Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Формирование понятия прогресса в новое время.




 

Как подчеркивает Н.Н. Трубников: «Бюргерство строило свою особую «вторую при­роду» в виде городской торгово-промышленной культуру и было вынуждено поэтому искать свои осо­бые, более отвлеченные от природы и более приспособленные к условиям внесезонного город­ского товарного производства меры времени, прилагая более простое и удобное для формы хо­зяйственной деятельности единое городское время к новому содержанию жизни, уже не об­ла­давшему или в значительной мере меньше обладавшему в сравнении с земледельческим вре­ме­нем общими для города не­механическими мерами. Новые формы хозяйственной деятельно­сти наложили новое, механическое измерение на прежнее «органическое» деление суток.

Механическое измерение времени – приходится это признать – отделило для европейцев время от реальности. Оно поставило на смену реальной связи событий, их собственным ритмам, их собственной последовательности и длительности ритм часового маятника, на смену неотвлеченной мере измеримого – отвлеченную меру ме­ханического измерения, в сущности – абстракцию временной длительности, в составе которой связь времени могла быть выражена только в виде простой последовательно­сти во всем равных друг другу и друг другу безразлич­ных, не столько связанных между собой, вытекающих одна из другой, сколько рядоположен­ных единиц отвлеченной длительности – часов и минут» (Трубников Н.Н. Время человеческого бытия. М.: Наука, 1987 с.38)

 

1.СПОР О НОВЫХ И ДРЕВНИХ

 

После распада христианской картину истории не произошло возникновение нового по­нимания исторического процесса сразу. Последнее завершение христианского мироведения, завершен­ное Боссюэ в его «Рассуждении о всемирной истории» про­изошло не становление историзма как формы ментальности, а обозначился переход к субстанциальному, неисториче­скому меха­нистическому мышлению. Тем не менее уже во последней трети семнадцатого века обозначи­лись общие очертания историче­ского мышления, формирование теории прогресса, ко­торую можно связать с одним из цен­тральных проблем европейской культуры на рубеже между сем­надцатым и восем­на­дцатым столетием- «Спором о древних и новых». Можно согласиться с О. Контом, ко­торый утверждает, «что идея прогресса как нечто необходимое и определенное на­чала

 

2.ИДЕЯ ПРОГРЕССА НАУЧНОГО ЗНАНИЯ

 

В XVII веке во многом идеи прогресса человеческого общества связывались с прогрес­сом на­учного знания. Идею прогресса общества посредством прогресса знания была дана еще Ф. Бэ­коном «О прогрессе учености» (1605). Один из известных и авторитет­ных мыслителей того времени, Фонтенель отка­зывается от кон­цепции развития общества по аналогии с человеческой жизнью: детство – юность – зрелость – старость. Он утверждает идею бесконечности прогресса человеческого общества посредством при­умножения знания. Ему вторит из­вестный зачинатель спора «О древних и новых» Ш. Перро, который утверждал превос­ходство современной ему эпохи перед антично­стью. Тем не менее идея цикличности развития человеческого общества в XVII веке еще не было дискредитирована. Только в XVIII веке она начинает приобретать до­ми­нирующий характер.

 

Вызывает интерес в этом отношении идеи абата Сент-Пьера, друга и ученика Фонте­неля, кото­рый дает интересную интерпретацию античной концепции «четырех веков»: золотого, серебрянного, брон­зового и железного. Последовательность он меняет на об­ратную. Современность он считает «се­реб­ряным» ве­ком, и призывает посредством ра­зума правителей и ученых способствовать приближению «золотого века».

 

С другой стороны в XVIII веке возникает иная точка зрения, выразителем которой был Ж.-Ж. Руссо, ко­торый, как известно, рассматривал человеческую историю как процесс моральной де­градации. Бо­лее толково эту идею рассмотрел Б. Мандевиль, который, кроме констатации де­градации человеческого общества, объявляет её необходимым ус­ловием становления и развития наук и ис­кусств.

 

ГЕРДЕР

 

В Германии наблюдалось также становление исторической мысли. Эта идея имела своих сто­ронников и противников. В частности известный немецкий мыслитель Юстус Мезёр (1720-1794) ставил под сомнение идею прогресса. Его идеалом было раннее средневековье. Такая «реакционная» мысль сочеталась с обращением внимания к про­стому крестьянству, как ре­шающей силы истории. Противоположной точки зрения придер­живался Исаак Изелин (), кото­рый в своем произведении «Об истории человечества» (1764) дал представление об истории как прогрессе мо­рали и психологии человека. Смысл этого прогресса состоит в переходе от при­мата чувства, свойствен­ного древним народам, на этой ступени, по мнению Изелина, остановились восточные народы. Греки и римляне же дошли до второй ступени, до уровня фантазии, что спо­собствовало смягчению нравов. Но лишь после средневековья, которое Изе­лин оценивает как царство тьмы, европейские народы дошли до цивилизованного состояния, где верх над чув­ством и фантазией берет разум, который приводит к увеличению моральности общества. Имеет смысл упомянуть Якова Вегелина, которого Фридрих Великий называл «Прусским Монтескье». Вегелин считал, что в обществе действуют две силы, которые задают динамику общественному процессу- мертвые силы, это для него народные массы, которые жи­вут на базе традиции, и живые силы - выдающиеся личности, которые в силах противопостав­лять себя традиции.

Имеет смысл отметить историософскую концепцию Иоганна Аделунга, которая имела далее своих последователей. По Аделунгу, прогресс культуры характеризуется умень­шением роли физической силы, сокращением роли чувственного познания с одновре­менным увеличением роли сознания и разума, смягчением нравов и отончением вкуса. Причиной возникновения куль­туры, как впоследствии и наш знаменитый социолог М. Ковалевский, Аделунг считает рост на­селения. Именно повышенная плотность населения приводит к культуре. Что важно, Аделунг, не считает прогресс непрерывным и однолинейным. Он считает, что в целом наблюдается про­гресс, но в одних областях существует прогресс, а в других, наоборот, разложение и деградация. И эти процессы развития в одной сфере связаны с процессами дегра­дации в дру­гой. Основной прогресс состоит в развитии разума. Следует отметить и Лессинга, который в своей работе «Воспитание человеческого рода». Но, конечно, всех затмил своей работой «Идеи к философии истории человечества» И.Г. Гер­дер

 

 

О Марксе Н.Бердяев пишет следующее: «Маркс сохранил оптимистическую веру в прогресс, но вно­сил в его понимание драматическую диалектику. Прогресс есть дело борьбы и столкновения проти­воречий, а не естественного хода вещей, не эволюция по беспрерывно вос­ходящей линии» (Бердяев Н. «Истина и откровение. Пролегомены к критике откровения» Спб, с.187)

 

СПОРЫ О ПРОГРЕССЕ В РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ XIX В.

 

Как писал еще один русский мыслитель Лесевич: «..несмотря на то, что умственная деятельность есть одна из слабейших склонностей человека, на которую, кроме совершенно ис­ключительных случаев, потрачивается наименьшая часть жизни большинства людей, несмотря на это, влияние умственной деятельности есть единственная коренная причина социального прогресса, потому что она служит средством удовлетворения всех других наших склонностей, способствующих этому прогрессу» (Лесевич Философия истории на научной основе (Очерк ис­тории культуры XIX в)\\ Отечественные записки 1869, №1 с.177)

 

КРИТИКА ПОНЯТИЯ ПРОГРЕССА, ВОЗРОЖДЕНИЕ ИДЕЙ КРУГОВОРОТА.

 

Еще знаменитый историк XIX столетия Леопольд фон Ранке писал в 1854 году: «Несомненный про­гресс, в высшей степени решительный подъем заметен на всем про­тяжении истории в об­ласти мате­риальных интересов, где шаг назад едва ли и будет возможен без чудовищного пере­ворота; в нравст­венном же отношении нельзя просле­дить прогресса. Нравственные идеи могут, конечно, развиваться интенсивно; так и в умственном отношении можно утверждать, что, напр., великие произведения, создан­ные искусством и литературой, ныне составляют предмет наслаждения большей массы людей, чем прежде; но было бы смешно желание быть этическим писателем выше Го­мера или более великим трагиком, чем Софокл» (Ранке Л. Об эпохах новой истории. М.,1898 с.5)

 

Уже в 60-х годах сам идеолог прогресса Г.Спенсер отказался от него, заменив понятием эволю­ции.

Э. Ренан скептически относился в идее прогресса. Типична в этом отношении точка зрения Э.Бутру, который в своей работе «О случайности законов природы»(1874) вы­ступает против теории общест­венного прогресса. Я. Буркхард считает прогресс «оптической иллюзией», идею прогресса- «смеш­ным чванством»

Как утверждает современный французский «новый философ» Ж.-М. Бенуа: «Идея про­гресса – это одна из наиболее огромных мистификаций нашей эпохи. Нас застав­ляют верить, что исто­рия ведет к будущему, в которое прибудешь автоматически, как если бы сел в поезд» (цит. Ни­китина Л.Г. «Но­вая философия» для старого мира. М.,1972 с.103)

 

Можно больше согласиться с мнением современного мыслителя Э. Фромма о том, что «то, что не­которые называют естественным стремлением человека к прогрессу, на са­мом деле представляет собой всего лишь попытку найти новое и максимально удобное состояние равно­весия. Эти новые формы равновесия отнюдь не всегда выстраиваются в одну сплошную линию поступательного развития. Нередко новые достижения приводили к регрессу, история человечества как бы двига­лась вспять» (Фромм Э. Ана­томия человеческой деструктивности. М.,1994 с.196)

Вот что утверждает Г.Риккерт:

 

6.ТЕОРИИ СОЦИАЛЬНОГО ИЗМЕНЕНИЯ XX ВЕКА.

 

Интересно мнение известного необергсонианца Зейденберга, который рассматривал ис­торию как пе­реходный период от «доистории», которая управлялась «инстинктом», к «новой эре», ко­торая будет управляться рассудком. Вся же наблюдаемая история есть набор переходных форм ментальностей, общественных систем и видов хозяйственной деятельности, находящихся в не­устойчивом равновесии между инстинктом и разумом.

 

ФУРАСТЬЕ

 

Жан Фурастье (род. в 1907) – французский экономист и социолог. Он, как и все

 

ТЕОРИЯ МЕТАФОРЫ

 

Теория метафоры разрабатывалась еще у Аристотеля, но рассудочный рационализм мышления Аристотеля не позволил ему подойти в этой проблеме полноценно. Для Аристотеля, метафора – это перенос слова с изменением значения или с рода на вид, или с вида на род, или с вида на вид, или по аналогии (см. Поэтика 57в.6) цит… Более всего она разрабатывалась у стоиков и эллинистических риторов. Эти вопросы поднимались, может быть, самым выдающимся фило­софом, которому уделяется недос­таточно внимания – г.Фреге, который выделял в знаке, кроме функций «истина» и «ложь», функцию – «освещения»….. В этой теме, как ив мноих других, Э. Гуссерль мало что проясняет, и мало интересен, по сравнению с более глубокими мыслите­лями. Интересен А. Мейнонг, … - «мышление предметностями»

 

Стоики и Фреге- стоическе понятие «воображения».

 

Эти проблемы поднимаются «неориториками». Основополагающим здесь являются ра­боты: Ч. Огден, А. Ричардс «Значение значения» (1923); А. Ричардс «Философия рито­рики» (1936).

Далее нашего украинца Жоля.

\\\\\

У стоиков, как мы знаем центральным понятием является понятие «тонуса», «напря­женности». Стоики прекрасно понимали, что существует постояннное «напряжение» между знаком и предметом, оно «напряжено», между ними существует пространство значений, внутри которого возникают «разряды», «складки» и «разрывы». По сравнению с этим пониманием платонова философия, которая напрочь уничтожает это промежуточное поле, теория языка стоиков на го­лову выше его теории «эйдосов». Так вот, этот «тонус» придает динамику реальной жизни знака и символа.

\\\\

В частности, Жиль Делёз, подчеркивает отличие аллегории и символа. Здесь он говорит о Валь­тере Беньямине, который, по его свидетельству «.. показал, что аллегория была не неудачным символом и не отвлеченной персонификацией, а способом наглядного изображения, совершенно отличным от символического: символ сочетает вечное с мгновенным как бы в цен­тре мира, аллегория же открывает природу и историю сообразно порядку времени, она превращает природу в историю и преобразует историю в природу в мире, где центра больше нет» (Делёз Ж. Складка. Лейбниц и барокко. М.: Логос, 1997. С.219)

 

АНАЛОГИЯ

 

Самое важное вся наша символическая деятельность есть деятельность «метафориче­ская», дея­тельность по «аналогии». Новое всегда подпадает в сферу устоявшегося поля символических конструктов с заданным пространством значений. Потому применяются эти символические конструкты на новую предметность и новые значения. Потому воз­никает «метафорическая» ситуация. Метафорическая деятельность и есть – процесс трансляции значений, т.е. традиция…..

 

ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕВОДА

 

Нам известно мнение Т. Куна, а прежде всего Куайна, о непереводимости значений на тот или иной язык. Они это утверждали относительно теоретических конструктов. Но нам все это из­вестно давным-давно.

\\\\

Особенно проблематична проблема перевода поэтических произведений

\\\\

 

Такой же перевод – это есть исходная проблема всего амеханизма традиции. Молодые поколения не понимают старое поколение. Те или иные символические конструкты, ко­торые родились в определенной культуре, своеобразно переводятся в другой общности. Вся греческая культура возникла в результате крайне безобразного «перевода» достижений египетской и ва­вилонской культуры. Греки вообще были, как известно, крайне невнимательны к достижениям «варваров», эта «неаккуратность» и сыграла по­ложительную роль в создании европейской мен­тальности.

\\\\\\\

 

§1.ЯЗЫК

 

Членораздельная речь является одним из самых ценных приобретений человека. Жи­вотные также используют для передачи информации мимику и звуковые сигналы, но у человека этот инструмент достигает особого совершенства.

 

Сепира надо вставить

 

Как пишет, в частности Г. Тард: «Благодаря языку устанавливается порядок, - и порядок отно­сительно удивительно стройный, - в том сумбуре противоречивых видений и галлюцинаций, которые смущают ум первобытного человека. Язык представляет собой заранее данную соци­альному человеку логическую аранжировку подобно тому, как пространство и время даны че­ловеку взятому индивидуально» (Тард Г. Социальная логика. Спб., 1901.С.121)

Вообще имеет смысл остановится на концепции происхождения языка Г. Тарда особо. Он счи­тал, что язык рождает из религиозных символов, которые обозначали тот или иной материаль­ный фетиш: «..всякий корень в языке есть не что иное, как идол, все еще употребляемый и со­храняемый, а язык не что иное, как вековой остаток доистори­ческого фетишизма, наивных по­следовательно угасающих религий, в некотором роде пепел древних священных огней» (там же Спб.,1901 с.120)

 

Все эти сведения из: Кареев Н.И. Сущность исторического процесса и роль личности в истории. Спб.,1914.

Интересны высказывания Макс Мюллера: «Царь может изменить общественные за­коны, рели­гиозные формы, правила искусства.. но не язык!» (Мюллер М. Лекции по науке о языке» Спб.,1865)

«искусство, наука, философия и религия все имеют историю; язык или какое-либо дру­гое про­изведение природы допускает только рост.. Хотя язык подвержен беспрерывной перемене, од­нако, не во власти человека ни произвесть, ни отвратить её» (Мюллер с.28)

 

 

Шлейхер: «Языки прдеставляют из себя есетественные организмы»

Как неплохо пишет, в частности, Г.В.Колшанский: «Понятийное сознание, или понятийное мышление, преобразует объективный мир в мир идеальных сущностей, что знаменует собою новый уровень познания природы. Но возникновение идеальных сущностей всегда связано с необходимостью материального закрепления этих форм сознания – звуковой язык и становится средством этой физической объективации мыш­ления» (Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. М.,1990 с.9)

 

Язык организует мышление, но не только, он оказывает глубокого воздействие на его эмоциональную сферу. Язык, является инструментом не только фиксации мышления, но и ор­ганизации эмоциональной сферы, придавая единство ментальности.

 

Как правильно подчеркивал П.Л. Лавров: «Слово есть первое воплощение мифологии, оно есть и первое поэтическое произведение народов; язык есть первый результат творчества» (Три беседы о современном значении философии\\ Отечественные за­писки 1861 №1 с.108)

 

П. Бергер и Н. Лукман пишут: «Язык, который можно определить как систему словесных зна­ков, представляет собой наиболее важную знаковую систему человече­ского общества» (Бергер П., Лукман Н. Социальное конструирование реальности. Трак­тат по социологии знания. М., Медиум, 1995 с.64)

 

Мишель Фуко правильно подчеркивает: «Языки развиваются под действием миграций, побед и поражений, мод, обменов, но отнюдь не в силу историчности, которую они якобы несут в себе. Они не подчиняются никакому внутреннему принципу развертыва­ния; они сами развертывают вдоль какой-то линии представления и их элементы. Если для языков и имеется какое-то досто­верное время, то его надо искать не извне, не в ис­тории, а в расположении слов, в глубинах дискурсии» (Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Спб., 1994. с.124)

 

Как пишет, в частности, известный американский антрополог Клайд Клакхон: «Каждый язык есть также особый способ мировоззрения и интерпретации опыта. В структуре любого языка кроется целый набор неосознаваемых представлений о мире и о жизни в нем» (Клакхон К. Зер­кало для человека. Введение в антропологию. Евразия. Спб., 1998. с.190)

 

Кондильяк

Дж. Ст. Милль: см. с.76)

 

П.А. Флоренский: «всегда остается общее основоначало всех наук – именно то, неотделимое от существа их, что все они суть описания действительности. А это зна­чит: что все они суть язык и только язык» (Флоренский П.А. У водоразделов мысли\\ Вопросы истории естествознания и техники. 1989. №1, с.76)

 

§ 2. ПИСЬМЕННОСТЬ

 

Неплохо написано об этом, в частности, исследователем общественных институтов В.М. Бы­ченковым этого: «Выйдя за пределы сознания, став материально закрепленным текстом, духов­ный продукт приобретает самостоятельность даже по отношению к сво­ему создателю. Вв таком виде он оказывается способным выполнить роль посредника в отношениях и связях между людьми. Текст- это фактически отчужденная форма соци­ального действия, то есть само дейст­вие, отчужденное от своего субъекта и потому способное вызвать изменение в сознании и по­ведении другого субъекта с известным временным лагом» (Быченков В.М, Институты. Сверхколлетивные образования и без­личные формы социальной субъектности» М.,1996 с.757)

 

Изобретение письменности сильно повлияло на механизм действия традиции в обществе. До­письменные общества – это общества, в которых процесс трансляции приобретенного опыта и его модернизации шел естественным путем забывания и трансформации, в процессе которого сохраня­лось из наследия только то, что было су­щественным в данный момент. При возникно­вении письмен­ности объем информации сохраняемой и передаваемой от поколения к поколению существенно воз­растает и при­обретает определенную стабильность. Для модернизации такой формы письменного на­следования возникает необходимость в интерпре­тации текста. Различные потоки раз­нообразной ин­формации, идущие от различных традиций и противоречащие друг другу требуют систематизации и истолкования. Это, в частности, при­вело к становле­нию скептицизма и философии.

 

 

«..для примитивного человека изображение вещи идентично самой вещи, предметное письмо и рисуночное в сущности одно и тоже. Но для развития письма существенно. Что с появлением рисуночного письма сообщение отрывается от предмета и перено­сится на различные материалы для письма, будь то камень, деревянная доска, глиняная табличка или лист бумаги. Потеря предметности, переход к материалу для письма - это важный шаг к письму в узком смысле слова»(Фридрих И. История письма М.,1979 с.37)

 

2.ПОЭТИЧЕСКИЕ ФОРМЫ

 

Поэтическая форма, по мнению многих, выявляет «истину бытия», вскрывает его сущ­ность. Но, весь вопрос состоит в том, что не составляет секрета сложность перевода по­эзии, многие поэтические произведения не могут быть переведены.

 

 

Но и отечественный философ П.С. Юшкевич (1873-1945) прекрасно это описал это со­стояние «хаоса»: «Тысячи идейных течений - научных, философских, этических, эсте­тических – неустанно бороздят океан мысли по всем направлениям, сталкиваясь между собою, усиливая или ослабляя друг друга, дробясь на рукава, объединяясь в могучие, все захватывающие в своем движении, потоки» (Русский позитивизм: Лесевич, Юшкевич, Богданов. Спб. 1995 с.165). Но, что самое главное, именно это хаотичное переплетение придает прочность мен­тальности человеческой культуры. Но существует над этим полем форм и традиций общие ре­гулятивные символы, которые придают всем им определенный вектор или набор векторов дви­жений. Они частично организуют хаос ментальности, ибо это столпотворение представляется делом «дьявола». Потому и создаются центрообразующие символы, обладающие достаточно широким полем значений. Их роль лишь целеполагающая, интенциональная. Оно вы­ражается часто в символе «Бог». По иному человеку, увы, нельзя. Как писал в свое время Августин – ко­гда человек живет сам по себе, живет по человеку, а не по Богу (т.е. идеалу), то он подобен дья­волу.

 

§2 ПРОСТРАНСТВО - ВРЕМЯ МЕНТАЛЬНОСТИ

 

Процесс разделения символического и реального пространства- осевая революция.

 

Концепцию «осевого времени» развил далее один из известных в наше время культуро­логов Ш. Эй­зен­штадт. Вот что он пишет: «Какова природа этих «осевых революций»? В духовных кон­цепциях нового типа утвержда­лось на­ли­чие исходной напряженности между трансцендентным и мирским порядками, что принципиально отли­чалось от при­сущих языческим религиям пред­ставлений о более высоком порядке как продол­жении обычного мирского по­рядка»(ср.из ц. С.95)

Приблизительно то же и точнее отражая суть процесса говорит и П.Л. Лавров в «Опыте исто­рии мысли» (1875): «Мысль, не удовлетворенная первыми приемами приспособле­ния к окру­жающей среде, ищет фантастические и художественные приемы для пере­стройки миросозерца­ния согласно своим требова­ниям истины и справедливости; про­тив общества, как оно должно быть, восстают типы обществ, как оно должно быть, и религиозные учителя являются обще­ственными агитаторами. Мифы система­тизируются; искусство вырабатывает влиятельные про­изведения; проповедь практиче­ской муд­рости разнообразится личными идеалами влиятельных проповедников, влия­нием историче­ской обста­новки. Строго критическая мысль еще нигде не вырабо­талась из приемов догматического и религиозно-философского мышления – и это именно обо­собляет рассматриваемый период от после­дующего, - но против окаменения куль­туры идет всюду борьба: в обособленных центрах Верхней Азии, во взаимодей­ст­вии цивилизаций Передней Азии и Египта, в поселениях эллинов, в Италии, в Пале­стине, в неполных цивилизациях финнов, скандинавов, кельтов, древних американцев. Верхняя Азия вырабатывает даже период религиозно-философских реформаторов: Лао-Цзы, Кхын- цзы и Будда вызывают своих учени­ков к новой деятельности мысли; но на этом фазисе и останавли­вается самостоятельный процесс мысли у большинства народов. До инициативы строго крити­ческой мысли они не дорабатываются» (Лавров П.Л. О рели­гии М.,1989 с.266-267)

 

Далее Эйзенштадт говорит:

 

«Внемирской порядок выглядел как продолжение мирского и большей частью связы­вался с цикличе­скими и мифологическими представлениями о времени, в которых раз­личие между ос­новными изме­ре­ниями времени (прошлом, настоящем и будущем) по­лучали лишь слабое вы­ражение. В цивилизациях «осевого времени», напротив, возникало представление о четком от­делении внемир­ского порядка от мирского, что сопровождалось и оформлением возвышенного трансцендентного нравственного или ме­тафизического порядка, находящегося за пределами любой наличной посюсто­ронней или потусторонней реальности.

В духовном плане важнейшим следствием внедрения нового мировоззрения стало раз­витие идейных те­чений и социальных движений, направленных на перестройку зем­ных порядков в соответствии с пред­ставлениями о выбранном пути преодоления исходной напряженности ме­жду трансцендентным и мир­ским порядками. Наличный, земной уровень бытия воспринимался в этих духовных системах как не­полноценный, зачастую как неправильный, подлежащий по крайней мере частичной пере­стройке * в соответст­вии с новыми представлениями или, используя терминологию М. Вебера, прин­ципами спасе­ния»(Ср. из. Цив. С.95-96)

 

1.САКРАЛЬНОСТЬ НЕБА

 

Небо всегда служило и служит в религиях, искусстве и обыденном мировоззрении во­площе­нием трансцендентности, святости и мощи. Вот что пишет М.Элиаде: «Небесный свод – это не­что, далее всего отстоящее от ничтожного человека и его крошечного срока жизни. Символизм его трансцендентности проистекает уже из одного осознания его бесконечной высоты – соот­ветственно, эпитет «высочайший» становится атрибутом божества. Пределы вне доягаемости человека, звездные пространства становятся ме­стом обитания божественного правителя, транс­цендентного начала, абсолютной реаль­ности и вечности» (Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. Ладомир, М.,1999, с.50). совершенно нет необходимости вдаваться в анализ различных названий богов, олицетворявших Небо в различных религиях, их функции до удиви­тельности одинаковы в развитых первобытных обществах, где тотемизм уже начинает вырож­даться. Везде Бог Неба понимается как верховный владыка и творец. Но это не значит, что Бог Неба играет существенную роль в жизни человека. Человек первобытного об­щества слишком загружен повседневными заботами, чтобы уж так часто вспоминать о нем, о нем вспоминают лишь в критические моменты жизни. В принципе, это свойственно и современ­ному человеку.

 

Культ Неба имеет большое значение в процессах инициации, т.е. первобытной формы образования. Знание и мудрость возможны лишь путем приобщения к трансцендент­ному, со­зерцанию Неба и верховным божествам Неба.

Мирча Элиаде пишет: «Верховные небесные боги могли трансформироваться в философские концепты лишь потому, что сама небесная иерофания могла быть трансформирована в метафизическое Откровение, т.е. потому, что созерцание Неба по своей природе давало чело­веку возможность осознать не только случайность себя са­мого и трансцендентность божества, но также и сакральную ценность знания, духовной «силы». Что, как несозерцание чистого го­лубого неба днем или звездных пространств ночью, дает возможность полнее ощутить божественное происхождение и священную суть знания, всемогущество того, кто видит и по­нимает, того, кто «знает» все потому, что он везде, видит все, все создает и управляет всем?»(с.67)

 

5.ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ

 

Философия истории получила распространение как реакция на математизм и антиисторизм Просвещения, хотя она, с другой стороны, дитя того же XVIII века. Сам термин «философия истории», как известно вошел в обиход благодаря Вольтеру в 1765 году. Положения Тюрго и Кондорсэ можно считать также первыми провозвестниками исторического взгляда на человечество.

Собственно интерес к истории возник на волне Реставрации, последовавшей после краха напо­леоновского режима в Европе. Прежде всего идеологическое обеспечение Реставрации обеспечивали так называемые «традиционалисты». Основным тезисом тра­диционалистов, было утверждение о том, что общество не представляет из себя ме­ханизм, ко­торый можно изменить или переконструировать. Общество есть организм, который если под­вергнуть такого рода пе­реконструированию, можно просто убить. Механик, переконструи­рующий общество, в данном случае уподобляется палачу.

 

Юстус Мёзер

 

 

Э.Шилз правильно подчеркивает, что социологи не любят традицию, ибо корни социологии на­ходятся в идеологии Просвещения, которая относилась крайне нега­тивно. Тем не менее анализ традиции у классиков социологии проводился. Естественно нельзя обйти вниманием здесь М. Вебера и его современных последователей.

 

 

Гуссерль: «В бессчетных традициях протекает наше человеческое существование. Весь сово­купный культурный пир во всех его формах пришел из традиции. Эти формы воз­никли не только каузально, ведь мы уже всегда знаем, что традиция есть как раз тради­ция, возникшая в нашем человеческом пространстве из человеческой активности, а значит, духовно, - даже если нам в целом о происхождении и о фактически сопровож­давшей его духовности ничего или почти ничего не известно. И все же в этом незнании везде и по существу заложено интуитив­ное, а значит, подлежащее экспликации знание, знание, обладающее неоспоримой очевидно­стью» (Гуссерль Э. Начала геометрии. М.,1996 с.212)

 

 

Эффективным же «архивато­ром» всех символи­ческих конструктов является, на мой взгляд, именно концепт «традиция», ибо по самой своей природе традиция в культуре играет роль «архиватора», сжатой до предела «мат­рицы» человеческой памяти и опыта.

 

ТРАДИЦИЯ КАК СУДЬБА

1. Хронотоп. Время является основной координатой ландшафта культуры, топология сети традиций находится в постоянной динамике, образует темпоральные последова­тельности и ряды. Каждая «нить – традиция» протянута во времени культуры, один эле­мент - узел этой сети сопрягается с другим элементом - узлом не только в культурном пространстве, но и во историческом времени культуры. Для традиции не важно различение пространства и времени, для традиции время не отделено от пространства. Более подходящей характеристикой расположенности и динамики дейст­вия традиции в куль­туре является другой концепт - «хронотоп». Хронотоп – термин, введенный в литературоведение М. М. Бахтиным, который стал потом применяться в других областях культурологических исследований. Под хронотопом подразумевается концепт, который характеризует ка­кое-то первоначальное основание для пространст­венно-временной развертки культуры, но ведущее значение здесь имеет временная ко­ордината. Свойства этого концепта «хронотоп» наиболее присущи традиции, которая движется в хронотопных координатах. Если идеи М.М. Бахтина о хро­нотопных системах романа перенести на всю культуры, то она есть своего рода «ро­ман» со своим сюжетом, композицией и драматургией, за­данными хронотопами традиций. (Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе\\ Бахтин М. М. Вопросы литературы и эс­тетики. М., 1975)

 

2. Судьба. Движение традиции не идет по принципам жесткого детерминизма. Более близок для описания динамики традиции концепт «судьба». Основные философы древ­ности – стоики прекрасно понимали различие между жестким детерминизмом и судьбой. Неизбежность для них – это то, что изменить невозможно, а судьба – это «упорядоченное сплетение причин», в котором допускаются разнообразные вариации, параллельные движения разнообразных факторов и многое зависит от человека. Ж. Де­лёз, который посвятил в своем творчестве много места исследованию стоицизма и много перенял от древних стоиков, писал: «Судьба никогда не состоит в отношениях детерминизма, в последовательности между настоящими, которые следуют друг за дру­гом согласно по­рядку представленного времени. Судьба включает в промежутки между следующими друг за другом настоящими нелокализуемые связи действия на расстоянии, системы реприз, резонансов и откликов, объективные случайности, сигналаы и знаки, роли, ко­торые трансцендируют пространственные положения и вре­менные последовательно­сти» (Делёз Ж. Различие и повторение. Спб., 1998. С.111).

Как пишет В.А. Конев: «Судьба – это мир человека, который он носит в себе. Это его свобода прожить жизнь, как он её прожил. Культура заключает в себе возможность судьбы. Она дом человеческой судьбы» (Конев В.А. Человек в мире культуры. Самара. 1996. С.98 уточн.)

 

3. Разрывы и изгибы традиций.

 

Бы­вает, традиция прошлого (и очень далекого) существует на­ряду с традицией на­стоя­щего, её поддерживает и вплетена в настоящее, представляет крайне важный эле­мент. Таким же образом и традиция настоящего задает конфигура­цию тра­диции буду­щего. Бывает, что давно утерянная конфигурация традиции возникает в конфигурациях тра­диции будущего, т.е. прошлое инициирует не­уввс3 только возникновен

ие настоящее, но и будущего, часто минуя заданное настоящее. Более того, одновре­менно в разных слоях культуры существуют совершенно разные по ди­намике движения традиции. Что самое удивительное, разные «скорости» традиций абсолютно необходимы для обеспечения прочности и устойчиво­сти всей культуры. Наличие же «односкоростной» динамики в этих слоях культуры приводит в дестабили­зации и по­тере устойчивости, к разрыву прочной сети Традиции.

 

В «сети» традиций происходит процесс постоянного изменения, некоторые её части рвутся, возникают напряжения, идет постоянно деятельность по «ремонту» и «модернизации» состояния этой «сети». И этот процесс будет идти до тех пор, пока су­ществует человеческая культура. Сеть постоянно находится в состоянии «напряжения», обладает стоическим «тонусом». Узлы сети, как стоические «сперматические логосы», то стягивают сеть к себе, создавая новые изгибы сети традиций, то ослабляют напряжение, формируя складки. Сеть традиций – это «пневма», которая дышит и фор­мообразует культурный «Космос».

 

Именно изучение этого процесса движения сети традиций есть дело будущей философии, как традициологии, которая продолжает традицию антропологизма прежней филосо­фии, занимавшейся изучением человека и его культуры.

 

С. ЧЕЛОВЕК В СЕТИ ТРАДИЦИЙ

 

1. Культура в сети традиций. Сеть традиций формообразует культуру, но это не зна­чит, что эта сеть полностью совпадает с ландшафтом культуры. В реальности культура состоит из действий и поступков людей, определяемых не только тради­циями, но и интересами. В данном случае подходит теория «четырех причин» Ари­стотеля. «Форму» культуры образует сеть традиций, причину движения дают интересы, а «то, ради чего» задают ценности, «материя» или «субстрат» состоит из действий людей.

Реальность культуры – это переплетение человеческих страстей, борьбы людей за вы­живание. Люди не осознают, что они действуют согласно традиций, традиции действуют бессозна­тельно. Они являются теми способами, которыми человек обеспечивает себе тактику и стратегию выживания, реализации себя как личности в этом мире. Здесь интересно видение культуры, которое было дано Н.И. Кареевым, счи­тающим: «Что делают люди, это мы называем прагматикой, как они это делают – культурой» (Кареев Н.И. Историология (Теория исторического процесса). Пг.,1915. С.249). Под прагматикой он понимал реальные действия людей, выступающих как сплетение причин и следствий, а под культурой то, что действует согласно механизмам эволюции и традиции как надбиологической формы наследственности. При всей спор­ности этоой точки зрения, можно согласиться, что реальность ландшафта культуры состоит из двух слоев – это сеть традиций и реальная прагматика действий. Это раз­личие приводило многих к тому, что они считали, что существует отличие между куль­турой и обществом. Культура – это способ поведения людей, а общество – это система взаимодействий между людьми. Но это приводит к «дуализму субстанций» картезиан­ского типа: в данном случае человечество находится одновременно в «двух измере­ниях» – в культурном и социальном измерении, но, на самом деле оно находится лишь в одном измерении – в измерении традиции – единственной «субстанции» человече­ской культуры, культура (понимаемая, как правило, в вышеуказанном варианте, к «ду­ховная» культура) и общество – это лишь «модусы» этой «субстанции».

 

2. Человек в сети традиций. А человек, – этот, поГ. Марселю, Homo Viator («Человек-странник»),- жи­вет в Сети Традиций и странствует по её Ландшафту, сле­дуя тро­пами Судьбы. Дилемма «общество и личность»- одна из фундаментальных. Общество и человеческая личность постоянно находятся в противоречии друг с другом. С одной стороны, - именно общество, культура формирует человеческую личность, ибо без ос­воения всех достижений культуры, человек всего лишь прямоходящая голая обезьяна. Но, с другой стороны, человек живет как индивидуальность, как самоценность для са­мого себя, которая не приемлет всех тех условностей, которыми обставило себя общество. И эта дилемма неразрешима, ибо в самой дилемме состоит и специфика че­ловеческой культуры, благодаря этому она приобрела исходный динамизм своего су­ществования, чем выгодно отличается от других форм биологической жизни.

Как пишет, в частности В.А. Конев: «Способность утверждать может быть названа культурной способностью, благодаря которой возможна культура как особый мир. Культура – это утверждаемое бытие, поэтому всяке сущее в культуре, т.е. всякое кон­кретное явление (проявление) культурного бытия предполагает активно действующего человека» (Конев В.А. Человек в мире культуры. Самара. 1996. С.32)

 

3.Свобода и необходимость. Центральная проблема человеческого существования – это проблема взаимоотношения между свободой и необходимостью. Человек находится между Сциллой необходимости и Ха­рибдой свободы - в этом со­стоит трагичность его судьбы и состоит исходный фундамент всякой мировоззренческой системы, социаль­ной формы и вида хозяйственной деятельности. Во всех культурных формах, которые формируются традициями, эта проблема свободы и необходимости является основополагаю­щей. С одной стороны че­ловек стремится к свободе, но, с другой, - он стремится к стабильности и устойчивости в своей жизни. Эта дилемма пронизывает всеи области человеческой культуры. В сфере ментальности – это проблема преемст­венности мысли и свободы творчества; в социальной области – это проблема стабильного развития общества и не­обходимости постоянного процесса реформиро­ва­ния форм управления; в хозяйственной сфере – это проблема четкой ор­ганизации про­изводственных процессов и необходимо­сти инициирования предприимчивости и лич­ной инициативы. Если человек жил бы только исходя из необходимости, то он так бы и ос­тался высокоорганизованным животным. Человек по­тому Человек, что он стремится к свободе от своей биологически заданной программы: он мечтает, создавая в своей го­лове фантастические образы, стремясь их реализовать в реальности; он обладает «во­лей к власти»; он изобретает новые, не данные ему при­родой способы обеспечения своего существования. Многие считают, что традиция – это «враг свободы». Этой идеей про­никнуты многие философские концепции, особо ярко эта идея была выражена в эпоху европейского Просвещения в XVII-XVIII веках. Но эта концепция ошибочна. Ибо именно в традиции заложено так необходимое для устойчивого развития культуры единство свободы и необходимости. И свобода не только, как при­нято считать у многих, «осознанная необходимость», а и бессознательно принятая система устойчивых образов веры, мысли и эмоций, форм поведения и типов деятельности, в рамках которых человек себя уверенно существует и свободно действует. Чистая же абстрактная свобода (анархия) не дает такой уверенности, а по­тому и не обеспечивает свободы действия, это хаос, в котором невозможно обладать устойчивыми формами сознания, иметь гарантию своей личной безопасности и каким-либо образом целенаправленно действовать.

 

1.ФАКТОРЫ УСТОЙЧИВОСТИ ТРАДИЦИИ

 

А. НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ

 

Обучение и традиция. Без способности обучения человек не может обладать какими-либо формами поведения, которые отличны от заложенных генетической программой. Уже высшие животные обладают крайне развитой способностью к обучению, без этой способности эффективная адаптация к среде невозможна. Если быть более точным, то и у насекомых, и у более низших животных эта способность также проявлена достаточно явно. Инстинктивные формы поведения даже на самом низшем уровне жи­вого не в со­стоянии обеспечить должную степень адаптации ввиду многообразия кон­кретной среды, в которую попадает живое существо даже самой низшей формы организации.

Человек появился тогда, когда у его пред­ков начал вырабатываться механизм традиции, как надстройка над инстинктив­ными формами поведения и задан­ными гене­тиче­ской программой системами имприн­тинга и обучения. Но традиция отличается от сис­тем научения, принятых у животных, хотя элементы традиции присутст­вуют у вы­сокоорга­низованных животных, способ жизни которых носит социаль­ный характер, - широко известен пример мытья бататов, который прижился в стаде низших узконосых обезьян, стал традицией, т.е. несвойст­венным для данного вида животных изобрете­нием. Но все эти системы периодически воспроизводятся из поко­ления в поколение без изме­не­ния и имеют локальный характер, в традиции же существует совершенно иной момент, - она за­крепляет и инициирует изобретения, т.е. интенсивно развивается, и всегда экс­тенсивно расширяет сферу своего влияния.

 

В ЦЕННОСТЬ.

 

Всякое культурное образование должно иметь ценность, чтобы существовать и транс­лироваться в истории. Люди в сфере ментальности формируют свои взгляды на природу и культуру, отходя от достаточно смутных идеалах истины, красоты и блага. В сфере социальной жизни интересы людей вращаются вокруг власти, справедливости и пользы, в сфере хозяйственной – вокруг цены-стоимости.

Интерес к концепту «ценность» проявился в философии со времен Г. Лотце (1817-1881).

 

В.С. Степин использует понятие «мировоззренческие универсалии культуры». Эти универсалии задают своеобразие той или иной культурной общности, задают ритм са­мовоспроиз­водства культуры, и формы ее ретрансляции. В системе мировоззренческих универса­лий он выделяет два блока. Первый- это категории, которые фиксируют наи­более об­щие характеристики объектов: «про­странство», «время», «движение», «вещь», «свойство», «отношение», «количество», «качество», «причинность», «случайность», «необходимость». Второй блок составляют катего­рии, характеризующие человека- «человек», «общество», «я», «другие», «труд», «сознание», «добро», «красота», «вера» и т.д. В определенные периоды истории происходит изменение универсалий, на­чина­ется поиск новых форм устойчивого бытия культуры на базе новых уни­версалий, или но­вой интерпретации их. В этом процессе выработки Степин опять-таки отводит боль­шую роль философии, которая и выступает как генератор новых идей и новых типов «уни­версалий».

Степин подчеркивает, что универсалии «не локализованы в какой-то одной области культуры, а пронизывают все ее сферы. Поэтому преобразование категориальных смы­слов, начавшееся под влиянием новых социальных потребностей в одной или нескольких областях культурного творчества, рано или поздно с неизбежностью отре­зонирует в других» (Степин В.С. Теоретическое знание. «Прогресс- Традиция». М.: 2000. С.275)

 

Самые фундаментальные универсалии культуры, которые считаются непреходящими ценностями это триада; Истина-Красота- Благо. Эта триада не может быть идентифи­цирована по областям человеческой ментальности в полной мере: Наука-Искусство-Ре­лигия, ибо эти ценности пронизывают всю ментальность и образ жизни культуры.

 

С. РАЗУМ

 

Известен крайне популяный в XVII – XVIII вв. спор о «врожденности идей».

 

ХРОНОТОПЫ ТРАДИЦИИ

 

1. ТОПОЛОГИЯ СЕТИ ТРАДИЦИЙ

 

Традиции образуют не пространство, пространство – это более конкретное образова­ние, которое относится к «телу» культуры. Если вспомнить Д. Юма, то идея простран­ства происходит от более общей идеи – «идеи видимых или осязаемых точек, распределенных в известном порядке» (Юм Д. Трактат о человеческой природе. Кн.1. О познании. М.,1995. С.118). Т.е. существует определенная топология, которая далее формирует определенное прострванство.

 

Далее рассматривается диалектика соотношения «центр- периферия» на базе работ Э. Шилза и Ш. Эй­зенштадта. Структуры «периферийного» менталитета и форм соци­ально-хозяйствен­ной организа­ции.

 

Центр и периферия может пониматься не только в плане пространственном. К.Г. Юнг правильно подчеркивает: «Даже в цивилизованном обществе люди, образующие, го­воря психо­логически, низ­ший слой, живут в состоянии бессознательности, мало отли­чающемся от перво­бытного состояния. Обитатели последующих страт живут на уров­нях сознания, соответствую­щих начальным этапам че­ловеческой культуры, тогда как принадлежащие высшему слою наде­лены сознанием, которое ото­бражает жизнь не­скольких последних столетий. Только человек, современный в этом смысле слова, дей­ствительно живет настоящим: только он обладает сего­дняшним сознанием, он один об­наружил, что пресытился жизнью на более ранних уровнях. Ценности и устремле­ния этих миров прошлого если и интересуют его, то лишь с исторической точки зрения. Тем самым современный человек «не­историчен» в глубочайшем смысле слова и отчу­ждается от массы людей, живущих традицией» (К.Г. Юнг Проблема души совре­мен­ного человека\\«Это человек. Антология. М.,1995с.25)

 

Это же подчеркивалось Р. Рэдфилдом (1897-1958), который считал, что существует «большая» и «малая» традиция. В городе, как центре культуры, формируется «высокая» культура, которая содержит в себе знания, социальные учения, философию и эстетику. Носителями этой культуры являются образованная элита, освобожденная от непосредственного участия в мате­риальном производстве. «Малая» традиция присуща «народному» обществу, которое живет устной традицией, состоит из преданий, верований и «народной мудрости». «Малая традиция» более статична, чем «большая» – ибо она регламентируется обычаями, которые менее восприимчивы к инновациям.

 

2. ТЕМПОРАЛЬНЫЕ РЯДЫ ТРАДИЦИИ.

 

Традиция не имеет основанием время, также как пространство – это понятие более приложимо к культуре, а не к традиции. Традиция образует лишь темпоральные ряды последовательностей, на основе которых и формируется идея времени.

 

Движение традиции – это «судьба», которая была отражена в мифологии греческими богинями – мойрами, одна из которых Лахесис (дающая жребий), Клото (прядущая) нить судьбы, Антропос (неотвратимавя), обрезующая эту нить.

Движение традиций осуществляется крайне своеобразно, здесь можно применить образ «ткани Пенелопы», который применил Н.И. Кареев в отношении характеристики исто­рического процесса (см. Кареев Н.И. Историология. (Теория исторического процесса) Пг.,1915. С.236)

 

А. ФОРМИРОВАНИЕ ТРАДИЦИИ

 

1. Традиция и социальная почва

 

Тот или иной тип поведения формирует определенный способ поведения - ритуал, ко­торый символически закрепляется. Представители кембриджской школы – последова­тели Дж. Фрезера считают, что всякая символическая конструкция имеет корнем ри­туал, но это необязательно – ритуал и символ, достаточно независимые системы. Осо­бенно, когда символические конструкции становятся достаточно развитыми и отрываются от той системы социального поведения, которое было закреплено в этой символической системе. Ставшая устойчивой и способной к трансляции, закрепленная в символической системе, культурная форма далее живет уже своей жизнью. Это кра­сочно описал Н. И. Кареев: «Каждая культурная форма рождается на известной национальной или политической почве, но подобно семечку, переносимому ветром на большие пространства, она может залететь далеко-далеко, упасть на чуждую почву и там, на новой почве прорасти и дать новые семена: так распространяются далеко за пределы своей первоначальной родины отдельные слова и термины, целые формулы и теории, верования и знания, приемы ра­боты и изобретения, моды и светские обычаи, законы и учреждения – всего не перечислишь» (Кареев Н.И. Историология (Теория ис­торического процесса). Пг.,1915. С.277)

Эта жизнь отличается большим своеобразием, которая уже не похожа на ту жизнь, ко­торая породила ту или иную культурную форму. Это, в частности, подчеркивал знаменитый культуролог А. Вебер в отношении греческой культуры: «Невозможно вы­свободить греческую культуру из исторического тела Гре­ции, перенять, перенести и повторить её содержание, как ни часто такая попытка дела­лась применительно к ее су­щественным частям, ее изобразительному искусству, ее тра­гедии, миру ее философских идей. Каждое возрождение – а попыток таких возрожде­ний греческой культуры было множество – начиная от времени Августа и греко-будди­стской в Гандахаре, через итальянскую до возрождения в стиле ампир и других, - ведет к чему-то совершенно иному, а не к повторению греческой культуры, хотя известные внешние формы перенимались и во многих случаях дела­лись попытки найти то освобождающее содержание, которое было выражено в греческом культурном мире. Освобождающее душевное содержание, так же как и выступающие конкретизирован­ными в художест­венных произведениях и идеях формы душевного освобождения, сле­довательно, вновь созданный мир культуры, всегда отличается от греческого, мнимое возрождение в дей­ствительности всегда создание нового, чего-то другого» (Вебер А. Избранное: Кризис европейской культуры. Университетская книга. Спб., 1999. С.21-22)

 

2. Появление инновации

 

3. Комбинирование традиций

 

В. ТЕОРИЯ КУЛЬТУРНОГО ДРЕЙФА: ДИНАМИКА ИНТЕРПРЕТАЦИЙ

 

Американский культурантрополог М. Херсковиц. Он ввел понятие «культурного дрейфа» (cultural drift) – спонтанное возникновение новых форм и явлений культуры в виде постепен­ного накопления новшеств, единичных отклонений от принятого образца. У М.Херсковица есть еще понятие «культурного фокуса»- преобладающей черты в культуре общества.

 

Как правильно писал, в частности, К. Ясперс: «Истолкование есть движущий момент в корне человеческого бытия. Человеческое бытие обладает историей только потому, что оно истолковывает себя, посредством истолкования воздействует на себя и на мир» (Ясперс К. Всемирная история философии. Введение. Спб., Наука. 2000. С.86)

 

1. Закон трех поколений.

Важным фактором в осуществлении культурного дрейфа играет смена поколений. Оп­ределенный срез истории культуры представлен, как правило, тремя поколениями. За­кон трех поколений играет вообще немаловажную роль в динамике исторического про­цесса. Еще выдающийся арабский культуролог Ибн-Халдун подчеркивал, что социокультурное образование (он рассматривал проблемы устойчивости прежде всего государственных образований) устойчиво на протяжении трех поколений.после же смены трех поколений оно либо становится неустойчивым, либо подвергается интерпретации. Действительно, на примерах истории заметно, что на протяжении, как правило, шестидесяти- девяноста лет, какая-либо инновация в менталитете или социальном устройстве либо выдерживает испытание временем и становится устойчивым, традиционным, либо же не выдерживает, либо подвергается существен­ной интерпретации. Каждое поколение, вступая в жизнь, всегда настроено оппозици­онно к существующему порядку вещей, выступает крайне оппозиционно, но со временем соглашается с тем или иным порядком инноваций, введенных первым поко­лением, подвергнув его определенной интерпретации. Для последующего же третьего поколения этот порядок вещей, подвергнутый адаптации вторым поколением, уже при­обретает характер достаточно устойчивого закона, а потому уже носит характер традиции.

Эта характерная черта «триадичности» динамики традиции была подмечена еще пифа­горейцами (Ион Хиосскоий, Гипподам) Но приобрела особое значение в философской системе Г. Гегеля, который этот закон триады сделал основным, и свою систему строил именно по этому закону, - всем известно как увлекает эта логика триады. При­чина этого в этой изначальной динамике закона «трех поколений» традиции, который не только структурирует время истории, но структурирует человеческое сознание и стратифицирует культуру.

 

2. Конфликт интерпретаций

 

3. Время интерпретации

 

Всякая традиция имеет свое время. Это время обусловлено объемом интерпретаций. Если традиция существует достаточно большое время, то она обрастает множеством интерпретаций, а потому возникает эффект перегрузки традиции, а потому происходит явление неприятия традиции, ибо традиция и создается в качестве эффективного меха­низма архивации опыта. Потому при эффекте перегрузки интерпретациями происходит отторжение этой традиции и «забывание» объема сопутствующих интерпретаций. Только при этом условии «забывания» возможно далее возрождение традиции в совер­шенно новом качестве, в совершенно ином контексте культурного творчества, с иным пространством значений. Классический пример такого «забывания» традиции – это крушение длительной традиции интерпретации средневековых традиций философство­вания, которая на своем закате показала это явление «перегрузки» интерпретациями, что и привело, в конечном счете, к краху этой традиции, к становлению традиции но­воевропейского философствования. Такое же явление наблюдалось и в отношении эл­линистической традиции стоической философии, которая играла значительную роль в эллинистическом мире, была крайне популярной, но в результате отягощения различными интерпретациями, была забыта, тексты были утеряны.

 

С. ТЕОРИЯ «РЕНЕССАНСОВ»

 

1. Умирание традиции

 

Как писал Г. Тард: «Всякий переворот в обычаях, идеях и нравах производит в результате огромное уничтожение гениальных идей, ставших бесполезными, внезапно обесценившихся и заменяемых иногда приливом иноземных изобретений, которые нельзя считать прогрессом по отношению к первым» (Тард Г. Социальная логика. Спб., 1996. С. 386)

 

Движение традиции осуществляется не только путем постепенного дрейфа традиции по­средством интерпретаций. Есть и революционный путь, т.е. путь полного уничтоже­ния традиций, который происходит в результате серьёзных социокультурных потрясений. Но даже в этом случае социокультурный переворот идет по пути провозглашения воз­врата к какой-либо древней традиции, а не путем тотального введе­ния какой-либо ин­новации, которая совершенно лишена корней в какой-либо древней традиции. Революция идет путем Ренессансов. Как правильно писал, в частности, Г. Гадамер: «Даже там, где жизнь меняется стремительно и резко, как, например, в рево­люционные эпохи, при всех видимых превращениях сохраняется гораздо больше ста­рого, чем пола­гают обыкновенно, и это старое господствует, объединяясь с новым в новое единство. Во всяком случае, сохранение старого является свободной установкой не в меньшей мере, чем переворот и обновление» (Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. С.335)

 

Важное место в динамике Ренессансов играет классическое. Классическое – это довольно устойчивое образование, к которому обращаются постоянное. Классическое – это то, с чего произошла та или иная традиция. Ренессанс, как правило, идет именно по пути возрождения этого классическое, восстановления первоначальной простоты.

Классическое обладает тремя существенными чертами. Во-первых, оно есть исходный эталон для развития той или иной традиции. Во-вторых, оно является тем, что не обра­щается к прежней традиции, а возникает на базе новой переоценки ценностей, формируется в результате комплексной переработки прежней традиции. Следует заме­тить, что классическое, как правило, более упорядочено, чем прежняя традиция, кото­рая существовала в той или иной сфере культуры. В- третьих, классическое обраща­ется в реальности, она апеллирует к природе, реальной жизни людей, игнорируя дос­тижения прошлого.

 

 

Но традиция не существует благодаря спонтанному подражанию, есть созданные ис­кусственно людьми способы её закрепления о поддержания, прежде всего это созданная система образования и воспитания, как писал Н. Кареев: «Естественная сила традиции дополняется искусственными средствами воспитания и обучения подрас­тающих поколений в уважении к сущест­вующим культурным формам, как к заветам предков или велениям, идущим свыше. Здесь действует сила внушения, своего рода гипнотизация, усиливающая действие под­ражательной способности чело­века» (Кареев Н.И. Историология (Теория историче­ского процесса). Пг.,1915. С.123)

 

В. ПОВТОРЕНИЕ

 

Как подчеркивал К. Поппер: «…восприятие повторившегося события – не то же са­мое, что вос­приятие исходного события. Восприятие повторения является новым вос­при­ятием. Повторение уже наблюдавшихся событий может поэтому вызывать в наблюда­теле новые восприятия. По­вторение образует новые привычки, оно сопровож­дается и новыми привычными условиями» (Поппер К. Нищета историцизма М.,1993 С.17)

В этом отношении интересны идеи Ж. Делёза и его работы «Различие и повторение»

 

 

Поделиться:





Читайте также:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...