Проблема социальной интеграции

(«СЛИЯНИЯ СОСЛОВИЙ») В РУССКОМ ЗЕМСТВЕ

 

Судьба земства в русской революции представляет собой весьма впе­чатляющую страницу русской истории. Сразу после свержения самодержа­вия, временное правительство приступает к передаче власти и ответственно­сти из рук царской администрации на местах в руки представителей земств: председатели губернских земских управ заменяют губернаторов, а председа­тели уездных управ назначаются «уездными комиссарами» со всей полно­той власти на этом уровне. Почти одновременно, до конца марта 1917 года, временное правительство объявляет о своем намерении образовать, нако­нец, «мелкую земскую единицу», т. е. всесословное волостное земство. Это было давняя мечта земских либералов — заменить существующую со време­ни отмены крепостного права сословно-крестьянскую волость всесослов­ным волостным земством; в ожидании формального законодательства, но­вые земские «комиссары» уполномачиваются создавать «временные волост­ные комитеты» по местному управлению. В мае поступают формальные дек­реты, концентрирующие все местные управленческие функции в руках во­лостного земства и преобразующие на вполне демократических началах из­бирательную систему для выборов во все звенья земских учреждений.

Либеральная й либерально-народническая пресса была в восторге: на­конец восторжествовало демократическое местное самоуправление в Рос­сии. Но рано было торжествовать. Дело в том, что, не дожидаясь большеви­стского переворота, деревенская Россия отворачивается от всех навязанных «извне» учреждений, в том числе земских (за исключением чисто сословно-крестьянских, освобожденных теперь от бюрократического надзора). Начи­нается та великая аграрная революция, в которой черный передел сопрово­ждается уничтожением практически всех вертикальных фискально-админи­стративных структур. По всей России крестьяне относились к земству или с ненавистью, или индифферентно. Уже задолго до формального роспуска НКВД в конце февраля 1918 г. всех земских учреждений стало ясно, что де­мократического преобразования местного управления на основе земства не будет.

Чем объясняется крестьянское отношение к учреждению, столько сде­лавшему на протяжении полустолетия, r том числе в обладти народной ме­дицины и народного образования? Нельзя, конечно, упускать из виду спе-

209

 

цифические условия анархии и экономической разрухи, созданные войной и революцией, но они есть только условия, вызвавшие драматичные, роко­вые последствия; в самом деле, крестьянское отношение к земству является одной из причин анархии революционной поры.

Оказывается, что в глазах русских крестьян земские учреждения, пусть реформированные и демократизированные, остались составной частью все того же городского, чиновничьего, дворянского «истеблишмента», требовав­шего денег и рекрутов, и в данных условиях мешавших общинному присвое­нию помецргчФкйх земель.

Нет необходимости прибегать к отвлеченным понятиям вроде «полити-даосая культура» или «традиционный менталитет», чтобы понять крестьян­скую индифферентность к земству; она основана на вполне трезвой, хотя не­дальновидной, оценке земских учреждений и их отношения к крестьянским интересам.

В соответствии с земским законодательством 1864 г. в уездных земских отираниях Европейской России крупные землевладельцы, то есть дворянст­во, за редким исключением составляли самую большую группу, а в губерн­ских собраниях!креетьянин среди депутатов был просто редкостью, не гово­ря уже о земских управах на обоих уровнях. Такова была ситуация и до зем­ской «контрреформы» 1890 года, которая вообще лишила крестьян прямого представительства в земских собраниях и превратила землевладельческую курию в дворянское собрание.

Широко отмеченное крестьянское неучастие в земских выборах осно­вывалось на простом расчете, что крестьянский голос имел мало веса. Когда же избирательная система, выработанная для выборов в Первую думу, обес­печила значительное крестьянское представительство в законодательный орган, в повестке дня которого аграрная реформа стояла чуть ли не на пер­вом месте, то крестьяне во многих регионах принимали весьма активное участие в выборном процессе и сумели послать значительное количество со­знательных крестьян в думу.

Таким же образом, после указа 3 июня 1907 года, по которому удельный вес крестьянских голосов был резко сокращен, упала крестьянская актив­ность в период выборов в Третью и Четвертую думы.

Итак, земство было, по своему личному составу, а также по кругу отра­женных в нем интересов, прежде всего дворянским учреждением. А под этим «всесословным» институтом волостное управление оставалось исклю­чительно сословно-крестьянским.

Индифферентность, перемешанная с враждебностью, оказанная земст­ву крестьянами в русской революции, была очевидна либеральным авторам того времени. Как писал в 1911 г. В. Д. Кузьмин-Караваев, человек с боль­шим земским, а также государственным, опытом: «...Само крестьянство все­гда стояло от земства в стороне. Ни характер земской деятельности, ни стре-

210

 

мление земства служить интересам крестьянства не в силах были слить зем­ство и крестьянство в одно целое. В глазах крестьян земство было и остается чуждой им организацией, — собирательным именем какого-то неопределен­ного начальства, не то совпадающего с уездным съездом, с предводителем, с исправником, с земским начальником, не то отличным от них. По свидетель­ству современников, в первые годы по введению земских учреждений на­дельные крестьяне считали избрание земских гласных новой повинностью. Были примеры, когда в гласные «наряжали» недоимщиков. Закон 1890 г.., само собой разумеется, не мог способствовать проникновению в крестьянст­во воззрения на земство, как на самоуправление не только господское, но и крестьянское. Значительное уменьшение числа даже таких «назначенных» гласных с очевидным и для неграмотных расчетом, чтобы, независимо от площади землевладения и суммы платимых сборов, большинство голосов было всегда в стороне «господ», конечно, служило фактором, действовав­шим в том же направлении»¹.

Нестабильность ситуации земства в данных условиях ясно сознавалась современными тому периоду, в основном либеральными, комментаторами. Редакторы «Юбилейного земского сборника» (1914), составленного из ста­тей ветеранов второго и третьего земских элементов, прямо пишут:

«Земское дело сильно разрослось и продолжает неудержимо расти; оно все глубже и глубже захватывает многообразные интересы населения, и ос­тавлять земское представительство в существующем виде, в виде гегемонии небольшой группы дворян — обезземелевшейся, почти не несущей налогов в земскую кассу и оскудевшей на месте — является совершенно невозмож­ным. Существующее положение представляет угрозу и основам земского са­моуправления, и культурному будущему страны»².

Итак, дореволюционные поборники «земского дела» ни в коей мере не считали, что земство в таком виде, в каком оно существовало тогда, — демо­кратическое учреждение. Зато они верили, что земство обладает достаточ­ным потенциалом, чтобы послужить культурному и экономическому разви­тию страны; считали, что на основе совместной работы всех главных сосло­вий в земстве (а земство было единственным общественным учреждением пореформенного строя где такая работа имела место, пусть на весьма нерав­ных правах) будет проложен путь к социальной интеграции (слиянию со­словий) и настоящему общественному самоуправлению.

Земско-либеральная программа фактически была выработана еще до проведения в жизнь земской реформы — либералами в дворянских комите­тах 1858—1859 годов. Критически относясь к правительственному проекту

Кузьмин-Караваев В. Д. Крестьянство и земство. // Великая реформа. Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. Москва 1911. Т. 6. С. 286.

Юбилейный земский сборник. 1864—1914. Под редакцией Б. Б. Веселовского и 3. Г. Френкеля. СПб., 1914. С. xi.

211

 

по устройству отдельной крестьянской администрации для пореформенной России, они впервые выступили за «всесословную волость» в интересах из­бежания социальной розни в будущем¹. С тех пор это требование повторя­лось в почти всех либеральных программах до самого конца старого режима; с особой интенсивностью оно выставлялось в самом начале века, когда це­лый ряд уездных и губернских земств приняли резолюцию такого рода. То же самое наблюдалось во многих местных комитетах «по нуждам сельского хозяйства» в 1902—1903 гг. Эти проекты перешли потом в земские съезды 1904—1905 годов, и оттуда в программу кадетской партии, которая внесла ее в Думу. Интересно, что проекты демократизации земской избирательной системы, в особенности проекты всеобщего и прямого избирательного пра­ва, встречались значительно реже на земских съездах: такой проект был, на­конец, одобрен апрельским съездом в 1905 г. и оттуда перешел в кадетскую программу, но большинство земств дальше предложения возвратиться к из­бирательной система 1864 г. не пошло².

Сословно-крестьянская волость, как и другие обособленные админист­ративные и юридические структуры для «сельского сословия», была введена в реформы 1860-х годов «просвещенными бюрократами» частично в интере­сах защиты крестьян от произвола помещиков в переходный период от кре­постничества к гражданскому равенству (другой причиной была забота об исправном собирании налогов, выкупных платежей, и т. д.). Архитекторам реформы был не чужд принцип всесословности, социальной интеграции; в их представлении сохранение элементов сословности, точно также, как и об­щинного владения, в законодательстве 1860-х годов было временной необ­ходимостью, от которой государство избавится в недалеком будущем³. Ис­тория о том, как их ожидания оставались неосуществленными, довольно хо­рошо известна: в первые десятилетия после отмены крепостного права, пла­ны дальнейших преобразований не получили развития из-за внутриправи-тельственной борьбы, а после убийства Александра II в 1881 г., обособлен­ность крестьянства в частности, и сословность (с бюрократическим акцен­том) вообще, были возведены на уровень государственной политики. В та­ком состоянии все оставалось до революции 1905 года⁴.

 

См. Terence Emmons, The Russia landed gentry and the peasant emancipation of 1861. Cambridge, 1968. С 134-137.

Roberta Manning Zemstvo and revolution: the onset of the gentry reaction, 1905—1901 // The politics of rural Russia, 1905—1914, ed. Leopold H. Haimson. Bloomington, 1979. С 51—52.

Захарова Л. Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России, 1856—1861. М. 1984.

Чернуха В. Г. Крестьянский вопрос в правительственной политике России (60—70 годы XIX в). Л., 1972. Захарова Л. Г. Земская контрреформа 1890 г. М., 1968; Зайончков-ский П. А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. Политическая реакция 80-х — на­чала 90-х годов. М. 1970. Симонова М. С. Кризис аграрной политики царизма накануне первой российской революции. М., 1987.

212

 

Крутой поворот правительственной аграрной политики в отношении об­щины на исходе революции 1905 года не сопровождался реформой земства, не­смотря на то, что и столыпинское правительство и думское большинство (и до и после переворота 3 июня 1907 года), поддерживали создание всесословной во­лости и, в принципе, реформу земской избирательной системы, — в первую оче­редь из-за переплетенности последней;1? рядом общеполитических вопросов.
Главную роль в торможении этих реформ играло, как известно, консервативное провинциальное дворянство, опасавшееся ущемления своей власти на местах (в отношении земств это касалось не в последнюю очередь возможных последст­вий в области земской налоговой политики)¹.

Земство так до конца и оставалось, в основном, дворянским учреждени­ем. В масштабе страны крестьянская отчужденность от земства не пощадила и третий — в общем, не дворянский элемент. Несмотря на ее разночинное и крестьянское происхождение, земская служащая интеллигенция тоже была в глазах крестьян представителем «истеблишмента». Чувство отчужденно­сти от крестьянства встречается в мемуарах не только высокообразованных специалистов, чаще всего из городских слоев общества, но и представителей «крестьянской интеллигенции», обладавшей всего лишь средним учитель­ским или техническим образованием.

Трудно судить, насколько распространено было это чувство. Известно, что во время выборов 1906 года в Первую думу, волостные сходы часто из­бирали в избирательные собрания именно таких «крестьянских интеллиген­тов», и оттуда они в значительном количестве попали в Думу. Их избирали, видимо, за те качества, которыми они отличались от своих избирателей: гра­мотность и опыт общения с другой, городской, официальной Россией, где им придется защищать крестьянские интересы. Тем не менее, в той степени, в какой они принимали в 1917 году участие в попытках переустройства ме­стного управления на основе реформированного земства, и интеллигенты «из крестьян» подверглись той же враждебности и даже насилию, что и ос­тальные земские деятели.² Как в свое время отметил Вильям Розенберг, им досталось, пожалуй, даже в большей мере из-за того, что они были использованы в «ударных отрядах» перестроечной политики и не оправдали ожиданий представителей «второго элемента», что смогут найти общий язык с крестьянами³.

Веселовский Б. Б. История земства за сорок лет. Т. 1—4. СПб., 1909—1911. Т. 4. С. 167— 58. Дякин В. С. Самодержавие, буржуазия, и дворянство в 1907—1911 гг. Л., 1978. The politics of rural Russia, ed. Haimson.

Terence Emmons, The formation of political parties and the first national elections in Russia. Cambrige MA, 1983. The zemstvo in Russia: an experiment in local selfgovernment. Cambrige, 1982.

См.:ТЬе zemstvo in Russia. Гл. 12.

213

 

Размышляя зимой 1917—18 гг. об убийстве Александра II, свидетелем которого он, тогда студент Петербургского университета, чуть не стал, исто­рик, либеральный народник, и когда-то секретарь ЦК кадетской партии Александр Корнилов предполагал, что если б не было убийства царя, то про­екты Лорис-Меликова в области крестьянского вопроса и земского самоуп­равления осуществились бы, и земское самоуправление получило бы нужный фундамент в форме «мелкой земской единицы», которого ему не хватало, а Россия избавилась бы от «всеобщего хаоса» революции¹. С мне­нием Корнилове на счет последствий покушения на Александра II можно, конечно, поспорить, но нельзя не согласиться, что исправить ситуацию, сло­жившуюся накануне Первой мировой войны и описанную авторами приве­денных цитат, было тогда уже поздно.

Некрасов назвал как-то русских крепостных крестьян «наши собствен­ные негры»². Не разделяя довольно распространенное (но на мой взгляд ошибочное) мнение о фундаментальном сходстве между русским крепост­ным правом и негритянским рабством на американском юге до середины 19 века, нельзя не констатировать глубокую культурную рознь, возникшую при крепостном праве в связи с ходом европеизации социальных верхов и самого государственного строя, рознь, которая и после отмены крепостного права в процессе экономической дифференциации и распространения гра­мотности не была преодолена до революции. Фактически проблема двух культур в России была снята только в 30 годы сталинскими методами. С точки зрения постсоветского периода неиспользование земского потенциала в целях социальной интеграции представляется одной из наиболее трагичных страниц дореволюционной истории.

¹ Архив Академии наук (Москва). Ф. 518 (В. И. Вернадский). Оп. 5. Ед. хр. 68. Л. 22. Некрасов Н. А. Полное собрание сочинений и писем. Т. I—III. M., 1948—1952; Т. XII. С. 375.

214

 

И. Н. Слепнев

(Институт российсжй жторшЖЩ)

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: