Председательствует Д. ФИЛД

 

Обсуждение доклада В. В. Бабашкина «Крестьянский менталитет как

 системообразующий фактор советского общества»

 

И. Е. ЗЕЛЕНИН — Вы не выражаете определенно своего мнения, хотя показываете различные подходы в историографии в отношении проблемы голода 1932-1933 годов, в частности ту точку зрения, что голод был специально запланированной и организованной акцией. Есть и другая точка зрения. А все-таки какова Ваша, кто более прав? И еще вопрос. В тексте доклада сформулирована мысль, что тот голод был «началом конца» России как крестьянской страны. Следует ли это понимать так, что крестьянство стало быстро исчезать в России в последующий период?

Л. В. МИЛОВ — Позволю себе реплику. Все же это чисто исторические вопросы, а на­ша конференция посвящена менталитету, т.е. предмету, расположенному на стыке истории, психологии и целого ряда других дисциплин. Как бы нам тут не сбиться.

В. В. БАБАШКИН — Совершенно с этим не согласен. Все, что связано с потреблени­ем продовольствия, глубоко укоренено в крестьянской ментальности. В особенности это ка­сается голода. Все, что помогает справиться со столь грозным врагом, как голод, составляет для крестьянства повсеместно ценности первого порядка. Кажется, на этом основывается чисто крестьяноведческая концепция «моральной экономики» крестьянства.

Возвращаясь к вопросам И. Е. Зеленина. Для каждого человека, осмысливающего ка­кую-то проблему, естественна постоянная корректировка своих точек зрения по отдельным ее аспектам. Не скрою, что когда в свое время я читал «Сталин у власти» Р. Таккера, под давлением его аргументации я склонялся к тому, чтобы полагать, что голод 1933 года был организован верхушкой руководства, тем более, что цитированные в докладе материалы Г. Динерстайна и В. В. Кондрашина свидетельствуют, что крестьяне сами воспринимали си­туацию именно таким образом. Позже мне все более обоснованной стала казаться другая постановка вопроса: это не была заранее спланированная акция властей, но когда стало со­вершенно ясно, куда дело идет, высший эшелон власти не предпринял ничего для предот­вращения голода и преодоления его последствий. Столь авторитетный специалист по этой проблематике, как Н. А. Ивницкий, в кулуарах нашей конференции подтвердил мне, что так оно, по-видимому, и было. Но вот'отвечая на мой вопрос во время своего выступления, он высказал убеждение, что активные формы крестьянского сопротивления коллективиза­ции была раздавлены прежде всего и главным образом военными методами и репрессиями и в основном в 1930 году. А голод 1933 года уже не имел в этом плане решающего значения. Это непосредственно относится ко второму вопросу И. Е. Зеленина. Тут меня не оставляет сомнение. Мне кажется, что голод, по крайней мере, в равной степени с методами военного подавления и репрессиями сломил волю и способность крестьянства к открытому сопро­тивлению власти. И то возражение, что голод был не повсеместно, меня не убеждает. Кре­стьяне не голодавших деревень и городские рабочие — вчерашние крестьяне по слухам зна-

414

 

ли, что он есть, а на ментально-гшетаческом уровне они; хорош® анали его. Поэтому так стремительно была добита община как главное крестьянское оружие в противосгозшии с властью и установлена колхозно-совхозная система. Под началом конца России как кресть­янской страны я совсем не подразумевал, что с тех пор крестьяне в России перестали суще­ствовать или прекратили сопротивление. Просто в их распоряжении в новых общественно-политических условиях осталось только «оружие слабых» (по терминологии Дж. Скотта), которым они продолжали активно пользоваться, как это показано в отличном докладе во­логодских коллег, и тем самым доказывать, что живо крестьянство в России. А широкое об­ращение низших слоев городского населения к этому чисто крестьянскому «оружию» в противодействии властям в 1950—60-е годы и далее- лишний аргумент в пользу того, на­сколько мощно крестьянский менталитет формировал советскую систему.

Ю. Г. АЛЕКСАНДРОВ — Меня заинтересовал тезис доклада о ментальной близости большевиков к крестьянству, и его аргументация, особенно вечная оппозиция большевиков ко всем прочим политическим силам} представляется мне разумной. Но не были ли эсеры как аграрная партия все же ближе крестьянам? Известно ведь, что это их аграрную про­грамму вынуждены были принять большевики в октябрьских событиях.

В. В. БАБАШКИН — Почему большевики? Да потому что ни одна другая партия, да­же и заимствовав аграрную программу эсеров, основанную на общекрестьянском наказе, не решилась бы тут же облечь ее в форму декрета высшей власти, объявить этот декрет с трибуны Всероссийского съезда Советов, ничуть не смутившись при этом, когда несогласные покинули съезд. Это было сугубо по-крестьянски: решить все на толковище одним махом — и дело с концом. И опять большевики (вместе с левыми эсерами) оказались в оппозиции ко всем прочим политическим силам. Эсеры же предполагали бороться за свою основанную на знании крестьянских чаяний программу демократическими методами, т. е. в бесконечных дискуссиях в законодательном собрании с другими партиями. Крестья­нам уже надоело ждать. Они уже полтора десятилетия вели свою крестьянскую революцию и к осени 1917 года, как известно, довольно далеко продвинулись в практическом осущест­влении спешно выброшенного большевиками лозунга «Земля — крестьянам».

Ю. Г. АЛЕКСАНДРОВ — Но, тем не менее, после Декрета о земле глубинка на выбо­рах в Учредительное собрание голосовала за эсеров.

В. В. БАБАШКИН — Думаю, тут нет противоречия. Эсеры как крестьянская партия могли завоевывать голоса крестьян на выборах в непонятный для них орган с красивым на­званием. Большевики могли совершать понятные крестьянам действия. В конце концов, та же глубинка не поднялась, когда большевики разогнали это самое Учредительное собрание.

Д. ФИЛД — Если большевики действительно ментально были близки к крестьянам, то как объяснить явные противоречия между ленинскими элементами Декрета о земле и эсеровским наказом, который являлся центральной частью Декрета?

В. В. БАБАШКИН — Мне кажется, эти противоречия не такие уж и явные. Если вспомнить историю принятия на базе Декрета III съездом Советов Основного закона о со­циализации земли, то мы увидим, что в ходе словопрений обнаружилось то удивительное обстоятельство, что сам эсеровский термин «социализация земли» и принцип, его подпи­рающий («земля — божья», «земля — ничья», «земля — достояние всего народа»), могли трактоваться сколь угодно широко и самими эсерами. О каком-то едином эсеровском их понимании речи не было. Поэтому вряд ли стоит удивляться, что, хоть работа над законо­проектом и шла при активном участии левоэсеровского руководства Наркомзема, по сути Закон оказался воплощением большевистского тезиса о национализации земли.

Н. Б. СЕЛУНСКАЯ — Мой вопрос тоже связан с этим интересным тезисом о мен­тальном сходстве крестьян и российских большевиков. Было ли крестьянство принципи-

415

 

ально враждебно по отношению к самой большевистской идее коллективизации, или оно было открыто для коллективизации и энергично сопротивлялось лишь вопиющим переко­сам в практической реализации этой идеи?

В. В. БАБАШКИН — Я бы не назвал коллективизацию болыпевист-ской идеей. По-моему, большевики оставались верны себе, и в годы нэпа у них, как и в дооктябрьский пе­риод, не было проработанной аграрной программы. Верхушка руководства в эти годы бала занята более интересным для себя делом — борьбой за безграничную власть в партии. По ходу дела аграрники-марксисты вынуждены были лавинообразную политику вписывать в рамки каких-то прежних большевистских идей о крупномасштабном социалистическом сельском хозяйстве.

Что до крестьянской реакции на эту политику, она, мне кажется, не описывается еди­ной формулой, как не была однородной деревня к концу нэповского периода. Многие кре­стьяне были внутренне готовы к отказу от общинной формы ведения хозяйства как явно устаревшей и несовершенной. Тут играло свою роль и распространение агрономических знаний, и советская пропаганда. Но если у богатой части деревни были свои мотивы для та­кого отказа, то беднота, думаю, уповала на то, что функции общины поподдержанию спра­ведливости возьмет на себя Советская власть. Когда стало ясно, чем на практике оборачи­вается для деревни отказ от общины, было уже поздно. Власть была едина и полна решимо­сти покончить с этим оплотом крестьянского сопротивления и тормозом индустриализа­ции. Однако, сколь разнообразны были средства проведения политики коллективизации (от льгот колхозам до раскулачивания и репрессий), столь разнообразны были формы со­противления ей (от убоя скота до восстаний) и мотивы сопротивления. Мне представляет­ся, что к концу 1930-х годов все же установился некий баланс сил и интересов между кол­хозно-крестьянской деревней и Советской властью — то, что в западном крестьяноведении называют «обыденными формами крестьянского сопротивления», не позволяло власти пе­реходить определенную грань в своем наступлении на деревню.

Обсуждение доклада Б. Л. Энгел «Бабья сторона»

Л. Н. ДЕНИСОВА — Изучали ли Вы проблемы женской души, проблему духовности для своего периода? Не делали ли Вы или кто-то иной сравнительного анализа с духовным состоянием сегодняшнего или более раннего периода, как это трансформировалось?

И второе. Изучали ли Вы проблемы фольклора, частушки и т. д.? И отличались ли частушки Вашего района, где было отходничество, от общих?

Б. А. ЭНГЕЛ — Я смотрела не частушки, а народные песни, собранные Д. Жбанковым. Но в этом собрании трудно выделить те песни или частушки, которые были связаны имен­но с этими районами. Вы имете в виду в Вашем вопросе о душе религиозность или что-то другое?

Л. Н. ДЕНИСОВА — Общие качества, в том числе и религиозность.

Б. А. ЭНГЕЛ — Я и в этой статье, и вообще в своей работе никогда не затрагивала во­просы религиозности, религии. Потому что я не могла найти такие источники, которые ме­ня удовлетворили бы в этом смысле.

Л. В. МИЛОВ — То явление, которое Вы так красочно и хорошо описали в докладе, ассиметрия крестьянского быта с недостатком наличности мужского элемента имеет мно­говековые корни. И особенно ярко стало развиваться это явление примерно с последней трети XVIII века. Скажите, пожалуйста, как меняет ментальность в повседневной жизни крестьян отсутствие мужчин, как влияет это на характер и частоту празднеств, характер пи­щи? Какие здесь изменения?

416

 

Б. А. ЭНГЕЛ — Это очень интересный и важный вопрос, но я не могу ответить, к со­жалению.

Л. В. МИЛОВ — Я как раз из этих слоев родом. И я знаю, что мужики, которые приез­жали на Рождество, уже психологически и, можно сказать, с точки зрения ментальности были в какой-то мере инородным элементом. Это было колоссальным событием в деревне: за несколько месяцев женщины готовились к тому, что мужики приедут из Питера. И му­жики от уездного города нанимали тройки и с бубенцами ехали 20-30 верст, естественно, с «горючим» и т. д. Это совершенно необычная атмосфера. Я помню даже другие наезды, чув­ствовалось, что эта мужская среда совершенно отвыкла от деревни. Я знаю такой легендар­ный рассказ, Мой дядя, приехав на побывку в деревню, пошел на охоту и у соседки пере­стрелял всех домашних уток. Вот вам отходник.

И. Н. СЛЕПНЕВ — Скажите, пожалуйста, не заметили ли Вы разницы в уровне жиз­ни семей, где мужчины уходили, и живущих рядом с ними в одном селе семей, мужчины в которых оставались на земле?

Б. А. ЭНГЕЛ — В тех районах, где мужской отход существовал довольно долго, на­пример, в Костроме, общий уровень жизни был высок; но в тех районах, где отход был но­вым делом, уровень жизни не выигрывал от него. И это интересно, по-моему, потому что это значит, что отходничество стало какой-то частью жизни, входило в ее уклад.

АНТОНОВА — В деревне существовал еще один массовый поток мужчин, которые уходили в рекруты. Занимались ли Вы изучением этого процесса? Женщина тоже остава­лась оДна, когда мужчина уходил в армию.

И второй вопрос. Часть мужчин уходит, но какая-то часть все же остается. Среди жен­щин наблюдалось ли усиление борьбы за оставшихся мужчин?

Б. А. ЭНГЕЛ щ О солдатках я вообще мало знаю. У меня есть только два не очень со­держательных факта. Их жизнь была намного труднее, чем жизнь жен отходников. Поче­му? Потому что отходники посылали домой деньги и даже довольно много. А солдаты нет.

Отходник мог заступиться за жену. Он мог возвратиться домой, а солдат — нет. По­этому влияние отходничества на отцовском дворе было больше. Крестьянские женщины предпочитали выходить замуж за отходников.

Обсуждение доклада Э. Гумп «Образование и грамотность в глубине России (Воронежская губерния). 1885—1897 гг.»

А. В. ГОРДОН — Когда мы говорим про развитие грамотности и образования, улав­ливаете ли Вы связь этой грамотности, которая распространялась с развитием модерниза­ции, цивилизации и пр., с традиционными знаниями? У крестьян были какие-то свои тра­диционные знания, любые: экологические, географические, хозяйственные. Была ли преем­ственность нового знания со знанием традиционным?

Э. ГУМП — Если у крестьян не было опыта вне деревни, то народная информация достаточна. Но, если крестьянину приходилось по каким-то причинам уехать из деревни, ему нужны были новые знания, потому что там везде чужие люди, теряется связь с родны­ми и т. д. Если Вы читали доклад, Вы поймете, что особенно в Воронежской губернии кре­стьяне были довольно неграмотными, потому что развитие индустриализации и т. д. их там мало коснулось.

Л. А.ТУЛЫДЕВА — Система образования на рубеже XIX — XX вв. была дифферен­цирована и колоссальное развитие получили церковно-приходские школы, против которых

417

 

выступает интеллигенция, наиболее секуляризированная. Рассматриваете ли Вы систему церковно-приходских школ, т. е. самую низшую школьную ступень в сельской местности, насколько она была распространена в Воронежской области?

Э. ГУМП — Я могу сказать одно: результат обучения в приходских школах был гораз­до ниже, чем в земских.

Л. А.ТУЛЫДЕВА — Но начальные знания все-таки получали?

Э. ГУМП — Да, получали.

О. Г. БУХОВЕЦ — Воронежская губерния, как Вы знаете, отличается своеобразием по этническому составу: западные уезды малороссийское население, центральные и восточ­ные — великороссы. Были ли специфика в вопросах, которые вынесены в Ваш доклад, в за­висимости от состава населения — украинского и русского?

Э.ГУМП — Есть общее мнение, что украинцы или малороссы были более грамотны, по моим источникам это не прослеживается. Говорили, что на сходах крестьян во время подворной переписи русские были более болтливыми, а украинцы более сдержанными. Но насчет грамотности разница незаметна.

Д. ФИЛД — Видна ли разница между крепостными крестьянами и бывшими государ­ственными крестьянами?

Э. ГУМП — Я подробно этим не занималась, но, по-видимому, ничем особенно не от­личались.

Л. В. МИЛОВ — Скажите пожалуйста, фактор образованности влияет на развитие индивидуализма?

Э. ГУМП — Я не знаю, что больше влияет: или отход, или грамотность. Одни говори­ли, что когда человек становится грамотным, он не уважает старшее поколение, и они счи­тают, что он невоспитанный и т. д., другие говорили, наоборот, грамотный человек больше уважает старших и обращается к ним за советами и т. д., значит, сохранил уважение к ие­рархии деревни. Есть разные мнения.

Л. В. МИЛОВ — Было так и так.

Э. ЩМП - Да.

АНТОНОВА — С какого времени грамотность начинает осознаваться как ценность в среде крестьянства?

Э. ГУМП — Если мы говорим о Воронежской губернии, этого не было в XIX веке. Может быть, к концу века начался этот процесс. Это маленькая часть населения. У них бы­ли свои способы учить детей в деревне уже в 60-х гг. XIX века. Их личный опыт с грамотно­стью и с грамотными людьми был очень невелик. Как цель или ценность грамотность все­гда осознавалась, но только у некоторых и ни в коем случае не у всех.

Д. РЭНСЕЛ — Была в деревне одна женщина, о которой мы очень мало знаем. Это по­падья, жена священника. И мне интересно было бы знать, играла ли она какую-нибудь роль в воспитании и образовании девочек?

Э. ГУМП — Я заметила, что если у священника была грамотная дочь, то она помогала. Я нигде не заметила, что жена священника была бы в школе.

418

 

Обсуждение доклада С. В. Кузнецова «Религиозное сознание русского крестьян­ства в хозяйственно-историческом развитии России»

 

О. Ю. ЯХШИЯН -Различалось ли крестьянское отношение к православию и к право­славной церкви как к организации? Относили ли церковь и священнослужителей к пред­ставителям власти?

С. В. КУЗНЕЦОВ — Мне в ходе полевой экспедиции в Тамбовскую обл. удалось об­наружить церковную летопись села Алгасово, которая велась по инициативе Тамбовской епархии во второй половине XIX века. Эта летопись содержит выписки из более древних документов XV, XVI, XVII вв., которые говорят о том, что громадное количество священ­ников Алгасовской церкви были выходцами из крестьян. Мне кажется, излишним и неоп­равданным противопоставление православной церкви бытовому православию.

ИВАНОВ (Институт славяноведения РАН) — По каким принципам Вы разделяете язычество и православие?

С. В. КУЗНЕЦОВ — Четкого определения язычества я не нашел, в лучшем случае, определяют его как нехристианские и неиудейские верования. Материалы показывают, что очень многие суеверия, которые трактуются как язычество, по сути дела, возникают на ос­нове православного мировосприятия и мироощущения. Например, обычай использовать при севе просфоры, мука для которых собиралась со всех дворов. Мне кажется, здесь очень трудно проследить языческие истоки. Это суеверие, возникшее тоже на основе православ­ного менталитета. Думается, не стоит преувеличивать значение языческих элементов в соз­нании русского крестьянства XIX века.

Л. В. МИЛОВ — А Вы не допускаете такого явления, как язычество поздней генетики, т.е. воспроизводство язычества, пусть даже на основе каких-то православных элементов?

А. В. ГОРДОН — А какими терминами Вы хотели бы определить синкретизм языче­ского и православного? До революции было много терминов: двоеверие, обрядоверие. Ка­кой термин больше подходит?

С.В.КУЗНЕЦОВ — Затрудняюсь ответить, но мне кажется — дело не в терминоло­гии.

Обсуждение доклада Л. А. Тульцевой «Божий мир русского крестьянина»

О. ГЛАЗУНОВА (Институт этнологии и антропологии РАН) Сохраняется ли эта ри­туальная грамотность до сих порТПочему это происходит?

Л. А. ТУЛЬЦЕВА — Здесь нужны исследования. Так же, как и проблема историче­ской памяти, это прежде всего этносоциологическая проблема, обязательно нужно обследо­вать несколько поколений.

Л. Н. ДЕНИСОВА — Большинство народных русских праздников имеет под собой религиозную основу. Восстановление народных праздников, утраченных традиций и пр. — это должно быть связано с возрождением православной церкви?

Л. А. ТУЛЬЦЕВА — Что понимается под народным праздником? Чисто народным праздником в старом быту была только масленица, она не имела никакого отношения к православию. Все остальные праздники на православной основе.

Сельские работники культуры должны брать местные традиции и на их основе возро­ждать свои праздники.

419

 

Обсуждение доклада К. Леонард «К вопросу о модели социального выбора

в отношении участия русских крестьянок в рынке труда: изменение менталитета

крестьян в девятнадцатом веке?»

 

К. ЛЕОНАРД — Менталитет это концепция, которую употребляют историки для то­го, чтобы описать экологию человеческой мысли, материальную и политическую культуру. Меня интересовала в нашем обсуждении вчера и сегодня динамичность менталитета. Мне кажется, что ее можно не только отметить, но, может быть, даже моделировать. Механизм может быть найден для моментов или периодов, когда менталитет, хоть и медленно, но ме­няется. И поэтому я начала с точки зрения экономической теории с вопроса, который также здесь очень часто упоминался. Это вопрос о коллективном менталитете и о том, что дает нам, экономистам возможность этот коллективный менталитет моделировать.

Первый момент — это когда изменение в менталитете выгодно для рынка, помогает аграрному, экономическому развитию. Но это возможно, когда страна готова для измене­ний, есть условия для развития рынка.

Второй фактор, который, мне кажется, может быть случайным, а может и не быть, это когда с политической точки зрения меняется момент для крестьянских хозяйсй. Такой мо­мент был после освобождения, когда происходила децентрализация решения вопросов, де­централизация с точки зрения стоимости решений. Стоимость решения вопроса слагается из стоимости информации, с помощью которой требуется решать вопрос, и стоимости того, что может случиться, если не все согласятся с этим решением. А у крестьянского общества в период крепостного права стоимость решения вопросов таким образом, чтобы все были довольны — огромная. Поэтому идеальным критерием для решения вопроса было едино­гласие. Это продолжалось до 1870—80-х гг., когда стоимость сохранения единогласия повы­шается, потому что никто за это не платит. Государство не платит, местные власти не пла­тят. Именно в этот момент снижается стоимость информации. Происходит децентрализа­ция решения таких важных вопросов, как распределение ресурсов, крестьянское хозяйство должно решать все эти вопросы самостоятельно. Особенно велика роль большака.

Поэтому начиная с 80—90-х годов происходит быстрое развитие женского труда. И не только в хозяйстве, а вне хозяйства, вне деревни. Это имеет важное значение в смысле эко­номического роста. Решение крестьянского двора, когда женщина начинает работать, во-первых, дает возможность эффективно и быстро развить фабрики, а во-вторых, развить сектор, ведет к большей механизации текстильного производства.

Такая ситуация дает возможность, может быть, сказать, что это вопрос об обществен­ном выборе. Описанная ситуация изображена на диаграмме. Самое главное здесь — это эла­стичность крестьянского двора. Очень много времени занимают дети, домашняя работа. Это то, что определяет менталитет. Отсюда — низкая заработная плата, и продолжается это примерно 150 лет. Очевидно, что для общины невыгодно не разрешать женщине работать.

ВОПРОС ИЗ ЗАЛА — Что означают эти кривые?

К. ЛЕОНАРД — С левой стороны вертикаль — это стоимость труда. Центральная кривая — это количество. То есть сколько она отдает или сколько деревня дает, или сколько община дает.

Первая кривая — это предложение. Вторая кривая — спрос. И в момент эмансипации — это кривая пунктиром. Вы видите, что получается с заработной платой. Рост заработной платы от половины того, что получал мужчина, это 85%. Такого роста нет даже сейчас, сей­час 63,4%, но у вас в деревне зарплата идет вверх.

И вторая картина, тут почти нет изменений. Вы можете спросить, что после эмансипа­ции случилось? Случилось вот что. Помещику нужно было не покупать землю крестьянам,

 

420

 

а нанимать рабочих для сельскохозяйственных работ. А почему был спрос на женский труд, почему мужчины не работали? Потому что мужчины продолжали уезжать, особенно после Крымской войны, туда, где было большое строительство, например, в Санкт-Петербург, так же, как и раньше, мужчины «отходили», а женщины оставались и их нанимали прямо в де­ревне. И поэтому спрос на женский труд был, и женская заработная плата выросла. Это, на­верное, временное явление, с течением времени уже эластичность падает.

И второй рисунок, диаграмма вторая — спрос на мужской труд после эмансипации. Общество всегда было эластичным, гибким, оно не было вертикальным, всегда можно было работать мужчинам, «отходить». Мне кажется, что это огромная контрибуция экономиче­ского прошлого. Имеет смысл смотреть, как решались эти вопросы, разрешать выход или нет.

Н. Б. СЕЛУНСКАЯ — Вы дали характеристику процессов без определения различий того, как они проходили в деревне и в городе, т. е. в целом динамику спроса и предложения. А были ли все-таки различия, конкретно — в динамике применения женского труда?

К. ЛЕОНАРД — Во 2-й половине XIX в. в России существовало очень хорошее соот­ношение между заработной платой в деревне и в городе. Это значит, что в течение несколь­ких десятилетий рынок рабочей силы складывается очень хороший, и это тоже повышает возможность женского труда.

Деревня и город были хорошо связаны в России в XIX веке, это удивительно. Поэто­му данных много, но данные о женском вопросе и женском труде трудно найти, это есть только у Струмилина.

А. П. КОРЕЛИН — Ваши данные, свидетельствующие о сравнительно высокой опла­те женского труда, могут свидетельствовать и о том, что община не отпускала женщин. Это было, видимо, одной из причин резкого роста заработной платы.

К. ЛЕОНАРД — Не отпускали, потому что было очень дорого отпускать. Собиралось человек 12—40 и решали вопрос, кто где будет работать, женщина — здесь, мужчина — там. 11% мужчин в Ярославской губернии отходят, а женщин мало. Солдатки, конечно, уходи­ли, проститутки уходили, это было выгодно им и общине.

А. П. КОРЕЛИН — Первые пореформенные 20 лет было временнообязанное положе­ние и пр., т. е. было много временных факторов принудительных, заставлявших оставаться и мужчин, и женщин в хозяйстве. Видимо, надо включать и этот фактор в объяснение этой диаграммы.

К. ЛЕОНАРД — Дело в том, что именно в этот период медленно начинается нелегаль­ный отход. Экономистам важно посмотреть не на то, сколько именно уходило, а на зарпла­ту. Это один из индикаторов.

А. П. КОРЕЛИН — Значит, отсюда была рациональность организации хозяйства, об­щин и всего прочего. Здесь очень интересный подход.

Д. РЭНСЕЛ — Какую роль играло предпочтение остаться дома? Это не только эконо­мический вопрос. В нем есть морально-нравственные и семейные аспекты.

К. ЛЕОНАРД — С точки зрения менталитета важно, что это действительно человече­ская мысль: хочет — не хочет, выбирает или не выбирает, а экономисты, главным образом, думают, что все выбирают.

Д. РЭНСЕЛ — А это неправильно.

К. ЛЕОНАРД — Да, это иногда неправильно. У меня тоже, как у экономиста, такой подход, но, увы, я ищу только механизм, который может что-то доказать.

421

 

Обсуждение доклада Л. Н.Денисовой «Бабья доля. (Женщины в деревне 1950—80-х гг.)»

 

В. М. ВАХТА (Моск. гос.университет культуры) — Вы упомянули о том, что женщи­ны борются с пьянством. Я живу в Тверской губернии, в деревнях одна из самых больший трагедий — это то, что многие женщины спиваются, причем смолоду.

Л. Н. ДЕНИСОВА — Совершенно верно, я с Вами согласна: некоторые и спиваются, но большинство сельских женщин с этим злом активно борется.

Г. Е. КОРНИЛОВ — Вы разделяете точку зрения, что женщины более религиозны, чем мужчины? И если да, то как Вы это объясните?

Л. Н. ДЕНИСОВА — Да, это так. Истоком религиозности остается сама женская ду­
ша,                                                                 yjjfci

Ю. Г. АЛЕКСАНДРОВ — Женщины в Нечерноземье по численности очень сильно уступают мужчинам, чем это объясняется?

Л. Н. ДЕНИСОВА — Это объясняется их сильной миграцией в города. Среди поки­дающих село женщины составляют более 80%. Н. Б. СЕЛУНСКАЯ — Каким образом жен­щины устраиваются в городе?

Л. Н. ДЕНИСОВА — Имея как правило, среднее образование, сельские женщины устраиваются работать на промышленные предприятия, в сферу обслуживания. Значи­тельное их число поступает учиться в вузы, техникумы и ПТУ. Немало среди них желаю­щих вернуться в родные деревни и села.

Обсуждение выступления Г. Е. Корнилова Уральский гос. сельскохозяйственный университет) «Религиозные представления крестьян накануне и в годы Великой Отечественной войны»

Г. Е. КОРНИЛОВ — До последнего времени в историографии религиозность населе­ния, особенно осуществление религиозных обрядов, рассматривались как девиантное пове­дение, наряду с пьянством и алкоголизмом, поэтому говорить о каких-то тенденциях в ис­ториографии практически невозможно.

В 30—40 годы, особенно с победой колхозного строя, в образе жизни крестьянства, в его представлениях четко проявляется, на мой взгляд, действие двух тенденций. Первая связана с угасанием и порой исчезновением традиционных форм жизнедеятельности и по­степенной их заменой новыми, характерными для горожан. Среди них появление сферы общественного обслуживания, государственно-правовое регулирование труда и быта, но­вые формы досуга, радио, кино, лекции, военно-физкультурная деятельность, художественная самодеятельность и другие.

Для второй тенденции характерно существование старых, традиционных для деревни способов мышления и жизнедеятельности. Действие этой традиции заметнее проявилось в психологическом климате села. Если развитие первой тенденции было связано с насильст­венным уничтожением церквей, атеистическим воспитанием, раздуванием культа Сталина, то крестьянские традиции, представления, продолжавшие существовать, играли в деревне существенную роль, особенно в регуляции социальных процессов. Одной из таких тради­ций подавляющей части российского крестьянства явилась приверженность к православ-

422

 

ному христианству. Русское православие определяло все основные сферы жизни и дум кре­стьян.

Потеря традиционности образа жизни и ментальности крестьянства связана с процес­сом раскрестьянивания. Несмотря на это, число верующих оставалось значительным.

В годы Великой Отечественной войны государство признало церковь как социальный институт, реально действующий, оказывающий заметное влияние на граждан, пользую­щийся их поддержкой.В условиях войны число верующих резко выросло. Ведь в народе из­древле говорили: чем больше беда, тем ближе Бог; кто в беду Бога не маливал; где беда, там и Бог. Обострилась потребность в удовлетворении религиозных чувств, в отправлении ре­лигиозных обрядов и праздников.

Мне хотелось бы остановиться на источниковой базе исследования. Епархиальные ар­хивы, церковные архивы до сих пор практически не доступны.В ГАРФ находится фонд Со­вета по делам Русской православной церкви, где есть разнообразные материалы о деятель­ности церкви в годы войны, сведения о количестве действующих храмов, запросы об от­крытии церквей и молельных домов. В уральских местных архивах таких запросов больше, потому что они часто возвращались просителям. Эти запросы содержат значительную ин­формацию о местах проживания верующих, о том, где располагалась ближайшая действую­щая церковь, был ли в данном населенном пункте храм, когда он был закрыт, кому передан и как использовался и т. д. Эти многочисленные заявления о передаче или открытии церк­вей и молельных домов свидетельствуют, что часть населения открыто стала выражать свои религиозные чувства, что говорит о традиционной верности христианской вере.

В условиях Великой Отечественной войны затормозилось действие первой отмечен­ной тенденции. В значительной мере шла традиционная передача транслируемых деревен­ским обществом религиозных знаний, ценностей и норм. И при всем различии, даже проти­воположности этих тенденций в жизни деревни на уровне обыденного сознания и повсе­дневного поведения в обозначенный период качественных изменений не произошло.

Т. М. ДИМОНИ — Вы не встречали данные о странниках или богомольцах в период Великой Отечественной войны?

Г. Е. КОРНИЛОВ — Я в основном смотрел материалы по Уралу. Встречались данные о попах, которые без ведома епархии, без разрешения ходили и совершали по деревням об­ряды. Но они осуждались самой церковью и, естественно, местными властями.

Л. А.ТУЛБЦЕВА — А Вы только официальными источниками пользовались? Это же все голая статистика. Рассказы очевидцев уникальны и их нужно сейчас записывать. Ведь это поколение уже уходит.

Г. Е. КОРНИЛОВ - Я согласен.

ВОПРОС ИЗ ЗАЛА — Вы занимались религиозностью, а не встречались ли Вам ма­териалы о резком увеличении суеверий? Я современник войны и имел случай видеть, какое колоссальное количество гадалок появилось тогда.

Г. Е. КОРНИЛОВ — Отдельные факты. Разговаривая с крестьянками 70—80 лет, та­кие примеры я даже записывал. Но эту грань выявить социологически пока нет возможно­сти.

О. Ю. ЯХШИЯН — Война — огромная проблема для русской крестьянской менталь­ности. Материалы сводок НКВД 20-х годов свидетельствуют, что в деревне говорили: «Бу­дет война, мы получим оружие, мы с этой властью поговорим». Война пришла. Что случи­лось? Почему эти настроения моментально исчезли?

Г.Е.КОРНИЛОВ — В этих сводках масса материала о суевериях, слухах и о всяких чудотворных делах, которые крестьяне передавали из уст в уста.А то, что когда беда — то

423

 

надо объединяться всем, так это как раз в русской ментальности. Я не случайно сказал, что единство народа и властей в годы войны наиболее явственно проявилось.

Выступление А. Капустин

(Кременчугский политехнический институт, Украина)

 

А. КАПУСТЯН — Мы настолько разные, и в этом, наверное, наша историческая пре­лесть. На тип украинского крестьянского менталитета, влияли очень разные исторические факторы, и в первую очередь борьба за возрождение украинской государственности. Осе­вые моменты украинской крестьянской ментальности связаны со следующим: это воля, свобода, духовность и стремление к христианской морали. Эти моменты наиболее выра-женно проявились в такой новой социальной силе, как украинское казачество, особенно яр­ко, начиная с XVI—XVII вв., в тот момент, когда Украина практически потеряла свою госу­дарственность. Украинское казачество, на тип которого влиял очень незаметно такой фак­тор, как свобода от крепостного права на землях Запорожья, с начала XVII века ставит за­дачу духовной подготовки освобождения украинского народа от крепостничества, привне­сенного уже Речью Посполитой.

И здесь казачество выделяет три очень важных момента. Это защита прав православ­ного населения и православной веры, возрождение украинской традиции культуры и, есте­ственно, возрождение украинского государства.

В зимовниках украинское крестьянство — казачество осваивало вольный образ жиз­ни. Этот момент был очень привлекателен для крестьянства Украины, и в Польском сейме говорили о том, что если так дело пойдет, то можно остаться без крепостных, имея в вид}' нестепные регионы. Шла подготовка возрождения украинской государственности именно через духовный мир крестьянства. Хорошо известно, что в XVII веке при церквях были братства и эти братства играли, скорее, роль не культово-религиозную, а просветитель­скую. Завершением духовной подготовки будущей революции, которую возглавил Богдан Хмельницкий, объединив все крестьянство Украины вне зависимости от его социальной дифференциации, было естественное возникновение на этой почве, на базе Богоявленского братства Киева Киево-Могилянской академии. Казачество вложило очень много средств, в том числе и материальных, в фундацию Киево-Могилянской академии.

Перед украинской раннебуржуазной революцией(середины XVII века), которую при­нято называть Освободительной войной под предводительством Б. Хмельницкого, 60% бы­ло казаческого населения, но 80% крестьян Украины считало себя казаками. Причем здесь превалировал, если взять социальное лицо казачества, созидательный фактор, стремление к свободе, военная функция возникала только по необходимости.

В середине XVII века даже реестровое казачество, которое служило официально польскому королю, поддержало крестьянство Украины в борьбе за волю и свободу. И когда Украина вошла в состав России, она была свободна от крепостного права.

Я могу ответить на вопрос, который задавали об образовании. Французский архитек­тор Боплан и другие путешественники по Украине, писали, что украинские села — это села» где учатся д<

⇐ Предыдущая19202122232425262728

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: