Целенаправленное действие и его компоненты 12 глава

Бифуркации имеют место, когда система становится неус­тойчивой и начинается поиск другого состояния[6]. В нашем контексте бифуркации наступают, когда популяции информационных систем находятся в критическом состоянии, напри­мер, из-за перенаселенности их места обитания или из-за из­быточного мутационного давления, и при этом имеется не­сколько возможностей выхода из создавшегося кризиса путем переходов в еще свободные экологические ниши такого же, или более высокого, или, напротив, более низкого яруса жиз­ни. Чтобы выйти из состояния бифуркации, популяция должна содержать мутанты в достаточном количестве, чтобы могли реализоваться все возможные варианты выхода из кризиса, неважно, какой ценой – ценой ли упрощения или усложнения или, напротив, при сохранении уровня их организации. В от­личие от этого, симбиотический вариант динамики информа­ции, как и любой другой вариант поризма, реализуется скорее все­го вне кризисных ситуаций, как одно из возможных решений ординарных задач, а именно как решение, открывающее новый путь идиоадаптивного развития на новом, более высоком, яру­се жизни.

Таким образом, бифуркации и поризмы не противостоят, а дополняют друг друга, причем для информационных систем, находящихся в разных фазах своего развития, вероятности осущест­вления бифуркаций или поризмов могут существенно различаться. В своем развитии информационные системы, начинающие ос­ваивать новые экологические ниши, обычно проходят четыре фазы. Первая – это адаптационная фаза, когда численность популяций еще невелика, «жизненного пространства» достаточно и залогом успеха служит лишь скорость размножения. В этой фазе подхватываются и суммируются все мелкие семантические новшества, облегчающие или ускоряющие процесс самовоспроизведения информационных систем. Затем для наиболее преуспевающих в этом отношении представителей молодой популяции наступает фаза логарифмиче­ского роста, когда численность популяции непрерывно возрастает, стремясь к своему пределу. Непрерывно растущие популяции обычно весьма однородны по их информационным характеристи­кам. Наконец, при некоторой «плотности населения» популяция стабилизируется. Такая фаза стабильности может наступить на уровне численности, вполне приемлемой для длительного сохране­ния динамического равновесия, а может наступить и при состоя­нии «перенаселенности» – и тогда стабильность непродолжительна и быстро сменяется фазой деградации популяции. Фаза стабиль­ности и фаза деградации наиболее благоприятны для осуществле­ния бифуркаций. Поризмы же, как события крайне редкие, – по-видимому, более характерны для второй и третьей фаз.

Биологическая иерархия и возникновение биосферы

Итак, в силу причин, рассмотренных выше, автогенез инфор­мации должен неизбежно приводить к иерархии информационных систем. Движущих сил здесь две: побочные продукты (которые, накапливаясь в низлежащих экологических нишах, постепенно формируют потенциальные экологические ниши все большей раз­мерности) и изменчивость информации (порождающая информа­ционные системы, способные такие ниши разрабатывать). На уровне биологической организации жизни – это изменчивость ге­нетической, а позже – и поведенческой информации, проявляю­щаяся в изменениях ее количества и семантики. Результатом было формирование биологической иерархии и возникновение биосфе­ры – тонкого слоя живого вещества, охватывающего нашу плане­ту и производящего постоянную работу по «биологическому кру­говороту веществ» [18].

Подчеркнем два обстоятельства, игравших здесь важную, если не решающую роль. Первое – это пространственная ограниченность экологических ниш и биосферы в целом [19]. Второе – постоянное действие принципа отбора [20]. Оба эти обстоятельства действо­вали совместно. Действительно, еще А. С. Серебровский [21] отмечал, что если бы жизненное пространство было однородным и безгра­ничным, то самые простые статистические соображения приводят к выводу, что никакой конкуренции между его обитателями (за источники субстрата и энергию, за территорию и пр.) не могло бы возникнуть, и с течением времени относительное возрастание численности было бы функцией только скорости размножения: чем быстрее размножались бы те или иные организмы или вновь возникающие варианты, тем большее распространение они бы получали. А так как скорость размножения, как правило, тем выше, чем проще организована самовоспроизводящаяся система, то следст­вием такой «эволюции» в безграничной однородной экологичес­кой нише было бы общее упрощение, деградация жизни. К этому можно добавить еще один аргумент. В безграничном жизненном пространстве не могли бы накапливаться побочные продукты жизнедеятельности его обитателей, – и потенциальные экологические ниши больших размерностей просто не могли бы формироваться. С другой стороны, первичные зоны обитания не могли бы быть и слишком ограниченными – тогда, несмотря на быстрое формиро­вание новых экологических ниш, просто не успевала бы срабаты­вать наследственная изменчивость, чтобы породить их потенци­альных обитателей. Впрочем, к этому вопросу мы еще вернемся.

Таким образом, иерархическое строение биосферы явилось следствием четырех объективных обстоятельств: ограниченности объемов реальных экологических ниш; накопления в них побоч­ных продуктов жизнедеятельности их обитателей; изменчивости генетической информации и давления естественного отбора, проявляющегося в форме конкуренции за самые разнообразные жизненно необходимые факторы среды обитания.

Прогрессивное развитие информации. Факторы, его обусловливающие

Сам факт иерархичности строения биосферы означает, что все вновь возникающие экологические ниши верхних ярусов жизни неизменно заселялись информационными системами, ко­дируемыми все большим количеством информации. Рассмотрим условия, этому благоприятствующие.

В главе 5 мы фактически уже подошли к формулированию та­ких условий. В соответствии с интуитивным представлением о «биологическом прогрессе» прогрессивным мы назвали такое на­правление развития, в ходе которого происходит увеличение ко­личества информации, кодирующей информационные системы, при сохранении максимального значения ее эффективности. Оче­видно, что утверждение это можно распространять на все виды информации, а не только на информацию генетическую.

Однако сохранение эффективности информации при возрас­тании ее количества может описываться монотонной кривой лишь в сглаженном виде. Реально переходы информации в пространства больших размерностей могут сопровождаться перво­начальными уменьшениями эффективности, и лишь впоследст­вии, в ходе адаптации к новым условиям, эффективность будет вновь повышаться до максимального (для данного информаци­онного поля) значения, что может сопровождаться как увеличе­нием, так и уменьшением исходного ее количества. Только по достижении точки экстремума кривой А (В) информация уже адаптированной системы оказывается столь же эффективной, как и информация, адаптированная к предшествовавшим про­странствам режимов, но будет превосходить ее по количеству.

Такой характер прогрессивного развития информации, сле­дующий из закономерностей ее динамики, разрешает парадокс, связанный с представлениями о «биологическом прогрессе» у эволюционистов 30-х годов (см. [22]). Если под «биологическим прогрессом» понимать все большую адаптацию, приспособлен­ность, к условиям существования, то возникают два вопроса. Первый вопрос: можно ли полагать, что предки ныне живущих организмов, в том числе и далекие, «проще организованные», были и «менее приспособлены», чем современные нам живые существа, а потому и «вымерли»? Но отсюда следует, что «при­митивные» прародители современных организмов были «очень мало приспособленными», и совершенно непонятными становят­ся как периоды их процветания в далеком прошлом (о чем свидетельствует палеонтология), так и их мощные эволюцион­ные потенции. Второй вопрос был сформулирован Дж. Хаксли и звучал примерно так: кто более «высоко организован» – чело­век или обитающая в нем туберкулезная бацилла?..

Оба этих вопроса, как легко видеть, связаны с отсутствием строгого определения понятия «приспособленность». В выше­приведенном абзаце этот термин носит явный антропоморфный оттенок. Достаточно подчеркнуть, что о «приспособленности» можно говорить только по отношению к своей экологической нише, чтобы стала ясной неправомочность определения биологического прогресса через степень приспособленности. Динамика информации, как мы видели (глава 5), в своем информационном поле принципиально отличается от ее динамики при переходе в новые информационные поля. В своем информационном поле (или, что в данном контексте одно и то же, в своей экологичес­кой нише) динамика информации всегда имеет адаптивный характер, т.е. направлена на достижение максимальной эффектив­ности, что в случае биологических объектов и означает – мак­симальной приспособленности к своей экологической нише. Все организмы, достаточно освоившие свою экологическую нишу, обладают поэтому в равной мере высокой приспособленностью. Переходы же в новые, потенциальные, экологические ниши, как правило, должны сопровождаться уменьшением приспособленно­сти, с последующим ее увеличением в ходе адаптации к новому местообитанию. Возможность осваивать новые экологические ниши (безразлично, большей или меньшей размерности, чем предыдущие) обусловлена не большей к ним приспособленно­стью по сравнению с предыдущими, а их незанятостью, т.е. от­сутствием жесткой конкуренции. По мере возрастания численно­сти ее обитателей будет возрастать и конкурентное давление, начнет ужесточаться отбор, и степень приспособленности к этой нише также начнет увеличиваться – кодирующая их информация будет стремиться к значению А =А⁰.

Теперь мы можем сформулировать условия [23], необходимые для осуществления прогрессивного развития информации. Воз­можность такого развития определяется наличием или все но­вым возникновением потенциальных экологических ниш все боль­шей размерности. В отсутствие таковых, сколько бы ни была «по­тенциально прогрессивна» информация, предшествующая в ка­кой-либо из экологических ниш меньших размерностей, она об­речена или на прозябание, или на гибель в ходе конкуренции, т.е. никогда не сумеет выявить присущие ей потенции. Реализа­ция же возможности прогрессивного развития обеспечивается именно предсуществованием на низших ярусах жизни информа­ционных систем, способных осваивать потенциальные экологиче­ские (или, в случае логической информации, – «психологичес­кие») ниши больших размерностей в силу присущей информа­ции полипотентности. Тогда информационные системы, прозя­бавшие на низших ярусах жизни, попадая тем или иным путем в экологические ниши больших размерностей, начнут там реализовывать скрытые ранее возможности и возрастать в числен­ности. Кодирующая их информация вступит в очередной цикл адаптивной динамики, стремясь к более высоким значениям В⁰.

Поведенческие реакции. Поведенческая информация

Благодаря прогрессивному развитию информации, наряду с существованием и продолжающейся адаптивной эволюцией от­носительно просто организованных биологических объектов, занимающих нижние ярусы жизни, формировались и осваивались пространства режимов все большей размерности. В результате возникали биологические объекты все более высокой организа­ции. С повышением уровня их организации возникали и закре­плялись специализированные приспособления, обеспечивающие регулярный обмен генетической информацией между особями, заселяющими идентичные или близкие экологические ниши.

Крупнейшим достижением здесь стал регулярный половой процесс, который возник еще на уровне одноклеточности и по­влек за собой, как мы уже отмечали, дифференциацию гамет, формирование оогамии и, на ее основе, многоклеточности. С увеличением количества генетической информации, приходящей­ся на одну особь, и закреплением полового процесса изменчи­вость информации возросла: к мутационной изменчивости при­бавилась рекомбинационная, способствовавшая формированию вариантов с расширенной полипотентностью и повышенной способностью адаптироваться к новым экологическим нишам.

Первичные продуценты биогенной органики, открыв хемо­синтез и фотосинтез, породили мир многоклеточных зеленых растений. Выселяясь из водоемов на сушу, зеленые растения не только усиленно обогащали ее биогенной органикой, но и соз­дали кислородсодержащую атмосферу, предпосылку для наибо­лее эффективной формы энергетического обмена дыхания. Первичные консументы положили начало многоклеточным аэробным животным, последовавшим на сушу вслед за расте­ниями. Изобилие органики растительного происхождения предо­пределило расцвет мира животных, питающихся растениями и другими животными. Все растущее усложнение ситуаций, их ок­ружающих, т.е. формирование пространства режимов все боль­шей размерности, способствовало возникновению нервной сис­темы, координирующей жизнедеятельность внутренних органов и реакции подвижности, затем формирование специализированных рецепторов для восприятия различных внешних раздражений и центральной нервной системы, координирующей поведение жи­вотных, в различных ситуациях оказывающихся. Механизм та­кой координации оказался пригодным для развития, наряду с генетически программируемыми поведенческими реакциями, по­веденческих реакций нового типа – основанных на «жизненном опыте» отдельных особей, которые одно время в физиологии называли условными рефлексами. Пригодность аппарата, реали­зующего наследуемые поведенческие реакции для приобретения и закрепления «жизненных навыков», в дальнейшем легло в ос­нову развития поведенческой информации [24]. Это, конечно, еще один яркий пример поризма в эволюции информационных систем.

Совершенствование механизма «благоприобретаемых» пове­денческих реакций, обеспечивающего их лабильность и скоординированность, явно способствовало овладеванию экологическими нишами все большей размерности. Теперь для преуспевания наиболее высоко организованных животных, в первую очередь птиц и млекопитающих, развитые поведенческие реакции стали играть все более решающую роль. Постепенно процесс обучения «на собственных пробах и ошибках» стал дополняться процес­сом научения, когда молодые животные овладевали жизненно-важными навыками, подражая взрослым. Так начала формиро­ваться «поведенческая информация», складывающаяся из науче­ния и обучения, запасаемая впрок, про запас, в центральной нервной системе, используемая по мере потребности и, что осо­бенно важно, способная передаваться от одних особей другим по горизонтали, а не только по вертикали, от поколения к по­колению, как информация генетическая [25].

Собственно, зачатки горизонтальной передачи информации имели место и в случае генетической информации, путем трансдукции и трансформации, путем включения в геном отдельных клеток фрагментов ДНК погибших организмов; неко­торые авторы этим механизмам придают важную роль в биоло­гической эволюции [26, 27]. Однако такая горизонтальная пере­дача генетической информации носила случайный и ненаправ­ленный характер, мало чем в этом отношении отличаясь от му­тационной и рекомбинационной изменчивости. В случае же по­веденческой информации, не зафиксированной в генетических структурах и не способной поэтому передаваться от поколения к поколению в ходе размножения, горизонтальная передача ста­ла единственным способом обмена информацией внутри сооб­ществ животных, даже не обязательно ограниченных популяционными рамками, и только таким путем осуществлялась ее пе­редача от поколения к поколению.

Так сложился второй информационный уровень – уровень поведенческой информации. Генетическая информация програм­мировала лишь структуру устройства, способного создавать и/или воспринимать поведенческую информацию, сохранять и реализовывать ее в поведенческих реакциях, а также передавать от одного организма другому, независимо от степени их гене­тического родства. Это, конечно, значительно более лабильная информация, чем генетическая, легче видоизменяемая в соответ­ствии с изменениями ситуации и сплачивающая в единое целое большие сообщества – стада, стаи, популяции обладающих ею организмов. Носителями такой информации служат, как мы уже отмечали (см. главу 2), структуры нервной системы и – при ее передаче – световые и звуковые сигналы, а в роли операторов этой информации выступают ненаследуемые поведенческие реак­ции, обеспечивающие целесообразность поведения высших жи­вотных при весьма сложных жизненных ситуациях, подстере­гающих их в повседневной жизни. Суммарное количество ин­формации, кодирующей структуру и деятельность таких высоко организованных систем, с течением времени существенно возрас­тало.

Свойства поведенческой информации были те же, что и ге­нетической, хотя принципиально различались носители и опера­торы. Но даже не это, пожалуй, главная роль, которую сыграла поведенческая информация в эволюции информационных систем. Основная ее функция состояла в том, что развитие и совершен­ствование операторов, ее обеспечивающих, подготовило фунда­мент для возникновения информации логической и, на ее осно­ве, информационных систем 2-го рода.

Возникновение логической информации

Может быть, потому, что у приматов поведенческая инфор­мация играла особенно важную роль в их процветании в эко­логических нишах высокой размерности, а может быть, потому, что именно у приматов блок операторов, призванный воспри­нимать, создавать и использовать поведенческую информацию (в первую очередь головной мозг), был организован наиболее «удачным» образом, у этой группы животных в ходе дальней­шего развития головного мозга и второй сигнальной системы, призванной обеспечивать обмен поведенческой информацией, около 40 млн. лет назад произошел очередной араморфоз [28] – возникла способность передавать сигналы, регулирующие пове­дение, не только от особи А к особи Б, но также от особи А через особь Б к особи В. Это была искра, породившая возник­новение и взрывоподобное развитие нового вида информации – логической. Это был, пожалуй, последний поризм в истории развития информационных систем на биологическом уровне. Это был прорыв за пределы биологической эволюции, привед­ший к тому, что информация впервые приобрела возможность существовать вне кодируемых ею операторов – существовать в форме условных сигналов или сообщений, передаваемых от ин­дивида к индивиду не для немедленной регуляции их поведенче­ской активности, а для «запасания впрок» и использования там и тогда, когда она сможет «пригодиться».

Другими словами, на основе поведенческой информации и при использовании операторов, ее обслуживающих, начало формироваться речевое общение. Обучение путем подражания у тех животных, которые обрели речь, отступило на второй план. Все большее значение – благодаря неизмеримо большим связан­ным с этим возможностям − приобрело речевое обучение, когда сведения о поведенческих реакциях передавались от особи к особи не путем показывания, а в форме слов и их сочетаний, подчиненных определенным правилам, способным запоминаться, декодироваться и индуцировать поведенческие реакции членов сообщества, объединенных речевой общностью, т.е. одним и тем же языком.

Информацию, передаваемую посредством слов, мы и называ­ем логической (вспомним, что «слово» – одно из значений по­лиморфного греческого понятия «логос»).

Зачатки логической информации можно, пожалуй, отыскать у разных представителей приматов. Логическая информация при­водила, по-видимому, к такому совершенствованию поведенче­ских реакций, точнее – группового поведения обладающих ею сообществ, что это резко расширяло ассортимент пригодных для заселения ими экологических ниш. В ходе освоения таких ниш совершенствовался и аппарат, обеспечивающий реализацию логической информации. Конкуренция за новые экологические ниши была, как обычно, наиболее жестокой между наиболее близкими сообществами, в том числе логической информацией овладевающими. В результате, как мы знаем, победителем ока­залась всего лишь единственная разновидность приматов, дав­шая начало кроманьонскому человеку, который и считается прародителем всего столь богатого расовыми разновидностями ныне живущего Homo sapiens [29]. Начали складываться челове­ческие сообщества – социальная форма существования информа­ционных систем.

Феномен человека

Человека характеризует, конечно, прежде всего его владение речью. «В начале было Слово» (Иоан. 1, 1). Только на базе речевого общения могли складываться навыки группового пове­дения, резко выделяющие человека из ряда других приматов. Речевое общение тесно связывало воедино отдельные сообщества людей, отделяя их от других общностью языка. Только речевое общение позволяло быстро накапливать, – точнее, обобществ­лять – опыт, приобретаемый членами таких обществ, а также сохранять и накапливать опыт поведения в чреде поколений, т.е. консолидировать информацию как в пространстве, так и во времени. Отдельные «удачные находки» в области поведения тех или иных индивидов быстро становились достоянием всего общества. Это распространялось как на поведенческие навыки, так и на формирование «трудовой деятельности», изготовление и использование орудий труда, что было бы если не невозмож­ным, то очень малоэффективным без использования речи.

По отношению же к логической информации все совершен­ствующиеся групповые поведенческие реакции и трудовые навы­ки, вместе с зачатками технологий, выступали в роли операто­ров, обеспечивающих сохранение, передачу и размножение логи­ческой информации и, что особенно важно, ее совершенствова­ние и накопление. Только те варианты логической информации «оставались жить» и включались в информационный пул чело­веческих сообществ, которые гарантировали этим сообществам выживание и процветание, те же варианты информации, которые не выполняли этих функций, отсеивались, «забывались» и в конце концов переставали существовать.

С развитием человеческих сообществ значение и роль ин­формации в их существовании все более осознавались. Совер­шенствовались способы передачи и хранения информации, на смену устной речи и устным традициям – точнее, в дополнение к ним – стала развиваться письменность. Выделялись группы людей, все более специализировавшиеся на собирании имеющей­ся и создании новой информации, на хранении информации и ее передаче другим членам сообщества, на использовании ин­формации путем разработки на ее основе новых трудовых на­выков и создания новых орудий труда или оружия, т.е. на раз­работке и применении на практике новых вариантов техноло­гий.

В форме речи, особенно письменной, информация впервые получала возможность существовать вне отдельных обладающих ею индивидуумов, что решающим образом отличает логическую информацию от генетической и поведенческой. Другая сторона этого явления – независимое от отдельных индивидуумов суще­ствование орудий труда и технологий (в самом широком смыс­ле этих слов), т.е. материальных воплощений логической ин­формации или специфических для нее операторов. Естественно, что виды логической информации, кодирующей те или иные операторы, имеющие независимое от нее пространственное су­ществование, могли сохраняться и мультиплицироваться лишь в тех случаях, когда такие операторы успешно осуществляли те целевые действия, для которых они предназначались, или нахо­дили новое применение. Если почему-либо те или иные техно­логии переставали использоваться и не находили нового приме­нения, они постепенно исчезали, вытесняемые более совершен­ными или более актуальными, а вместе с ними «забывалась» и бесследно исчезала кодирующая их информация.

Таким образом, по отношению к информации, на новом витке ее развития, отдельные люди и их сообщества вместе с присущими им поведенческими и трудовыми навыками, а также создаваемыми ими технологиями, выступали в роли системы операторов, обеспечивающих ее воспроизведение. Логическая информация, человеческие сообщества и технологии составляли единый комплекс – единую информационную систему. Такие информационные системы, отдельные блоки которых простран­ственно разобщены, но тем не менее функционируют как единое целое, мы и будем называть информационными системами 2-го рода.

Динамика идей: субъективные аспекты

Логическую информацию можно представить себе подразде­ленную на отдельные субъединицы, являющиеся законченными предложениями, или, точнее, содержащимися в таких предложе­ниях идеями. Предназначение человека или, точнее, человеческо­го мозга, – обеспечивать динамику идей, в форме чего и про­исходит развитие логической информации. Факторы, способст­вующие выполнению этого предназначения, ярко выявляются на уровне отдельных человеческих индивидуумов, т.е. на субъектив­ном уровне. Рассмотрим два из них, которые представляются наиболее значимыми.

Прежде всего, это любопытство, или любознательность. Это свойство, обеспечивающее накопление или создание новой ин­формации. Оно присуще уже многим животным, даже насекомым [30], где его называют иногда «ориентировочным рефлек­сом», любопытство ярко выражено у высших млекопитающих, например у кошек, собак и обезьян, но максимального развития достигает у человека. Детям любопытство присуще с раннего возраста, что проявляется в повышенном интересе к новым иг­рушкам, порождает вопросы типа «Что это?», «Почему?», «Как происходит?». У взрослых именно любопытство лежит в основе интереса к различным зрелищам, чтению книг и пр. Будучи яр­ко выражено у отдельных индивидуумов, оно порождает у них «стремление понять», познать окружающий мир, природу тех или иных явлений, и служит движущей силой той специфически человеческой умственной деятельности, которая получила наименование «любовь к мудрости», или «философия», исследова­ние, научная работа. Это уже, по существу, род деятельности, направленный на создание новой информации. В основе же распространения такой, вновь создаваемой, информации лежат как любопытство других индивидуумов, ею не обладающих, так и возможности практического использования нового знания, по­строения на его базе новых операторов (новых форм поведенче­ских реакций, новых технологий), а также такое интереснейшее свойство человека, которое можно образно назвать «послание с уведомлением».

Многим, видимо, знакомы сменяющие друг друга ощущения, связанные с узнаванием чего-либо нового. Пусть, например, те­бя «мучает» какой-либо вопрос: состояние ли здоровья близкого человека, причина, заставляющая подброшенный камень падать вниз, или «загадка мироздания»; конкретное содержание вопро­са не имеет значения. Весь сосредоточенный на поисках ответа, ты пребываешь в глубокой задумчивости, «погружен в себя», не замечаешь окружающих и воспринимаешь только то, что отно­сится к занимающей тебя проблеме... Но вот, наконец, проблеск! Озарение! Эврика! Ответ найден!.. Энергия, как бы сконцентрировавшаяся в тебе в период поиска, вырывается на­ружу. Неважно, правилен ли ответ и полон ли, – ты ощущаешь радостное возбуждение от того, что «загадка решена», и спе­шишь поделиться этим с первыми встречными, с любым гото­вым выслушать тебя человеком, а если это научная задача, то спешишь к коллегам, выступаешь на семинарах, пишешь статьи в журналы... Теперь «Послание отправлено...». И тут опять на­ступает период обеспокоенности, – но обеспокоенности уже дру­гого рода. Обеспокоенности, связанной не с поисками ответа, а с «получением уведомления о том, что послание дошло до ад­ресата»... Как будут реагировать на сказанное тобой слушатели, читатели?.. Воспримут ли? Поймут ли? Согласятся ли с тобой?.. Это – важнейший момент в динамике логической информации, путь к проверке ее правильности, один из главных способов ее коррекции. Возражения и замечания воспринимаются внима­тельно и с благодарностью (если ты не параноик или «фанатик идеи»); в ходе обсуждения выявляются слабые и сильные сторо­ны твоих представлений, вносятся в них поправки... Хуже всего, если никто никак на твои идеи не реагирует. Послание отправ­лено, но адресата нет. Пустота. Такой «заговор молчания» мо­жет довести до самоубийства...

Весь этот эмоциональный фон, сопровождающий рождение новой идеи и ее последующую разработку, очень глубок и, по-видимому, обусловлен соответствующим устройством головного мозга. Это один из важнейших механизмов, обеспечивающих динамику идей, их формулирование и передачу другим людям. Присущ он подавляющему большинству людей. Узнав что-либо новое, – не важно, услышав от кого-либо или придумав само­стоятельно, – человек стремится поделиться этим с другими. На бытовом уровне это проявляется в форме «поделиться новостями», принимает подчас форму распространения сплетен, пере­сказа друг другу того, что «услышал от знакомых», выбалтыва­ния секретов (вспомните брадобрея царя Мидаса). Задержать в себе, скрыть от других новое физиологически очень трудно.

И второй субъективный аспект динамики идей, также обу­словленный особой организацией мозга: лгать, т.е. говорить (или писать) не то, что думаешь или знаешь, физиологически тяжело и, если у человека не извращена психика, почти всегда требует насилия над самим собой. «Необходимость отстаивать неправду психологически нестерпима», писал Н.Винер ([31], стр. 38). Говорить ложь – это всегда тяжело. Кому не известно, как легко и хорошо говорить правду! Исповедаться, высказаться хо­тя бы перед смертью – какое облегчение души! Физиологиче­ское напряжение, требующееся для произнесения лжи, можно ре­гистрировать объективно, на чем и основываются технические детекторы лжи. Этим же обусловлено и чувство облегчения, связанное с добровольным признанием, с покаянием – «снять камень с души, а там будь что будет!». А с другой стороны, сокрытие преступления порождает «муки нечистой совести»...

Совершенно ясно, что такой эмоциональный фон, свойствен­ный всем людям, независимо от уровня культуры и расовой принадлежности, не имеет никакого смысла, если не признать за ним функции обеспечения того, что созданная (или полученная) отдельным индивидом информация не была бы «погребена вме­сте с ним», а стала достоянием того человеческого сообщества, к которому этот индивид относится.

Предыдущая234567891011121314151617Следующая

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: