Как системообразующий фактор

СОВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА

 

По мере того, как советский или коммунистический период нашей ис­тории отодвигается в прошлое, меняется его общее восприятие. На рубеже 80—90-х гг. в нашей историографии и особенно в исторической публицисти­ке имело место попытка сохранить прежнюю оценочную четкость, перебро­сив при этом плюсы на минусы, позитив на негатив. Но это была бы дань коммунистической традиции идеологического отрицания предшествующего исторического периода. К счастью, на этот раз жизнь быстро показала, что все гораздо сложнее, и требуется большая и кропотливая работа специали­стов для выработки системы адекватных представлений, общих взглядов на данный отрезок родной истории. По нашему убеждению, существенную роль в этой работе должно сыграть усиление крестьянских сюжетов в рос­сийской исторической науке и усиление крестьяноведческой направленно­сти этих исследований¹. Это как раз и способствовало бы преодолению пре­словутого разрыва времен, поскольку крестьянство и крестьянственность это то главное, что унаследовала Россия советская от России царской и де­мократической (послефевральской). И это намного глубже и существенней, чем те отличия, на которых мы привычно акцентировали внимание. Такой подход дает возможность преодолеть канонизированный в советские време­на взгляд на первые полтора десятилетия Советской власти как на прорыв в авангард мирового прогресса и реализацию высшего типа общественного устройства. Но этот подход делает бессмысленной и альтернативную точку зрения некой аномалии, сбоя с нормального пути и сплошной цепочки фа­тальных для либерально-демократической модели ошибок и упущенных возможностей.

В этЬй связи несколько слов о проблеме исторических альтернатив, кото­рой теперь, в частности, в работе семинара «Современные концепции аграрного

 

Этой цели призван служить постоянно действующий под эгидой Института россий­ской истории РАН и Междисциплинарного академического центра социальных исследова­ний (Интерцентра) теоретический семинар «Современные концепции аграрного развития». Публикации материалов семинара см.: Отечественная история, 1992, № 5; 1993. № 2, 6; 1994, №2.

276

 

развития», уделяется большое внимание¹. В коммунистический период частич­ка «бы» была запретом для историков, т. к. по большому счету это ставило под сомнение тот оценочный ряд, который после выхода массовым тиражом «Крат­кого курса» сомнению не подлежал. В посткоммунистические времена широкое обращение к этому исследовательскому приему объясняется, видимо, многолет­ним табу, но косвенным образом работает на стереотип отклонения от нормы. Нам более близок взгляд на историю как на заведомую норму, как на резюми­рующий вектор, равнодействующую огромного количества факторов, событий и фактов. Анализ событий родной истории с этих позиций дает ту перспективу, что в результате длительной совместной работы историков-фактографов и ис­ториков-концептуалистов (исторических социологов, по западной терминоло­гии) будет все же нащупана та равнодействующая, которая и составит общий взгляд на советский период. Безальтернативность официальной советской ис­ториографии базировалась на том, что это общий взгляд уже был дан, и истори­ческая фактура, противоречащая этой заданности, либо не рассматривалась, ли­бо, в лучшем случае, подавлялась как второстепенная, несущественная. Упраж­нения же современных альтернативщиков могут оказаться бесперспективными для поиска этого общего взгляда в том смысле, что над ними довлеет бесконеч­ный по своей сложности вопрос: мог ли российский вариант модернизации ока­заться более похожим на немецкий, французский, английский, итальянский (а то и некий среднеарифметический европейский) по своим экономическим, со­циальным, политическим, культурным и т. п. характеристикам?

Может и не случайно, что в рамках именно современных крестьянских исследований возникло представление об уникальности вариантов перехода от крестьянских обществ к городским не только в масштабах регионов, но и для каждого отдельно взятого общества². Так нет ли смысла оставить на вре­мя интересный, но явно затянувшийся спор о том, кто мы для Европы — ор­ганическая власть или законодатели мод и учителя жизни, — и сосредото­читься на своей уникальности? Предлагаемый ниже текст имеет скромную цель указать на одно из возможных направлений для таких размышлений.

* * *

В упомянутом споре между западниками и патриотами-почвенниками (который сегодня разбушевался с новой силой) был эпизод, когда одна из спорящих сторон в лице В. Засулич обратилась за разъяснениями к такому авторитету, как К. Маркс. Маркс ответил в том смысле, что господствующая

 

Эта проблема была одной из центральных в работе 4-го и 6-го заседаний семинара при обсуждении «истории контрфактов» Г. Хантера и Я. Ширмера (see: H. Hunter, J. M. Szyrmer. Faulty Foundations. Soviet Economic Policies, 1928—1940. Princeton Univ. Press, 1992; ch 6: New-Bolshevik Agricultural Policy and An Alternative) и книги М. Левина Russian Peasants and Soviet Power: A Study of Collectivization. Материалы готовятся к печати.

Об этом см.: Отечественная история, 1993. № 2. С. 27.

277

 

форма собственности, а следовательно и весь общественный уклад России настолько далеки от таковых в Западной Европе, а тем более в Англии, что и путь дальнейшего развития российского общества имеет под собой совсем другую основу. /Исследование русской крестьянской общины, которое он предпринял в том числе и на оригинальных источниках, убедило его в том, «что община это основа социального возрождения в России. Но для того, чтобы она смогла выполнить эту свою роль, прежде всего необходимо огра­дить ее от губительных наскоков со всех сторон, а затем обеспечить нор­мальные условия для ее естественного развития»¹.

А за три месяца до своей смерти он писал дочери Л. Лафарг, чтЬ широ­кое хождение его теорий по Святой Руси поражает и восхищает его, дает чувство удовлетворения, поскольку наносит ущерб режиму, являющемуся настоящим оплотом старого общества².

Казалось бы, налицо парадокс. С одной стороны, автор «Капитала» убе­жден, что идеи его разработаны не для России и неверно поняты российски­ми революционерами. С другой стороны, он рад, что эти идеи завоевывают популярность в России, полагая, что это может стать одним из фактором преобразования великой аграрной державы, глубинную основу преобразо­вания которой он, напомним, видел в крестьянской общине.

«Это великий парадокс современной истории, — писал 70 лет спустя один американский политолог, — что марксизм, который был неизменно враждебен к живущим и работающим на земле, во всех случаях пришел к власти на спинах возмущенных крестьян»³. В другом американском иссле­довании это названо «великой иронией современной истории»⁴. Для объяс­нения этой загадки в западной исследовательской литературе неоднократно рассматривалось, насколько различно было прочтение теоретического на­следия Маркса-европейцами (включая российских меньшевиков) и больше­виками во главе с Лениным. Ленин и сам этого не скрывал — достаточно об­ратиться к его статье «Марксизм и ревизионизм»⁵.

Более перспективная линия поиска ответа состоит в исследовании того, как реальности большой крестьянской революции⁶ изменяли идеологию большевиков, приспосабливая ее к России⁷.

¹ См.: Т. Shanin (td.) Late Marx and the Russion Road. N.Y. 1983. P. 124.

² См.: Ibid. P. 71.

D. Mitrany. Marx against the Peasant. A Study in Social Dogmatism. The Univ. of North Carolina Press, 1951. P. 1 cover.

R. Laird, B. Laird. Soviet Communist and Agrarian Revolution. Harmondsworth, Middlesex, 1970. P. 49.

Поли. собр. соч. Т. 17.

В. П. Данилов датирует эту революцию 1902—1922 гг., и все большее число специали­стов солидаризируется с такой постановкой вопроса.

278

Но почему марксизм — даже ив такой видоизмененной форме, как марксизм-ленинизм, — настолько мощно сработал как идеологическое обеспе­чение тзроцесса модернизации веэдикой крестьянской страны? Отвечая жа этот вопрос, необходимо, наряду с аакшодией теории большевиков-комму-нистав жо аграрно-крестьяшжшму вжросу, иметь в виду то -обстоятельство, что ааментальном уровне болшшшжжшз веет полшмческих партий России были наиболее близш к крестштаж И когда устремления огромного боль­шинства крестьянства вступали в резонанс с дейстшшми большевиков, же­стко ориентированных на власть, ш отечественной истории первой трети XX века происходим события, которые довшшю точно характеризуют попу­лярное в недавнем прошлом слово «суд&боносные».

Тезис о ментальной близости большевиков с крестьянами прозвучит для кого-то совершенно невероятно. Поэтому приведем некоторые резоны ш его пользу. Американский социолог Г. Динерстайн, изучая проблему роли крестьянства в становлении коммунистического режима в России, рассмат­ривал вопрос о специфике большевистской партии. Он, в частности,, конста­тировал, что большевики, по свидетельствам современников, думали, чувст­вовали и поступали иначе, чем другие интеллектуалы⁴- Иными словами, они были в непримиримой оппозиции по отношению ко всей остальной полити­ческой палитре города от буржуазных либералов и социал-демократов до реакционеров и черносотенцев. Не аналогичное ли отношение к хитроспле­тениям городской политики и риторики характеризует российское кресть­янство?²

Возьмем к примеру, упомянутое выше различное прочтение теоретиче­ского наследия К. Маркса большевиками и меньшевиками. Последние, как и европейские социал-демократы, главным здесь увидели идею цивилизован­ного рынка, регулируемого либерально-демократическим государством, и возможность классового сотрудничества на этой основе всех слоев общест­ва. Большевики же с особым вниманием отнеслись ко всем тем сочинениям Маркса, из которых можно сделать вывод, что коммунизм это отсутствие рыночных, товарно-денежных отношений, отсутствие бедности и богатства

 

Эта линия отрабатывается в статье Т. Шанина Ortodox Marxism and Lenin's Four-and-a-Half Agrariae Programmes: Peasants, Marx's Interpreters, Russian Revolution // T.Shanin. Defining Peasants. Basil Blackwell, 1990.

См.: Н. Denerstine. Communist and the Russian Peasant. Glencoe, Illinois, 1955. P. 6.

Подозрительность и враждебность крестьян по отношению к городу как общая законо­мерность аграрных обществ рассматривается, напр., в крестьяноведческих исследованиях Дж. Скотта и Э. Вульфа (см.: Отечественная история, 1992, № 5; 1993. № 6). На российском мате­риале времен крестьянской революции этот вопрос поднимается в: The Peasant Dream: Russia 1905—1907 // Defining Peasants. Проблема особого мышления крестьян, непонимания и не­приятия городской культуры неоднократно зафиксирована в российской публицистике и беллетристике; очень пронзительно она, например, звучит в коротком рассказе А. П. Чехова «Новая дача».

 

279

 

как идеал социальной справедливости. Чтобы долго не рассматривать, на­сколько это согласно с воззрениями и моральными установками крестьянст­ва, вспомним лишь, что российские крестьяне говаривали: «Деньги — прах, ну их в тартарарах», «Пусти душу в ад — будешь богат», «Лучше жить бед­няком, чем разбогатеть со грехом» и т. п.

В подтверждение обоснованности подобной постановки вопроса обра­тимся к авторитету такого выдающегося мыслителя, как Н. А. Бердяев: «Большевизм гораздо более традиционен, чем это принято думать, он согла­сен со своеобразием русского исторического процесса. Произошла русифи­кация и ориентализация марксизма»¹. Очень непривычно (особенно для со­временных легковесных трактовок), глубоко диалектично (в отличие от них же) Бердяев рассматривает личность Ленина, и косвенно подтверждает мен­тальную близость большевизма и российского крестьянства². Во всяком слу­чае, победу в грядущей русской революции он еще в 1907 г. предсказал именно большевикам, чем всегда гордился³.

Э. Вульф в своей классической работе «Крестьяне» описывает интерес­ную закономерность существования общины в крестьянских обществах. Оказывается, состояние общинных отношений в крестьянском обществе впрямую зависит от того, что собою представляет на данный момент поли­тический режим в этом обществе. Если режим крепок и мощен и тем самым демонстрирует свою способность энергично претендовать на часть крестьян­ской продукции, то крестьяне всячески укрепляют традиционные общин­ные связи в ущерб частнособственническим тенденциям. Наоборот, если ре­жим «поплыл», заигрался в либерализм, тогда эти тенденции, как правило, заметно набирают силу⁴. Как нам представляется, события социальной и по­литической истории России 10—20-х гг. дают чрезвычайно благодатный ма­териал для рассмотрения действия этой закономерности. Находит здесь свое объяснение и неуспех аграрной реформы правительства П. А. Столыпина, и то поразительное историческое явление, для которого М. Левин даже вво­дит специальный термин — «архаизация» общества,⁵ т. е. ликвидация кре­стьянами всех последствий капиталистической эволюции деревни и практи­чески полный возврат к общинным отношениям. А самое главное, что дает новый и очень сильный ракурс для рассмотрения хитросплетений социаль­но-политических отношений нэповского периода.

То, что крестьяне Тамбовщины, Сибири и Украины, а также одетые в бушлаты крестьяне-кронштадтцы заставили большевиков пойти на нэп, это

Бердяев Я. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., Наука, 1990. С. 89.

См.: там же. С. 98.

См.: там же. С. 93.

⁴ См.: Е. R. Wolf. Peasants. Englewood CliftsNJ., 1966. P. 16-17.

См.: М. Lewvn. Russia/USSR in Historical Motion: An Essay in Interpretation // The Russian Review/July 1991. Vol. 50. № 3.

280

 

уже общее место в историографии — как западной, так и советской. А вот со­циальные последствия поворота Советской власти к крестьянству, кажется, изучены недостаточно. «Архаизация» социальной структуры деревни была внешне обманчивой.¹ Подобно известному в физике явлению, когда кусок металла «помнит» свою прежнюю форму и при благоприятных условиях может ее вновь принять, деревня помнила свое недавнее кулапко-батрацкое прошлое, и в условиях нэпа процессы расслоения деревни пошли форсиро­ванными темпами. Почему нэповские условия оказались для этого столь уж благоприятными — это, по-видимому, большой теоретический вопрос. По­этому здесь отметим лишь ту специфическую сопряженность Советской власти и крестьянства, о которой идет речь.

Налоговая политика в условиях твердого червонца и серебряного гри­венника была по отношению к деревне очень специфической². Основываясь на принципах марсизма-ленинизма, советское руководство стремилось ры­ночными средствами поддерживать в деревне отношения справедливости; кулака прижимали налогами, бедняка освобождали от них. Как и полтора десятилетия назад, эффект оказался прямо противоположен искомому: то­гда административное форсирование естественных процессов разложения общины послужило ее консолидации; теперь административное стремление затормозить «естественно-форсированные» процессы расслоения деревни не дало необходимых власти результатов (о которых, впрочем, у власти бы­ло довольно смутное представление в силу крайней политизации этой про­блемы в тогдашней партийно-фракционной борьбе³). Вместо этого был уси­ливающийся хлебозаготовительный кризис и импульсивная реакция со сто­роны режима на эту фатальную для него опасность.

В окончательной схватке между дезорганизованным постнэповским крестьянством и консолидировавшимся на базе ленинизма-сталинизма ре­жимом решающим стал 1933 г. Если встать на ту точку зрения, что страш­ный голод был преднамеренно организован режимом,⁴ то прийдется при­знать, что Советская власть выбрала для войны со своим крестьянством са­мое изуверское оружие, которым, однако, только и возможно было сломить

 

Об этом, полемизируя с М. Левиным, пишет В. П. Данилов в статье «Аграрная реформа и аграрная революция в России» в кн.: Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в совре­менном мире. М., 1992. С. 320—321.

См.: Данилов В. 77. Советская налоговая политика в доколхозной деревне // Октябрь и советское крестьянство. 1917—1927 гг. М., Наука, 1977.

Эту проблему подробно анализирует М. Левин в: Russion Peasants and Sjviet Power, chapters 6-8,10-13.

*t$* Эту точку зрения отстаивает, например, Р. Такер в: Stalin in Power. The Revolution from Above, 1928—1941. N.Y. London, 1990. P. 189—195. О том, что для самих крестьян это было очевидным фактом, см.: 77. Dinerstine. Op. cit. P. 35; Кондрашин В. В. Голод 1932—1933 годов в деревнях Поволжья. (По воспоминаниям очевидцев) // Новые страницы истории Отечества. Пенза, 1992.

281

 

крестьянское сопротивление. На исследовании¹ (шзбого отношения крестьян к голоду и всему, что с ним связано, основана концепция «моральной эконо­мики» крестьянства — одкггиз самых популярных и перспективных в совре­менном крестьяноведении.¹ Демонстрация политико-административным ре­жимом своей способности организовать галод в наиболее хлебородных ре­гионах страны стала концом крестьянского движения в России (т.е. концом реального противостояния крестьянства режиму, а значит и концом России как крестьянской страны) и началом перехода советского общинного кре­стьянства в новое качество.

Параллельно шел процесс создания небывалыми темпами и небывалы­ми (административными) средствами городской индустрии и городской со­циальной структуры. Первым поколением советских горожан в большинст­ве были вчерашние крестьяне. Г. Хантер и Я. Ширмер^ приводят такие циф­ры: по сравнению с демографическим прогнозом Госплана, сделанным в 1928 г. на основе тогдашних тенденций роста народонаселения, перепись 1939 г. дала цифру общей численности, на 15 млн. меньшую; при этом сель­ских жителей оказалось меньше на 34 млн., а горожан — на 19 млн. бвдшше². Крестьяне правдами и неправдами шли в города, спасаясь от голода, раску­лачивания и т.п. и обеспечивая стройки пятилеток дармовой рабочей силой. Они несли с собой свой менталитет, свой крестьянский взгляд на жизнь, свои ценности. И это не могло не наложить существеннейшего отпечатка на всю систему советской общественно-экономической организации, сложив­шейся в главных своих чертах в 30-е годы³.

Ограничимся здесь лишь перечислением наиболее важных черт кресть-янственности, которые перешли из деревни в советский город. Это прежде всего отсутствие рынка и соответствующих ему регуляторов социально-эко­номической жизни. В условиях переизбытка неквалифицированной рабо­чей силы в городах не было речи о рынке труда. А когда, начиная с 1933 г., основная продукция сельского хозяйства еягала закупаться по ценам в 10—12 раз ниже рыночных, потребительский рынок также надолго ушел в прошлое (и в будущее). Таким образом, деньги, в полном согласии с общинной тради­цией, начинают носить подчиненный характер в системе общественных от­ношений по сравнению с личными связями, знакомством, родством, т. е. всем тем, что именовалось неофициальным словом «блат» и присутствовало

¹ См.:/. С. Scott. Moral Economy of the Peasant. Yale Univ. Press, 1976.

² См.: H. Hunter, J. M. Szyrmer. Op. cit. P. 42-49.

M. Левин даже ставит вопрос таким образом, что социальной базой сложившейся сис­темы были коллективизированные крестьяне в деревнях и урбанизированные крестьяне в го­родах, т. к. к 1939 г. 67% населения страны по-прежнему крестьянствовали, а из оставшихся 33% большинство были недавние выходцы из села — см.: М. Lezmn. Russia/USSR in Historical Motion, p. 257-258.

282

 

в качестве мощной реальности на всех уровнях общественной жизни. «Не имей сто рублей, а имей сто друзей».

Свое преломление в советском обществе нашел и такой чисто крестьян­ский ценностной ориентир, как «уверенность в завтрашнем дне». Если пре­жде таковую воплощал полный амбар и членство в общине, то теперь на первых порах это была рабочая продуктовая карточка и вера в крепость Со­ветской власти. Особое отношение крестьян к продуктам питания, запечат­ленное в народной поговорке «без денег проживу — лишь бы хлеб был», и перманентные продовольственные трудности в советском обществе надолго отодвинули возрастание роли денег и товарно-денежных отношений.

Слабая социальная инфраструктура как характерная черта советского общества во многом объясняется незначительной общественной потребно­сти в ее развитии. В крестьянской семье все проблемы социально-бытового характера традиционно решались силами членов семьи. Это явление, в опре­деленной мере общее для посткрестьянских обществ, заслуживает особого внимания исследователей¹.

С особым внимание исследователям советского периода необходимо отнестись и к тому, что содержится в крестьяноведческой литературе о спе­цифике крестьянских верований; о неглубоком знании догмы (да и отсутст­вии такой потребности), но сугубо прагматическом отношении обрядо-орга-низационной стороне официальной религии (или идеологии).² Кажется, это может пролить дополнительный свет на проблему относительной безболез­ненности перехода советского народа от православного христианства к ком­мунистической идеологии.

Наконец, чисто по-крестьянски выглядит реакция советских горожан (не говоря уже о селянах) на разных этапах советского периода на действия властей. Тихое, пассивное сопротивление в пределах возможного, позволяв­шее как-то нейтрализовать, порой и сводить на нет наиболее одиозные дей­ствия партийно-политического руководства. Дж. Скотт пишет о том, что ре­альное народное отношение к политическому режиму возможно отслежи­вать на уровне фольклора³. Советский политический анекдот и городскую политическую частушку можно рассматривать и как прекрасный источник для историка в этом плане, и как свидетельство верности традициям аграр­ного общества.

* * *

Итак, судьба российского общества в XX в. действительно оказалась очень тесно связана с крестьянской общиной. Более внимательное рассмот-

 

Т. Шанин рассматривает это в рамках проблемы т. наз. «эксполярной экономики». См.: Expolary Economies: A Political Economy of Margins // Defining Peasants... ■*?м.: E. R. Wolf. Op. cit. P. 96-106;/.C. Scott. Op.cit. P. 219-225. ³ Cm. J. C. Scott. Ibid. P. 233-239.

283

 

рение советского периода его развития с этих позиций должно способство­вать более глубокому пониманию его теперешнего состояния. А это та осно­ва, на которой только и возможны взвешенные, более пригодные для нашего общества реформы¹.

Нежелание и неготовность современных реформаторов считаться с реальностями де­ревни и «рыночная конъюнктурщица» идеологов реформ убедительно показаны С. А. Ни­кольским в: Аграрные реформы и крестьянство. Радикал-интеллигентские мечтания действи­тельность // Октябрь, 1993, № 8.

284

С. В. Кузнецов

(Институт этнологии и антропологии РАН)

 

ВЕРА И ОБРЯДНОСТЬ

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: