Социальные формы менталитета

Социальная обусловленность научного знания стала объектом серьезного исследования лишь в сере­дине 30-х годов XX века. Одним из первых исследований на эту тему был доклад нашего ученого Б.М. Гессена «Социально-экономические корни механики Нью­тона» на II Междуна­родном конгрессе по истории науки. По мнению Б. Гессена ис­сле­дования Ньютона явились не­посредственным резуль­татов развития путей сообще­ния, горнодобывающей промышленности и военного дела. Этот доклад произвел большое впечатление. Через несколько лет ученик П.Сорокина Роберт Мертон опубли­ковал ра­боту «Наука, техника и общество в Англии XVII века», где он более детально рассмотрел системы взаимодействия науки и общества того пе­риода в Англии. Он по­вторяет мысль Гессена о том, что транспорт, горнодобывающая промышленность и во­енное дело служили наиболее действенными факторами в деле формирования науки. Центральное место Мертон уделяет влиянию транспорта на науку. Именно развитие транспортных сетей потребовало более точных расчетов, более глубоких по­знаний в астрономии, географии, математике, механике и часовом деле. Дальнейшее развитие иссле­довании социальной обусловленности научного знания (экстернализма) было продолжено в предво­енные и послевоенные годы работами английского кристалло­графа и историка науки Дж. Бернала, который в русле увлечения в то время многих за­рубежных ученых идеями мар­ксизма использовал во многом марксистскую методоло­гию анализа общественных явлений. Его обширная монография «Наука в истории об­щества» представляет довольно сносную по­пытку изложения истории науки в контексте человеческой истории.

РАЗЛОМЫ ОБЩЕСТВ-ЦИВИЛИЗАЦИЙ

Социальная система общества играет важную роль. Л.Мэмфорд, один из известных культуро­логов правильно подчеркивает, что фактором глубоких изменений в человече­ской культуре, которые про­изошли в третьем тысячелетии до н.э. были не столько тех­нологические изменения: изобретение письменности, гончарного круга, ткацкого станка, плуга, способы из­готовления оружия и орудий труда из металла, переход к про­изводящей экономике, но и изо­бретение невидимой «мегамашины» социальной организации. Эта невидимая для современных археологов мегамашина, может быть, в большей степени, чем новые технологии, сыграла зна­чительную роль в становлении современной ци­вилизации, корни которой как раз находятся в том периоде. Эта новая форма социальной организации, возникшая из ранней неолитической культуры, «не рассеянная в мелких единицах, но объединенная в большую; уже не «демократи­че­ская», то есть основанная не на соседской интимности, обычаях и согласии, но автори­тарная, управляемая из центра, контролируемая господ­ствующим меньшинством; не прикованная бо­лее к ограниченной территории, но умышленно перехо­дящая границы, чтобы захватить сырье, поработить более слабых, расширить свой контроль, наложит дань на покоренных. Эта новая культура способствовала не только росту богатства, но и экспансии коллективной власти. Усо­вершенствовав новые орудия принуждения, пра­вители этого общества к третьему тысячелетию до н.э. достигли такой индустриальной и военной мощи, масштабы которой оставались непревзойденными вплоть до нашего времени.

В этот период человеческие усилия перемещаются с горизонтальной плоскости деревни и се­мьи в вертикальную плоскость общества в целом. Новая общность сформировала иерархиче­скую струк­туру, социальную пирамиду, включающую от основания до вер­шины множество семей, множество деревень, множество занятий, нередко множе­ство регионов, и не в последнюю очередь множество богов. Эта политическая струк­тура была базовым изобретением новой эпохи: без нее ни ее мону­менты, ни ее города не могли быть построены – нужно добавить – без нее не происходило бы так часто их преждевременное разрушение» (Мэмфорд Л. Миф машины\\ Утопия и утопическое мышле­ние. М.,1991 с.80)

До сих пор составляет тайну, как могли египтяне создать такие мощные монументаль­ные тво­рения, создание которых и сейчас представляет сложную техническую задачу. Тайна же кро­ется в том, что египтяне создали четко работающую человеческую «мегамашину», организо­ванную из единой цен­тра посредством царской власти, которая смогла из аморфного образования деревенских сельских общин создать «механизированную группы, которой можно было бы манипулировать с помощью ко­манд»(с.87)