Чего жаждал крестьянин при нэпе?
Актуальность проблем, связанных с сельской сферой, не подлежит сомнению. Сегодня социально-психологические ее аспекты, взятые в исторической ретроспективе, имеют ключевое гуманитарное значение. Их разработка позволяет выявить глубинные основы менталитета крестьян, его трансформацию, вызванную особенностями каждого конкретно-исторического этапа. Своеобразие ситуации перехода к нэпу заключалось в смене государст-венно-централистской модели экономического развития, вызвавшей известное раскрепощение социальной и духовной сфер. Конечно, было бы наивно и догматично противопоставлять нэп предшествующим и последующим этапам советского общества, ибо сама новая экономическая политика представляла собой сложное переплетение тенденций, закономерностей «старого» и «нового», отражавшихся в общественном сознании. В свою очередь, взгляды, установки, настроения селян, будучи специфическим иллюминированием действительности, являлись и побудительными мотивами их практической деятельности. Проблема исследования сознания селян в нэповских условиях перехода к рынку чрезвычайно многогранна.1 Однако при всем обилии работ, в той или иной мере связанных с данным сюжетом, по-прежнему в поле зрения исследователей попадает лишь достаточно ограниченное число элементов сознания селян — их отношение к продналогу, к Производственной кооперации, к Советской власти и правящей партии, к процессу социального расслоения. Ряд вопросов (например, выяснение мнений селян о возможности и необходимости регулирования социально-аграрной сферы в условиях перехода к рынку, с эффективности новых форм организации труда на селе и т. д.) не ставятся или же априори имеют однозначную, если не конъюнктурную, трактовку. Чтв! же касается всего «комплекса» Этих составляющих в их взаимосвязи и взаимообусловленности, то подобные аспекты относятся к числу незатронутых. Крайне важно и исследование соотношения различных пластов сознания: тра-
См., например: Рогалина Н. Л., ЩетневВ. Е. Динамика психологии и общественных настроений крестьянства в 20-е гг.//Становление и развитие социалистического образа жизни советскя деревни. Воронеж, 1982. С. 85—91; Гребенниченко С. Ф. Мелкая промышленность села в условия нэпа. Задачи, источники, методы исследования. М.: АОН. 1990. С.68—71. 260
диционалистского (применительно к российскому крестьянству оно естественно имплицируется с издревле существовавшей общинной организацией земледельческого населения); условно говоря, индивидуалистского, начавшего вызревать во второй половине XIX века и получившего свое некоторое развитие после аграрной реформы П. А. Столыпина; революционизированного. Думается, что вывод, бытующий в литературе, о последовательном (хотя и не безболезненном) вытеснении первых двух пластов последним является во многом упрощенным. Каковы были способы «сосуществования» этих типов сознания в условиях нэпа? Что можно сказать о взаимопроникаемости и степени распространенности каждого из них? Существует ли связь между социальными группами деревни 20-х гг. и указанными выше пластами сознания? Иными словами, можно ли говорить о преимущественных носителях того или иного типа психологии или же обыденное сознание селян было синкретичным? Пока вопросов больше, чем ответов. Зияющие «пустоты» свидетельствуют: исследовательские успехи только в поле системного подхода к имеющимся вопросам и постановке новых. Наше продолжающееся исследование нацелено на анализ, так сказать, структурной организации сознания селян, его скрытых факторов, феномена расслоения крестьянской психологии под прессом властного воздействия.
Источниковой базой изучения данного круга вопросов послужили письма и корреспонденции селян с ноября 1923 г. по июнь 1924 г. в редакции «Крестьянской газеты» и журнала «Крестьянка». Поскольку доля опубликованных писем ничтожно мала — 2—3%, — основной интерес представили достаточно хорошо сохранившиеся архивные материалы. В результате кропотливой эвристической работы были отобраны 376 писем, удачно репрезентирующих мнение селян по их социальным группам и регионам страны. Большинство документов характеризуется наличием в них как информации «проблемно-содержательной», охватывающей комплекс мнений селян относительно социально-аграрной политики государства в условиях перехода к рынку, так и «анкетных» сведений. При изучении содержания писем оказалось совершенно необходимым обращение к контент-анализу их полных текстов. В рассматриваемых нами материалах можно выделить несколько групп повторяющихся составляющих: 1) суждения; 2) оценки; 3) требования; 4) запросы и просьбы; 5) жалобы; 6) предложения и пожелания; 7) предупреждения, обещания и заверения. Особую сложность процедуры контент-анализа писем и корреспонденции представляла неструктурированность текстов. Возьмем, к примеру, отрывок из письма в редакцию «Крестьянской газеты» Н. Аржанова (Костромская губ.): «...крестьяне часто жалуются на тяжесть налогов, а если внимательно все рассмотреть и в самом деле — правда. Сравнить, например, советского служащего, который не так тяжело борется за свое существование, 261
а получает каждый месяц большую ставку, которую крестьянину все трудовое лето не получить со своего хозяйства. Да вот еще что обидно... родился у нашего соседа советского служащего, или же умер ребенок, и за него он еще получает 15-25 рублей... А нет бы государству употребить эти деньги и роз-дать инвалидам и семьям погибших героев Красного Октября...»1 Уже в этих кратких строках можно выделить, по крайней мере, 6 показателей — смысловых единиц письма: 1) констатация низкой доходности единоличных хозяйств; 2) неудовлетворенность системой налогообложения; 3) суждение об обнищании крестьянства; 4) недовольство непомерно высокими ставками зарплаты работников среднего звена госаппарата; 5) осознание становления системы властных привилегий; 6) требование государственной программы социальной защиты беднейшего крестьянства. Заметим, что смысловые единицы, выявленные из большинства писем (как и из приведенного), не имеют явного терминологического выражения.
Количество показателей в комплексе 376 писем оказалось достаточно значительным — 192. Для облегчения последующей статистической обработки выделенных смысловых единиц последние были «укрупнены» в сю-жетно-значимые категории. Например, в письмах довольно часто встречаются жалобы крестьян на высокие цены и качество продукции в частной торговле, выражения враждебного отношения к торговым посредникам, требования усиления налогового обложения кулаков и др.; обобщение этих первичных понятий дает категорию: «неудовлетворенность крестьян оживлением частного предпринимательства с введением нэпа.» Проанализировав таким образом все 192 показателя, в итоге нами было получено 84 категории, т. е. «высоких» историографических понятий. Затем в целях унификации массива для всех писем по каждой категории были определены частоты (встречаемость индикатора в тексте)2. Корреляционный анализ позволил выявить 4 комплекса взаимосвязей элементов крестьянского сознания (см. рис. 1). Первый блок тесно сопряженных категорий раскрывает механизм функционирования «государствен-но-централистского» пласта в структуре сознания. Недоверчивое отношение крестьян к властному ориентиру на смычку города с деревней (40) во многом дополнялось и усугублялось действиями диктатуры, культивировавшей привилегии для рабочего класса, что четко осознавалось крестьянством (43). Отсюда, с одной стороны, — пренебрежительное отношение к земледельческому труду со стороны потребителей сельхозпродукции (44), миграция населения из села в город (47), и как результат, нехватка трудовых ресурсов на селе (48); с другой, — крестьянское недовольство непомерно высокими ставками зарплаты работников среднего звена госаппарата и собст-
1 РГАЭ. Ф. 396. Оп. 1. Д. 4. Л. 2. Особенность базы данных в том, что каждая категория измерена по количественной шкале. Отсюда вытекают широкие потенции статобработки, в том числе новейшими методами. 262 венной отстраненности от ежтезмы социальных привилегий (45). Квинтэссенцией вышеозначеннШЕ тенденций психологии крестьян являются требования широкомасштабной госпрограммы социальной защиты {13) и правительственных дотаций непроизводственной сфере на селе (34). Как видим, характерной чертой данного «пласта» сознания выступает ориентация не на собственные силы, а на помощь «сверху», при этом обращение к «власть имущим» рассматривается как единственно возможное средство разрешения проблем. Могут возразить: низкая доходность единоличного хозяйства не позволяла обеспечить в должной мере социальные условия существования. Однако, думается, причины — глубже, и связаны они с распространенностью среди определенной части крестьянства инфантилистских настроений. Ибо при наличии желания и стремления к реальной самостоятельности выход есть. И видится он не только в «хуторизации» крестьянских хозяйств, но и в их кооперации. Последняя «поднимает» своих членов на новый экономический уровень хозяйствования, опирается на само крестьянство как источник для преодоления трудностей. Второй комплекс характеризует «традиционалистский» пласт сознания, применительно к российскому крестьянству связанный с общинной организацией земледельческого населения. В модели он проявляется через осознание крестьянами необходимости артеллирования, их убежденность в преимуществе ведения хозяйства сообща над индивидуальными формами (4^ удовлетворенности ростом числа членов сельских кооперативов (2) и убежденности в улучшении своего положения в этой связи (3). В таком контексте надо сказать, что издревле существовавшая сельская община представляла собой не только соседскую форму землепользования, но и выступала как трудовая кооперация и социальная общность, кроме того, она имела уникальные психологические и правовые основы, обеспечившие ей завидную живучесть. Хотя после революции община формально перестала существовать, тем не менее в реальной жизни многие «мирские» порядки сохраняли свое значение. И именно исконный артельный дух крестьянского «мирского» сообщества побуждал ко множеству видов кооперации. В различных формах объединения (добровольных, естественно), тесно сплетавшихся с историческим опытом общины, крестьянин в начале 20-х гг. видел защиту от частного капитала, оживившегося с введением нэпа.
В то же время в данном пласте сознания находил свое отражение и тип приверженности «командно-административному» регулированию аграрной сферы. Последний выражался, в частности, в стремлении к форсированному вовлечению единоличных хозяйств в производственные кооперативы и совхозы, благодаря мощному государственному «покровительству» последним (67). Интересно, что вступление крестьян на путь производственного кооперирования служило катализатором роста их культурно-образовательного уровня (64), роста общественно-политической активности женщин (83), до- 263
верия селян к Советской власти (78) и, естественно, укреплению авторитета партии на селе (69). Отметим, что объединение в данном комплексе взаимосвязей наибольшего числа категорий свидетельствует о высокой распространенности «традиционалистских» основ в структуре сознания селян на переходе к рынку. Ключевым в понимании третьего комплекса является 81-ый признак — стремление крестьян к росту зажиточности — причем, этот рост должен происходить на основе расширения государством свобод единоличного земле-пользования и товарооборота (79): «...необходимо поставить крестьянство на должную экономическую высоту... Пусть некоторые крестьяне хотя за это время и превратятся в кулачков, но черт с ними, ведь он каждый, чем больше кулак, тем больше он работник...»1 Это мнение крестьянина А. Шильцева органично перекликается с известными словами HL И. Бухарина: «Крестьянам, всем крестьянам, надо сказать: обогащайтесь, развивайте свое хозяйство и не беспокойтесь, что вас прижмут. Мы должны добиться того, чтобы у нас беднота возможно быстрее исчезала, переставала быть беднотой»2. Важно, что и стремление крестьян к росту зажиточности, и поддержка ими государственной практики либерализации отношений землепользования и товарооборота тесно сопрягаются с их убежденностью в необходимости эволюционного перехода к нетрадиционным формам организации труда (80). Характерными чертами этого «индивидуалистского», ориентированного на рынок, хозяйственно-психологического генотипа являются: установки на обогащение через рост эффективности личного хозяйствования, высокая ценность экономических свобод, отсутствие требований социальной поддержки от государства. Малое число категорий, образующих данный пласт сознания, свидетельствует о нем как о не доминантном феномене (чШ, впрочем, закономерно, если учитывать российские традиции аграрногй развития, связанные с коллективными формами ответственности^! Одновременно замкнутость линий данного блока доказывает: «индивидуалистский» профиль ориентиров части крестьян в начале 20-х гг. уже есть не мозаика иск-лючительностей, а некая динамизирующая целостность. Четвертый комплекс взаимосвязей образуют категории, отражающие послевоенный упадок сельского хозяйства (36), технико-производственную слабость единоличных хозяйств (29), неудовлетворенность крестьян фис-кальной<:истемой (19), требования налоговых льгот (20). Показательна тесная связь между 20 и 22, 22 и 21 признаками и отсутствие таковой между 21 и 19. Это означает: требование крестьянами тщательной дифференциации хозяйств при их налогообложении не являлось свидетельством их неудовле-
1 РГАЭ. Ф. 396. Оп. 2. Д. 23. Л. 51. Правда. 1925.24 апреля. 264
творенности этим налогообложением (применительно к собственному хозяйству), а выдвигалось исключительно с целью того, чтобы «...побольше бы богач дал своих излишков государству.» Такое «нездоровое» отношение к чужим доходам в совокупности с отсутствием в данном комплексе признака, отражающего необходимость повышения доходности единоличного хозяйства (46) позволяет, на наш взгляд, говорить о «люмпенско-пролетаризиро-ванной» направленности этого пласта структуре сознания жителей села. Убедительным подтверждением тому является связь между 22 признаком (требование беднейших усиления государственного рентно-налогового обложения зажиточных) и 4 показателем (расслоение крестьянства, пролетаризация его части). Что детерминировало структуру сознания селян в целом? Методом главных компонент было выделено 10 факторов, объясняющих 63, 3% колебаний ключевых слагаемых структуры сознания. I фактор — «Пропаганда преимуществ организации быта, досуга и труда в коммунах и совхозах». II — «Застой сельского хозяйства, усугубляемый системой налогообложения. Надежды на его преодоление через государственное регулирование». III — «Антикрестьянская направленность социальной политики диктатуры. Обострение противоречий между городом и селом». IV — «Послереволюционный вакуум культуры, радикализующий рост духовных потребностей крестьян». V — «Меры наибольшего благоприятствования властей кооперативным формам организации сельхозпроизводства». VI — «Проникновение идей технологического прогресса в аграрную сферу». VII — «Пролетаризация крестьянства. Усиление иждивенческой психологии, люмпенизация сознания». VIII — «Активизация частного капитала в связи с новой экономической политикой. Неудовлетворенность крестьян государственными мерами защиты их хозяйств. Стремление крестьянства к простым формам кооперирования в целях противостояния обнищанию». IX — «Усиление государственного вмешательства в экономику». X — «Традиции крестьянской веры в справедливость действий центральной власти». Таким образом, действие лишь VI и VIII факторов тем или иным образом предопределяло возможность крестьянской приверженности рыночной перспективе. Их доля составляет чуть более 1/6 в суммарном влиянии всех факторов. Такая ситуация являлась отражением незавершенности самой концепции нэпа с сохранением в ней множества противоречий, главное из которых — между «рыночным» нэпом (или же экономической целесообразностью) и «ортодоксальными» представлениями марксизма о социализме как планомерном переходе к бестоварному обществу с концентрацией основных средств производства в руках государства, национализацией земельной собственности и устранением различий между городом и деревней. Смысл III, V, IX факторов в модели подтверждает это. 265
Анализ факторной модели доказывает наличие верифицируемых причин решшной многовариантности развития сознания крестьянства. В этой сбязи вновь подтверждается необоснованность перманентных понмтшс пуб-лшщмстов!приписать единую (ту или иную) ментальность всему селу. Взять того же И. Кшмкина: «...наш крестьянин в силу своего «добуржуазного» ха-ржздрашредпочел коллективизацию кулаку...»1 Такого рода грубо-уравнм-тешшше,.левдакетремистские настроения безусловно были, однако, они яв-лядаж лишь,одну (но не единственную и доминирующую) тенденцию развития 0(щнаш1я селян в 20-е гг. В этом плане вполне актуальным представляется юшрос об основных типах сознания жителей села в начале 20-х гг. Кластер-анализ содержания писем позволил выделить 24 группы, объе-динямщижя в4*макротипа массового сознания (см. рис. 2). Чжжннфщаиболыдим предстает макротип А (59, 2% от общего числа писем). Эта группа авторов, в отличие от остальных, включает представителей всех социальных категорий села. В ней 57, 1% оказались крестьянами-единоличниками, 15, 6% — членами производственных кооперативов, 2, 6% — кустарями и ремесленниками, 2, 6% — рабочими совхозов и госпредприятий, 6, 5% — батраками, d, 3% — предпринимателями, 1,3% — председателями производственных кооперативов; освобожденные парт-, сов-, проф- работники, а также служащие и ишгеллигенция составили по б, 5%. Что же психологически объединяло такуш довольно «разноликую» массу? Анализ показал, что данную группу селян ш первую очередь волновали рост цен на местном рынке, властное покровительство неэффективным коммунам и совхозам, необходимость воспроизводства общинных традиций, разрастание бытового национализма в результате уотехов отдельных лиц в условиях свободного товарооборота. Кроме того, эта представители села были обеспокоены несвойственным ранее хищническим отношением человека к природе, учащением конфликтов между мужчинами и женщинами при распределении сфер трудовой деятельности в новую Щ «революционную» — эпоху, игнорированием мнений крестьянства при решении вопросов села «сверху», отсутствием согласованности в действиях властей, самоспаиванием деревни, стимулируемым пьянством должностных лиц. Итак, данную группу представляют люди, фиксирующие взрыв традиционных устоев деревни, осознающие болезнь, кризис «социально-экологической ниши» деревенского организма. Однако, констатируя катастрофическую ситуацию и осознавая необходимость ее изменения, «социальные (условно говоря) экологи-стпы» твердо убеждены в том, что все преобразования должны осуществляться не радикальными средствами, а постепенным путем. Показательно отсутствие в данном спектре волнующих проблем тех, которые касаются государственного регулирования аграрной сферы. Именно этим как раз и объ- Клямкин И. Какая улица ведет к храму // Новый мир. 1987. № 11. С. 135. 266
ясняется «всеядность» анализируемого нами макротипа с точки зрения «анкетных» характеристик лиц, его составляющих. Ибо, в отличие от вопросов государственного вмешательства в экономику, неизбежно поляризующих, людей, проблемы социальной экологии могут объединять (и объединили, как видим) достаточно пеструю по составу массу селян — мужчин и женщин, партийных и беспартийных, селькоров и не принадлежащих к их числу, единоличников и рабочих совхоза, батраков и интеллигенцию, и т. д. Жители села, объединенные в макротип Б (13, 1% от общего числа авторов писем), констатируя послевоенный упадок сельского хозяйства*, технико-производственную слабость единоличных хозяйств, отсутствие паритета цен на промышленные товары и сельхозпродукцию, низкую доходность крестьянских дворов и осознавая необходимость ее повышения, одновременно обладают глубокой верой в финансовую стабилизацию экономики и в улучшение своего материального положения. Причем рост собственной покупательной способности связывается ими прежде всего с расширением контрактов между госорганами и кооперацией, развитием промыслов, государственной практикой расширения свобод единоличного землепользования и товарооборота, разумной ценообразовательной и кредитной политикой правительства, установлением системы налогообложения, ориентированной не на максимальное изъятие средств из крестьянских дворов, а на рост их экономической эффективности. Данная группа селян, определяемая как сторонники социально ориентированной рыночной экономики, понимали необходимость регулирования ею со стороны государства. Однако, последнее ассоциировалось у них не с административно-директивным вмешательством, а с финансово-кредитными рычагами, налоговыми правилами и постоянностью законодательства. Примечательно, что среди сторонников гибкого государственного регулирования доля индивидуальных хозяев предстает максимальной: 82, 4% от общего числа селян группы Б являлись крестьянами-единоличниками, 6% — кустарями и ремесленниками (что больше, чем во всех остальных типах), тогда как рабочих совхоза, членов сельскохозяйственных производственных кооперативов (и, естественно, их председателей) в ней нет. Следовательно, хотя кооперация и возникла исторически как компонент рыночного хозяйства, но вследствие проводившейся диктатурой политики протекционизма «новым» производственным объединениям — ТОЗам, коммунам, — члены последних, так сказать, «не ощущали» самого «духа» рыночной стихии. Селяне, вошедшие в макротип В (13, 1% от общего числа авторов писем), среди первостепенных задач аграрного развития выдвигали увеличение госдотаций сельскохозяйственному производству, правительственную программу социальной защиты крестьянства, введение системы госстрахования на селе, расширение госбюджетных отчислений в непроизводствен- 267
ную сферу деревни, необходимость усиления рентно-налогового обложения зажиточных как классовую меру достижения «социальной справедливости». Такие черты сознания характеризуют его носителей как активных приверженцев административного вмешательства государства в экономику. Заметим, что у них ведущей формой выражения мнения в письмах было требование. Их логика рассуждений, характеризуемая отказом от личной ответственности в результатах хозяйствования, жаждой тотальной уравнительности, настроениями иждивенчества, неизбежно порождала особую агрессивность «мыслеформ» и «ожесточенную любовь» к сильной власти. В случае же обмана их ожиданий, воспаленный палец сразу же указывал виновника в числе обещавших «безбедное существование». Отсюда — вполне понятно недоверие селян группы В к аграрной политике Советской власти: пообещав, образно говоря, «светлое будущее», наступление которого казалось таким близким после победы социалистической революции, власть с переходом к нэпу фактически способствовала распространению того, против чего, согласно укоренившемуся в сознании мнению, и боролась — социального неравенства. 88% в составе анализируемой группы составляли разорившиеся, деклассированные элементы. Остальные же 12% являлись мелкими советскими служащими (что больше, чем в других кластерах). Как видим, представителей этих двух категорий сельского населения объединила в один макротип общая, так сказать, рабски «централистская» ориентированность их сознания, подразумевающая активное вмешательство государства как в производственную, так и в непроизводственную сферы аграрного сектора. Наиболее обособленным от всех других групп предстает макротип Г (14,6% от общего числа авторов писем). Из рис. 2 видно, что максимально сходными являются макротипы А и Б (и действительно, «социальные эко-логисты» и сторонники регулируемой рыночной экономики близки между собой в плане неприятия радикально-революционных средств разрешения проблем); затем к ним отдаленно «примыкает» макротип В, и на заключительном этапе Г. Однако из сказанного вовсе не следует вывод о незначительной роли последнего макротипа в палитре массового сознания. Напротив, можно говорить о существенной значимости данного типа, убедительным доказательством чему является заметное «смещение» центра условного (возможного) объединения селян с точки зрения «общности» черт их сознания вправо, в сторону макротипа Г. С точки зрения социального состава подавляющее большинство селян группы Г (57,9%) являлись членами производственных кооперативов и рабочими совхозов; 36,8% относились к категории освобожденных сов-, парт-, комсомольских работников и к интеллигенции, и лишь 5,3% были представлены крестьянами-единоличниками. Кроме того, удельный вес коммунистов (комсомольцев) в этом макротипе предстает наибольшим (почти 30%). Налицо — заметное «покраснение» состава лиц данной группы по сравне- 268
нию с другими. Все они так или иначе были связаны с развитием социалистического уклада. Отйёчая соблюдение принципов выборности руководства и самоуправления в коммунах, рост общественно-политический активности женщин с пе-реходо^к новым формам организации труда, жители села группы Г твердо убеждены в преимуществе коллективных форм ведения хозяйства, ибо последние, по их мнению, открывают невиданные возможности для самореализации духовных и трудовых потребностей крестьянства, а также способствуют росту его благосостояния. Отсюда — рост доверия к Советской власти и линии партии на селе. Причем, если последнее жителями села, вошедшими в первые два кластера макротипа Г (21 и 22) связывается с организационно-производственной стороной существования социалистических форм земледелия, то авторами писем, образующими 23 и 24 кластеры, — с культурно-просветительными аспектами развития колхозов и совхозов. Из рис. 2 видно, что наиболее «близкими к макротйпу Г оказался мак-ротип В. В самом деле, приверженцев активного государственного вмешательства в экономику и «активистов социалистических форм земледелия» (как условно обозначены нами селяне группы Г) сближала их общая ориентированность на помощь «сверху». Разница лишь в том, что если в первом случае такая «поддержка» рассматривалась лишь как желаемость, то во втором она имела черты реальной политики. Безусловно, выделенные 4 макротипа сознания не покрывают всего поля массовой рефлексии нэповских реалий, однако эти результаты позволяют аргументированно (а не гипотетически) и статистически точно говорить о степени распространенности тех или иных умонастроений среди селян в условиях перехода к рынку. * * * Мировосприятие многомиллионных масс сельских жителей определялось сложным комплексом противоречивых, неоднозначных факторов. С одной стороны, на их психологию воздействовали стабильные, долговременные императивы, определявшиеся особенностями отличного от городского образа жизни, «моральной экономикой» деревенского существования и связанными с нею представлениями о должном и справедливом, вековыми общинными традициями. В самом общем виде «моральную экономику» можно определить как «...систему взаимопомощи крестьянства, освященную тысячелетней традицией,.. как систему крестьянской коллективной безопасности на случай голода, неурожая и т. п.»1 Отсюда — доминирование в структуре сознания «тра-
Современные концепции аграрного развития (теоретический семинару/Отечественная история. 1992. № 5. С. 23. Термин «моральная экономика» введен американским историком Дж. Скоттом. Безусловно, «моральная экономика" в наибольшей мере отвечает времени
269 диционалистского» пласта, проявлявшегося в стремлении к артельной кооперации, вследствие ее близости по духу глубоко укоренившимся общинным традициям взаимосотрудничества и взаимоподдержки; сохранение крестьянской веры в справедливость действий высшей власти в стране. С другой стороны, на психологию жителей села влияли и новые социально-политические реалии, возникшие после революции. С введением нэпа действие этих факторов опосредуется рядом дополнительных (весьма неоднозначных) импульсов. Взять, к примеру, активизацию частного предпринимательства. Она в совокупности с неудовлетворенностью крестьян государственными мерами защиты их хозяйств и грабительской системой единоличного налогообложения служила дополнительным стимулом к кооперированию в целях социального выживания. Все эти воздействия придавали сознанию селян сложный, «мозаичный» облик, что предопределяло и многовариантности тенденций его изменения. Одни связывали перспективы аграрного развития с расширением свобод индивидуального землепользования, товарооборота и с, условно говоря, «американизацией» хозяйств; другие — с развитием простых форм кооперации; третьи придавали первостепенное значение социально-экологическому оздоровлению общества и т. д. Тем не менее сознание этих групп сельских жителей объединяла ориентация на естество рынка, а не на командно-административные методы руководства селом. Сказанное вовсе не означает «полного отрицания» крестьянским сознанием необходимости государственного регулирования экономикой. Однако последнее виделось не на путях приказных сельхоззаданий и централизованного распределения монополизированных государством ресурсов; только-то и нужна была здравость финансово-кредитных и налоговых правил, устанавливаемых государством. В то же время, будучи специфическим отражением противоречивой нэповской действительности, сознание сельского населения в начале 20-х гг. характеризовалось оформленностью леворадикальных настроений, выражавшихся в стремлении к «скорейшему социализму». Их носители, пытаясь преодолеть собственное ощущение социальной ущемленности за долгие годы, рьяно схватились за право учить большинство хозяйствовать «по-новому справедливо». Приверженные вмешательству «сверху» в жизнь села, они становились мелкими соучастниками иерархии административного руководства; активно проводя политику форсирования производственного кооперирования, создавали себе командные позиции.
докапиталистической организации общества, однако продолжает действовать и в ходе товарно-капиталистической трансформации крестьянского хозяйства — до тех пор, пока оно сохраняет в себе натуральные черты и свойства. У нас, как отмечает Данилов В. П., крестьянское хозяйство оставалось таким до коллективизации. Подробнее см.: Там же. С. 3—31. 270
Рис. 1. СТРУКТУРА СОЗНАНИЯ СЕЛЬСКОГО НАСЕЛЕНИЯ В НЭПОВСКИХ УСЛОВИЯХ ПЕРЕХОДА К РЫНКУ
Номера и названия признаков: 1 — Осознание крестьянами необходимости развития кооперации, их убежденность в преимуществе коллективных форм ведения хозяйства над индивидуальными; 2 — Рост числа членов сельских кооперативов; 3 — Улучшение положения крестьянства в результате развития кооперации; 4 — Расслоение крестьянства, пролетаризация его части; 5 •— Скрытые формы эксплуатации лиц наемного труда кулаками; 6 — Рост национализма, притеснения русскоязычных в национальных районах; 8 — Рост цен на местном рынке; 9 — Рыночная конкуренция как условие снижения цен; 13 — Требование правительственной программы социальной защиты крестьянства; 14 — Удовлетворенность крестьянства государствен- 271
ной денежной и ценообразовательной политикой в аграрной сфере; 15 — Удовлетворенность селян деятельностью потребкооперации; 16 — Развитие договорных отношений междудасорганами и кооперацией; 19 — Неудовлетворенность индивидуальных хозяев системой налогообложения; 20 — Необходимость снижения налогов; 21 — Требование крестьянами тщательной дифференциации хозяйств при их налогообложении; 22 — Требование беднейших усиления государственного рентно-налогового обложения зажиточ-ных(кулаков); 23 — Желаемость бедняками правительственной линии к уравнительно-трудовому распределению земли; 28 — Невнимание местных органов власти к проблемам крестьянства; 29 — Технико-производственная слабость единоличных хозяйств; 30 — Несоответствие материально-технической базы культурно-просветительных и образовательных учреждений обострившимся запросам селян; 32 Отсутствие квалифицированных учительских кадров на селе; 34 Необходимость централизованных государственных дотаций непроизводственной сфере на селе; 35 — Незнание крестьянством законов и кодексов, регулирующих аграрные отношения; 36 — Послевоенный упадок сельского хозяйства; 37 — Промыслы Kit параллельный доход крестьянина; 39 — Стремление частных предпринимателей к получению госзаказов; 40 — Недоверчивое отношение крестьян к партийно-государственному ориентиру на смычку города с деревней, их убежденность в противоречиях городского и сельского образов жизни; 43 — Осознание крестьянами государственно культивируемых противоречий между собой и рабочим классом; 44 — Пренебрежительное отношение к земледельческому труду со стороны потребителей сельскохозяйственной продукции; 45 — Непомерно высокие ставки заработной платы работников среднего звена государственного аппарата; становление системы властных привилегий; 47 — Миграция населения из села в город; 48 — Нехватка трудовых ресурсов на селе; 49 — Непосильный физический труд детей и стариков; 52 — Недоверие крестьян к аграрной политике Советской власти; 53 — Отход крестьян на заработки в город; 54 — Невыполнение госработодателями договорных обязательств по отношению к селянам; 55 — Неудовлетворенность крестьян низкими размерами оплаты труда в госпредприятиях (^хозяйствах); 56 — Отсутствие поддержки членов коммун местными крестьянскими комитетами взаимопомощи; 57 — Недовольство лиц наемного труда (батраки, совхозные рабочие) степенью помощи «Всеработземлеса»; 58 щ Признание лицами наемного труда «Всеработземлеса» организационной формой защиты своих интересов; 60 — Недовольство крестьян сохранением имущественного ценза в системе школьного образования; 62 -— Осознание селянами необходимости усиления политико-просветительной и партийной работы в деревне; 63 — Хищническое, потребительское отношение к природе; 64 — Рост культурно-образовательного уровня селян; 65 — Рост покупательной способности крестьян; 66 — Укрепление материально-технической базы культурного раз- 272
вития села; 67 — Особое «покровительство» местных советских и партийных органов сельскохозяйственным производственным кооперативам в противовес единоличным крестьянским хозяйствам; 68 — Укрепление материально-технической базы сельскохозяйственных производственных кооперативов; 69 — Укрепление авторитета партии на селе; 70 — Классовый принцип организационного строения сельскохозяйственных производственных кооперативов; 71 — Возможность самореализации крестьянами духовных и трудовых потребностей в коммунах и совхозах; 72 — Удовлетворенность совхозных рабочих социальной политикой государства; 73 — Противоречие коммунистической идеологии и традиций общины; 74 — Становление системы партийно-политического просвещения на селе; 77 — Убежденность в определяющем значейии общественного мнения односельчан на все стороны крестьянской жизни; 78 — Рост доверия селян к С
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2025 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|