Второй этап: классический этап, формирование экономической социологии как отрасли социологического знания. 2 глава

Своим обращением к иудаизму Зомбарт расширяет границы изучения роли религий в становлении капиталистического духа и новой социально-экономической системы. Действительно, в таком срезе эта религия до него не рассматривалась. Будучи аутсайдера­ми в европейских городах, отстраненными от значительной части сфер деятельности, евреи смогли сначала закрепиться в области финансов. Это была одна из немногих сфер деятельности, раз­решаемых им законодательством ведущих стран Европы. Затем в процессе либерализации общества и отношения к ним евреи по­степенно перешли и в сферу ремесла и промышленности. Но они продолжали оставаться замкнутой социальной группой, стре­мившейся вырваться вперед и вверх, добиться денег и влияния, вопреки негативному, как правило, отношению к ним. Так в них зрел и развивался капиталистический дух. Практическое следст­вие этого сложного и длительного процесса, по Зомбарту, состо­яло в том, что страны, принимавшие евреев, шли в сторону про­цветания. Это Германия, Голландия, Франция и Англия. Страны же, их изгонявшие, например Испания, Португалия, экономически хирели и надолго исчезали из ряда экономических лидеров Ев­ропы.

В работе «Буржуа» Зомбарт показывает, что сам факт возник­новения буржуа-предпринимателя явился величайшим историче­ским событием в сфере культуры и духа, а не только экономики и технологии. Безликая масса не может быть стимулятором развития общественного организма. Исторический прогресс - это функция действия творческих одиночек, вырвавшихся из рутины и обыден­ности, тех, кто, не выбирая средств, пробивает себе «путь наверх».

И здесь «для успеха предприниматель должен иметь нечто общее с завоевателем, быть как хорошим организатором, так и ловким торгашом». Вот те исходные социальные типы, из которых, по Зом­барту, выросли первые предприниматели: мародер-пират, фео­дал-землевладелец, бюрократ, купец, ремесленник. Каждая из этих групп руководствуется узкими мотивами, но итог их действий складывается в создание новой социально-экономической систе­мы. «Можно сказать, что в эпоху раннего капитализма предпри­ниматель делает капитализм. Какой широкой свободой поль­зуется предприниматель и сколько инициативы он должен про­явить!».

Зомбарт был убежден, что самозабвенная экономия, неустан­ный труд - не единственный путь формирования рационального хозяйствования и капиталистического духа. Напротив, как это ни парадоксально, даже праздность может стать стимулом его возник­новения. Об этом Зомбарт пишет в неожиданной для академиче­ского исследователя работе «Любовь, роскошь и капитализм». Книга имеет подзаголовок: «О возникновении современного мира из духа расточительства». Бережливости как буржуазной доброде­тели и аскетизму, исступленному труду и молитве, о которых пи­сал Макс Вебер в «Протестантской этике», Зомбарт противо­поставляет праздное безделье, роскошь и расточительство, даже мотовство. Вместо протестантского отречения от всех земных удо­вольствий именно они предстают доминантой образа жизни эпохи рыцарей, пажей и прекрасных дам. Сами эти земные радости сти­мулируют возникновение огромных новых областей деятельности, мобилизуют большие массы людей, формируют новые социальные группы и потребности. На этом пути были сделаны великие гео­графические открытия, заселены новые территории, построены новые города, освоены новые предметы быта, роскоши и т.д. «За­казчики» же, как и «исполнители», не ведая того, были прямо причастны к формированию капиталистического духа.

Велико влияние исторической школы на немецкого социолога и историка М. Вебера (1864-1920 гг.), который является основной фигурой в классической экономической социологии, ибо в его трудах она впер­вые получает действительно системное изложение. В результате таким экономическим категори­ям, как полезность, обмен, хозяйственная организация, рынок, деньги и прибыль, придается экономико-социологическое содержание.

В противовес О. Конту, К. Марксу и другим мыслителям, отда­вавшим приоритет обществу, М. Вебер в центр своего анализа ставил индивида, который обладает мотивами, целями, интере­сами и сознанием. Причиной развития общества М. Вебер на­зывал культурные ценности, послужившие отправной основой для разработки теории социального действия, составляющих суть его взглядов. Поэтому М. Вебер определял социологию как науку, изучающую социальное действие, под которым он пони­мал любое действие, ориентированное на мотивы других лю­дей.

Отказавшись от классификации обществ по их технологии или системам произ­водства, Макс Вебер сосредоточился на человеческом видении мира. Иными сло­вами, члены доиндустриальных обществ погружены в традицию, а индустриаль­ных капиталистических - рациональны. Под традицией Вебер понимал настроения и верования, передающиеся из поко­ления в поколение. Те, кто живет традицией, руководствуются прошлым. Конкрет­ные действия они находят правильными и верными единственно потому, что все это было заведено с давних пор.

Но, по утверждению Вебера, в современных обществах люди предпочитают рациональность - целенаправленный, трезвый расчет наиболее эффективных путей выполнения отдельной задачи. Рациональное мировоззрение исключает чув­ства, которые с традиционной точки зрения считаются своеобразной информаци­ей. Как правило, современные люди предпочитают думать и действовать, отталки­ваясь от настоящего и учитывая последствия, оценивают профессиональную дея­тельность, школьное обучение и даже близкие отношения с позиции того, какие вложения потребуется сделать, и что они получат взамен.

По мнению Вебера, становление современного общества происходило наряду с важными из­менениями в общепринятом образе действий. Он полагал, что люди отступали от традици­онных убеждений, основанных на предубеж­дении, вере, обычае или давней привычке. Их место все более занимал рациональный рас­чет, учет совместимости целей и средств их достижения, осуществляя которые индивиды принимали во внимание результат и возмож­ные последствия. В индустриальном обществе оставалось мало оснований для того, чтобы проявлять сантименты или поступать так, как это делали целые поколения. Развитие науки, современной техники и бюрократии Вебер описывал в целом как рационализацию - организацию социально-экономической жиз­ни в соответствии с принципами эффектив­ности и на основе технических знаний. Если в традиционном обществе религия и стародав­ние обычаи в значительной мере определяли установки и ценности людей, то отличие со­временного общества проявилось в рациона­лизации все новых сфер жизни - политики, религии, экономической деятельности.

Главное в его социологической теории - это влияние цен­ностей на социальные изменения. Социальное поведение М. Вебером рассматривается как мотивированная, ориентирован­ная, социально осмысленная субъективная деятельность. Она не может осуществляться вне целей и ценностей.

Без осознанной мотивации, нельзя говорить о нем как о дей­ствии, а без ориентации на других (ожидание) нельзя называть его социальным действием. Именно в этой связи М. Вебер указывает на необходимость изучения мотивов, ибо без их учета нельзя установить причинные связи, которые только и позволяют, по его мнению, создать крупномасштабную и объективную картину социального про­цесса. Поэтому необходимо изучать отдельного индивида и его поведение.

Мотивация - это субъективно подразумеваемый смысл дей­ствия. Социальным выступает только такое действие, которое понятно другим людям. А могут ли быть понятными другим действия, которые непонятны самому субъекту? Нет, понятны­ми могут быть только осмысленные действия, т.е. направлен­ные на ясную цель и использующие средства, которые человек, его совершающий, признает соответствующими этим целям. Поэтому, стремясь познать общество, необходимо изучать со­вершаемые индивидом действия. Их следует считать социаль­ными, так как они имеют осознанную цель и мотивацию.

Поведение, которое имеет осознанную мотивацию и ориен­тировано на других, Вебер называет целерациональным. Целерациональное действие - основной тип в классификации со­циальных действий М. Вебера. Это действие берется за эталон и с ним сравнивается великое множество других действий. В ито­ге получается шкала, построенная на принципе сравнения вся­кого действия с этим эталоном. По мере убывания рациональ­ности поступки становятся все менее понятными, цели менее ясными, а средства менее определенными. И даже те ситуации, в которых человек явными действиями маскирует неявные це­ли, также целерациональны, так как индивид ясно осознает свою цель, хотя и стремится скрыть ее. В конце шкалы лежит иррациональное действие, совершаемое вопреки здравому смыслу и собственным интересам. Это действие с отрицатель­ной целью. Оно не входит в поле зрения социологии, а остается объектом психоанализа.

В центре веберовской шкалы социальных действий находят­ся ценностно-рациональные и традиционные действия. Ценностно-рациональное действие основано на сознательной вере в то, что наш поступок имеет эстетическую, этическую, религиозную или какую-либо другую ценность. Оно не должно быть ориентировано на успех или выгоду. Ценностно-рациональное действие - бескорыстно. У такого действия в со­поставлении с целерациональным, нет цели, результата, успеха, но есть мотив, смысл, средства, ориентация на других.

Традиционное действие - это действие, совершаемое автома­тически, в силу привычки и над смыслом которого люди обыч­но не задумываются. А когда задумываются, то автоматизм раз­рушается; и это означает, что совершается социальное действие. У аффективного и традиционного действия нет цели, результа­та, успеха, мотива, смысла и ориентации на других, а значит они лишены характеристик социального действия.

Отсюда у Вебера только целе- и ценностно- рациональные действия могут быть социальными; традиционное и аффектив­ное действие к таковым не относятся. Конечно, реально протекающее поведение людей ориентиро­вано не на один, а на несколько типов действия. В нем сочета­ются в разной пропорции элементы традиционного, аффектив­ного, целе- и ценностно-рационального действий.

Таким образом, по Веберу социальные действия включают в себя четыре типа: целерациональное, ценностно-рациональное, традиционное и аффективное. Только первые два типа (целерациональное и ценностно-рациональное) должна изучать со­циология. Все типы действий расположены снизу вверх по сте­пени возрастания рациональности.

У Вебера рационализация понимается как социальный про­цесс, характеризующийся преодолением традиционных форм легитимизации и установлением целе-рациональных критериев деятельности в результате институционализации науки и тех­ники, индустриализации труда, урбанизации жизни, формали­зации права, консумеризации человеческих отношений.

Рационализирует­ся способ ведения хозяйства, рационализируется управление - в области экономики, так и в области политики, науки, культуры - во всех сферах социальной жизни; рационализируется образ мышления людей, так же как и способ их чувствования и образ жизни в целом. Все это сопровождается возрастани­ем социальной роли науки, представляющей, по Веберу, наибо­лее чистое воплощение принципа рациональности. Наука про­никает прежде всего в производство, а затем и в управление, наконец, также и в быт - и в этом М. Вебер видит одно из сви­детельств универсальной рационализации современного обще­ства.

Из этих общесоциологических посылок вытекает еще значительный пласт научных идей М. Вебера - фундамен­тальный для социологии и экономической социологии, в част­ности, вывод: о роли протестантской трудовой этики, как соци­ального механизма западного общества, приведшего к утвер­ждению капиталистических производственных отношений.

Вебер раскрывает историческую природу западноевропейского капитализма, возникшего как результат сложной констелляции множества разных факторов. Одним из важнейших фак­торов стало утверждение рациональных способов ведения хозяйства, и М. Вебер предлагает модель бюрократической организации, которая ста­новится классической моделью современной хозяйственной организа­ции в целом.

Чтобы лучше понять точку зрения Вебера, следует разобраться, как возник инду­стриальный капитализм. Он представляет со­бой наследие кальвинизма, христианского религиозного течения, которое вырос­ло из протестантской Реформации. Как объяснял Вебер, кальвинисты подходили к жизни с чрезвычайно строгих и рациональных позиций. Более того: центральным пунктом в религиозной доктрине Джона Кальвина (1509-1564) было предопреде­ление (идея о том, что всеведущий и всемогущий Господь предназначил к спасе­нию одних людей и к проклятию - других). Веруя, что судьба каждого предопре­делена до рождения, кальвинисты считали: люди не в силах ее изменить. Более того, они даже не знают, в чем она заключается. Следовательно, кальвинисты ко­лебались между обнадеживающими видениями духовного спасения и тревожны­ми страхами вечного проклятия.

Незнание своей судьбы было невыносимо, и тогда сторонники Кальвина посте­пенно пришли к некому решению. Почему бы, рассуждали они, тем, кому уготова­на слава в мире ином, не видеть признаков божественного расположения в мире этом? Такой вывод подтолкнул кальвинистов к интерпретации мирского благопо­лучия как знака Божьей милости. Неистово желая получить подобное утешение, они пустились на поиски успеха, основываясь в выполнении своих задач на рацио­нальности, дисциплине и тяжелом труде.

Их погоня за богатством понуждалась не ими самими, поскольку потакание сво­им прихотям и мотовство считались греховными. Но кальвинисты не собирались и делиться своими богатствами с бедными, поскольку бедность выступала знаком отвержения Богом. Долгом было следовать тому, что они почитали за личное при­звание, Божественное назначение, и вкладывать прибыль для достижения еще боль­шего успеха. Так кальвинисты заложили фундамент для капитализма. С религи­озным рвением они использовали богатство, чтобы создать еще большее богатство, экономили деньги и охотно брали на вооружение новую технологию, помогавшую их усилиям.

Погоня за прибылями отличала кальвинизм от других мировых религий. Като­лицизм, например, традиционная религия большей части Европы, утверждал пас­сивное мировоззрение - «иного мира»: добрые дела, смиренно совершенные на земле, принесут награду на небесах. Для католиков материальный достаток со­вершенно не имел того духовного значения, которое мотивировало кальвинистов. И именно поэтому, заключал Вебер, промышленный капитализм развился преиму­щественно в тех областях Европы, где были сильны кальвинистские настроения.

Проведенное Вебером исследование кальвинизма дает потрясающее доказа­тельство власти идей над формированием общества (в отличие от утверждения Маркса, что идеи лишь отражают процесс экономического производства). (Пример с язычеством древних славян).

Эти идеи Макса Вебера, по сути дела, противостоят маркси­стской теории, обосновавшей исторически преходящий харак­тер капитализма на основе социального механизма о классовой борьбе. Про­тестанцизм у него не выступает в качестве непосредственной причины капиталистических отношений, однако, по мнению Вебера, он породил ту культуру, которая придавала особое зна­чение индивидуализму, упорному труду, рациональному образу действия и уверенности человека в своих силах. И хотя такая этика была свойственна раннему капитализму, вместе с тем М. Вебер полагал, что развитые капиталистические общества более не нуждаются в какой-либо религиозной легитимации.

В противовес Марксу Вебер сделал вывод о том, что капита­лизм имеет перспективу в силу того, что его производствен­ные отношения и западная религиозная этика соответству­ют друг другу.

Как явствует из анализа Вебера, капитализму нужны, во-первых, особые, совершенно специфические формы хозяйст­венной организации, которые обычно называются «капитали­стическими», а во-вторых, хозяйствующие субъекты, проникну­тые совершенно своеобразной хозяйственной идеологией, кото­рую Вебер называет «капиталистическим духом».

М. Вебер показывает процесс возникновения этой хозяйст­венной идеологии: «Вопрос о движущих силах экспансии со­временного капитализма, - говорит он, - это в первую очередь вопрос о развитии капиталистического духа. Там, где он возни­кает и оказывает свое воздействие, он добывает необходимые ему денежные ресурсы, но не наоборот»; «капитализм, достигший господства в современной экономиче­ской жизни, воспитывает и создает необходимых ему хозяйст­венных субъектов - предпринимателей и рабочих - посредст­вом экономического отбора».

Какие доказательства приводит М. Вебер в пользу своей на­учной концепции. Он утверждает: «Мы имеем [...] несомненное преобладание протестантов среди владельцев капитала и предпринимателей, а равно среди высших квалифицированных слоев рабочих, и прежде всего среди высшего технического и коммерческого персонала современных предприятий. Это нахо­дит свое отражение в статистических данных не только там, где различие вероисповеданий совпадает с национальными разли­чиями и тем самым с различием в уровне культурного разви­тия...». Это подтверждается и различиями «в характере среднего образования, которое в отличии от про­тестантов родители-католики обычно дают своим детям. [...] Среди абитуриентов-католиков процент окончивших учебные заведения, которые готовят к технической и торгово-промышленной деятельности, вообще к буржуазному предпри­нимательству (реальные гимназии, реальные училища, граж­данские училища повышенного типа и т.п.), [...] значительно ниже, чем среди протестантов - католики явно предпочитают гуманитарную подготовку классических гимназий». И «среди квалифицированных рабочих современной крупной промыш­ленности мало католиков. [...] Занятые в ремесле католики про­являют больше склонности остаться ремесленниками, то есть относительно большее их число становится мастерами внутри данного ремесла, тогда как протестанты в относительно боль­шом количестве устремляются в промышленность, где они по­полняют ряды квалифицированных рабочих и служащих пред­приятий. В этих случаях, несомненно, налицо следующее при­чинное соотношение: своеобразный склад психики, привитый воспитанием, в частности, тем направлением воспитания, кото­рое было обусловлено религиозной атмосферой родины и се­мьи, определяет выбор профессии и дальнейшее направление профессиональной деятельности».

«Причину различного поведения представителей названных вероисповеданий (в экономике), - по мнению М. Вебера, - следует поэтому искать прежде всего в устойчивом внутрен­нем своеобразии каждого вероисповедания». Таким образом, М. Вебер обосновывает роль протестантиз­ма как носителя капиталистической идеологии не только в смешанных в отношении вероисповедания населением, но и в других католических странах (например, во Франции). Во всех течениях протестанцизма выступает одна и та же специфиче­ская особенность: персональное совпадение виртуозной капи­талистической деловитости с самыми интенсивными формами набожности, пропитывающей и регулирующей всю жизнь дан­ных лиц и групп.

В протестанцизме и «духе ка­питализма» по концепции М. Вебера «интересы Бога и работо­дателя сливаются, [...] что рабочие должны удовлетворяться самым незначительным количеством свободного времени даже в воскресенье»; в результате «протестантский аскетизм легали­зировал эксплуатацию специфической готовности рабочих к труду». Капитализму в эпоху его возник­новения нужны были рабочие, которые позволили бы себя эко­номически эксплуатировать во имя совести. Теперь он стал вла­стелином и может заставить их быть готовыми к труду и без по­тусторонних премий.

Именно поэтому влиянием протестанцизма современные за­падные социологи, в частности, англичанин Э. Галеви (1961 г.) объяснял феномен социальной и политической стабильно­сти Англии в XIX веке. А Т. Парсонс анализировал особый тип протестанцизма, приспособленного к потребностям американской специфики - его культуры и экономики. В част­ности, он рассматривал конформизм как проявление природы индивида, его адаптивной способности, как закон функциони­рования социальной системы, фундамент общественного рав­новесия. Этот прагматизм американца делает его конформи­стом, что служит залогом жизнеспособности общественной системы.

Главным социологическим произведением М. Вебера среди 110-ти томов его трудов считается «Протестантская этика и дух капитализма» (1905 г.). По мнению западных ученых причина успеха «Протестантской этики» кроется ни в ее глубине, ни в истинности теории (сегодня уже ясно, что она должна быть серьезно пересмотрена и дополнена). В первую очередь причи­на пристального внимания «Протестантской этики» заключает­ся в антиматериалистическом характере ее основного вывода, направленного против выводов К. Маркса. Позиции Маркса и Вебера в отношении рассматриваемой проблемы взаимоотно­шения «экономическое - неэкономическое» отличаются, во-первых, оценкой относительного значения экономических и не­экономических факторов. И, во-вторых, в отношении перспек­тив развития рыночной экономики.

Подходы Вебера ко многим социальным фактам, в частности к социальной стратификации в обществе, были основаны на идеях, высказан­ных Марксом, но видоизмененных им и раз­витых дальше. Подобно Марксу, Вебер счи­тал, что общество характеризуется борьбой за власть и ресурсы. Однако если Маркс был убежден, что в основе любого социального конфликта лежат экономические проблемы и противоположность классовых интересов, то Вебер рассматривал общество как более слож­ное многомерное явление. Согласно Веберу, социальная стратификация связана не толь­ко с классом, но формируется под влиянием еще двух факторов - статуса и партии. Указанные три накладывающиеся друг на дру­га элемента стратификации образуют огром­ное число возможных положений в обществе, а не жесткую двухполюсную модель, которую предложил Маркс.

У Вебера двойственное отношение к Марксу. С одной сторо­ны, он признает в нем выдающегося ученого, положившего на­чало изучению капитализма и увидевшего в капитализме могучий фактор прогрессивного развития по сравнению с феодальным типом экономики. Но, с другой стороны, М. Вебер считает утопическими выводы, сделанные К. Марксом из анализа капитализма; он не приемлет тот путь революционного преобразо­вания капитализма, который был предложен К. Марксом.

И в связи с этим М. Вебера часто называют «Анти-Марксом», хотя его критика относи­лась не к самому Марксу, а к институционализированному (то­гдашней социал-демократической партией Германии) марксиз­му, тому «марксизму», о котором сам К. Маркс писал - «в та­ком случае, я - не марксист». И М. Вебер в своей интерпретации общества, по выражению Р. Арона, был слиш­ком марксистом - он в тех же выражениях, что и Маркс говорил о типичной организации современного производства, которого «нигде кроме Запада не было и не могло быть», однако считая, что противопоставление «капитализм-социализм» лишено смысла.

Но у них есть и моменты сходства: анализ генезиса капита­лизма и рождения его духа как борьбы с прежними идеалами и социальными отношениями; общее убеждение в противопо­ложности «традиции» и «современности»; описание социаль­ных изменений (в том числе генезиса и функционирования ка­питализма) в категориях рождения новой социальной системы; убеждение в том, что новые социальные общности и идеологии возникают более или менее параллельно процессу упадка прежней системы социально-экономических отношений.

Питер Дракер считает, что и М. Вебер был склонен упрощать общественное развитие. И вывод М. Вебера о том, что капитализм явился детищем «протестантской этики», считает П. Дракер, оказалась в значительной мере дис­кредитированной ввиду недостаточной ее обоснованности.

Французский социолог Р. Будон, считает, если теория Вебера верна, то она свидетельствует о том, что «человеческие ценно­сти могут служить причиной изменений в производственных отношений, а это полностью противоречит системе отношений, установленной К. Марксом между данными понятиями».

К. Маркс не верил в историческую перспективу капиталиста, в его способность управлять сверхсложной экономикой и высо­котехнологическим производством. А что капиталист - фигура преходящая, считал и М. Вебер. Он исходил из того, что зарож­дение акционерного капитала, появление огромных корпора­ций, централизация банков и транспортных сетей делали из­лишней фигуру индивидуального собственника. Его место за­нимает бюрократ - государственный чиновник. Укрупнение предприятий и появление акционерной формы собственности способствует вытеснению индивидуального владельца из про­изводства. Маркс призывает капиталиста «уйти в отставку», ус­тупить свое место рабочему классу. Вебер также говорит об от­ставке капиталистов, но те должны уступить место менеджерам и бюрократам.

Таким образом, М. Вебер заложил основы теории менеджер­ской революции и социологии бюрократии. Этот важный аспект социальных изменений, который был мало заметен при жизни Маркса, но отчетливо на Западе стал проявляться еще при жиз­ни Вебера, позже в книге американца Дж. Бернхайма «Менед­жерская революция» позволил сделать хотя и иной вы­вод, но в духе социологии бюрократии М. Вебера, что класс ка­питалистов практически вытеснен классом управляющих (Пол Бэран и Пол Суизи). Вывод Бернхайма отличается от вывода М. Вебера тем, что вместо бюрократии господствующей силой провозглашаются менеджеры. Собственность, полагает Дж. Бернхайм, это не про­сто капитал или овеществленный труд, а прежде всего кон­троль.

В 1953 г. П. Сорокин заявил о трансформации капитали­стического класса в менеджерский класс, а Т. Парсонс позже - о переходе контроля над производством, принадлежащего когда-то семьям - собственникам корпораций, к управленческому и техническому персоналу. Революция, которую описал Дж. Бернхайм, обозначила переход от индустриального общества к постиндустриальному, в котором в духе взглядов М. Вебера ключевые позиции принадлежат инженерам, программистам, служащим, менеджерам.

Большинство социо­логов придерживается мнения, что теория Ве­бера дает более гибкую и адекватную основу для изучения социальных явлений, чем та, которую предложил Маркс.

Одна из причин заключается в том, что Вебер ока­зался более удобным для поздних социологов-теоретиков с политической точки зрения. Вместо того чтобы признавать радикализм Маркса, Вебер по одним во­просам был скорее либералом, а по другим - консерватором (например, в отно­шении к роли государства). Хотя он подвергал суровой критике многие стороны современного капиталистического общества и пришел к тем же критическим за­ключениям, что сделал когда-то Маркс, Вебер чувствовал, что радикальные реформы, предлагаемые марксистами и другими социалистами, боль­ше навредят, чем принесут пользу.

Позднее социологи-теоретики, особенно американские, рассматривали обще­ство в свете враждебной критики теории Маркса. Будучи более консервативны­ми по своему мировоззрению, они подыскивали теоретическую альтернативу мар­ксизму. Одним из тех, кто привлек их внимание, был Макс Вебер. Вебер достаточно снисходительно относился к форме, в которой представлял свои суждения. Он провел большую часть своей жизни, занимаясь детальным историческим исследованием, и его политические заключения зачастую делались в контексте его исследований. Обычно они звучали очень научно и академично. Маркс провел большое количество серьезных исследований, при этом он оставил много явно спорных суждений. Например, в «Капитале» (1867/1967) он описы­вает капиталистов как «вампиров» и «оборотней». Более академичный стиль Ве­бера способствовал тому, что он стал угодным для поздних социологов.

Наконец, Вебер рассматривал социальный мир более широко, чем Маркс. Если Маркс оказался почти полностью поглощенным экономикой, Вебер интересовал­ся широким спектром социальных феноменов. Это различие в акцентах, как ока­залось, дало гораздо больше поздним социологам в плане их деятельности, чем явно более узконаправленные интересы Маркса.

Во всех своих исследованиях, в отличие от Э. Дюркгейма, М. Вебер стоит на позициях методологического индивидуализма, социальный порядок у него не образуется внешними нормативными ограничениями, а оказывается проекцией индивидуального осмысленного действия и не чужд внутренним ценностным конфликтам.

Тему проекции субъективных смыслов в экономических отноше­ниях в этот период развивает и Г. Зиммель (1858-1918). Георг Зиммель был современником Вебера и соучредителем Немецкого социологического общества. Он был нетипичным социологом-теоретиком. С одной сторо­ны, он оказал непосредственное и глубокое влияние на развитие американской социологической мысли, поскольку Маркса и Вебера игнорировали на протяже­нии ряда лет. Труды Зиммеля способствовали формированию одного из ранних центров американской социологии - Чикагского университета и его главной те­ории - символического интеракционизма. Этому в немалой степени способствовал тот факт, что главные представители Чикагской школы ранних лет - Альбион Смолл и Роберт Парк - познакомились с теорией Зиммеля в Берлине в конце 1800-х гг. Парк присутство­вал на лекциях Зиммеля в 1899 и 1900 гг., а Смолл вел обширную переписку с ним на протяжении 1890-х гг.

Другим нетипичным аспектом деятельности Зиммеля был его «уровень» анализа или, по крайней мере, тот уровень, благодаря которому он стал известен в Америке. Если Вебер и Маркс занимались крупномасштабными вопросами, та­кими как рационализация общества и капиталистической экономики, то Зиммель стал известен вследствие работ, посвященных проблемам меньшего масштаба, в частности индивидуальному действию и взаимодействию. Кроме серьезных многотом­ных трудов, каковые мы встречаем у Маркса и Вебера, Зиммель написал также ряд очерков на такие животрепещущие темы, как бедность, проституция, ску­пость и расточительство, чужеродность. Краткость подобных очерков и высокий уровень интереса к материалу сделали более легким распространение идей Зиммеля.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: