Сталинская «революция сверху» и крестьянство

 

 

Крестьянство в массе своей является консервативной частью общества. Оно с предубеждением относится ко всякого рода новшествам, изменению его Социально-экономического положения, хозяйственного уклада жизни. Вековая сила привычек и навыков, традиций и устоявшихся стереотипов сказались на психологии крестьянства. И если и менялось его отношение к новшествам, то только тогда, когда оно на собственном опыте, на практике убеждалось в его преимуществах и выгоде. Именно поэтому крестьянство поддержало аграрные реформы Советской власти в 1917—1918 гг. (сбылась вековая мечта о ликвидации помещичьего землевладения, перераспределе­ния земель и т. п.). Однако применение насилия, игнорирование интересов крестьянства в годы военного коммунизма (введение продразверстки, тру­довой и гужевой повинностей, мобилизация в Красную армию) резко изме­нили отношение крестьян к Советской власти, превратив их из союзников в противников.

С переходом в начале 20-х годов к новой экономической политике кре­стьянство вновь поддержало мероприятия Советов. Но уже с середины и в особенности с конца 20-х годов отношение крестьянства к Советской власти опять ухудшились. Провозглашение курса на сплошную коллективизацию, применение насилия и репрессий к нежелающим вступать в колхозы вызва­ли решительное сопротивление середняцкой и зажиточной части деревни. Правда, батрацко-бедняцкие слои крестьянства в значительной мере под­держали курс на коллективизацию, поскольку им нечего было терять, а в колхозах с помощью государства они надеялись поправить свое экономиче­ское положение. Вот характерный документ того времени — заявление кре­стьянина-бедняка (ЦЧО): «Октябрьская революция дала мне землю, я из года в год получал кредит, завел себе плохонькую лошадку, но, несмотря на это, с нищетой, бедностью я никак не могу покончить. Лошадь меня объеда­ет, инвентарем я никак не обзаведусь, землю обработать не могу, дети ходят раздетые, голодные, и я не могу никак поднять хозяйство... По-моему вывод один: идти в тракторную колонну...»

Большинство же крестьян-собственников не желали вступать в колхо­зы и оказывали сопротивление принудительному вовлечению в коллекти­вы. Приведем в этой связи еще один документ. В письме И. В. Сталину кре­стьянин-середняк А. И. Панов (раскулаченный в 1930 г.), объясняя причи-

247

 

ны отказа крепких середняков и зажиточных вступать в колхозы, писал: «Зажиточные труженики являлись самыми ярыми, самыми непримиримы­ми агитаторами и противниками коллективизации. Они совершенно не ве­рили в возможность построения жизненных, рентабельных колхозов и ни под каким видом не желали рисковать, не желали выпускать «синицу» из рук ради «журавля в небе».

Мужик — практик, мужик — великий реалист! Он, по пословице, даже и «глазам своим не верит — все руками щупает». Мало ли крестьян побыва­ло в мировую войну заграницей и в качестве союзников, и в качестве плен­ников? И нигде никогда ни там, ни у себя дома они не видели колхозного строя, ни даже не слышали о нем»¹. Поэтому они не хотели рисковать, не хо­тели расставаться со своим хозяйством, со своей собственностью ради неиз­вестного им коллективного, общественного хозяйства, тем более создавае­мого насильственным путем.

О взглядах и отношении крестьян к проводимой «сплошной коллекти­визации» свидетельствуют и другие многочисленные документы.

Насильственная коллективизация, начавшаяся с конца 1929 г. и развер­нувшееся в ходе ее проведения раскулачивание крестьянских хозяйств, вы­звали недовольство и сопротивление широких масс деревни. Подавляющее большинство крестьян, в том числе и значительная часть бедняков, не хоте­ло вступать в колхозы, видя в них новое закрепощение. «Советская власть, — говорили крестьяне, — организацией колхозов стремится совсем закаба­лить крестьянство. При царе крестьяне работали на помещиков, а при Со­ветской власти на коммунистов»².

Крестьяне считали, что колхозы несут не облегчение труда и улучше­ние жизни, а нищету и разорение. В одном из выступлений крестьянина Ко­ми республики прямо указывалось: «Советская власть ведет политику, на­правленную на разорение крестьян»³. Группа середняков и бедняков Алек­сандровского округа Московской области писала в «Крестьянскую газету»: «Нам велят идти в колхоз, но мы в колхоз не хотим, так как не видим в нем ничего хорошего»⁴.

В ряде мест крестьяне возражали против раскулачивания. Так, в ин­формационной сводке ГПУ Карелии отмечалось, что когда на собрании бед­няков и середняков деревни Бор-Пуданцев (Шуньгский район) зашла речь о раскулачивании, то «почти все присутствующие в один голос закричали: «У нас в деревне кулаков нет и раскулачивать некого».

Недовольство крестьян, их сопротивление насильственной коллективи­зации и раскулачиванию принимали различные формы как пассивные, так и

 

Бывший Кремлевский архив Политбюро ЦК КПСС. Госархив Вологодской области. Ф. 399. Оп. 1. Д. 18. Л. 195.

³ ЦГА Коми АССР. Ф.З. Оп. 1. Д. 2313. Л. 15.

⁴ ЦГАНХ. Ф. 7486. Оп. 137.. 29. Л. 46.

248

 

активные. Одной из наиболее тяжелых по своим последствиям форм кресть­янского протеста против насилия в коллективизации явилось сознательное уничтожение своего скота перед вступлением в колхоз. Как отмечалось на ноябрьском (1929 г.) пленуме ЦК ВКП(б), в Поволжье, Казахстане и других районов с осени началось уничтожение скота, которое стало повсеместным явлением. К весне 1930 г. общая численность скота в сельском хозяйстве по сравнению с весной 1929 г. сократилась на 59,2 млн. голов, в том числе ло­шадей — на 4,1 млн., крупного рогатого скота — на 13,2 млн., свиней — на 7,1 млн., овец и коз — на 34,8 млн. голов¹.

Секретарь обкома партии Центрально-Черноземной области И. М. Варейкис в докладе ЦК ВКП(б) от 18 февраля 1930 г. сообщал, что поголовье скота к 10 февраля сократилось по сравнению с весной 1929 г.: крупного ро­гатого скота на 49%, овец и коз — на 67%, свиней — на 86%. Это значит, что крупного рогатого скота уменьшилось в 2 раза, овец и коз — в 3 раза, свиней — в 7 раз. «Вокруг вопросов обобществления скота во многих местах проис­ходили эксцессы, — писал Варейкис. — Особо сопротивляется этому жен­ская часть населения...»²

Другой формой пассивного протеста крестьян против коллективизации было бегство их в города и промышленные центры. Бежали не только зажи­точные крестьяне, но и середняки и бедняки, спасаясь от насильственной коллективизации и раскулачивания. Для Украины и южных районов ЦЧО местом такого прибежища был Донбасс, для Сибири — Кузбасс и Магнито-строй, Нечерноземного центра — торфяные разработки Ленинградской об­ласти. В информационной сводке отдела печати и информации СНК СССР и СТО сообщалось, что «из числа «мирных» приемов кулака, направленных к срыву коллективизации, можно отметить усиленную агитацию за выезд на отхожие заработки^. В Бурлукский сельсовет Куйтунского района Иркут­ского округа поступило 250 заявлений крестьян о выдаче паспортов для вы­езда на прииски Бодайбо и Алдан³. Всего к лету 1930 г. бежало не менее 200-250 тыс. семей. Хотя в официальных документах того времени это называ­лось «самораскулачиванием», фактически это было бегством крестьян из де­ревни, т. е. пассивной формой сопротивления коллективизации и раскула­чиванию.

Недовольство крестьян коллективизацией и теми методами, которыми она проводилась, нашло отражение в жалобах и заявлениях, телеграммах и письмах, тысячами поступавшими в советские и партийные органы, газеты и непосредственно Сталину, Калинину. Крестьяне задавали вопросы: «По­чему в колхозы гонят силком, а не сделают так, чтобы сами шли?», «Могут

 

¹ Там же. Ф. 1562. Оп. 75. Д. 65. Л. 53.

² Там же. Ф. 7486. Оп. 1. Д. 49. Л. 106.

Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективиза­ции. 1927-1932 гг. М., 1989. С. 349.

249

 

ли считать середняка, если он не идет в колхоз, кулаком или подкулачни­ком?»¹

«По деревням на Украине погромы, грабежи, гонения, террор, выселе­ние. Только видим разные налоги, бесконечные контрибуции,, распродажи. В коллективы гонят почти силой оружия. Разве это свобода? Это крепост­ное право,»² — писали крестьяне из Мариупольского округа.

Нажим сверху, гонка темпов коллективизации вынуждали местных ра­ботников путем угроз и насилия заставлять крестьян вступать в колхозы. «Если не запишетесь добровольно, — говорили ретивые коллективизаторы в Коми деревне, — то запишем силой оружия»³. Созданные таким образом колхозы выдавались за добровольные объединения крестьян.

Секретарь Средне-Волжского крайкома партии М. М.Хатаевич в пись­ме И. В. Сталину сообщал о настроениях в деревне в связи с коллективиза­цией и проведением налоговых кампаний: «В условиях недорода мы выбра­ли всякими платежами из деревни за 6 месяцев (осень 1929 — зима 1930 г.) более 60 млн. руб., в том числе 13 млн. рублей задатков на трактора. У мно­гих крестьян представление о коллективизации неизбежно связывалось со всеми этими трудностями и усилившимся финансовым нажимом на дерев­ню... Если еще прибавить к этому такие факты, как невыдача колхозникам ни одной копейки за работу..., как отказ крестьянину в даче ему лошади да­же для поездки в больницу, как включение десятков сел и поселков без их ведома в состав всяких «гигантов», как вопиюще невнимательное и мотов­ское отношение большинства правлений колхозов к выдаче нарядов на вся­кие работы (а все эти факты имели место), то приходится удивляться только долготерпению крестьян, которые до начала марта молча сносили эти без­образия»⁴.

Недовольство крестьян коллективизацией, раскулачиванием и переги­бами в налоговой политике стало проявляться не только весной 1930 г., как утверждалось в письме Хатаевича, но еще зимой 1930 г, о чем свидетельст­вуют массовые выходы крестьян из колхозов в январе 1930 г. (Чапаевский район Самарского округа). По признанию того же Средне-Волжского край­кома, в январе «массовые противоколхозные выступления прошли по всем округам»⁵. Всего в крае в первом полугодии 1930 г. произошло 585 массо­вых выступлений⁶.

17 января 1930 г. Острогожский окружком партии информировал об­ком ВКП(б) ЦЧО о массовых выступлениях женщин двух деревень против

 

Там же. С. 328.

² ЦГАНХ. Ф. 7486. Оп. 131. Д. 29. Л. 39.

³ 9. ЦГА Коми АССР. Ф. 3. Оп. 1. Д. 2313. Л. 8,46.
б. Кремлевский архив Политбюро ЦК КПСС.

⁵ ЦГАНХ. Ф. 7486. Оп. 137. Д. 131. Л. 52. Исторические записки. Т. 80. С. 101.

250

 

коллективизации и против «нажима на кулака», которые едва не переросли в восстание. «Со стороны партийных представителей в связи с этим выступ­лением женщин, — говорилось в письме окружкома, — были допущены не­выдержанность и грубость (стрельба вверх, грубые ругательства и т. п.), ко­торые могли вызвать восстание».

И действительно, обстановка была напряжена до предела. Толпа заняла помещение сельсовета, выбила стекла в окнах, избила двух комсомольцев, председателя колхоза, милиционера, прогнала из соседнего села членов ар­тели и захватила обобществленное имущество. Вскоре аналогичные выступ­ления вспыхнули и в других селах Острогожского округа. Возмущенные на­силием крестьяне сбивали замки с общественных амбаров и сараев, разбира­ли обобществленные семена, скот, громили дома местных советских и пар­тийных работнШов, избивали уполномоченных по коллективизации.

Массовые крестьянские выступления зимой 1930 г. приняли широкий размах и острые формы. В ЦЧО, по сообщению Варейкиса, с 17 декабря 1929 г. по 14 февраля 1930 г. произошло 38 крестьянских выступлений, в ко­торых приняло участие более 15 тыс. человек. «В отдельных местах, — писал Варейкис, — толпы выступающих достигали двух и более тысяч человек-Масса вооружалась вилами, топорами, кольями, в отдельных случаях обре­зами и охотничьими ружьями». Для их подавления применялась вооружен­ная сила. Так, в Острогожском округе 6 выступлений были подавлены вой­сками. В селе Казацком крестьяне осадили школу, где находились предста­вители района и окружного ОГПУ и держали их в осаде до 2-х часов ночи¹.

В конце января — феврале 1930 г. массовые выступления я охватили ряд селений Таловского, Старо-Оскольского, Ново-Оскольского, Ранен-бургского, Сосновского районов, а также Россошанский и северную часть Козловского округов. В начале марте в 54 селах Козловского округа в анти­колхозных выступлениях участвовало 20 тыс. человек. В марте в Россошан­ском округе на почве раскулачивания произошло крупное выступление кре­стьян в 2 тыс. человек. «Повстанцы вооружены чем попало, оружием тоже», — сообщал Варейкис Сталину. Против них был направлен отряд ОГПУ, встреченный толпой в тысячу человек. В результате столкновения 18 чело­век убито, 8 ранено².

Об аналогичных фактах крестьянского сопротивления 26 марта теле­графировал Каганович Сталину: «Последние дни дают рост новых выступ­лений в области в защиту высылаемых кулаков. За два дня зарегистрирова­но 11 случаев активного сопротивления при выселении кулаков.» Недалеко от Воронежа в селе Бобяково толпа до тысячи человек не давала выселять

¹ ЦГАНХ.Ф.7486.0п.1.Д.49.Л. 111-110. б. Кремлевский архив Политбюро ЦК КПСС.

251

 

раскулаченных, требуя возвратить им имущество, «освободить арестован­ных, выселить из села коммуну».¹

В феврале 1930 г. произошли массовые выступления крестьян в Екате­рининском, Ново-Егорлыкском, Ново-Манычском сельсоветах Таганрог­ского района Северо-Кавказского края. Выступления проходили под лозун­гами: «Долой колхозы!», «Мы за советскую власть, но без коллективиза­ции!»²

Крупные антиколхозные выступления крестьян зарегистрированы на Украине, в Казахстане, Поволжье, Сибири, на Северном Кавказе, в респуб­ликах Средней Азии. Особенно острый характер приняло выступление кре­стьян в селе Началове Астраханского округа Нижне-Волжского края, кото­рое произошло 22 февраля в связи с выселением 26 семей раскулаченных.³ В выступлении участвовало 700 человек (всего в селе имелось 980 дворов). Хотя поводом к началу восстания послужило выселение кулаков, причины его были не только в этом. Они заключались в «голом администрировании», насилии над религиозными чувствами крестьян (закрытие церкви и арест священника), а также в провокационных действиях партийных и советских работников (грубость, насилие, стрельба из оружия и т.п.). Недовольство крестьян принудительной коллективизацией вылилось в открытое восста­ние, в ходе которого было убито 6 и ранено 10 коммунистов и деревенских активистов. Власти арестовали 127 участников восстания. А в это время сек­ретарь Нижне-Волжского крайкома Б. П. Шеболдаев сообщал Сталину, что «вся работа в крае протекает без всяких осложнений, при большом подъеме батрацко-бедняцких масс»⁴.

На деле все было иначе. Операция по раскулачиванию и коллективиза­ции происходила очень болезненно, вызывая сопротивление крестьян. Даже в официальных документах карательных органов (ОГПУ, НКВД) признава­лось, что еще в январе 1930 г. стали обнаруживаться «признаки перераста­ния значительного числа массовых выступлений в упорные, длительные волнения». Признавалось также и то, что большинство крестьянских волне­ний непосредственно было связано с перегибами и насилием в коллективи­зации, «причем именно такие выступления являются наиболее затяжными и сопровождаются избиениями и расправой толпы над активистами и совет­скими работниками»⁵.

Особенно характерным это было для Украины, ЦЧО, Узбекистана, Гру­зии, Северного Кавказа и других районов. В январе 1930 г. зарегистрирова­но 346 массовых выступлений (125 тыс. человек), в феврале — 736 выступ-

 

Там же.

Чернопицкий П. Г. На великом переломе. Ростов-на-Дону, 1965. С. 101—110.

Путь трудовых побед. Волгоград, 1967. С. 236—216,432.

Там же. С. 239.

б. Кремлевский архив Политбюро ЦК КПСС.

252

 

лений и более 220 тыс. участников в них. С 1 по 15 марта произошло 595 вы­ступлений крестьян (без Украины) с числом участников в них примерно. 230 тыс. За это же время волнения охватили 500 населенных пунктов Ук­раины. По нашим подсчетам, в марте 1930 г. в Белоруссии, ЦЧО, на Нижней и Средней Волге, Северном Кавказе, в Сибири, на Урале, в Ленинградской, Московской, Западной, Ивано-Вознесенской областях, в Крыму и Средней Азии зарегистрировано 1642 крестьянских волнений, в которых приняло участие не менее 750—800 тыс. человек. Что касается Украины, то здесь, на­до полагать, крестьянские восстания охватили более тысячи населенных пунктов. Как сообщал начальник ГПУ Украины В. А. Балицкий Сталину (30 марта), ёо всех округах пограничной зоны (Шепетовка, Бердичев, Во­лынь, Коростень, Тульчинский округ, Могилев, Каменец-Подольск, Проску-ров, Винница, Одесса, Молдавия) «имели место массовые волнения, а кое-где и вооруженные выступления». В Тульчинском, Могилевском и Винниц­ком округах было «поражено» 343 сельсовета, причем 73 сельсовета раз­громлены, изгнан сельский актив и ликвидирована Советская власть, в 81 сельсовете крестьяне оказывали войскам ОГПУ вооруженное сопротивле­ние. В Соболевском районе восставшие (до 1000 человек) разгромили рай­исполком и потребовали освобождения арестованных крестьян. В Лучин-ском районе Могилевского округа толпа крестьян разгромила сельсовет, из­брала старосту и постановила повесить 10 наиболее активных комсомольцев и 10 — выселить¹.

Резко отрицательное отношение крестьян к раскулачиванию прояви­лось в Запорожском, Сталинском, Зиновьевском, Полтавском, Луганском, Херсонском, Мариупольском и других округах УССР. По неполным дан­ным, здесь было только в последние дни мая 1930 г. зарегистрировано 37 массовых выступлений в связи с раскулачиванием. Наиболее упорное про­тиводействие раскулачиванию оказали крестьяне Зиновьвского округа. В селе Разумовка волнения приняли затяжной характер. Собравшаяся 29 мая толпа заявила, что «к требованиям против раскулачивания и расселения присоединяет возражения против обработки земли сельхозартелью и на­стаивает на открытии церкви». В селе Н.-Гуполовка крестьяне заявили представителям района и округа: «Давайте собрание; мы не раскулачивали, мы не выселяли, они там гниют, а дети умирают». В с. Новоселовка толпа крестьян в тысячу человек заставила прекратить раскулачивание, а прибыв­ших на место помощника прокурора и агента уголовного розыска избила»².

В сводке ОГПУ от 17 марта 1930 г., посланной Сталину, была произве­дена группировка районов по степени остроты крестьянских волнений. К первой группе отнесены «сильно пораженные» районы — ЦЧО, Украина,

 

Там же.

Государственный архив Российской Федерации. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 1943. Л. 128/

253

 

Московская область, Узбекистан, Белоруссия, Грузия, Дагестан, Северный Кавказ, Киргизия и Средняя Волга. Ко второй группе — «пораженные» рай­оны — Нижняя Волга, Западная область, Армения. К третьей группе — Урал и Сибирь.

Разумеется, эта группировка относительна. Во-первых, она не охваты­вает всех районов СССР и, во-вторых, она учитывает волнения только в ян­варе — первой половине марта, хотя выступления крестьян продолжались до лета 1930 г. Тем не менее такая группировка позволяет выявить степень остроты борьбы крестьян в самый трагический период сплошной коллекти­визации.

Во время крестьянских волнений, отмечалось в сводке ОГПУ, восстав­шие разгоняли сельсоветы, арестовывали местных работников, требовали предания их суду и даже расстрела за насилие в коллективизации, освобож­дения арестованных¹. Нередки были случаи, когда собрания по организации колхозов перерастали в антиколхозные. Так, в станице Темиргоевской; (Се­верный Кавказ) созванное 10 января собрание для организации колхоза «Гигант» закончилось требованием крестьян прекратить сплошную коллек­тивизацию, раскулачивание и хлебозаготовки. Участники собрания вышли на площадь и устроили многотысячный митинг протеста против коллекти­визации. Прибывшие в станицу секретарь райкома партии и председатель райисполкома попытались «навести порядок» — арестовали одного из «за­чинщиков» волнений, но толпа освободила его. Набатом был созван народ на площадь, численность которого достигла 6 тыс. человек. В станицу был вызван кавалерийский отряд, но он был окружен восставшими. Волнения крестьян и казаков продолжались здесь почти неделю.

В Средне-Волжском крае, в селе Иваново Пензенского округа, присутство­вавшие на собрании 600 крестьян выступили против организации колхоза.

Борьба крестьян принимала все более острые формы. В ряде районов — на Северном Кавказе (Дагестан, Карачай и др.), в Средней Азии, Казахстане — возникали вооруженные отряды (конные и пешие), на борьбу с которыми посылались части Красной Армии и войска ОГПУ. Иногда отряды восстав­ших достигали нескольких сот человек, вооруженных огнестрельным и хо­лодным оружием. На Северном Кавказе, например, возникло несколько та­ких отрядов. В одном из них насчитывалось 1200 штыков, 400 сабель, артил­лерия, в другом — 600 штыков, 200 сабель и тоже артиллерия. В Дагестане 11 марта вспыхнуло Дйдаевское восстание. Командовал отрядом восстав­ших Вали Догиев — бывший командир красных партизан. Его отряд за неде­лю (с 11 по 17 марта) вырос с 70 до 360 человек.

Два восстания в Карачае и Черкессии, охватившие Баталпашинский н Учкуланский районы, насчитывали до 2 тыс. участников. Кумско-Лоовский

 

б. Кремлевский архив Политбюро ЦК КПСС.

254

 

шариатский полк (400 сабель) 20 марта начал наступление на Кисловодск, а Учкуланская группа восставших — на Микоян-Шахар. В районе Эльбурган, в 40 км от Микоян-Шахара, действовал отряд Айсанова в количестве 200-250 человек. Несколько отрядов в других районах Северного Кавказа (Ар­мавирский округ, Карачай) общей численностью в 300-350 человек. Против восставших действовали регулярные части Красной Армии. За 10 дней боев в марте восставшие потеряли около 200 убитых, 100 раненых, 278 человек раненых.

!

В Чечне, в одном из районов, в отрядах восставших насчитывалось до 250 человек. За неделю боев (с 20 по 26 марта) они потеряли 35 человек уби-(тыми, 58 — пленными; потери войск РККА составили: 8 убитых, 18 раненых и 27 пленных.

1

06 обстановке того времени можно судить по следующим документам: «25 марта 1930 года. Прокурору республики. Копия: Сталину.

Микоян-Шахар объявлен на осадном положении. Весь Карачай охвачен восстанием. Повстанцы имеют свои комитеты. Военные действия продолжа­ются. Требуется организация ревкома. Повстанцы упорно сопротивляются, предъявляют политические требования. Облисполком, обком бездействуют. Санкционируйте создание трибунала или политической тройки. Прокура­тура и суд закрыты. Ждем срочных указаний.» «29 марта 1930 года. Наркомюст Янсону.

Карачае, Черкессии организовалась банда 800 человек. Заняла ряд ау­лов, доходила до Кисловодска, Микоян-Шахара. Под Кисловодском разби­та. Чрезвычайные органы не разрешены»¹.

Настоящие сражения развертывались между восставшими и частями Красной Армии и войсками ОГПУ в Сибири, на Украине, в ЦЧО и других регионах. В Мухоршибирском районе Бурят-Монгольской АССР число повстанцев достигало 800 человек, в боях они потеряли 58 человек убитыми и 620 человек пленными². Усть-Пристанский отряд восставших возник 9— 10 марта и насчитывал около 300 человек. В отряде середняки составляли 38%, бедняки — 24%. Восставшие намеревались двинуться на Бийск, захватить его и распространить восстание на всю Сибирь. Его лозунги: «Долой колхозы! Разбирайте обобществленный скот!», «Советская власть без ком­мунистов!» 12—13 марта отряд был разбит под с. Уржумом Михайловского района войсками ОГПУ³.

В Казахстане некоторые отряды восставших достигали нескольких ты­сяч человек. Отряд Саметова, например, по данным ОГПУ, к 19 марта 1930 г. имел не менее 2—3 тыс. человек, Сатилбилдина — 500 человек и т. д.

 

Там же.

Там же.

Гущин Н. Я. Сибирская деревня на пути к социализму. Новосибирск, 1973. С. 428—429.

255

 

Не удивительно поэтому, что 31 марта из Алма-Аты телеграфировали Ста­лину, чтобы он разрешил для борьбы с восставшими использовать части Красной Армии, так как войска ОГПУ не справлялись¹.

В Средней Азии антиколхозные восстания получили широкий размах. В письме секретаря Средазбюро ЦК ВКП(б) И. А. Зеленского Л. М. Кагано­вичу (5 марта) указывалось, что весной в Средней Азии произошло 190 мас­совых выступлений с числом участников в них 74592 человека. Во время волнений пострадало 70 партийных и советских работников (25 человек убито). При подавлении крестьянских выступлений арестовано 2500 чело­век. Наиболее острая борьба происходила в Андижашжом и Ферганском ок­ругах сплошной коллективизации. С 1 февраля до середины марта здесь за­регистрировано 58 массовых дехканских выступлений. Иногда они имели довольно затяжной характер и сопровождались избиениями и убийствами сельского актива, разгоном колхозов и органов Советской власти, разоруже­нием милиции. В Андижанском округе, в Курган-Тюбинском районе, в ре­зультате восстания был убит секретарь партячейки, ранены уполномочен­ный посевного комитета и некоторые колхозники, разоружены 5 милицио­неров. В Ферганском округе (Кувинский район) толпа дехкан избила члена комиссии по раскулачиванию.

В Киргизии, в Базар-Курганском районе, толпа в 400 человек потребо­вала отмены коллективизации и обобществления орудий и средств произ­водства. В ходе выступления были убиты два активиста, ранен милиционер и избит председатель хлопкового товарищества².

Волнения крестьян охватили и республики Закавказья. В Азербайджа­не отряд восставших под командованием Фатуры, награжденного орденом Красного Знамени, было 250—300 человек. В Нахичеванской автономной республике число организованных восставших достигало 400 человек. В На­хичевани и Карабахе (Азербайджан) развернулось повстанческое движение, в котором участвовало до 3500 человек. В боях с регулярными войсками повстанцы потеряли 126 человек убитыми; было арестовано 218 человек, за­хвачено 250 винтовок, 12 револьверов, 2 тыс. патронов³.

Крестьяне выступали не только против насильственной коллективиза­ции и раскулачивания, других беззаконий, творимых в деревне, но и против закрытия и осквернения церквей, ареста и преследования священнослужи­телей, закрытия базаров и т. п. Особенно болезненно это воспринималось в национальных районах, где влияние религии было велико. В постановлении общего собрания жителей аулов Ачкулан, Картоджюрт и Хурзук от 25 марта 1930 г. в связи с уже упоминавшимся восстанием в Карачае говорилось:

 

б. Кремлевский архив ЦК КПСС.

² б. ЦПА ИМЛ. Ф. 62. Оп. 1. Д. 3259. Л. 368,367-366,360.

б. Кремлевский архив Политбюро ЦК КПСС.

256

 

 «Карачаевский народ против Советской власти не восставал и не имел тако­го намерения, однако, к нашему сожалению, неудовольствие народа против действий отдельных местных работников вылилось в открытое возмуще­ние». В течение последних месяцев, указывалось в резолюции, допускались разные незаконные поборы, раскулачивание середняков, индивидуальное обложение бедняков и середняков, лишение избирательных прав маломощ­ных середняков и конфискация у них имущества, насильственное вовлече­ние в колхозы, аресты и угрозы — все это народ терпел, но когда «попрали нашу религию, народ не ввйерпел» и поднялся на борьбу против беззако­ния. И хотя восстание было жестоко подавлено, восста&шие не покорились и выдвинули следующие требования перехода к мирному труду: Свобода ре­лигии; амнистия всем восставшим; отозвать из области всех работников, ви­новных в перегибах; запретить принудительную коллективизацию, устра­нить перегибы¹.

Закрытие церквей и превращение их в склады под зерно, красные угол­ки и клубы, глумление над религиозными чувствами верующих было повсе­местным явлением. Это вынужден был признать и ЦК ВКП(б) в закрытом письметт 2 апреля 1930 г.: «Головотяпство с административным закрытием церквей, доходившее до грубого издевательства над религиозными чувства­ми крестьян, зачастую подменяло необходимую и умело организованную ра­боту в массах против религиозных предрассудков»². Между тем именно По­литбюро в постановлении от 30 января 1930 г. давало указания о закрытии церквей и молитвенных домов.

Серьезное недовольство крестьян вызывало и запрещение торговли, за­крытие базаров, полное обобществление скота. Поэтому Варейкис в письме Сталину 2 марта 1930 г. писал: «Необходимо как можно быстрее дать ряд до­полнительных указаний к уставу, в т. ч. указаний, предоставляющих право колхознику держать корову, свиней/Итицу и право продавать излишки про­дукции, которые у него окажутся». Иначе «мШне только имеем массовое движение крестьян против колхозов, но уже теперь резко ощущаем сокра­щение на рынке молочных продуктов, птицы и прочее. Необходимо немед­ленно дать ряд указаний со стороны ЦК и устранить подобные явления»³.

Наряду с массовым крестьянским движением против колхозов усили­лась террористическая деятельность кулачества, возросла его активность в массовых выступлениях. Это и понятно: репрессии и насилие, карательная политика Советской власти были направлены прежде всего против кулаче­ства (аресты, раскулачивание, выселение и т. п.). Это не могло не вызвать обратной реакции. Резко возросло число террористических актов. По непол-

 

Госархив Российской Федерации. Ф. 393. Оп. 2. Д. 1798, 211.

Документы свидетельствуют... С. 388.

б. Кремлевский архив Политбюро ЦК КПСС.

257

 

ным данным, только в марте 1930 г. на Украине зарегистрирован 521 терро­ристический акт, в ЦЧО — 192, в том числе 25 убийств; в Западной Сибири за 9 месяцев 1930 г. зарегистрировано более 1000 терактов, 624, связанных с убийством, большая часть которых приходится на зиму — весну. На Урале в январе — марте было 260 случаев террора, в Новгородском округе Ленин­градской области — 50 и т. д.¹

Масштабы террористических актов в конце 1929 — начале 1930 г. были настолько велики, что на этот счет последовали указания не освещать их широко в печати. В письме секретаря ЦК ВКП(б) Л.М. Кагановича предла­галось партийным комитетам: «Избегать раздувания в печати и слишком частого помещения сообщений о террористических актах кулачества. Сле­дует публиковать эти сообщения с одновременным (или вскоре) опублико­ванием репрессий за эти акты»².

В деревне переплетались различные формы борьбы: насилие сталин­ского руководства по отношению крестьянства и сопротивление последних насилию, противодействие кулачества политике его экспроприации и борь­ба батрачества и части бедноты против кулаков. И хотя определяющим фак­тором политической напряженности в деревне являлись насильственная коллективизация и раскулачивание, нельзя не признать и социальную вой­ну внутри крестьянства, которая разжигалась и раздувалась сверху. В том же письме Кагановича предлагалось «использовать судебные процессы для мобилизации бедноты и батрачества против кулачества.»

Бедняки и батраки были и материально заинтересованы в раскулачива­нии, поскольку часть конфискованного имущества распределялась между ними. Так, в Березовском районе Одесского округа батракам было передано 105 кулацких домов. Из Иваново-Вознесенской области (Костромской ок­руг, Красносельский район) сообщалось, что в дома раскулаченных «всели­ли бедноту, которая без квартир, часть пустили под ликпункты»³.

Естественный социальный антагонизм между бедняцко-батрацкой ча­стью крестьянства и зажиточными элементами деревни, как уже отмечалось, искусственно разжигался сталинским партийно-государственным аппара­том. В сводке информационно-статистического сектора оргинструкторского отдела ЦК ВКП(б) от 24 января 1930 г. сообщалось, что в ЦЧО партийные комитеты давали указание разжигать классовую ненависть к кулачеству и держать «под особо неослабным наблюдением все места, где проявляется влияние кулачества.., наступая на них нарастающими темпами»⁴.

Главным и определяющим фактором обострения классовой борьбы в дереве в период сплошной коллективизации являлась политика Коммуни-

 

Там же.

Там же.

Документы свидетельствуют... С. 355,357.

Там же. С. 320.

258

 

стической партии и Советского государства по отношению к крестьянству. Именно она до предела обострила политическое положение не только в де­ревне, но и в стране в целом. Хотя политика насилия и репрессий исходила от центра, от Сталина и его окружения, ее непосредственное проведение возлагалось на местные партийные и советские органы, поэтому гнев кре­стьянства был направлен в первую очередь против местных работников.

Сталинская политика в деревне поставила страну на грань гражданской войны, которая зимой — весной 1930 г. фактически уже развернулась.

 

259

 

 

Д. X. Ибрагимова

(Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова)

 

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: