Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Чего жаждал крестьянин при нэпе?




 

Актуальность проблем, связанных с сельской сферой, не подлежит сом­нению. Сегодня социально-психологические ее аспекты, взятые в историче­ской ретроспективе, имеют ключевое гуманитарное значение. Их разработка позволяет выявить глубинные основы менталитета крестьян, его трансфор­мацию, вызванную особенностями каждого конкретно-исторического этапа.

Своеобразие ситуации перехода к нэпу заключалось в смене государст-венно-централистской модели экономического развития, вызвавшей извест­ное раскрепощение социальной и духовной сфер. Конечно, было бы наивно и догматично противопоставлять нэп предшествующим и последующим этапам советского общества, ибо сама новая экономическая политика пред­ставляла собой сложное переплетение тенденций, закономерностей «старо­го» и «нового», отражавшихся в общественном сознании. В свою очередь, взгляды, установки, настроения селян, будучи специфическим иллюмини­рованием действительности, являлись и побудительными мотивами их пра­ктической деятельности.

Проблема исследования сознания селян в нэповских условиях перехода к рынку чрезвычайно многогранна.1 Однако при всем обилии работ, в той или иной мере связанных с данным сюжетом, по-прежнему в поле зрения исследо­вателей попадает лишь достаточно ограниченное число элементов сознания селян — их отношение к продналогу, к Производственной кооперации, к Со­ветской власти и правящей партии, к процессу социального расслоения. Ряд вопросов (например, выяснение мнений селян о возможности и необходимо­сти регулирования социально-аграрной сферы в условиях перехода к рынку, с эффективности новых форм организации труда на селе и т. д.) не ставятся или же априори имеют однозначную, если не конъюнктурную, трактовку. Чтв! же касается всего «комплекса» Этих составляющих в их взаимосвязи и взаи­мообусловленности, то подобные аспекты относятся к числу незатронутых. Крайне важно и исследование соотношения различных пластов сознания: тра-

 

См., например: Рогалина Н. Л., ЩетневВ. Е. Динамика психологии и общественных настро­ений крестьянства в 20-е гг.//Становление и развитие социалистического образа жизни советскя деревни. Воронеж, 1982. С. 85—91; Гребенниченко С. Ф. Мелкая промышленность села в условия нэпа. Задачи, источники, методы исследования. М.: АОН. 1990. С.68—71.

260

 

диционалистского (применительно к российскому крестьянству оно естест­венно имплицируется с издревле существовавшей общинной организацией земледельческого населения); условно говоря, индивидуалистского, начавше­го вызревать во второй половине XIX века и получившего свое некоторое раз­витие после аграрной реформы П. А. Столыпина; революционизированного. Думается, что вывод, бытующий в литературе, о последовательном (хотя и не безболезненном) вытеснении первых двух пластов последним является во многом упрощенным. Каковы были способы «сосуществования» этих типов сознания в условиях нэпа? Что можно сказать о взаимопроникаемости и сте­пени распространенности каждого из них? Существует ли связь между соци­альными группами деревни 20-х гг. и указанными выше пластами сознания? Иными словами, можно ли говорить о преимущественных носителях того или иного типа психологии или же обыденное сознание селян было синкретич­ным? Пока вопросов больше, чем ответов. Зияющие «пустоты» свидетельст­вуют: исследовательские успехи только в поле системного подхода к имею­щимся вопросам и постановке новых.

Наше продолжающееся исследование нацелено на анализ, так сказать, структурной организации сознания селян, его скрытых факторов, феномена расслоения крестьянской психологии под прессом властного воздействия.

Источниковой базой изучения данного круга вопросов послужили письма и корреспонденции селян с ноября 1923 г. по июнь 1924 г. в редак­ции «Крестьянской газеты» и журнала «Крестьянка». Поскольку доля опуб­ликованных писем ничтожно мала — 2—3%, — основной интерес представи­ли достаточно хорошо сохранившиеся архивные материалы. В результате кропотливой эвристической работы были отобраны 376 писем, удачно реп­резентирующих мнение селян по их социальным группам и регионам стра­ны.

Большинство документов характеризуется наличием в них как инфор­мации «проблемно-содержательной», охватывающей комплекс мнений се­лян относительно социально-аграрной политики государства в условиях пе­рехода к рынку, так и «анкетных» сведений. При изучении содержания пи­сем оказалось совершенно необходимым обращение к контент-анализу их полных текстов. В рассматриваемых нами материалах можно выделить не­сколько групп повторяющихся составляющих: 1) суждения; 2) оценки; 3) требования; 4) запросы и просьбы; 5) жалобы; 6) предложения и пожела­ния; 7) предупреждения, обещания и заверения.

Особую сложность процедуры контент-анализа писем и корреспонден­ции представляла неструктурированность текстов. Возьмем, к примеру, от­рывок из письма в редакцию «Крестьянской газеты» Н. Аржанова (Кост­ромская губ.): «...крестьяне часто жалуются на тяжесть налогов, а если вни­мательно все рассмотреть и в самом деле — правда. Сравнить, например, со­ветского служащего, который не так тяжело борется за свое существование,

261

 

а получает каждый месяц большую ставку, которую крестьянину все трудо­вое лето не получить со своего хозяйства. Да вот еще что обидно... родился у нашего соседа советского служащего, или же умер ребенок, и за него он еще получает 15-25 рублей... А нет бы государству употребить эти деньги и роз-дать инвалидам и семьям погибших героев Красного Октября...»1 Уже в этих кратких строках можно выделить, по крайней мере, 6 показателей — смысловых единиц письма: 1) констатация низкой доходности единоличных хозяйств; 2) неудовлетворенность системой налогообложения; 3) суждение об обнищании крестьянства; 4) недовольство непомерно высокими ставка­ми зарплаты работников среднего звена госаппарата; 5) осознание становле­ния системы властных привилегий; 6) требование государственной про­граммы социальной защиты беднейшего крестьянства. Заметим, что смы­словые единицы, выявленные из большинства писем (как и из приведенно­го), не имеют явного терминологического выражения.

Количество показателей в комплексе 376 писем оказалось достаточно значительным — 192. Для облегчения последующей статистической обра­ботки выделенных смысловых единиц последние были «укрупнены» в сю-жетно-значимые категории. Например, в письмах довольно часто встреча­ются жалобы крестьян на высокие цены и качество продукции в частной торговле, выражения враждебного отношения к торговым посредникам, тре­бования усиления налогового обложения кулаков и др.; обобщение этих первичных понятий дает категорию: «неудовлетворенность крестьян ожив­лением частного предпринимательства с введением нэпа.» Проанализиро­вав таким образом все 192 показателя, в итоге нами было получено 84 кате­гории, т. е. «высоких» историографических понятий. Затем в целях унифи­кации массива для всех писем по каждой категории были определены часто­ты (встречаемость индикатора в тексте)2.

Корреляционный анализ позволил выявить 4 комплекса взаимосвязей элементов крестьянского сознания (см. рис. 1). Первый блок тесно сопря­женных категорий раскрывает механизм функционирования «государствен-но-централистского» пласта в структуре сознания. Недоверчивое отноше­ние крестьян к властному ориентиру на смычку города с деревней (40) во многом дополнялось и усугублялось действиями диктатуры, культивиро­вавшей привилегии для рабочего класса, что четко осознавалось крестьянст­вом (43). Отсюда, с одной стороны, — пренебрежительное отношение к зем­ледельческому труду со стороны потребителей сельхозпродукции (44), ми­грация населения из села в город (47), и как результат, нехватка трудовых ресурсов на селе (48); с другой, — крестьянское недовольство непомерно вы­сокими ставками зарплаты работников среднего звена госаппарата и собст-

1 РГАЭ. Ф. 396. Оп. 1. Д. 4. Л. 2.

Особенность базы данных в том, что каждая категория измерена по количественной шкале. Отсюда вытекают широкие потенции статобработки, в том числе новейшими методами.

262


венной отстраненности от ежтезмы социальных привилегий (45). Квинтэс­сенцией вышеозначеннШЕ тенденций психологии крестьян являются требо­вания широкомасштабной госпрограммы социальной защиты {13) и прави­тельственных дотаций непроизводственной сфере на селе (34). Как видим, характерной чертой данного «пласта» сознания выступает ориентация не на собственные силы, а на помощь «сверху», при этом обращение к «власть имущим» рассматривается как единственно возможное средство разреше­ния проблем. Могут возразить: низкая доходность единоличного хозяйства не позволяла обеспечить в должной мере социальные условия существова­ния. Однако, думается, причины — глубже, и связаны они с распространен­ностью среди определенной части крестьянства инфантилистских настрое­ний. Ибо при наличии желания и стремления к реальной самостоятельности выход есть. И видится он не только в «хуторизации» крестьянских хозяйств, но и в их кооперации. Последняя «поднимает» своих членов на новый эко­номический уровень хозяйствования, опирается на само крестьянство как источник для преодоления трудностей.

Второй комплекс характеризует «традиционалистский» пласт созна­ния, применительно к российскому крестьянству связанный с общинной ор­ганизацией земледельческого населения. В модели он проявляется через осознание крестьянами необходимости артеллирования, их убежденность в преимуществе ведения хозяйства сообща над индивидуальными формами (4^ удовлетворенности ростом числа членов сельских кооперативов (2) и убежденности в улучшении своего положения в этой связи (3). В таком кон­тексте надо сказать, что издревле существовавшая сельская община предста­вляла собой не только соседскую форму землепользования, но и выступала как трудовая кооперация и социальная общность, кроме того, она имела уникальные психологические и правовые основы, обеспечившие ей завид­ную живучесть. Хотя после революции община формально перестала суще­ствовать, тем не менее в реальной жизни многие «мирские» порядки сохра­няли свое значение. И именно исконный артельный дух крестьянского «мирского» сообщества побуждал ко множеству видов кооперации. В разли­чных формах объединения (добровольных, естественно), тесно сплетавших­ся с историческим опытом общины, крестьянин в начале 20-х гг. видел за­щиту от частного капитала, оживившегося с введением нэпа.

В то же время в данном пласте сознания находил свое отражение и тип приверженности «командно-административному» регулированию аграрной сферы. Последний выражался, в частности, в стремлении к форсированному вовлечению единоличных хозяйств в производственные кооперативы и сов­хозы, благодаря мощному государственному «покровительству» последним (67). Интересно, что вступление крестьян на путь производственного коопе­рирования служило катализатором роста их культурно-образовательного уровня (64), роста общественно-политической активности женщин (83), до-

263

 

верия селян к Советской власти (78) и, естественно, укреплению авторитета партии на селе (69).

Отметим, что объединение в данном комплексе взаимосвязей наиболь­шего числа категорий свидетельствует о высокой распространенности «тра­диционалистских» основ в структуре сознания селян на переходе к рынку.

Ключевым в понимании третьего комплекса является 81-ый признак — стремление крестьян к росту зажиточности — причем, этот рост должен про­исходить на основе расширения государством свобод единоличного земле-пользования и товарооборота (79): «...необходимо поставить крестьянство на должную экономическую высоту... Пусть некоторые крестьяне хотя за это время и превратятся в кулачков, но черт с ними, ведь он каждый, чем больше кулак, тем больше он работник...»1 Это мнение крестьянина А. Шильцева органично перекликается с известными словами HL И. Бухарина: «Крестьянам, всем крестьянам, надо сказать: обогащайтесь, развивайте свое хозяйство и не беспокойтесь, что вас прижмут. Мы должны добиться того, чтобы у нас беднота возможно быстрее исчезала, переставала быть бедно­той»2. Важно, что и стремление крестьян к росту зажиточности, и поддерж­ка ими государственной практики либерализации отношений землепользо­вания и товарооборота тесно сопрягаются с их убежденностью в необходи­мости эволюционного перехода к нетрадиционным формам организации труда (80).

Характерными чертами этого «индивидуалистского», ориентированного на рынок, хозяйственно-психологического генотипа являются: установки на обогащение через рост эффективности личного хозяйствования, высокая ценность экономических свобод, отсутствие требований социальной поддер­жки от государства. Малое число категорий, образующих данный пласт соз­нания, свидетельствует о нем как о не доминантном феномене (чШ, впро­чем, закономерно, если учитывать российские традиции аграрногй развития, связанные с коллективными формами ответственности^! Одновременно замкнутость линий данного блока доказывает: «индивидуалистский» про­филь ориентиров части крестьян в начале 20-х гг. уже есть не мозаика иск-лючительностей, а некая динамизирующая целостность.

Четвертый комплекс взаимосвязей образуют категории, отражающие послевоенный упадок сельского хозяйства (36), технико-производственную слабость единоличных хозяйств (29), неудовлетворенность крестьян фис-кальной<:истемой (19), требования налоговых льгот (20). Показательна тес­ная связь между 20 и 22, 22 и 21 признаками и отсутствие таковой между 21 и 19. Это означает: требование крестьянами тщательной дифференциации хозяйств при их налогообложении не являлось свидетельством их неудовле-

1 РГАЭ. Ф. 396. Оп. 2. Д. 23. Л. 51. Правда. 1925.24 апреля.

264

 

творенности этим налогообложением (применительно к собственному хо­зяйству), а выдвигалось исключительно с целью того, чтобы «...побольше бы богач дал своих излишков государству.» Такое «нездоровое» отношение к чужим доходам в совокупности с отсутствием в данном комплексе признака, отражающего необходимость повышения доходности единоличного хозяй­ства (46) позволяет, на наш взгляд, говорить о «люмпенско-пролетаризиро-ванной» направленности этого пласта структуре сознания жителей села. Убедительным подтверждением тому является связь между 22 признаком (требование беднейших усиления государственного рентно-налогового об­ложения зажиточных) и 4 показателем (расслоение крестьянства, пролета­ризация его части).

Что детерминировало структуру сознания селян в целом? Методом главных компонент было выделено 10 факторов, объясняющих 63, 3% коле­баний ключевых слагаемых структуры сознания. I фактор — «Пропаганда преимуществ организации быта, досуга и труда в коммунах и совхозах». II — «Застой сельского хозяйства, усугубляемый системой налогообложения. Надежды на его преодоление через государственное регулирование». III — «Антикрестьянская направленность социальной политики диктатуры. Обо­стрение противоречий между городом и селом». IV — «Послереволюцион­ный вакуум культуры, радикализующий рост духовных потребностей кре­стьян». V — «Меры наибольшего благоприятствования властей кооператив­ным формам организации сельхозпроизводства». VI — «Проникновение идей технологического прогресса в аграрную сферу». VII — «Пролетариза­ция крестьянства. Усиление иждивенческой психологии, люмпенизация со­знания». VIII — «Активизация частного капитала в связи с новой экономи­ческой политикой. Неудовлетворенность крестьян государственными мера­ми защиты их хозяйств. Стремление крестьянства к простым формам коопе­рирования в целях противостояния обнищанию». IX — «Усиление государ­ственного вмешательства в экономику». X — «Традиции крестьянской веры в справедливость действий центральной власти».

Таким образом, действие лишь VI и VIII факторов тем или иным обра­зом предопределяло возможность крестьянской приверженности рыночной перспективе. Их доля составляет чуть более 1/6 в суммарном влиянии всех факторов. Такая ситуация являлась отражением незавершенности самой концепции нэпа с сохранением в ней множества противоречий, главное из которых — между «рыночным» нэпом (или же экономической целесообраз­ностью) и «ортодоксальными» представлениями марксизма о социализме как планомерном переходе к бестоварному обществу с концентрацией ос­новных средств производства в руках государства, национализацией земель­ной собственности и устранением различий между городом и деревней. Смысл III, V, IX факторов в модели подтверждает это.

265

 

Анализ факторной модели доказывает наличие верифицируемых при­чин решшной многовариантности развития сознания крестьянства. В этой сбязи вновь подтверждается необоснованность перманентных понмтшс пуб-лшщмстов!приписать единую (ту или иную) ментальность всему селу. Взять того же И. Кшмкина: «...наш крестьянин в силу своего «добуржуазного» ха-ржздрашредпочел коллективизацию кулаку...»1 Такого рода грубо-уравнм-тешшше,.левдакетремистские настроения безусловно были, однако, они яв-лядаж лишь,одну (но не единственную и доминирующую) тенденцию разви­тия 0(щнаш1я селян в 20-е гг. В этом плане вполне актуальным представля­ется юшрос об основных типах сознания жителей села в начале 20-х гг.

Кластер-анализ содержания писем позволил выделить 24 группы, объе-динямщижя в4*макротипа массового сознания (см. рис. 2).

Чжжннфщаиболыдим предстает макротип А (59, 2% от общего числа писем). Эта группа авторов, в отличие от остальных, включает представите­лей всех социальных категорий села. В ней 57, 1% оказались крестьянами-единоличниками, 15, 6% — членами производственных кооперативов, 2, 6% — кустарями и ремесленниками, 2, 6% — рабочими совхозов и госпредприя­тий, 6, 5% — батраками, d, 3% — предпринимателями, 1,3% — председателя­ми производственных кооперативов; освобожденные парт-, сов-, проф- ра­ботники, а также служащие и ишгеллигенция составили по б, 5%. Что же психологически объединяло такуш довольно «разноликую» массу? Анализ показал, что данную группу селян ш первую очередь волновали рост цен на местном рынке, властное покровительство неэффективным коммунам и сов­хозам, необходимость воспроизводства общинных традиций, разрастание бытового национализма в результате уотехов отдельных лиц в условиях свободного товарооборота. Кроме того, эта представители села были обеспо­коены несвойственным ранее хищническим отношением человека к приро­де, учащением конфликтов между мужчинами и женщинами при распреде­лении сфер трудовой деятельности в новую Щ «революционную» — эпоху, игнорированием мнений крестьянства при решении вопросов села «сверху», отсутствием согласованности в действиях властей, самоспаиванием дерев­ни, стимулируемым пьянством должностных лиц. Итак, данную группу представляют люди, фиксирующие взрыв традиционных устоев деревни, осознающие болезнь, кризис «социально-экологической ниши» деревенско­го организма. Однако, констатируя катастрофическую ситуацию и осозна­вая необходимость ее изменения, «социальные (условно говоря) экологи-стпы» твердо убеждены в том, что все преобразования должны осуществ­ляться не радикальными средствами, а постепенным путем. Показательно отсутствие в данном спектре волнующих проблем тех, которые касаются го­сударственного регулирования аграрной сферы. Именно этим как раз и объ-

Клямкин И. Какая улица ведет к храму // Новый мир. 1987. № 11. С. 135.

266

 

ясняется «всеядность» анализируемого нами макротипа с точки зрения «ан­кетных» характеристик лиц, его составляющих. Ибо, в отличие от вопросов государственного вмешательства в экономику, неизбежно поляризующих, людей, проблемы социальной экологии могут объединять (и объединили, как видим) достаточно пеструю по составу массу селян — мужчин и жен­щин, партийных и беспартийных, селькоров и не принадлежащих к их чис­лу, единоличников и рабочих совхоза, батраков и интеллигенцию, и т. д.

Жители села, объединенные в макротип Б (13, 1% от общего числа ав­торов писем), констатируя послевоенный упадок сельского хозяйства*, тех­нико-производственную слабость единоличных хозяйств, отсутствие пари­тета цен на промышленные товары и сельхозпродукцию, низкую доходность крестьянских дворов и осознавая необходимость ее повышения, одновре­менно обладают глубокой верой в финансовую стабилизацию экономики и в улучшение своего материального положения. Причем рост собственной по­купательной способности связывается ими прежде всего с расширением контрактов между госорганами и кооперацией, развитием промыслов, госу­дарственной практикой расширения свобод единоличного землепользова­ния и товарооборота, разумной ценообразовательной и кредитной полити­кой правительства, установлением системы налогообложения, ориентиро­ванной не на максимальное изъятие средств из крестьянских дворов, а на рост их экономической эффективности.

Данная группа селян, определяемая как сторонники социально ориенти­рованной рыночной экономики, понимали необходимость регулирования ею со стороны государства. Однако, последнее ассоциировалось у них не с ад­министративно-директивным вмешательством, а с финансово-кредитными рычагами, налоговыми правилами и постоянностью законодательства.

Примечательно, что среди сторонников гибкого государственного регу­лирования доля индивидуальных хозяев предстает максимальной: 82, 4% от общего числа селян группы Б являлись крестьянами-единоличниками, 6% — кустарями и ремесленниками (что больше, чем во всех остальных типах), тогда как рабочих совхоза, членов сельскохозяйственных производственных кооперативов (и, естественно, их председателей) в ней нет. Следовательно, хотя кооперация и возникла исторически как компонент рыночного хозяй­ства, но вследствие проводившейся диктатурой политики протекционизма «новым» производственным объединениям — ТОЗам, коммунам, — члены последних, так сказать, «не ощущали» самого «духа» рыночной стихии.

Селяне, вошедшие в макротип В (13, 1% от общего числа авторов пи­сем), среди первостепенных задач аграрного развития выдвигали увеличе­ние госдотаций сельскохозяйственному производству, правительственную программу социальной защиты крестьянства, введение системы госстрахо­вания на селе, расширение госбюджетных отчислений в непроизводствен-

267

 

ную сферу деревни, необходимость усиления рентно-налогового обложения зажиточных как классовую меру достижения «социальной справедливости».

Такие черты сознания характеризуют его носителей как активных при­верженцев административного вмешательства государства в экономику. За­метим, что у них ведущей формой выражения мнения в письмах было требо­вание. Их логика рассуждений, характеризуемая отказом от личной ответст­венности в результатах хозяйствования, жаждой тотальной уравнительности, настроениями иждивенчества, неизбежно порождала особую агрессивность «мыслеформ» и «ожесточенную любовь» к сильной власти. В случае же обма­на их ожиданий, воспаленный палец сразу же указывал виновника в числе обещавших «безбедное существование». Отсюда — вполне понятно недоверие селян группы В к аграрной политике Советской власти: пообещав, образно го­воря, «светлое будущее», наступление которого казалось таким близким пос­ле победы социалистической революции, власть с переходом к нэпу фактичес­ки способствовала распространению того, против чего, согласно укоренивше­муся в сознании мнению, и боролась — социального неравенства. 88% в соста­ве анализируемой группы составляли разорившиеся, деклассированные эле­менты. Остальные же 12% являлись мелкими советскими служащими (что больше, чем в других кластерах). Как видим, представителей этих двух катего­рий сельского населения объединила в один макротип общая, так сказать, раб­ски «централистская» ориентированность их сознания, подразумевающая ак­тивное вмешательство государства как в производственную, так и в непроиз­водственную сферы аграрного сектора.

Наиболее обособленным от всех других групп предстает макротип Г (14,6% от общего числа авторов писем). Из рис. 2 видно, что максимально сходными являются макротипы А и Б (и действительно, «социальные эко-логисты» и сторонники регулируемой рыночной экономики близки между собой в плане неприятия радикально-революционных средств разрешения проблем); затем к ним отдаленно «примыкает» макротип В, и на заключи­тельном этапе Г. Однако из сказанного вовсе не следует вывод о незначи­тельной роли последнего макротипа в палитре массового сознания. Напро­тив, можно говорить о существенной значимости данного типа, убедитель­ным доказательством чему является заметное «смещение» центра условного (возможного) объединения селян с точки зрения «общности» черт их созна­ния вправо, в сторону макротипа Г.

С точки зрения социального состава подавляющее большинство селян группы Г (57,9%) являлись членами производственных кооперативов и ра­бочими совхозов; 36,8% относились к категории освобожденных сов-, парт-, комсомольских работников и к интеллигенции, и лишь 5,3% были представ­лены крестьянами-единоличниками. Кроме того, удельный вес коммуни­стов (комсомольцев) в этом макротипе предстает наибольшим (почти 30%). Налицо — заметное «покраснение» состава лиц данной группы по сравне-

268

 

нию с другими. Все они так или иначе были связаны с развитием социали­стического уклада.

Отйёчая соблюдение принципов выборности руководства и самоуправ­ления в коммунах, рост общественно-политический активности женщин с пе-реходо^к новым формам организации труда, жители села группы Г твердо убеждены в преимуществе коллективных форм ведения хозяйства, ибо пос­ледние, по их мнению, открывают невиданные возможности для самореализа­ции духовных и трудовых потребностей крестьянства, а также способствуют росту его благосостояния. Отсюда — рост доверия к Советской власти и ли­нии партии на селе. Причем, если последнее жителями села, вошедшими в первые два кластера макротипа Г (21 и 22) связывается с организационно-производственной стороной существования социалистических форм земледе­лия, то авторами писем, образующими 23 и 24 кластеры, — с культурно-про­светительными аспектами развития колхозов и совхозов.

Из рис. 2 видно, что наиболее «близкими к макротйпу Г оказался мак-ротип В. В самом деле, приверженцев активного государственного вмеша­тельства в экономику и «активистов социалистических форм земледелия» (как условно обозначены нами селяне группы Г) сближала их общая ориен­тированность на помощь «сверху». Разница лишь в том, что если в первом случае такая «поддержка» рассматривалась лишь как желаемость, то во вто­ром она имела черты реальной политики.

Безусловно, выделенные 4 макротипа сознания не покрывают всего по­ля массовой рефлексии нэповских реалий, однако эти результаты позволя­ют аргументированно (а не гипотетически) и статистически точно говорить о степени распространенности тех или иных умонастроений среди селян в условиях перехода к рынку.

* * *

Мировосприятие многомиллионных масс сельских жителей определя­лось сложным комплексом противоречивых, неоднозначных факторов. С од­ной стороны, на их психологию воздействовали стабильные, долговременные императивы, определявшиеся особенностями отличного от городского образа жизни, «моральной экономикой» деревенского существования и связанными с нею представлениями о должном и справедливом, вековыми общинными традициями. В самом общем виде «моральную экономику» можно определить как «...систему взаимопомощи крестьянства, освященную тысячелетней тра­дицией,.. как систему крестьянской коллективной безопасности на случай го­лода, неурожая и т. п.»1 Отсюда — доминирование в структуре сознания «тра-

 

Современные концепции аграрного развития (теоретический семинару/Отечествен­ная история. 1992. № 5. С. 23. Термин «моральная экономика» введен американским истори­ком Дж. Скоттом. Безусловно, «моральная экономика" в наибольшей мере отвечает времени

 

269

диционалистского» пласта, проявлявшегося в стремлении к артельной коопе­рации, вследствие ее близости по духу глубоко укоренившимся общинным традициям взаимосотрудничества и взаимоподдержки; сохранение крестьян­ской веры в справедливость действий высшей власти в стране.

С другой стороны, на психологию жителей села влияли и новые соци­ально-политические реалии, возникшие после революции. С введением нэ­па действие этих факторов опосредуется рядом дополнительных (весьма не­однозначных) импульсов. Взять, к примеру, активизацию частного предпри­нимательства. Она в совокупности с неудовлетворенностью крестьян госу­дарственными мерами защиты их хозяйств и грабительской системой еди­ноличного налогообложения служила дополнительным стимулом к коопе­рированию в целях социального выживания.

Все эти воздействия придавали сознанию селян сложный, «мозаичный» облик, что предопределяло и многовариантности тенденций его изменения. Одни связывали перспективы аграрного развития с расширением свобод индивидуального землепользования, товарооборота и с, условно говоря, «американизацией» хозяйств; другие — с развитием простых форм коопера­ции; третьи придавали первостепенное значение социально-экологическому оздоровлению общества и т. д. Тем не менее сознание этих групп сельских жителей объединяла ориентация на естество рынка, а не на командно-адми­нистративные методы руководства селом. Сказанное вовсе не означает «по­лного отрицания» крестьянским сознанием необходимости государственно­го регулирования экономикой. Однако последнее виделось не на путях при­казных сельхоззаданий и централизованного распределения монополизиро­ванных государством ресурсов; только-то и нужна была здравость финансо­во-кредитных и налоговых правил, устанавливаемых государством.

В то же время, будучи специфическим отражением противоречивой нэ­повской действительности, сознание сельского населения в начале 20-х гг. характеризовалось оформленностью леворадикальных настроений, выра­жавшихся в стремлении к «скорейшему социализму». Их носители, пытаясь преодолеть собственное ощущение социальной ущемленности за долгие го­ды, рьяно схватились за право учить большинство хозяйствовать «по-ново­му справедливо». Приверженные вмешательству «сверху» в жизнь села, они становились мелкими соучастниками иерархии административного руково­дства; активно проводя политику форсирования производственного коопе­рирования, создавали себе командные позиции.

 

докапиталистической организации общества, однако продолжает действовать и в ходе товар­но-капиталистической трансформации крестьянского хозяйства — до тех пор, пока оно сохра­няет в себе натуральные черты и свойства. У нас, как отмечает Данилов В. П., крестьянское хозяйство оставалось таким до коллективизации. Подробнее см.: Там же. С. 3—31.

270


I

4


Рис. 1. СТРУКТУРА СОЗНАНИЯ СЕЛЬСКОГО НАСЕЛЕНИЯ В НЭПОВСКИХ УСЛОВИЯХ ПЕРЕХОДА К РЫНКУ

 

Номера и названия признаков: 1 — Осознание крестьянами необходимо­сти развития кооперации, их убежденность в преимуществе коллективных форм ведения хозяйства над индивидуальными; 2 — Рост числа членов сель­ских кооперативов; 3 — Улучшение положения крестьянства в результате развития кооперации; 4 — Расслоение крестьянства, пролетаризация его ча­сти; 5 •— Скрытые формы эксплуатации лиц наемного труда кулаками; 6 — Рост национализма, притеснения русскоязычных в национальных районах; 8 — Рост цен на местном рынке; 9 — Рыночная конкуренция как условие снижения цен; 13 — Требование правительственной программы социальной защиты крестьянства; 14 — Удовлетворенность крестьянства государствен-

271

 

ной денежной и ценообразовательной политикой в аграрной сфере; 15 — Удовлетворенность селян деятельностью потребкооперации; 16 — Развитие договорных отношений междудасорганами и кооперацией; 19 — Неудовле­творенность индивидуальных хозяев системой налогообложения; 20 — Не­обходимость снижения налогов; 21 — Требование крестьянами тщательной дифференциации хозяйств при их налогообложении; 22 — Требование бед­нейших усиления государственного рентно-налогового обложения зажиточ-ных(кулаков); 23 — Желаемость бедняками правительственной линии к уравнительно-трудовому распределению земли; 28 — Невнимание местных органов власти к проблемам крестьянства; 29 — Технико-производственная слабость единоличных хозяйств; 30 — Несоответствие материально-техни­ческой базы культурно-просветительных и образовательных учреждений обострившимся запросам селян; 32 Отсутствие квалифицированных учи­тельских кадров на селе; 34 Необходимость централизованных государст­венных дотаций непроизводственной сфере на селе; 35 — Незнание кресть­янством законов и кодексов, регулирующих аграрные отношения; 36 — Пос­левоенный упадок сельского хозяйства; 37 — Промыслы Kit параллельный доход крестьянина; 39 — Стремление частных предпринимателей к получе­нию госзаказов; 40 — Недоверчивое отношение крестьян к партийно-госу­дарственному ориентиру на смычку города с деревней, их убежденность в противоречиях городского и сельского образов жизни; 43 — Осознание кре­стьянами государственно культивируемых противоречий между собой и ра­бочим классом; 44 — Пренебрежительное отношение к земледельческому труду со стороны потребителей сельскохозяйственной продукции; 45 — Не­померно высокие ставки заработной платы работников среднего звена госу­дарственного аппарата; становление системы властных привилегий; 47 — Миграция населения из села в город; 48 — Нехватка трудовых ресурсов на селе; 49 — Непосильный физический труд детей и стариков; 52 — Недоверие крестьян к аграрной политике Советской власти; 53 — Отход крестьян на за­работки в город; 54 — Невыполнение госработодателями договорных обяза­тельств по отношению к селянам; 55 — Неудовлетворенность крестьян низ­кими размерами оплаты труда в госпредприятиях (^хозяйствах); 56 — Отсут­ствие поддержки членов коммун местными крестьянскими комитетами вза­имопомощи; 57 — Недовольство лиц наемного труда (батраки, совхозные рабочие) степенью помощи «Всеработземлеса»; 58 щ Признание лицами на­емного труда «Всеработземлеса» организационной формой защиты своих интересов; 60 — Недовольство крестьян сохранением имущественного ценза в системе школьного образования; 62 -— Осознание селянами необходимо­сти усиления политико-просветительной и партийной работы в деревне; 63 — Хищническое, потребительское отношение к природе; 64 — Рост культур­но-образовательного уровня селян; 65 — Рост покупательной способности крестьян; 66 — Укрепление материально-технической базы культурного раз-

272

 

вития села; 67 — Особое «покровительство» местных советских и партий­ных органов сельскохозяйственным производственным кооперативам в про­тивовес единоличным крестьянским хозяйствам; 68 — Укрепление матери­ально-технической базы сельскохозяйственных производственных коопера­тивов; 69 — Укрепление авторитета партии на селе; 70 — Классовый прин­цип организационного строения сельскохозяйственных производственных кооперативов; 71 — Возможность самореализации крестьянами духовных и трудовых потребностей в коммунах и совхозах; 72 — Удовлетворенность совхозных рабочих социальной политикой государства; 73 — Противоречие коммунистической идеологии и традиций общины; 74 — Становление систе­мы партийно-политического просвещения на селе; 77 — Убежденность в оп­ределяющем значейии общественного мнения односельчан на все стороны крестьянской жизни; 78 — Рост доверия селян к С

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...