на свалке старые аккумуляторы, выплавля­ют из них на костре свинец, чтобы сделать себе грузила, биты, свинчатки и т. п. У девочек же очень редко бывает, когда они в игре варят что-нибудь на огне по-настоящему. Чаще всего их суп понарошку в игрушечной каст­рюльке состоит из плавающих в холодной воде головок цветов, лепестков и мелко нарезанной травы. Девочки стараются, чтобы все это краси­во смотрелось. В приготовлении такого супа важ­на эстетика. Это дизайнерский процесс, но никак не химия.

Похоже, что мальчики по своему складу легче и спокойнее переносят зрелище того, как предмет теряет свою форму и структуру в процессе аг­рессивного воздействия на него, когда напор силы превращает его просто в кучу вещества, хаотическое ничто. Поэтому участие в разруши­тельных по отношению к предметам действиях не становится для мальчиков таким остроболез­ненным эмоциональным переживанием, как для девочек.

Значимым для мальчиков моментом оказывает­ся ощущение собственной власти над веществом


предметного мира и одновременное раскрытие тайных сил материи, которые выходят наружу, когда разрушается прежняя предметная оболоч­ка и начинается сущностное преобразование са­мой плоти объекта. Гибель любой структуры всег­да сопровождается выбросом энергии, которая была в ней заключена и эту структуру удержива­ла. Недаром им так нравится звон, грохот, треск разбиваемых бутылок, взрывающихся петард или бурно протекающих химических реакций. Все это — внешние проявления силы, которые маль­чику надо пережить и освоить. «Секрет» (или «секретик») девочки — это не­большая ямка глубиной в несколько сантиметров, специально выкопанная в земле. Ее дно тщатель­но выкладывается чем-нибудь красивым. Обыч­но сначала делается фон: например, листья с дерева, на которые сверху кладутся интересные «штучки», головки цветов, веточка с желудями и т. п. Содержимое «секретика» далеко не всегда растительного происхождения. В классических «секретиках» опытных девочек семи-восьми лет больше всего ценится фон из цветной фольги. Фольгу готовят загодя. Она может быть найдена на улице, а может быть принесена из дома. По­верх фольги делается сложная аранжировка из осколков цветных стеклышек, бутылочных кры­шек, бусин, пуговиц, картинок, фигурок, слеплен­ных из пластилина. Сверху композиция покрыва-

 

12 См.: Осорина М.В. Указ. соч.


Если не утерпел и похвалился своими сокровищами с ближайшими дру­зьями, то покоя уже не будет. Риск его утраты многократно возрастает и при­ходится по несколько раз перепрятывать свое достояние. Не представляющие ценности для взрослых предметы в мальчишеском сообществе — основание престижа и высокого статуса. Чем больше таких вещиц и чем более редкост­ными они считаются в своем кругу, тем выше место в групповой иерархии.

Секреты окружают не только мир вещей и поведения, но и язык детей. Интерес к секретным кодам, шифрам, тайным знакам появляется у детей пос­ле семи лет и иногда становится настоящей страстью между 8 и 11 годами. В этом возрасте дети любят читать истории о зашифрованных посланиях и сами обмениваются ими. Они срисовывают у приятелей «азбуку пляшущих человечков» Артура Конан Дойла, пытаются запомнить азбуку Морзе, обу­чают друг друга азбуке глухонемых. Изобретают собственные шифры и пользуются тайными языками, на которых можно по-настоящему разгова­ривать. Секретные языки существуют в детской традиции издавна и пере­даются от поколения к поколению как наследие детской субкультуры13.

Тайные языки, шифры и коды возникают у подростков не случайно. Быть невидимкой — одно из самых распространенных детских желаний. Идеалом

ется куском прозрачного стекла, тщательно вы­мытого в ближайшей луже. Получается что-то вроде окошечка в земле, сквозь которое видна таинственно мерцающая благодаря бликам фоль­ги «красота». Затем стекло засыпают тонким сло­ем земли, так что если смотреть снаружи, то ни­чего не заметно. Поэтому часто девочки старают­ся как-то отметить для себя расположение «секрета», чтобы потом его можно было найти. Обычно у девочки бывает по несколько таких «секретиков» (в среднем 3-5, иногда больше), и она их периодически посещает. Тогда земля над «секретом» расчищается так, чтобы под покров­ным стеклом была видна «красота», спрятанная в глубине. Ею любуются, подправляют, если что-то попортилось, и закапывают снова. Срок жиз­ни такого «секрета» — от нескольких часов до пары недель.

Создание «секретов» — это традиция детской субкультуры. Это значит, что как сама идея, так и формы ее воплощения и даже название «сек­рет» передаются от старших детей к младшим в виде культурного наследия. Каждое следующее поколение маленьких девочек воспроизводит то, что делало предыдущее поколение, и так продол­жается, пока традиция не угаснет. Я собираю материал о «секретах» с конца 1970-х гг.: делала зарисовки «секретов» многих девочек, задавала детям вопросы о том, для чего «секре-


ты» делаются. Мои изыскания позволяют сейчас подвести некоторые итоги и ответить на вопрос: почему существует эта детская традиция? Оказалось, что «секреты» имеют несколько важ­ных функций в жизни ребенка. Во-первых, они не­сомненно являются одной из массовых форм детского дизайнерского творчества. Уникаль­ность «секретов» как художественных созданий детей состоит в том, что они полностью находят­ся вне зоны эстетического контроля взрослых. Родителям даже в голову не приходит, что эти жалкие ямки со всякой дрянью, прикрытой стек­лышком, ямки в грязи под скамейками в сквере, или у корней дерева, или у стены дома можно рассматривать как чей-то художественный про­дукт.

Следующий аспект существования «секретов» связан с тем, что все они находятся вне дома, в разных точках внешнего пространства, где ребе­нок бывает. Уже сам этот факт указывает на воз­можную роль «секретов» в детском территори­альном поведении.

Моя ученица Н.Г Путятова исследовала терри­ториальное поведение детской дворовой компа­нии в одном из центральных районов Петербур­га. Она попробовала нанести на карту места рас­положения «секретов» отдельных детей и сопоставить их со степенью освоенности ребен­ком этих территориальных зон. Оказалось, что

13 Кузнецов Г. Хакерство: антропологический этюд // Компьютерра. 2001. 23 мая.

подростков служат индейцы-следопыты, шпионы и тайные лазутчики. Ча­сто они сравнивают себя с ниндзя14, которые открытой борьбе предпочита­ют маскировку, хитрость и внезапное нападение.


 

Создание «секретов» — традиция детской субкультуры, передаваемая от старших детей к младшим в виде культурного наследства

эти дети были склонны делать свои «секреты» В двух типах зон.

Большая часть «секретиков» группировалась в высокосоциализированных местах, максимально освоенных детским сообществом. Например, под скамейками, окружающими центральную пло­щадку сквера, где все дети этого микрорайона гуляли после школы.

Делая «секрет», ребенок фактически материали­зует свое тайное присутствие в данном месте. Пе­риодические посещения и проверки ребенком своих «секретиков» оживляют символическую связь между «Я» ребенка и его воплощением в своем создании, между обозначаемым и обозна­чающим. Можно сказать, что делание «секре­тов» — это одна из многих форм утверждения


детьми своего присутствия на освоенной терри­тории и один из способов овладения ею через пребывание в самой плоти земли, через своеоб­разное врастание в почву. Замечено, что «секрет» открывается только из­бранным. Обычно это доверенные лица — луч­шие подруги. Степень доверия к человеку изме­ряется, как известно, возможностью открыть ему свои тайны. У младших девочек это в буквальном смысле становится процедурой раскапывания своего «секрета», чтобы на него могла посмот­реть любимая подруга. К сожалению, девочки очень переменчивы в своих дружеских привязан­ностях, а распространенным видом мести среди бывших подруг является уничтожение «секре­тов» друг друга.

Для мальчиков «секрет» девчонок — объект охо­ты: они хотят найти «секрет», чтобы его разорить. На вопрос: «Зачем девчонки делают "секре­ты?"» — мальчики обычно отвечают: «Чтобы мы могли их рушить!» Так происходит в младшем школьном возрасте у семи-девятилетних, когда внешне отношения между полами принимают иногда вид военных действий друг против друга, за фасадом которых прячется истинный интерес к противнику. Тогда посягательство на «секреты» девочек стоит в одном ряду с дерганьем за косы, выхватыванием портфеля и другими активными нападками, за которыми нередко стоит интерес,

14 Термин «нин-дзюцу» означает «искусство быть невидимым» и «искусство терпеть».

В открытом поединке ниндзя проигрывал безусловно, его короткий меч разлетался на части от первого же удара фамильной самурайской катаной. Но невидимкой сливаясь с темными стенами, с помощью приспособлений карабкаясь по отвесным стенам, выдавая себя за другого, с помощью пере­одевания и обмана, отравленного оружия он мог уложить не один десяток воинов противника. Для младших подростков, из-за их очевидной и осоз­наваемой слабости, такой способ ведения боевых действий предпочтитель­нее. Именно черепашки-ниндзя (Teenage Mutant Ninja Turtles), а не черепаш­ки-самураи стали суперпопулярными героями подростковой субкультуры15.

Для детей важна символическая битва, а настоящая драка идет у них толь­ко до первой крови. Для большинства подростков целью потрясания меча­ми под боевые крики является самоутверждение и повышение своего имид­жа в сообществе ровесников, а вовсе не желание насмерть поразить врага, как во взрослых битвах.

Высшая точка этого явления — строительство всевозможных секретных «штабов». Игра в «войну» предполагает не только открытое столкновение соперников. Еще больше в детской игре требуется качество разведчика: мальчишки выслеживают врага, сгибаясь в три погибели шныряют по кус­там и переулкам, стараясь быть незамеченными и подготовиться к внезап­ному нападению. При этом они защищены укрытием, невидимы, целенап­равленно следят за противоположной стороной, планируют свои действия, обмениваются секретными сигналами и командами.

симпатия или просто желание мальчика вступить в непосредственный контакт с девочкой. Поскольку мальчики такие же люди, как и девоч­ки, их «тайники» роднит с «секретами» общая функция — желание таким образом материали­зовать свое тайное присутствие в пространстве окружающего мира. Однако мальчишечьи «тайни­ки» редко бывают в земле — только если боль­ше негде их устроить. А вообще они чаще распо­лагаются во всевозможных нишах, щелях, укры­тиях, где можно сделать незаметное для постороннего глаза вместилище, куда закладыва­ются разнообразные предметы. Иногда мальчики прячут в «тайник» то, что потом будет необходимо для уличной игры, чтобы не надо было ходить за этим домой или чтобы из дома это не выкинули, приняв за мусор. Но гораз­до чаще в «тайнике» находятся личностно-значи-мые, ценные для мальчика предметы, похожие на те, что хранятся в «сокровищницах». Некоторые из них были им найдены или добыты. Что-то — подарено значимыми людьми (обычно старшими мужчинами: отцом, дядей, старшим братом или товарищем).

В особых случаях, например в пионерском ла­гере, в «тайниках», расположенных вне обжито­го пространства, в лесу — под деревьями или


на них, в норах и откосах канав и т.п., — прячут­ся предметы, которые могут быть отобраны на­чальством или более сильным сверстником (еда, носильные вещи, предметы, имеющие высокую потребительскую ценность, а также — краденое).

Интересно, что в «тайниках» мальчиков отсут­ствует эстетический аспект, столь важный для «секретов» девочек. Очень часто акцент сдвинут на другое: не столь важно — что лежит в тайни­ке (иногда мальчики страдают оттого, что «тай­ник» сделан, а положить туда нечего), сколь важ­но — как он выстроен (неожиданность выбора места, выдумка и техническое совершенство организации самого вместилища). Мальчишеский «тайник» в гораздо меньшей сте­пени, чем «секреты» девочек является сред­ством общения. Мальчики иногда тоже показыва­ют его ближайшим друзьям, но после этого он теряет свою защищенность, а потому и привле­кательность для хозяина, который рушит его или переносит в другое место. Девочки за мальчишес­кими «тайниками» не охотятся, а вот свои же, мальчишки, — да.

Сокращено по источнику: Осорина М.В. Секрет­ный мир детей в пространстве мира взрослых. СПб., 2000.

15 Кузнецов Г. Указ. соч.

Детьми движет жгучее желание прикоснуться к тайному. Уже семилетний школьник в состоянии разделить непрерывный текст на отдельные и одно­родные единицы — слова, в то время как шестилетки в считалках ошибают­ся сплошь и рядом16.

Детьми движет жгучее желание прикоснуться к тайному

МУЗЫКА ДЛЯ ДЕТЕЙ

К наиболее ярким примерам культурных артефактов, созданных взрослы­ми для детей, относятся художественная литература и музыка. Музыка для детей включает произведения народного и профессионального композитор­ского творчества, специально предназначенные для детского восприятия или исполнения. Собственное музыкальное творчество начинается в старшем подростковом возрасте и расцветает в юношеском и молодежном. С этих пор музыка перестает быть жанром, создаваемым взрослыми для детей.

Между двумя видами музыкальной культуры огромная разница. В то время как взрослые композиторы сочиняют и рекомендуют «правильную», преиму­щественно классическую музыку, где преобладают положительные ценности, высокие идеалы, патриотизм и служение родине, «подростковые» композито­ры создают или выбирают чаще всего девиантную, нередко блатную, музыку. Еще дальше идет молодежь, ибо ее музыкальное творчество почти насквозь протестное. Показателен пример с нашим выдающимся бардом Владимиром Высоцким. Районы Москвы, где он жил в 1940-е гг., считались не очень рес­пектабельными. Здесь проживала молодежь, у которых родители знали о тюрьме не понаслышке, а потому в подростковой среде уважали физическую силу и

16 Осорина М.В. «Секретный мир детей в пространстве мира взрослых». СПб., 2000.

крепкие кулаки. Отсюда его интерес к так называемым «блатным» песням. Этот интерес возник по большей части из чувства протеста.

Взрослые дяди через свое музыкальное творчество стараются показать ребенку все многообразие жизни, все ее стороны и проблемы: любовь к род­ной стране, общение с природой и нравственный мир личности, прошлое всего народа и сферу личностного общения, высокие гражданские чувства и тонкие душевные состояния. Они намеренно выводят за рамки сюжета бедность и пороки, преступность и несправедливость, которые, по их мне­нию, могут негативно сказаться на психике ребенка: трагедийность, эроти­ка, чрезмерная эмоциональная напряженность и т.п.

Напротив, подростковое и моло­дежное музыкальное творчество, как будто бы изголодавшихся по запрет­ным темам, очень одностороннее, ак­центированное на негативных чертах жизни. Оно воспевает тех, кто борет­ся с несправедливостью взрослого мира, и обличает несправедливые за­коны устройства самого этого мира. Там много ужасов, войн, эротики, нигилизма. Как раз того, от чего их так долго ограждали профессиональные композиторы, намечая правильные, основанные на последних достижени­ях научной педагогики, траектории инкультурации — освоения лучших образцов народных традиций.

Специалисты, характеризуя особен­ности музыки для детей, подчеркивают ее педагогическую направленность. Эту музыку отличает также стремление к простоте, образному языку, определенности музыкальной идеи, использова­нию изобразительных, танцевальных, звукоподражательных элементов, ори­ентация на ограниченные возможности детского голоса. Ничего подобного нет в подростковой субкультуре: хриплыми, ломающимися голосами, стара­ясь басить на манер взрослых 15—17-летние почти двухметровые «детишки» вовсю склоняют взрослый репертуар.

История музыки для детей начинается в глубокой древности. Возникнув в недрах народного песенного творчества, детские песни бытовали как сами по себе, так и в качестве необходимых составных частей детских игр, сказок, хо­роводов. Различают народные детские песни, создаваемые и исполняемые взрослыми для детей (обычно для самых маленьких), — байки, потешки, колы­бельные и пр., и складывающиеся и существующие в среде детей постарше — считалки, дразнилки, перевертыши, а также перенимаемые у взрослых песни календарного цикла, получающие игровое значение, — колядки, заклички и т.п. В XVIII в. в европейских странах началась профессиональная композитор­ская деятельность для детей. Создавалась инструментальная музыка для дет­ского исполнения (И.С. Бах, Д. Скарлатти, Й. Гайдн, В.А. Моцарт, Л. Бетхо­вен и др.). Гайдну принадлежит первая в истории музыки «Детская симфония»

(1794), предполагающая включение в состав оркестра детей — исполнителей на «детских» инструментах. В XIX — начале XX в. были созданы: «Альбом для юношества» Р. Шумана, «Детский альбом» П.И. Чайковского и др. К концу XIX в. относится появление первых опер для детей (Н.В. Лысенко, Н.П. Брян­ский, В.И. Ребиков, Б.В. Асафьев и др.). Одновременно создаются произве­дения, рассчитанные на исполнение профессиональными артистами, доступ­ные детскому восприятию: балет Чайковского «Щелкунчик» (по одноимен­ной сказке Э.Т.А. Гофмана), симфоническая сюита «Игры детей» Визе.

Особенно активизировалось песенное творчество для детей в 1930-е гг. По­явились песни И.О. Дунаевского, М.Л. Старокадомского, В.П. Соловьёва-Се­дова. В 1950—60-е гг. в репертуар вошли песни Д.Б. Кабалевского, А.Н. Пах­мутовой, В.П. Герчик и др. Появились хоровые произведения И.М. Ельчева, М.А. Парцхаладзе, В.Г. Соколова, А.Г. Флярковского и др. Оформился свое­образный жанр пионерской кантаты. Открытие первого в мире Московского

детского музыкального театра (1965, ху­дожественный руководитель Н.И. Сац) активизировало работу композиторов в театральных жанрах музыки для де­тей. Театр ставил оперы для детей разных возрастов — от самых маленьких («Волк и семеро козлят» М.В. Коваля и др.) до старших школьников («Сест­ры» Кабалевского и др.). Развивая русские классические традиции, отече­ственные композиторы пишут балеты для детей: «Три толстяка» В.А. Оран­ского, «Юность» (по мотивам романа Н.А. Островского «Как закалялась сталь») М.И. Чулаки, «Конёк-Горбунок» Р.К. Щедрина, «Синяя птица» Ра-ухвергера.

ДЕТСКАЯ КУЛЬТУРА

В ТРАДИЦИОННОМ ОБЩЕСТВЕ

Этнография детства изучает разные стили и методы воспитания, пробле­мы социализации ребенка, отличия детей данного народа от детей, расту­щих в иной социально-культурной среде, механизмы и процессы приобще­ния детей к культуре своего народа. Здесь используются детальные моногра­фические описания, массовые статистические исследования, исследования, опирающиеся на наблюдения, исследования комплексного типа и т.д.

Раньше детство выступало основным периодом приобщения к традиции, пре­имущественно в игровой форме. Культурная атрибутика такого приобщения в русском обществе — кукольные игры «в свадьбу», волчки, детские прялочки, мячи, коники, и принадлежности ритуальных «закликаний весны» (печенья — «жаворонки», «кулички», «сороки» и другие «птички»), и святочные дары де­тям, полученные во время обходов-колядок — пряники в виде птиц и домаш­них животных. Колыбель и ее обереги — вещи, призванные защитить ново­рожденного от испуга и полуночницы, чужого и недоброго слова, — стрелы, плужок, прялочка и т.п.17

17 Лаврентьева Л.С, Щепанская Т.Б. Женщина и магия: мир русской деревни XIX—XX вв. (www.kunstkamera.ru).

Детский период инкультурации сменяется подростковым и юношеским.

Девичья магия — праздничная, яркая, игровая, эмоционально насыщен­ная, и, как правило, коллективная форма инкультурации. На первый план в ней постепенно выходят брачно-любовные мотивы, гадание, привлечение женихов, обретение «красоты», под которой понимались идеальные свой­ства девичества: чистота, здоровье, физическая привлекательность, высокая детородная потенция. Весенняя хороводно-игровая магия повсеместно на­чиналась с Пасхи. В музеях ряд культурных артефактов обычно представлен вещами и фотографиями, связанными с пасхальным обычаем звонить в ко­локола, оповещая о бурном росте природной и девичьей красоты, качаться на качелях, скакать на досках, играть в мяч, яйца, городки, — всем этим пред­метам приписывалась особая половая «сила». Другой ряд предметов отно­сится к весенне-летним девичьим обрядам «кумления», — это кольца, серь­ги, крестики, которыми обменивались «покумившиеся» (т.е. подруживши­еся) девицы, венки, использовавшиеся при гадании о замужестве. Для этих предметов характерна растительно-птичья орнаментика, символизирующая пик расцвета природы и девушки. Здесь же мы видим образцы девичьего рукоделия: полотенца, рубахи с «заговорными» узорами, предназначенные для свадебных даров.

Этнография детстваизучение стилей и методов воспитания у разных народов, механизмов социализации и приобщения к национальной культуре

Девушки заплетали волосы в косу, укладывали вокруг головы, украшая цветами, венком из бумажных цветов, пестрыми лентами. Венок — это сим­вол непорочности, юности и чистоты, он же является неотъемлемой частью свадебного обряда. Брачная символика венка отражена в любовной магии и девичьих гаданиях о замужестве, в обычае вручать девушке венок в знак сва­товства, в обрядовом использовании венков на свадьбе. Венок невесты тес­но смыкается с девичьими головными уборами («перевязкой», «повязкой», «налобнем», «венком» и т.п.), в том числе со специальными свадебными, которые просватанная невеста носит перед венчанием («венцом», «кору-

ной», «плачеей», «волей», «лентой» и др.). После свадьбы свадебный венок используют в лечебных и магических целях: кладут в колыбель, чтобы ребе­нок рос здоровым; дают в порошке ребенку от испуга.

Магия молодицы была почти исключительно связана с зачатием, рожде­нием и выращиванием (выживанием) детей. Она представлена вещами, та-буированными во время беременности (атрибуты некоторых рукоделий, дороги и пр.), а также средства магического облегчения родов (дуга, пояс, сундук).

Зрелость отмечена на культурном календаре славян бабьей магией. Ею про­низано все предметное окружение женщины, так что средствами ее стано­вятся едва ли не все бытовые предметы и орудия повседневных дел. Основной смысл — регулирование (стимуляция или, наоборот, сдерживание) плодоро­дия как человека, так и домашней ско­ тины, земли. Особую роль в бабьей магии играли предметы «пронималь-ной» формы, т.е. с отверстием, полостью, развилкой, использование кото­рых, как практическое, так и магическое, основано на операции пронима-ния, протаскивания, продевания. Сюда же относится и полая утварь бабье­го «кута» — женской половины избы, расположенной у печи. В магии плодородия использовались горшки, корыта, ступа, квашня, а также печная утварь: хлебная лопата, ухват, кочерга и многое другое. Эти же вещи служи­ли оберегами от враждебных сил, в том числе и потусторонних. Магический смысл имели и другие вещи с отверстием, например, камень с дырой — «ку­риный бог» в хлеву или курятнике, щепочка с дыркой от выпавшего сучка, использовавшаяся как средство лечения скота или оберег в пути18.

Старость в культурном пространстве подразделяется на две формы — «активную» и «уходящую». Первому аспекту соответствует, в частности, повивальная магия: атрибуты обрядов обрезания пуповины и «перерожде­ния» или «перетекания» младенца, а также некоторых лечебно-магических ритуалов. Второму аспекту соответствует уход, в том числе уход «по вере», как распространенный способ проживания старости. Он представлен пред­метами, связанными с паломничеством (бронзовые иконки, ложки монас­тырской работы и пр.), келейным житьем и «божественным» рукоделием (лестовки)19.

Родильный обряд

Рождение ребенка, как и другие переломные моменты жизни (например, вступление в брак или смерть), ведущие к перемене статуса человека в об­ществе, занимает исключительно важное место в социологии, а потому изу­чаются под самым разным углом зрения, в том числе культурологическом.

В самостоятельную форму возрастной культуры надо вынести культуру рождения, которая всегда являлась важным предметом изучения у этногра-

18 Лаврентьева Л.С, Щепанская Т.Б. Женщина и магия: мир русской деревни XIX-XX вв.
(www.kunstkamera.ru).

19 Там же.

фов и антропологов, а позже — у психологов, социологов и культурологов. В США существует самостоятельное направление — «антропология рожде­ния» (anthropology of birth)20, которая изучает не только особенности тради­ционной культуры, но и современные формы родов и родовспоможения в историко-сравнительной перспективе. Интерес социологов продиктован скорее массовым распространением альтернативных способов рождения, в том числе в присутствии отца и под водой. Любое массовое явление неза­медлительно перетекает в центр внимания социологов, интересующихся пове­дением больших социальных групп людей. О переходных обрядах в примитив­ных культурах говорится в трудах Д. Фрезера, А. Ван-Геннепа и В. Тэрнера, в работах В.Н. Харузиной21, В.Я. Проппа22, А.К. Байбурина23, В.И. Ереминой, Т.А. Листовой24, Е.С. Новик25, Г.И. Попова26, СМ. Толстой27, В.Е. Доброволь­ской28 анализируются обряды жизненного цикла и родильные обряды в тради­ционной русской культуре, в работах Т.Б. Щепанской29 — фольклор субкультуры беременных, у Т.А. Кругляковой — культура русского родильного дома, а ста­тьи Е.А. Белоусовой посвящены субкультуре материнства30. Родильный обряд в донской казачьей традиции описывается Т.Ю. Власкиной31.

В США медицинская антропология (изучающая медицину как культуру) и, в частности, антропология родов, институциализирована как специальная об­ласть научного знания. Социальному и культурному аспекту родов посвящено большое количество статей и монографических исследований, в том числе М. Ривкин-Фиш, П. Брауна, Дж. Фостера, Б. Андерсон, X. Фабреро, Э. Фоулк-са, К. Хасана, Д. Хочстрассера, К. Браунера, К. Серджента, Дж. Тапп, А. Клайн-мана, Э. Ханта, Р. Гартоулл, Б. Джордан, Р. Дэвис-Флойд и др.32

Являясь одним из важнейших переходных обрядов, процесс рождения ребенка связан с хорошо разработанным, сложным ритуалом, включающим

20 При этом anthropology of birth тесно связана с другой областью знания — medical anthropology, где
регулярно выпускается собственный журнал— Medical Anthropology Quarterly — и существует
Society for Medical Anthropology, образованное в 1971 г.

21 Харузина В.Н. Несколько слов о родильных и крестильных обрядах и об уходе за детьми в Пудож­
ском уезде Олонецкой губернии // ЭО. 1995. Вып. 1—2.

22 Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. М., 1996.

23 Байбурин А.К. Обрядовые формы половой идентификации детей // Этнические стереотипы мужс­
кого и женского поведения. СПб., 1991.

24 Листова ТА. Русские обряды, обычаи и поверья, связанные с повивальной бабкой (вторая поло­
вина XIX — 20-е годы XX в.) // Русские: семейный и общественный быт. М., 1989.

25 Новик Е.С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме. Опыт сопоставления структур. М., 1984.

26 Попов Г.И. Русская народно-бытовая медицина // Торэн М.Д. Русская народная медицина и пси­
хотерапия. СПб., 1996.

27 Толстая СМ. Беременность, беременная женщина // Славянская мифология. Энциклопедичес­
кий словарь. М., 1995.

28 Добровольская В.Е. Повивальная бабка в обрядах Судогодского района Владимирской области //
Живая старина. 1998. № 2 (18). С. 19-21.

29 Щепанская Т.Б. Сокровенное материнство // Секс и эротика в русской традиционной культуре.
М., 1996.

30 Белоусова Е.А. Родовая боль в антропологической перспективе // Arbor Mundi: Международный
журнал по теории и истории мировой культуры. 1998. Вып. 6.

31 Властна Т.Ю. Донские былички о повитухах // Живая старина. 1998. № 2 (18). С. 15—17.

32 См.: Foster George M., Anderson Barbara G. Medical Anthropology. N.Y., 1978; Jordan B. Birth in Four
Cultures: A Crosscultural Investigation of Childbirth in Yucatan, Holland, Sweden and the United States.
Montreal, 1980; Davis-Floyd Robbie E. Birth as an American Rite of Passage. University of California
Press, 1992.

в себя ряд обязательных или факультативных обрядовых действий, направ­ленных на обеспечение благополучия ребенка и всей семьи. Основными участниками родильного обряда выступают женщина (беременная, рожени­ца, мать) и помощник в родах (повиальная бабка, знахарка, врач, акушер­ка, «нянечка»). Отличительная особенность родильного ритуала от других переходных обрядов состоит в том, что это «двойной» переходный обряд: новый статус обретает как ребенок, так и его мать33. В традиционной народ­ной культуре повивальные бабки представлялись авторитетом в области деторождения, единственными носителями «истинного» знания. Бабки об­резали пуповину, отлучали ребенка от груди, «развязывали» шаги, речь,

впервые стригли волосы и ногти. В тра­диционной культуре повитуха при по­мощи магических средств пыталась воздействовать на облик ребенка до его рождения, в ходе беременности и пос­ле родов. В современной культуре мо­нополистами «истинного», «научно­го», «авторитетного» знания являются медики. Они конструируют представ­ления о том, до какого возраста следу­ет кормить ребенка грудью, когда начинать докармливать его «взрослой» пищей, в каком возрасте он должен начать ходить, говорить, пользоваться горшком. Таким образом, к медикам (акушерам, гинекологам, неонатоло-гам) как бы перешли по наследству от повивальных бабок и функции регу­ляции отношений между матерью и ребенком, с одной стороны, и социумом и космосом — с другой. Частично эти функции унаследовала официальная медицинская теория, частично — официальная практика роддомов, женских консультаций и детских поликлиник, частично они адаптированы в нефор­мальных приемах и практиках, используемых медицинским персоналом этих учреждений34.

Родильный обряд, по мнению Е.А. Белоусовой, поныне сохраняет за со­бой важнейшие функции ритуала в том виде, как он представлен в тради­ционной культуре, и является, таким образом, важнейшим механизмом кол­лективной памяти и средством поддержания социального порядка. И сегод­ня, и прежде родины — первый ритуал в жизни человека. По воззрениям славян, ребенок — «дар божий». Новорожденный не мог считаться челове­ком до тех пор, пока над ним не совершены предписанные обществом ри­туальные действия, основной смысл которых состоит в том, чтобы «превра­тить» его в человека. Особый статус новорожденного проявляется в том, что в течение некоторого времени (чаще всего до крещения или до одного года) он считается как бы несуществующим, т.е. маргинальным существом, на­ходящимся между небытием и бытием, природой и социумом. Он вроде бы есть, но лишь как природный феномен, но его одновременно и нет как со­циального существа. В случае смерти его хоронили не на кладбище, а в осо­бых местах: в подполье, под порогом и т.п. Преобразование «новорожден-

33 Белоусова Е.А. Современный родильный обряд // Фольклор и постфольклор: структура, типоло­
гия, семиотика (http://ivgi.rsuh.ru).

34 Там же.

ный => человек» начинается уже с первых действий после отделения ребен­ка от матери.

Первым ритуальным действием, отделяющим ребенка от природы и не­бытия, служило обрезание пуповины. Пуповину отрезали на заданном рас­стоянии от живота («в три пальца») на определенном твердом предмете, например, на дубовой плахе или топорище. Затем ее перевязывают льном, прядевом, волосами матери. Следующий шаг связан с выходом и захороне­нием плаценты, что рассматривалось как вторые роды. После чего наступа­ла очередь для обмывания. Это некая универсальная процедура, которая совершается при всех важных моментах жизненного цикла: рождение, бра­косочетание, похороны. Обмывание — один из первых шагов в серии опера­ций, направленных на создание чело­века, его приобщение к сфере культу­ры. В северорусских районах, где об­мывание совершалось в бане и ребенка распаривали, его «мягкость» доводи­лась до предела, с тем чтобы затем «ле­пить» из него человека. Обмывание должно было сообщить ребенку отсут­ствующие качества. На новорожденно­го смотрели скорее как на материал, из которого в ходе ритуала можно по­лучить «настоящего» человека. Стремление придать нужную форму отчет­ливо проявляется в действиях повитухи. Приняв ребенка, она гладит ему головку, стараясь сделать ее круглее; сжимает ноздри, чтобы они не были слишком плоскими и широкими35.

Одевание новорожденного — следующий акт его приобщения к сфере культуры. После купания ребенка заворачивали в рубаху отца, которая не должна была быть новой и чистой («смоется отцовская любовь»). Ребенок становится продолжением не только матери, но и отца. Одетость — важней­ший признак человека, его включенности в социальные отношения. Старые и поношенные вещи в русской культуре воплощали идею преемственности, передачи благ и ценностей от одного поколения к другому.

По окончании родов повитуха отправляется к священнику «за молитвой» и «за именем», а также договориться о дне крещения. Получение имени оз­начает выход из обезличенного состояния. Ответственным за такой переход является крестный отец: повитуха «лепит» создает форму, а крестные роди­тели дают имя и приобщают к сфере духовного. Их совместными усилиями создается не просто человек, но культурный феномен. Ребенок получает помимо биологических еще и социальных родителей.

Не случайно крестные являются главными действующими лицами во все важные моменты жизни крестника — именины, постриг, свадьба, крестины, на которых они обязаны покрыть существенную часть расходов. В свою оче­редь родители ребенка и подросшие дети обязаны были посещать и одаривать крестных. Бытовавшее в сельской среде мнение, что кумовья роднее братьев, довольно точно отражало особенность традиционных отношений. В кумовья приглашались близкие родственники, знакомые, соседи. Основной смысл

35 См.: Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб., 1993. С. 40—62.

института восприемников (крестных родителей) заключался в том, чтобы дать младенцу «настоящих» (узаконенных культурой) родителей, включить ребен­ка в социальную структуру более высокого уровня, чем семья36.

Имянаречение

Имянаречение — присвоение имени новорожденному — является одним из важнейших элементов социализации. В каждой культуре и в разные ис­торические эпохи этот процесс обставлялся культурными обрядами, был связан с существующими традициями и происходил в соответствии с при­нятыми в данном обществе культурны­ми и социальными нормами.

В традиционном обществе широко распространен обычай давать имя ре­бенку не сразу после рождения, а спу­стя некоторое время. Этот промежуток между рождением и наречением мог длиться от нескольких дней (у сога и киси Африки, хиваро Южной Амери­ки, хопи и квакиютль Северной Аме­рики) до полугода или даже нескольких (пяти-шести) лет (у кубео Южной Аме­рики, северных якутов)37. Какое-то время после рождения у младенца не было не только имени, которое бы оп­ределило его место среди людей, но, как считалось, и души. Чтобы он приобрел ее, в некоторых обществах при­меняли специальные приемы. Например, хиваро давали младенцу в возра­сте нескольких дней мягкий галлюциноген с целью помочь ребенку «уви­деть» и приобрести душу «арутам», обладание которой, по верованиям хи­варо, защищает ее обладателя от насильственной смерти и вредоносной магии38.

У некоторых народов младенец до появления зубов, истечения лунного месяца или другой временной границы не признавался человеком. У некото­рых народов, например конго Африки, такой границей между «предчелове-ческим» и человеческим существованием ребенка и было наречение. По пред­ставлениям конго, до получения имени младенец — не человек, а кимпитау — гусеница или куколка бабочки39. Лишь с получением имени ребенок, по взгля­дам конго, становится человеком. Такой взгляд вполне естествен в обществе, в котором имя указывает на место человека в социальной структуре.

У народа йоруба на западе Нигерии ритуал наречения календарно строго регламентирован. Для мальчиков он проводится на седьмой день рождения,

36 См.: БайбуринА.К. Указ. соч. С. 40-62.

37 Гурвич И. С. Культура северных якутов-оленеводов. М., 1977. С. 117; Иорданский В.Б. Хаос и гармо­
ния. М., 1982. С. 237; Harner M. The Jivaro. Garden City, 1973. P. 84; Hodge W. The First Americans.
N.Y., 1930. P. 278, 417; Goldman I. Tribes of the Vaupes-Caqueta Region // HSAI. 1948. Vol. 3. P. 787;
May bury-Lewis D. Akwe-Shavante Society. L., 1974. P. 232, 234.

38 Harner M. The Jivaro. P. 84.

39 Van Wing J. Etudes Bakongo. P., 1959. P. 220. Цит. по: Иорданский В.Б. Хаос и гармония. С. 243.

для девочек — на девятый, а для разнополых близнецов — на восьмой. До этого момента ни мать, ни ребенок не покидают помещения, где прошли роды. В начале обряда ребенка показывают родственникам. Этот обряд — представ­ление родственникам — принят и у многих других народов. На крышу хижи­ны выплескивают кувшин воды, а самая старшая из женщин подставляет мла­денца под льющиеся сверху струи. Под его плач и одобрительные возгласы зри­телей подносятся подарки. В этот мо­мент обычно закалывают быка, а если семья победнее, довольствуются отреза­нием головы курице. Затем наступает самый важный момент: местный оракул предсказывает будущее новорожденно­му и в соответствии с этим дает ему имя. В самом первом имени обычно запечатлеваются обстоятельства рождения но­вого члена общины, подчас достаточно интимные40.

Во многих обществах младенец считался еще не вполне человеком. Так, у венда Трансвааля (провинция ЮАР) ребенка до появления зубов не при­знавали за человека и относили его к категории вещей. «Он еще не человек, он — вода», — говорили венда. Умершего младенца не оплакивали. У ламба Замбии младенец также считался подобным воде и не признавался челове-

Врезка

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...