Понятия как свидетельства «сверхчувственного» мира

То, что мышление является членом объективного мирового процесса, не противоречит тому факту, что используемые в по­вседневной жизни понятия, как правило, сильно окрашены лич­ными переживаниями.

Если я, например рассказываю слушателям о льве или о геометрической фигуре, каждый мысленно может представлять себе «собственный» образ. Однако все сразу же понимают, что имеется в виду. Есть нечто, что является общим для всех пред­ставлений о треугольнике — это именно понятие треугольника.

Что же это такое — понятие?

Каждый, кто сталкивался с проблемами теории познания, знает, что этот вопрос принадлежит к наиболее дискутируемым в истории философии. Так как понятия занимают центральное место в человеческом общении, мы по сути дела не можем ви­деть то, что действительно происходит в наших межличностных отношениях, если упустить из вида этот вопрос. Сегодня многие люди склоняются к тому, чтобы рассматривать понятия как фе­номен языка.

Похожим образом думают очень многие философы. Пред­ставители логического эмпиризма, который, начиная с 1920 го­да, занимает ведущее положение в современной философии, ограничиваются в своих исследованиях главным образом разбо­ром значения различных слов и выражений. Однако при помо­щи обычного логического анализа нельзя приблизиться к под­линному корню обсуждаемой здесь проблемы.

Бертран Рассел (Bertrand Russell), наверное, самый извест­ный представитель логического эмпиризма, приводит в своем изложении философии Платона меткое описание трудностей, перед которыми мы оказываемся, если хотим рассматривать по­нятия как чисто языковые феномены: «... мы не можем выра­жаться на языке, состоящем исключительно из собственных имен, нам, напротив, нужны также общие слова, такие как «человек», «собака», «кошка» или если не эти, то хотя бы такие опреде­ляющие слова, как «похожий», «прежде» и так далее. Такие слова — это не одни только бессмысленные звуки. И вряд ли можно понять, какими бы значительными они были, если бы мир состоял только из единственных предметов, которые бы обозначались именами собственными. Может быть, можно как-нибудь обойти этот аргумент; во всяком случае он представляет собой аргумент prima-facie в пользу универсалий» («Западная философия». Вена, 1978).

Кто достаточно интенсивно пережил мышление и как творе­ние человека, и как «мировой процесс», может быть увидит — или, по крайней мере, догадается, какое решение этой пробле­мы предлагает здесь Расселл.

Наши представления о вещах окрашены нашими соб­ственными образами воспоминаний и являются тем самым чем-то индивидуальным, однако понятия у нас общие с другими людьми.

Понятие треугольника всегда предполагает одно и то же, совершенно независимо от того, кто бы его не переживал. Мы можем мысленно производить с этим понятием различные опе­рации, так как мы все причастны одному и тому же объективно существующему миру мыслей, одному и тому же «сверхчувст­венному» миру.

ШТАЙНЕР КАК ФИЛОСОФ

То, что здесь говорится о мышлении, преимущественно взя­то из книги «Философия свободы» (Собр. соч. 4), в которой Штайнер обобщает свои воззрения на теорию познания. Эта книга появилась в 1893 году.

Уже в 15 лет Штайнер начал изучать Канта. Потом он постепенно проработал произведения мыслителей прошлого различных эпох.

Сам он создал ряд философских трудов, написал свою док­торскую диссертацию на тему теории познания и выпустил большой труд об идейном развитии XIX столетия, который он позднее расширил, превратив в обзор всей истории философии («Загадки философии». 1914. Собр. соч. 18).

КОРЕННОЙ ВОПРОС

Кардинальная проблема теории познания, к которой снова и снова возвращаются почти все философы и которая затраги­вается также в этой главе — это вопрос о действительной природе понятий.

Когда Штайнер писал «Философию свободы», он еще не так далеко прошел в своем развитии, чтобы чувствовать себя доста­точно зрелым для выступления перед обществом со своим опы­том сверхчувственного мира. Вместо этого он в это время гово­рил о «мире мыслей», «идеальной сфере».

Как он сам сообщает, уже на рубеже XIX века он, однако, попытался не прямым, но все же явным образом сообщить об основополагающих «духовных» точках зрения, к которым он пришел. К этим работам, совершенно несомненно, принадлежит его описание процессов образования понятий.

Мысль, что наша способность образовывать понятия могла бы рассматриваться как в некотором роде подтверждение су­ществования духовного мира, могла казаться наивной и, вероят­но, вызывала мягкую улыбку у критически мыслящих людей. Философски образованному человеку эта мысль могла бы пока­заться даже доказательством невежества.

Однако вопрос о действительной природе понятий нельзя решить ни при помощи знаний, ни благодаря сообразитель­ности.

Я слышал однажды, как два специалиста устроили дискус­сию по этому вопросу перед заинтересованной публикой. Оба были профессорами теоретической философии в различных за­падных университетах. Они были знакомы со студенческой скамьи, дружили, но по-разному оценивали Рудольфа Штайнера как философа. Один имел антропософскую ориентацию, а другой нет.

Следуя за Штайнером, первый профессор считал, что поня­тие «стол» охватывает все мыслимые столы в мире. Он говорил в соответствии с этим о некоем «Нечто», имеющим универсаль­ный характер и присутствующим в мышлении, когда мы исполь­зуем понятие. Другой это отрицал. Он говорил, что согласование между понятиями различных людей обладает чисто формальной природой и не имеет ничего общего с реальным «мировым про­цессом». Они спорили долго. Аргументы подкреплены были глу­бокими знаниями, и остроумием, однако, они нисколько не сблизились в своих убеждениях.

Собственно говоря, они представляли воззрения или «жизненные позиции», которые повсеместно широко распространены. Одному естественным казалось переживание понятий как неко­торого рода реальности. Если он узнавал — например из како­го-нибудь антропософского произведения Штайнера, что для всех земных явлений существуют «прообразы» («первообразы») и что наши понятия — это тоже разновидность теневого отраже­ния этих прообразов, он был готов признать это и чувствовал: «Я об этом всегда думал».

Но для многих, может быть, для большинства людей это не­возможно. Они отстраняются от подобных мыслей как от пол­ностью неверных. Однако этот подход требует, чтобы люди были не «глупее» и не «умнее», чем другие. Отличие заключа­ется в чем-то другом.

«СВОБОДНОЕ ОТ ТЕЛА» МЫШЛЕНИЕ

Сегодня уже есть много людей, имеющих естественное же­лание получить представление и понятие о сверхчувственных феноменах. У некоторых эта потребность даже очень сильно выражена. Штайнер объясняет этот феномен тем, что мышле­ние у этих людей не целиком «заключено» в головном мозге. Они обладают способностью, по крайней мере до некоторой сте­пени, думать «свободно от тела», т. е. при помощи эфирного силового поля.

Свободное от тела мышление не должно быть менее острым или менее строгим, чем связанное с телом мышление. Просто-напросто появляется что-то совсем другое.

Когда выше говорилось о «свободном от чувственности мыш­лении», речь по сути шла о том же самом феномене — однако с другой точки зрения.

В своих докладах и книгах Штайнер апеллирует к свобод­ному от тела мышлению. Кто работает над таким мышлением, способствует преображению своего эфирного силового поля. Он может сохранить ясность своих мыслей и силу своих суждений и все же шаг за шагом освобождаться от своего физического тела. Тем самым он подготавливает почву для «нового яснови­дения» — в отличие от «старого ясновидения», которое также основывалось на свободном от физического тела сознании, одна­ко, еще не было связано с такой мыслительной способностью.

Читатель воспринимает, возможно, это описание двух «спо­собов мышления» как в некотором роде критическую оценку или считает даже надменным. Однако речь идет о феноменах, которые можно наблюдать как у самого себя, так и у других. Оба вида мышления — свободное от тела и связанное с телом — существуют на самом деле. Сравнивать их не означает оцени­вать их. Точно так же, как не является оценкой установление различий между, например, гладкими и вьющимися волосами.

Кто ищет конкретные примеры сверхчувственного в повсе­дневной жизни, расценит приведенное выше описание свободного от тела мышления как, может быть, очень неопределенное или даже неясное Но существуют также переживания другой природы, которые очевидны, которые могут встречаться также у совершенно «обычных» людей, и которые, тем не менее, можно сравнивать с описанными здесь явлениями.

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: