Дикая охота виконта Уриэна 14 глава
- Старший король?! А есть и младший? С трудом глянув на Эйвион через плечо, Торн громко фыркнул. - Гляжу, вы будто в лесу жили. - Так и есть, - подал голос Корах, не забыв при этом ткнуть свою спутницу локтем в бок. Мы – углежоги, из Лимерика. Это – племянница моя, Брегис. Матери нет давно, а отец её, мой братец, значит, помер месяц назад, а девке одной в лесу тяжело. Везу её к сестрице своей, там хоть под крылышком будет. Да и о женихе в городе подумать можно будет. - По виду вашему я так сразу и понял, что родичи, - развеселился Торн, - дядюшка да племянница, одна стать! - А то. В нашем семействе один я такой красавчик, другим не дано. Торн развеселился ещё больше. - Ну, понятно. Лотар, прежний король, помер, да завещания не оставил. Хоть и старый был, больной, и умирал по три раза за год, а всё ж этим делом не озаботился. Думал, наверное, что если духовную напишет, тем, значит, смерть свою приблизит, да всё равно – не помогло. Сыновей у него трое, и, как говорят, советники месяц без малого головы ломали, кому корону отдать. - Так вроде по обычаю первородные должны решать… Торн махнул рукой. - Да не приехал никто. Высоким князьям это без надобности. Есть король, нет короля – им плевать. А ежели нет, я думаю, так для них даже выгоднее. - И что ж теперь? - Порешили они королевство поделить. Средние земли, с Лонхенбургом, старшему отходят, Модреду, та часть, что к западу – Эдрику, а южные, вместе с Нолтлэндскими горами – Гарету, младшенькому. - Да как же так? – изумилась Эйвион. – Три короля сразу? - Такое уж бывало, - кивнул Торн, – сам, правда, тех времён не помню, но старейшины сказывают, что королевство уже делили, и не единожды, но всякий раз так случалось, что рано или поздно только один государь оставался, и всякий раз естественным образом, без войны. То помрёт кто божьей волей, или детей переженят. Дай то боги только, чтобы и на этот раз так получилось, миром.
- Боги милостивы, - согласился Корах. – Так что: нынче старший Модред женится? - Да. Говорят, правда, что невеста не особо с виду приятная, но видная, и кровей знатных – Фиона, дочка его светлости герцога Когар. Отпрыски королевские, слава богам, не в папашу пошли. Все люди серьёзные и грамоте обучены. Но старику Лотару тоже надо должное отдать: сыновьям, говорят, строго-настрого наказал за славу своего дома радеть и честь родовую преувеличивать. Свояк мой в Лонхенбурге сказывал, что он будто бы даже клятву с них взял, что дела свои они устроят по-королевски. Внуки мои, говорил, должны стать первыми среди эорлинов и по знатности, и по богатству, а кто клятву сию нарушит, того, значит, титулов и земель лишить. Торн коротко хохотнул. - Поздновато только его совесть прошибла. Сам-то всю свою жизнь на шлюх придворных спустил, народ стонет от податей непомерных, вилланы в деревнях с голода пухнут да мрут от притеснений господских, а у короля одно на уме: бабы, вино да охота. А то, что первородные, да и князья помельче к нему задом повернулись и ни в грош его не ставят, не замечал. А сыновьям, значит, повелел корону из той грязи вытаскивать, куда сам же её и втоптал. Но, к их чести сказать, они своё слово блюдут, на простолюдинок не смотрят, жизнь ведут трезвую и благоразумную. Простой люд сильно на облегчение надеется, и даже налог новый, на свадьбу, значит, без ропота платит. Женитьба – дело государственное, все понимают! – В доказательство своих слов Торн поднял палец. – Старший Фиону замуж берёт, стало быть, дитё ихнее, когда народится, ползапада получит, а средний, Эдрик, уже поженился. На баронессе из ваших краёв, говорят, она на все Северные земли права имеет. И счастливо женился – вот уж любимица народная. Полгода назад свадьбу сыграли.
- И чего ж в ней примечательного? - О-о… Говорят, появилась она при дворе почти год назад. Сказывают, что лицом была с одной стороны ущербная, но всё же Эдрика пленила, может, историей своей грустной, или нравом кротким, а может, - Торн хохотнул, - и чем иным. - Лицом ущербная? – переспросила Эйвион. - Ну, да. Тут выяснилось, что родом она из каких-то северных рыцарей, не особо знатных, но в тех краях известных. Родителей она своих лишилась, а красоту, значит, из-за войны потеряла, и всю жизнь оттого мучилась. Корах и Эйвион переглянулись. - Так вот, - продолжил Торн, - принц Эдрик по доброте душевной к ней лекарей приставил, а те её за пару месяцев и выходили. Народ тогда говорил: чудо-чудное, с детства с печатью Виловой ходила, а тут раз-два – и только шрамик на подбородке остался. Либо лекари такие в Лонхенбурге умелые, а скорее всего - любовь да божье благоволение диво сотворили. - И что ж потом? – несколько неуверенно спросила Эйвион. - Известно что! – радостно откликнулся Торн. – Суть да дело, а вскоре и свадьбу сыграли. Эдрик тогда поклялся, что как возложит на себя корону, непременно своей молодой супруге и замок её вернёт, и земли фамильные. И не ошибся он в выборе: супружница его и красотой пленяет, и нравом добрым. Самолично больницы посещает, милостыню щедро раздаёт, с простым народом общаться не гнушается. А нынче, говорят, уж на сносях, скоро родить должна. - А волосы какие у неё? – вдруг хрипловато спросила Эйвион. Возчик снова обернулся. - О, такие, какие к югу от Тэлейт не часто встретишь. Почти как у тебя, дитя. Только потемнее немного, и блестят, как шёлк. - А звать-то её как? – буркнул Корах. - Так я не сказал разве? Красиво зовут, по-благородному - Эйвион. А откуда, не припомню, дикарское такое название, северное. Вы, северяне, уж не обессудьте: разговариваете, словно камни жуёте, разве только у тебя, девочка, - Торн глянул через плечо, - говор чудной немного, мягкий… Эйвион сидела столбом, вперив взор в пустоту.
Книга пятая БЕЗ ИМЕНИ Глава 1 ПОДРУГИ
Торн высадил их при въезде в город. - Ремесленные ворота! – объявил он, неопределённо поведя рукой, ибо никаких ворот не наблюдалось и в помине. – Мне дальше на Зелёный рынок надо, а Лонливен совсем в другой стороне. Вон, видать отсюда.
Торн кивнул на прощание, и вскоре его телега затерялась в веренице таких же возков, торопившихся попасть в Лонхенбург до захода солнца. Эйвион с Корахом застыли в растерянности: увиденное походило на гигантский муравейник. Главная башня королевского замка действительно виднелась отовсюду: массивная, четырёхугольная, она возвышалась над окружавшим её селением, как старый дуб посреди поля. По прямой до неё было не больше мили, только вот прямой дороги, похоже, не существовало. Дома лепились друг к другу без всякого порядка: некоторые совсем старые или полуразвалившиеся, с крышами, крытыми прогнившей соломой, другие – новенькие и высокие, и чем глубже в город, тем выше, иногда даже в три этажа, и теснее. Улицы, среди которых не было ни одной прямой, над которыми верхние этажи домов смыкались, образуя тёмные и грязные тоннели. Сотни народу сновали взад и вперёд: торговцы, нищие, мастеровые, монахи, и воздух дрожал от гула голосов, скрипа телег, лая собак, лошадиного ржания и поросячьего визга. Немного впереди виднелась крепостная стена, судя по всему, начатая, но так и не законченная: столица Корнваллиса росла как на дрожжах, выплёскиваясь за её пределы и захватывая всё новые и новые земли. Ремесленные ворота представляли собой два каменных столба, кое-как устроенных меж глухих стен домов; добрых полдюжины усталых стражников в тёмно-коричневых плащах и алебардами в руках хмуро подгоняли путников. - Живее, живее! Через час ворота закрываем… Закрывали ворота, по всей видимости, просто перегораживая вход в город массивной деревянной балкой. Глянув друг на друга, Эйвион и Корах влились в толпу народа; карлик крепко вцепился в руку своей спутницы, чтобы не потерять её из виду. Эйвион решительно пробиралась вперёд, не обращая внимания на толчки со всех сторон. Корах, наконец, дёрнул её за подол. - Можно и помедленнее, - ворчливо заметил он.
- Я должна её увидеть, - стиснув зубы, ответила Эйвион. Она остановилась, тяжело дыша. - Ты уверена, что это она? - А ты как думаешь?! Появилась тут немного позже после того, как в Глотке Тролля всё случилось; волосы тёмно-русые; на лице – щербина. – Эйвион топнула ногой. – Небось, прижгла головёшкой на скорую руку, этак легонечко, чтоб вылечить можно было. И зовут – ну, надо же, какое совпадение, - как и меня. Ты думаешь – нет?! Я ей все косы повыдергаю… - Ладно, - миролюбиво произнёс Корах, - сегодня уже поздно, добраться бы до этого «Льва и Единорога», а там и поговорим. Чуть подумав, Эйвион кивнула. Улица, по которой они пробирались к Лонливену, называлась Кожевенной: именно на неё путникам указал какой-то прохожий в ответ на вопрос, как быстрее пройти к королевскому замку. Грязная, застроенная мастерскими, из которых нещадно несло известью, сырой кожей и прочими несвежими запахами, она оказалась хотя и извилистой, но относительно широкой, во всяком случае, здесь хватало места и для телег и для прохожих. Эйвион шла, время от времени прикрывая нос рукавом; Корах ругался, то и дело вляпываясь в лужи, и отпихивал ногами наиболее наглых хрюшек, рывшихся в грудах мусора. По мере приближения к Лонливену народа становилось всё больше. Мужчины и женщины в одеждах разных мастей и достатков спешили вперед; мастера закрывали лавки. - Что случилось, уважаемый? – спросил Корах у одного скорняка, который торопливо навешивал замок на дверь своего дома. - Фиона приехала, дочка Когара. Говорят, через Главные ворота, значит, успеем ещё посмотреть, если поспешим. - А куда идти? – возбуждённо спросила Эйвион. - Да куда все. Не промахнётесь. Ругаясь на чём свет стоит, Корах ринулся за своей госпожой.
* * *
Площадь перед королевским замком была запружена людьми. Встав на цыпочки, Эйвион оживлённо крутила головой: столько народа сразу она не видела никогда, разве что во время казни господина Тар’иика, но на всём Гази, казалось, проживало меньше горожан, чем сейчас толпилось перед Лонливеном. Корах остался где-то позади: при входе на площадь он заявил, что дальше не пойдёт, всё равно ничего не увидит, и сказал, что будет ждать свою спутницу у ближайшего дома по Кожевенной улице. Сам замок, как и рассказывал капитан Аргойл, не шёл ни в какое сравнение с Керком: каменным, похоже, там был только донжон, не считая стен, из-за которых еле виднелись деревянные коньки крыш прочих строений. Перед замком ширился ров, круто обрывавшийся вниз, и без всякого ограждения; к закрытым воротам вёл деревянный же мост. Дорогу от моста к ближайшему проходу между домами расчистили: по обе её стороны стояли шеренги солдат в длинных, до колен, кольчугах и с копьями, на концах которых развевались остроконечные красные флажки. Какой-то мужчина, с лицом одутловатым и одновременно жёстким – наверное, их командир, решила Эйвион, - неспешно прохаживался взад и вперёд. Его плечи покрывал такой же красный плащ, только потемнее, скрывавший кожаный камзол с золотого цвета бляхами; на голове красовался шёлковый берет с пером.
- Едут, едут! – вдруг раздались чьи-то возгласы, и горожане, подхватив крик, подались вперёд. Из тёмного провала улицы, где оканчивались солдатские шеренги, показалась кавалькада. Впереди ехали десять или двенадцать всадников в два ряда, на лошадях, украшенных синими с серебряной бахромой попонами. Один из оруженосцев держал в ругах хоругвь таких размеров, что при случае она могла бы послужить кому-нибудь одеялом: тоже глубокого синего цвета, с искусно вышитым сверкающим изображением трёхглавого чудовища. За всадниками – пешие солдаты, окружавшие огромный паланкин, который тащили не меньше двух десятков носильщиков. Паланкин был закрыт, на окнах болтались занавески. -Фиона! Фиона Первородная! – нестройно вопила толпа. – Многие лета! В сторону паланкина летели цветы; мамаши поднимали младенцев. - Это что же, - озадаченно спросила Эйвион старушку, стоявшую рядом, - она даже и не покажется? - Отчего ж, покажется, - отвечала та, скользнув по Эйвион взглядом, - её на руках должны в замок занести. - На руках?! - Ну, да. Те носилки – как бы ларец, а в нём подарок жениху, чистый и незапятнанный. Не должна она грязь в дом мужа занести. Это ж тебе, девочка, не абы кто, а дочь самого Когара. Эйвион кивнула, с интересом разглядывая паланкин. На мгновение ей показалось, что занавеска откинулась в сторону, и там мелькнула рука в широком рукаве. Ворота Лонливена с железным лязгом начали открываться. Толпа зашумела ещё громче; многие принялись стягивать шапки. Оттуда в окружении солдат показалась нестройная вереница каких-то господ. Эйвион смотрела во все глаза, но дальность расстояния и лес рук с шапками сильно мешали. Первым шёл мужчина с непокрытой головой; его волосы были заплетены в косу, взгляд устремлён на приближающийся паланкин. - Кто это? – спросила Эйвион, наклонившись к уху той старушки. Та пожала плечами. - Не вижу я, милая. - Высокий такой, челюсть квадратная, с косой, волосы тёмно-рыжие… - Это, похоже, жених, - сказала старуха. – Модред Эдгариддин, старший королевич. - А за ним… - Эйвион напряжённо всматривалась, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь строй солдат, - за ним тоже темноволосый, но постройнее, нос у него крючком… - Это Эдрик, средненький. С супружницей, небось, идёт? - Наверное… сейчас. - Эйвион вытянулась на цыпочках. В горле внезапно образовался комок. По правую руку от Эдрика шла женщина. Придерживая пальчиками подол нежно-голубого платья, она горделиво посматривала по сторонам, при этом благосклонно улыбаясь. Ямочки на щеках придавали её лицу доброе и почти детское выражение; аккуратно расчёсанные тёмно-русые волосы, оплетённые тоненькой сеточкой с множеством жемчужин, волной ниспадали за спину. Айрис. - Ну, как? – спросила старушка, дёрнув Эйвион за рукав. – Идёт? Добрая наша королевна, красавица и славная женщина. А уж сколько для бедняков… Эйвион не дослушала. Словно очнувшись, она ринулась к мосту, расталкивая народ локтями, наступая на ноги. Ей ругались вслед, но она не понимала ни слова. Кто-то попытался её остановить, вцепившись в плащ. Эйвион с силой дёрнулась, плащ слетел с её плеч, а сама Эйвион с разгона налетела на одного из стражников, стоящих вдоль дороги. Тот схватил её за плечо. - У неё нож! – вдруг завопил кто-то. - Нет! Нет! - Эйвион отчаянно пыталась вырваться. Проклятый кинжал… кинжал виконта Уриэна. – Он мне не нужен! Он не мой! Заберите его! Пустите! Айрис!!! Она выдернула клинок из-за пояса. Кто-то ударил её по руке; нож упал, звякнув о мостовую. Модред Эдгариддин, остановившийся в пяти шагах, пристально смотрел на Эйвион. - Пустите! Извернувшись, она укусила за палец солдата, что её держал, и тут же её голова взорвалась тысячью искр. Эйвион провалилась в темноту.
* * *
Эйвион открыла глаза. Тут же закрыла и открыла вновь, испугавшись, что ослепла: её окружала кромешная чернота. Пол был холодный и осклизлый. Затылок пульсировал дикой болью. Она осторожно дотронулась до головы, нащупала кровоточащую шишку. Кровь, впрочем, уже не текла, застыв коркой на волосах. Встав на четвереньки, Эйвион поползла в темноту, и уже через пару шагов наткнулась на каменную кладку. С трудом поднялась на ноги, пошла, держась за стену. Так и есть: камера. Небольшая, с деревянной в железных оковках дверью. Эйвион вновь уселась на пол, пытаясь остановить бесконечное кружение головы. О, боги, какая же она глупая. Ну зачем, зачем она ринулась через толпу? Какой смысл? И что теперь с ней сделают? Эйвион сидела долго, поджав колени к подбородку и обхватив себя руками: было довольно холодно. Наверняка решили, что она хотела убить принца Модреда, а она ещё вытащила тот кинжал. О, Матерь Боанн, какая дура… Эйвион дрожала всё сильнее и сильнее, то ли от холода и сырости, то ли от обуревавших её мыслей; зубы выстукивали мелкую дробь. И вдруг застыла, услышав какое-то звяканье. Маленькое зарешёченное окошко в двери с лёгким скрипом распахнулось, впустив внутрь яркий свет лампы. Молчание, и только чьё-то тяжёлое дыхание с той стороны. - Женщина… подойди ближе. Эйвион подпрыгнула, как на пружине. - Айрис!!! Окошко тут же стремительно захлопнулось. - Айрис! Это я, Эйвион! Эйвион ринулась к двери и замолотила по ней кулаками. - Открой, открой! Снова тишина. Обессилев, Эйвион опустилась на пол. - Айрис! – без всякой надежды вновь позвала она. Окошко приоткрылось. - Кто ты? Эйвион вскочила и вцепилась в решётку. - Это я, я! Меня вылечили, Айрис! И нет, тогда, в Глотке Тролля, я спаслась, не утонула! С той стороны смотрело испуганное лицо её подруги. Айрис стояла, вытаращив глаза и высоко подняв фонарь. На её плечи был накинут дерюжный плащ, из-под которого выглядывал краешек того самого небесно-голубого платья, в котором она была на королевском мосту. Роскошную причёску скрывал капюшон. - Но… ты же… - Невнятный шёпот оборвался. Айрис, едва держась на ногах, прислонилась к стене, не отрывая взора от Эйвион. - Это я! Выпусти меня! Айрис молчала, мелко дыша. - Айрис! Ты слышишь меня? - Я… не могу, - еле слышно выдавила та. - Что?! – Сердце у Эйвион опустилось. - Ты не понимаешь, - пробормотала Айрис. – Они думают, что я – это ты. Я ведь не знала, что ты жива… - Но теперь же ты видишь! Айрис вяло махнула рукой, словно отгоняя наваждение. - Нет… нет, я не могу. - Почему?! Айрис вновь замолчала. - У меня скоро будет ребёнок, - наконец, прошептала она, – от Эдрика. Он очень меня любит. - И что? Айрис вся дрожала. Она вплотную приблизилась к окошку. Лицо её было бледным. - Я не могу. Ты должна понять меня. - Что ты говоришь такое… - оторопело сказала Эйвион. - Нет. – Айрис отчаянно замотала головой. Теперь она не смотрела на Эйвион. – У моей подруги был шрам на пол-лица. - Что? - Да. Ты не похожа на неё. Резко подняв руку, Айрис захлопнула окошко, едва не отдавив Эйвион пальцы. Эйвион стояла, пошатываясь.
Глава 2 ПОДДАННЫЕ КРАСНОГО ЛОРДА
Эйвион провела взаперти дней пять. Или шесть. В кромешной темноте и полном одиночестве. Сначала она забилась в угол и тихо плакала, а иногда, когда отчаяние захлёстывало с головой – громко рыдала. Как же так? Что теперь делать? У неё не осталось ничего, совсем ничего – даже в Озёрный Луг ей теперь дороги нет. Ни будущего, ни даже собственного имени. Надо было остаться в Гази, хоть бы и рабыней, но нет – Эйвион всхлипнула, - там её бы схватили и потащили к позорному камню. Ну почему, почему её вечно обвиняют в том, что она не делала? Что же теперь будет? Время от времени Эйвион успокаивалась и пыталась рассуждать здраво. Если её выпустят, надо будет попытаться найти какую-нибудь работу. Она умеет убираться, немного шить и знает толк в травах. Правда, почти не умеет готовить, а это плохо. Зато она умеет читать, писать и считать. Не может быть, чтобы в таком большом городе, как Лонхенбург, для неё не нашлось бы дела. Хотя она слышала, что в приличный дом устроиться очень трудно: все работники и ремесленники состоят в гильдиях, цехах и братствах, и никому, кроме них, не разрешено трудиться за плату. И вроде бы здесь есть сообщество прислуги, которое даёт рекомендации, а всем прочим приходится искать место в бедняцких кварталах, а жизнь там тяжёлая, голодная и опасная. Таким, как Эйвион, без роду и имени, там только одна дорога – в женские дома, а оттуда пути нет. Нет… не может быть. Она что-нибудь придумает, обязательно придумает. Ведь, кстати сказать, где-то там её ждёт Корах, а вскоре должен приехать и Феон. Если уже не приехал. Эйвион внезапно взбодрилась. Они не бросят её. Только бы… выпустили. О боги, как она их подвела, снова подвела. Снова, как распоследняя дура, сунулась в самое пекло, не подумав о последствиях. Зачем её здесь держат? Эйвион догадывалась, но всеми силами старалась об этом не думать, обманывала себя, загоняла эту мысль поглубже. За убийство свободного человека в Корнваллисе полагалось повешение, а короля – может, что и пострашнее. Но… она же ничего такого не сделала. Проклятый нож. Но не у неё же одной на площади было оружие в ножнах. В любом случае: к ней должны прийти, допросить. Она бы сказала, она бы объяснила, что… Эйвион задумалась. Рассказывать про Айрис бессмысленно, ей не поверят. Но могут поверить в то, что она просто хотела обратиться к принцу Модреду с какой-нибудь просьбой. Надо только придумать эту просьбу. Ведь она не может теперь рассказать ни про Ллир, ни про лорда Марреда. Эйвион дрожала от холода и нетерпения одновременно. Только бы кто-нибудь пришёл – ведь её обязательно должны допросить! А когда её выпустят, надо будет первым делом попытаться встретиться с Айрис. Скорее всего, она действительно не узнала её, не поверила, что это её детская подруга. Ну, конечно, - Эйвион почти убеждённо пожала плечами, - да и кто бы поверил? Айрис всю жизнь видела её со страшной отметиной на лице, а тут – на тебе. Да и виделись они последний раз почти два года назад, а за это время Эйвион очень сильно изменилась: из нескладной девчонки превратилась в молодую женщину. Так что немудрено. А когда она посмотрит на Эйвион при дневном свете, признает обязательно. Да и Корах тут придётся кстати: уж кого-кого, а его Айрис должна вспомнить. Эйвион сидела долгие часы, попеременно нервничая и впадая в отчаяние, и, наконец, забылась тяжёлым сном. После ухода Айрис дверь открылась очень нескоро, уже тогда, когда у Эйвион начало сводить желудок от дикого голода. Она почти потеряла счёт времени. Она ведь ничего не ела с вчерашнего дня. Или уже с позавчерашнего? Петли скрипнули, и чьи-то руки поставили на пол глиняную плошку с коричневой бурдой и кружку. - Подождите! – встрепенулась Эйвион, но дверь уже закрылась. – Подождите! Нет… ушли. В плошке оказалась похлёбка, судя по вкусу - из недоваренных зёрен и гороха, в кружке – довольно свежая прохладная вода. Эйвион съела всё с жадностью, прихлёбывая через край: ничего похожего на ложку ей не принесли, да и в темноте так было удобнее. Подвинув плошку ближе к двери, она отползла в единственный более или менее сухой угол и, свернувшись калачиком, заснула. Каждый раз, когда Эйвион приносили еду, а случалось это, как ей казалось, примерно единожды в сутки, она пыталась заговорить с тюремщиком, но безрезультатно. Дверь открывалась ровно настолько, чтобы в щель протиснулась волосатая рука с половником, которая наливала новую порцию всегда одинаковой бурды, а следом плескала в кружку воды из кожаного бурдюка. В конце концов Эйвион решила, что её страж глух и нем, что, в общем-то, было неудивительно. И только на пятый или шестой день дверь с громким лязгом открылась шире обычного. На пороге стоял стражник, а за ним с фонарём - обладатель той самой волосатой руки: сильно сгорбленный старикан с жидкими седыми космами и огромным бородавчатым носом. - Выходи! Эйвион резво вскочила. - Куда вы меня поведёте? - Заткнись… - беззлобно бросил солдат. – Топай… Они пошли по тёмному низкому коридору с редкими дверями; направо, налево и – вверх по лестнице. - Куда… - опять рискнула спросить Эйвион, заслужив в ответ несильный тычок в спину. - Стой. Старик с бородавчатым носом загремел ключами, открывая одну из дверей. Ни слова не говоря, солдат втолкнул Эйвион внутрь. В довольно просторном помещении, с низким потолком и зарешёченным окошком, через которое виднелся кусочек ночного неба, оказалось человек десять женщин. Все они сидели на полу. Их головы как по команде повернулись в сторону новоприбывшей. В одной из стен нещадно чадил воткнутый между камней факел. - Здравствуйте, - чуть слышно сказала Эйвион. Все женщины были одеты в лохмотья; самая старшая из них годилась Эйвион в прабабки. - Как звать-величать? – проскрипела она. - Меня… - Эйвион немного растерялась. – Меня зовут… Эйша. - Забавное имя. А откуда? - Из Ллевеллина. - Это, кажись, где-то на юге? - Да. - Кто родители? Эйвион помялась немного. - Они… умерли. В камере ненадолго воцарилось молчание. Женщины, все как одна, сверлили Эйвион глазами. - Хм, - наконец, буркнула одна из них, - не похожа она на вокку … Старуха, подслеповато щурясь, кивнула. В отличие от остальных на её плечи был накинут зелёный шерстяной плащ, правда, тоже старый и с рваными краями. - Сирота, значит? Садись, гостьей будешь. Пить хочешь? Хлоя, дай ей воды. К Эйвион тотчас подскочила девчушка лет двенадцати, в каких-то обносках, рыжеволосая и кудрявая, и протянула небольшую кожаную флягу. Эйвион благодарно улыбнулась. Все женщины, казалось, тут же потеряли к ней интерес. Подождав, пока Эйвион сделает пару глотков – вода оказалась с лёгким душком, - Хлоя дёрнула её за рукав. - Пойдём туда. Они уселись рядышком возле одной из стен. - Вокка … что это такое? – шепнула Эйвион. Хлоя хмыкнула. - Это значит – блаженная. Ну, вроде того. Значит, в голове вокки живут – маленькие такие исбри, шебуршатся там и думать мешают. - Почему вы решили, что я должна быть блаженной? - Матушка Дьердре сказала. А она всё знает. - Она знала, что меня приведут сюда? – изумилась Эйвион. – А кто она? И все вы? И ты? Ты ведь, кажется, слишком молода, чтобы в темнице сидеть. Хлоя пожала плечами. - Я – воровка, - просто сказала она. Эйвион вытаращила глаза. - Ну, да, - продолжила Хлоя, - мы все тут из Весёлого квартала. Все за разные дела попались. Вон, Дилис сидит, - девочка кивнула в сторону миловидной молодой женщины, которая дремала, привалившись к стене, – она тоже как я, а Уна и Мален – они гулящие, только под палачом не ходят, потому их и загребли… Все, в общем, оттуда. Только матушка Дьердре сама сюда пришла. - Сама пришла в тюрьму? - Ну, да. Завтра же День милосердия, и надо всех своих собрать, пересчитать. - День милосердия? – Эйвион ничего не понимала. - А я тут при чём? - Ну, ей сказали, что ты вокка, а раз так, подданная Красного Лорда. Только сейчас видно, что не вокка, поэтому не знаю, что с тобой делать решат. - Красного Лорда, значит. – Эйвион обескуражено развела руками. – Ну, теперь всё ясно. Хлоя хмыкнула. - Ты что, с неба свалилась? Ты вообще ничего не понимаешь? А может, ты правда вокка? - Я всего несколько дней в Лонхенбурге, - виновато улыбнулась Эйвион. – Я в деревне жила, далеко отсюда. - А-а, - Хлоя почесала нос, забавно его наморщив. Копна её волос пламенела в свете факела. - Ну, как бы тебе объяснить…
* * *
Если от Ремесленных ворот свернуть на восток, рассказывала Хлоя, то вскоре попадёшь на улицу Лекарей – на самом деле не просто улицу, а целый лабиринт улочек, проулков, тупиков и тесных проходов. - Там все те живут, - говорила девочка, - кому в Верхний город хода нет: лекари, бальзамировщики, живодёры и куча другого народу. А если ещё дальше идти, ближе к реке, то там-то и начинается Весёлый квартал. Городские стражники туда не заглядывают. Там свои законы. - То есть как? – удивилась Эйвион. - Ну, так-то, конечно, заглядывают, - пожала плечами Хлоя, - но редко, разве что какая большая облава намечается. Боятся, и правильно делают. Верховодит тамошним людом Красный Лорд – господин всех тех, кто имеет причины не попадаться страже на глаза: воров, убийц, грабителей, проституток, скупщиков краденого, попрошаек, сутенёров и прочих. То место в городе легко узнать, говорила Хлоя, там – много башен. Высоких, толстых и тонких, островерхих, с крышами разных цветов. Говорят, их понастроили в те времена, когда одного начальника над всеми не было, а было много мелких лордёнышей, и все они враждовали друг с другом, и каждый строил себе дом, да такой, чтоб выше и крепче, чем у других. Но сейчас эти башни пустуют и потихоньку разваливаются: Красный Лорд повелел двери их закрыть и заколотить в знак того, что нет и не будет отныне у здешнего люда другого господина. - А в некоторых башнях, говорят, - Хлоя перешла на едва слышный шёпот, - до сих пор казнённые висят, те, что посмели Лорду перечить. Оттого туда никто и не суётся, прокляты те места… Сам Красный Лорд по древнему обычаю – король нищих, и дом его, большой и красивый, стоит сбоку от собора святого Этельберта, в двух шагах от городской ратуши. - У нищего – большой дом? – в очередной раз поразилась Эйвион. - Тише там! – каркнула одна из женщин, та самая, которая сказала, что Эйвион не похожа на вокку. – Спать мешаете! - Ну, а как иначе? – зашептала Хлоя. - Ведь ему все платят, которые хотят защиту иметь. - И что же: городские власти не против, что его дом на виду стоит? - Глупая. Конечно, не против. Им же спокойнее, когда в бедняцких кварталах порядок есть. А если появляется время от времени какой-нибудь негодяй, которому законы ни божеские, ни людские не писаны, да начинает бедокурить в Верхнем городе, так Красный Лорд сам его выдаёт, на блюдечке, да повязанного. И ежели неприятности какие случаются, так Лорда, бывает, в ратушу приглашают, советуются.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|