Устремился он и к матери всех добродетелей — безмолвию, позволяющему стяжать великое богатство и безграничную мудрость.

Преподобный Нил смотрел на своего игумена, как на святого Иоанна Крестителя. Часто он падал ниц и поклонялся тому месту в церкви, где стоял блаженный авва, с таким благоговением, словно перед ним был святой престол.

Авва Иоанн порой бывал резок и даже суров со своими духовными чадами. Конечно, причиной того была не его жестокость и немилосердие, но желание доставить духовную пользу своим чадам и привести их к святости. Именно поэтому преподобный Нил называл своего авву Иоанном Предтечей, который также отличался строгостью. Хотя блаженный Нил часто печалился из-за обличений игумена, но, несмотря на это, он с таким благоговением поклонялся тому месту, где стоял его авва, словно перед ним был святой престол. И делал он это вполне искренно, а не ради того, чтобы показаться смиренным в глазах братьев. Святой Нил не обижался и не сетовал на свою участь, когда ему приходилось слышать упреки от игумена и других братьев, хотя нередко это было для него болезненным. Он мог бы утешать себя такими по виду смиренными, а на самом деле неискренними и скрывающими в себе ропот словами: «Что же делать? Нужно терпеть, раз уж люди так себя ведут. Сам Господь повелел: Терпением вашим спасайте души ваши [89] ». Но он, наоборот, искренно радовался, воспринимая поведение ближних как должное. Он не терял душевного мира и равновесия, не желал смерти своим обидчикам и даже не ожидал, когда они изменятся и перестанут ему досаждать. Он ни от кого не требовал изменить свое поведение. Он понимал, что, как солнце не может не светить, так и люди, окружающие его, не могут вести себя иначе, чем это заложено в их характере. Именно так человек должен относиться ко всему, что с ним случается.

Несмотря ни на что святой Нил не переставал взирать на авву Иоанна как на старца и игумена, как на Самого Бога.

* * *

Многим кажется, что исполнить то, о чем мы говорили выше, крайне трудно, но на самом деле это все равно, что научить ребенка азбуке. Когда монах переносит упреки и поношения, нисколько не огорчаясь, со свободой, тогда он может от всего сердца полюбить безмолвие, матерь всех добродетелей, и стяжать «безграничную мудрость и великое богатство». Так и преподобный отец наш Нил сперва подвизался в воздержании, бдении и послушании, живя среди братьев и перенося их немощи, и достиг совершенства в этих добродетелях. Когда же он научился различать в каждом человеке образ Божий и преклоняться пред ним, принимая всякого таким, какой он есть, тогда Бог вложил в его сердце пламенную любовь к безмолвию.

Устремился он и к матери всех добродетелей — безмолвию, позволяющему стяжать великое богатство и безграничную мудрость.

Какую пользу приносит человеку безмолвие? Во-первых, оно доставляет ему богатство дарований. Благодать Божия потоком изливается на безмолвника. Но это не значит, что стать безмолвником легко. Только тот может уйти в пустыню, кто, живя в общежитии, которое является царским путем, стал совершенным монахом. Безмолвие — высшая форма духовной жизни. Церковь не знает лучшего, совершеннейшего способа выразить свою любовь к Богу. Ничто не сравнимо с безмолвной и уединенной жизнью, но она не должна становиться самоцелью. Приступать к ней следует только ради Бога, а не просто потому, что я люблю быть один или хочу прослыть великим подвижником. Иначе пустыня непременно превратится для меня в могилу, которая поглотит мою душу.

Во-вторых, в безмолвии человек приобретает «безграничную мудрость». Слово «мудрость» означает здесь, прежде всего, разум и знание, даруемые Святым Духом, Который научает человека, как ему поступать во всякое время и как совершать свой жизненный путь. Имеется в виду не обычная житейская мудрость, какую, к примеру, обнаружил преподобный Нил, выпив по благословению старца чашу вина, а, скорее, высшая духовная рассудительность.

В пустыне без мудрости и рассуждения пропадешь. Тебя ожидают тысячи смертей или, лучше сказать, совершенная погибель, потому что в пустыне у тебя нет старца, ты сам себе старец. И если ты не имеешь рассудительности и полного самоотречения, вместо Бога ты обретешь смерть.

Преподобный Нил, стремясь «стяжать великое богатство и безграничную мудрость», захотел уйти в пустыню, и он имел право на это благодаря своему полному отречению от мира, самоумерщвлению, неутомимому труду, опытности в монашеской жизни. Однако на безмолвие по своей воле не уходят, на безмолвие посылают, и потому преподобный Нил поведал о своем желании старшим братьям. Мы принадлежим своему монастырю, месту своего покаяния. Так и преподобный принадлежал избранному им монастырю.

Тот образ безмолвия, который встречается сегодня в скитах и келлиях[90] Святой Горы, отличается от известного нам из отеческого предания. Раньше монахи-безмолвники жили около монастыря, подчинялись его руководству, подобно насельникам нынешних святогорских кафизм[91]. Даже жизнь в лаврах[92] была организована иначе, чем жизнь современных безмолвников, хотя в целом современный образ безмолвия несет на себе следы древнего устройства лавр. Сегодняшний безмолвник ни от кого не зависим, а такой образ жизни раньше был неизвестен нашей Церкви.

Итак, в безмолвие уйти самовольно нельзя, потому что ты, как монах, не распоряжаешься собой. К тому же в безмолвие человек берет с собой все свои страсти, и в пустыне брань усиливается в сотни, тысячи раз. Если ты возьмешь на себя такой подвиг самочинно, то, скорее всего, у тебя ничего не выйдет, и в жизнь вечную ты отойдешь с пустыми руками. Преподобному Нилу это было известно, и потому свое желание он отдал на суд отцов, управлявших монастырем, чтобы они сами приняли решение.