Тактика графа трастамарского 2 глава

Долгое заседание кортесов Вальядолида по случаю восшествия на престол короля Педро яв­ляется единственной достойной уважения страни­цей в истории его правления — периода беспре­дельной жестокости и насилия. Это заседание состоялось благодаря Альбукерку, епископу Вас-ко, его главному соратнику, и одному еврею, Са-муэлю эль Леви, очень уважаемому в финансовом мире человеку, который станет главным казначе­ем Кастилии.

Списки наказов разных сословий, написанные на кастильском языке (а не на латинском, кото­рый до Альфонса Мудрого был единственным языком государственных документов), свидетель­ствовали о правильном понимании государствен­ных нужд и интересов. Достойный уважения факт в такие смутные времена.

Духовенство требовало компенсации за ущерб и конфискации, от которых оно пострадало. Оно робко протестовало против нарушения андалуз­скими евреями воскресного отдыха и весьма не­довольно было тем, что многие церкви лиши­лись права разрабатывать карьеры и соляные рудники.

Дворянство проявляло не меньшую сдержан­ность. Оно лишь умоляло короля прекратить даль­нейшее распространение бегетерий [4], способству­ющих разрушению территориального принципа феодализма. Идальго сетовали на то, как трудно сеньорам найти дешевую сельскохозяйственную рабочую силу. И наконец, они высказывались против наблюдавшейся в высших сферах тенден­ции ущемлять полную налоговую неприкосновен­ность дворян.

Списки требований городов были обширнее и интереснее. Удивительно, что выражения явной нетерпимости в них граничат с проявлениями редкого либерализма. Евреи не должны владеть землей, в то же время им необходимо предоста­вить равные со всеми права в занятии любыми профессиями и одинаковые с христианами Касти­лии личные свободы. Налоги на товары слишком высоки, но внутренние таможни и дорожные по­шлины следует отменить везде, где они существу­ют. Воры, бродяги, нищие заслуживают более серьезных наказаний, чем кнут и позорный столб; но, с другой стороны, любой смертный приговор против кого бы то ни было следует исполнять лишь после того, как король лично рассмотрит дело и поставит на приговоре свою подпись...

С последним пожеланием Педро сразу же со­гласился, категорично заявив: «Я считаю это удач­ным и желательным и приказываю алькальдам: в случае, если я пришлю такой приказ, арестовать указанных мною людей. Но не убивать их или подвергать пыткам, а сразу же сообщить мне об этом, чтобы я принял правильное с моей точки зрения решение. Ведь король — я». Разве кто-нибудь из кортесов Кастилии заподозрил, что под этой мнимой заботой о правосудии скрывалось всего лишь ревнивое желание самому принимать решение об отправке на тот свет своих жертв?

Стоит упомянуть также и о другом королев­ском указе, изданном в ходе этого важного засе­дания по пожеланию дворянства. По сути, он сви­детельствует о стремлении к социальному равенст­ву. Подобные проявления довольно странно на­блюдать в расцвет феодализма, и это в итоге де­лает Испанию самой передовой державой того периода. Ордонанс «Мепеstrales» точно устанав­ливает стоимость рабочего дня земледельца и ремесленника и запрещает изменять ее под стра­хом расторжения контракта, привязывающего крестьянина к своему сеньору.

Не забыли и об экономической жизни страны: говорится о необходимости бережного отноше­ния к лесам, оливковым рощам и сосновым бо­рам, неисполнение чего карается самыми строги­ми наказаниями; вводятся ограничение цен на основные продукты и свободная продажа во всем королевстве пшеницы, вина, скота, мяса.

Некоторые указы довольно любопытным об­разом пытаются оградить общественную мораль: вводят санкции против чрезмерного налогооб­ложения монастырей и капитулов; накладывают строгий запрет на сексуальные отношения между христианами и маврами или евреями; закрывают игорные заведения и дома терпимости; для сожи­тельниц церковников, «которые бесстыдно носят богатые одежды», обязательной делают красную ленту на голове, чтобы отличать их от порядоч­ных женщин...

Весь этот набор мудрых мер, бесспорно, следу­ет отнести на счет прекрасного правления Альбукерка, который тем самым продолжал похваль­ное дело короля Альфонса XI. Не следует припи­сывать подобные заслуги личной инициативе его сына Педро, как будет позже утверждать легенда, желающая сделать из него непризнанного защит­ника народных свобод. Это не только не соответ­ствует его молодому возрасту и полной неопыт­ности в управлении страной, но и опровергается уже проявленной им жестокостью, которая станетединственным отличительным признаком его ха­рактера и правления.

Таким образом, великие начинания кортесов в 1351 году на деле нельзя приписать радующемуся восхождению на престол инфанту, который был всего лишь молчаливым юношей, выросшим в заброшенном замке. Наоборот, они окажутся по­следним светлым моментом великой эпохи, за­кончившейся с началом его правления. Кастилия XIII века блистала либерализмом и политической мудростью, подобных которым не наблюдалось более ни в одной стране. Кастилия при Педро Жестоком, изможденная его деспотизмом, выгля­дит в этом отношении значительно отброшенной назад.

Дух независимости и желание реформ, кото­рые мы с удивлением находим в указах Вальядо-лида, дают нам, в сущности, представление о том, какова была Кастилия накануне правления Педро Жестокого и какой она попала в руки шестнадца­тилетнего короля. Такое представление позволяет оценить масштаб зла, которое он ей причинит.

Больше всего поражают широта местных сво­бод и одновременно с этим согласие, царящее между сюзеренами и вассалами. Ничего подобного нигде более в феодальной Европе не наблюдалось.

Действительно, больше нигде не встречались следующие явления: близкие по своему значению к провинциальным и муниципальным институтам общественные образования и обычаи, от которых зависела даже корона королей; бегетерии, позво­лявшие самым бедным селам выбирать себе сень­ора по своему желанию; любопытная привилегия денатурализации, дающая право любому дворя­нину прекратить вассальную зависимость; особое положение рыцарских орденов, члены которых не признавали никого, кроме короля и папы; полное равноправие христиан и евреев в торговле и личных свободах...

Своеобразие феодального строя по сравнению с жестокостью феодализма во Франции или Гер­мании объясняется только борьбой с маврами, заставившей всех от мала до велика, знать и про­столюдинов, замки и деревни объединиться для защиты общества от нападений и грабежей. На деле такая фактическая демократия — как дока­зывается Августином Тьерри в его труде об Испа­нии — была нехарактерна для кастильского ха­рактера, но абсолютизму Габсбургов не удастся ее победить.

Однако с уверенностью можно утверждать, что вопреки легенде, сложившейся вокруг его имени, Педро Жестокий не только ничего не добавил к вольностям и народным свободам, существовав­шим до него, но вся эпоха его царствования ка­жется самим отрицанием уроков и советов, кото­рыми кортесы Вальядолида встретили его восше­ствие на престол.

III

ЛЮБОВНИЦА И КОРОЛЕВА

 

Выше упоминалось, что граф Трастамарский, не простивший убийства матери, уединился в Астурии, где пытался собрать партию мятежни­ков. Этот тщедушно сложенный человек отличал­ся чрезвычайной целеустремленностью. Умный, весьма амбициозный, очень популярный в север­ных провинциях, он умело прикрывался естествен­ным желанием отомстить, на деле надеясь в ре­зультате свержения короля или его смерти запо­лучить корону Кастилии. Не в первый раз на троне святого Фердинанда оказался бы бастард. К тому же то обстоятельство, что благодаря горячему желанию покойного короля он был признан сы­ном, его первородство и тот факт, что у королевы Марии, кроме недостойного отпрыска великого победителя у Саладо, не имелось других детей, являлись, как он считал, вескими причинами для замены последнего.

Альфонс IV Португальский, дедушка короля Кастилии, опасаясь разжигания на границе своей страны гражданской войны, в которую он неизбежно окажется втянутым, решил стать посред­ником в готовящемся противостоянии. Во время встречи с Педро в Сьюдаде-Родриго Альфонс IV уговорил короля пожать графу Трастамарскому руку. Король поспешно согласился, но либо из-за недоверия, либо из-за упрямства бастард не отве­тил на рукопожатие. Педро выместит эту обиду на другом.

Алонсо Коронель, рыцарь, известный своей отвагой и порядочностью, знаменосец короля Кастилии, на следующий день после возмутившего его убийства Гарсиласо принял сторону графа Тра-стамарского. Его участь была предрешена. В июне 1352 года король в сопровождении Альбукерка предстает перед воротами замка Агилара, укреп­ленного загородного дома Коронеля, и, восполь­зовавшись старинным кастильским законом, ко­торый обязывает дворян принять своего сюзере­на, просит того опустить подъемный мост. Коро­нель возражает, ссылаясь на то, что одно из по­ложений его хартии инвеституры снимает с него эту обязанность, и, поскольку он находится в плохих отношениях с канцлером, умоляет короля не заставлять его принимать под своей крышей врага.

Не настаивая больше, Педро приказывает при­ставить лестницы, и отряд его арбалетчиков в боевом порядке забирается на стены. Гарнизон Агилара встречает их криками «к бою» и градом стрел. Одна из них пробивает королевское знамя. Альбукерк благоразумно советует королю прекра­тить штурм, и король удаляется, решив отомстить за это оскорбление.

На обратном пути он замечает замок Бургильос, также принадлежащий Алонсо Коронелю и охраняемый одним из его оруженосцев, Хуаном де Каньедо. Замок взяли внезапным нападением, и разгневанный король тут же приказал отрубить обе руки несчастному Каньедо.

То, чего Педро не смог добиться от графа Трастамарского, получит арагонский король Пед­ро IV. Взяв под свою защиту кастильского бастар­да и его брата Тельо, он намерен — конечно, преследуя свои интересы — заставить их подчи­ниться королю, их сеньору. Кастильский король и его арагонский дядя встречаются в середине ок­тября в Атьенсе, где долго обсуждают условия. Полное прощение получили, с одной стороны, Эн-рике, Тельо и их сообщники, а с другой стороны — арагонский инфант Фернандо, который согласился вернуться к отцу. Стороны договорились, что в случае повторного мятежа каждый из двух сюзе­ренов согласится выдать виновного. Успокоенный король Педро видит в этом возможность без се­рьезных последствий наказать Коронеля за нане­сенную ему обиду. Он снова осаждает замок Агилара, но на этот раз с целой армией, состоящей из двух тысяч воинов, и на этот раз с пушками.

Во время этой осады король в первый и по­следний раз в своей жизни проявит милосердие. Хуан де Каньедо, несчастный защитник Бургильоса, приходит в палатку короля и, протягивая культи отрезанных рук, говорит:

— Ваше королевское величество, к вашему удовольствию я больше не могу держать шпагу... Пусть ваша светлость разрешит мне войти сего­дня в замок и умереть рядом с моим сеньором.

Хроника гласит, что, не сказав ни слова, Педро повернулся к одному из своих оруженосцев и сказал:

— Сделайте, как он просит. Я завидую дону Алонсо, что у него такие слуги.

Доблестного кастильца подняли в корзине на стены; история умалчивает о том, исполнилось ли ого последнее пожелание...

Этот драматичный эпизод не заставил короля отказаться от добычи, ставшей легкодоступной. Когда королевское войско уже было готово идти на приступ, камергер, Гютьер Фернандес, кричит Коронелю, которого он заметил на крепостной стене:

— Сеньор! Ваше упорство меня удручает.

— Как же быть? — отвечает ему владелец замка.

— Увы! В том положении, в котором мы нахо­димся, я не вижу никакого выхода.

Гютьер, вы ошибаетесь: мне остается умереть как доброму кастильскому дворянину.

Коронель оставляет стену и идет в церковь замка, а в это время королевская армия захваты­вает замок.

— Что вы здесь делаете, дон Алонсо, — вос­клицает один из его оруженосцев, — разве вы не видите, что противник пробил брешь в стене?

— Позвольте, — говорит ему спокойно Коро­нель, — увидеть мне сначала Бога. — Затем он бежит к донжону[5] замка, который еще оказывает сопротивление, но, встретив по пути Диаса Гоме-са, знакомого королевского арбалетчика, говорит:

— Диас Гомес, не проведете ли вы меня живым к королю, моему сеньору?

— Не знаю, смогу ли я, но постараюсь.

— Вот мой меч. Отведите меня к нему и спа­сите, пожалуйста, моих детей, которых вы найде­те наверху донжона.

В этот момент появляется Альбукерк вместе с королем, который прячет лицо под закрытым забралом шлема.

— Дон Хуан д'Альбукерк, — произносит Коро­нель, — и вы и я сыны Кастилии, которая дает нам жизнь и забирает ее... Никто не может пойти против судьбы.

С этими словами, которые для его врага дол­жны были бы стать пророческими, Коронеля от­таскивают в сторону и на глазах короля отрубают голову ему и еще нескольким идальго из его сви­ты. Очередная упавшая с плеч голова принадлежала одному из лучших сынов Кастилии, страны, кото­рая, как удачно выразился Коронель, давала жизнь людям лишь затем, чтобы вскоре забрать ее...

Альбукерк, слишком хорошо разбиравшийся в людях, прекрасно осознавал, что по мере станов­ления сурового характера хозяина его собствен­ная власть неизбежно ослабевает. Несмотря на то, что Альбукерк и сам был человеком вспыль­чивым и суровым, жестокость молодого короля приводила его в ужас, поэтому он решил попы­таться ограничить деспотизм и кровожадные инстинкты Педро, найдя им выход в женитьбе или удовольствиях. На деле он рискнул использо­вать оба средства одновременно, и напрасно. Ведя с согласия королевы Марии переговоры при фран­цузском дворе о браке между Педро и племянни­цей Иоанна II Бланкой Бурбонской, принцессой достойной, доброй и красивой, канцлер одновре­менно с неменьшим усердием пытался найти Педро преданную любовницу. Подходящей для этой роли ему показалась сирота из не очень древнего дворян­ского рода, воспитывавшаяся в его доме, — Мария де Падилья, очень красивая, умная и добрая де­вушка, на которую юный король обратил внима­ние во время охоты.

Вскоре дядя этого милой девчушки, Хуан Фер­нандес де Инестроза, представил ее Педро, когдатот посетил Саагун, и, надо думать, молодые люди сразу же полюбили друг друга. А девять месяцев спустя Падилья родила девочку, Беатрис, которой король подарил в приданое поместья, конфиско­ванные у Алонсо, его последней жертвы. В тот момент Альбукерк заканчивал переговоры с фран­цузским двором о предстоящей свадьбе: принцесса Бланка получала в приданое четыреста тысяч золо­тых флоринов, из которых пятьдесят в счет кон­тракта; кроме этого, драгоценности на сумму в де­сять тысяч ливров и огромное приданое из двена­дцати огромных сундуков, семи корзин, «обитых кожей», и около тридцати багажных сумок.

Альбукерк просчитался. Мария де Падилья не только быстро ушла из-под его влияния, но вско­ре с тайного одобрения короля, которого очень любила, согласилась на участие в заговоре против канцлера. Его поспешили организовать бастарды, которых в соответствии с пактом о перемирии, подписанном в Атьенси, ждали в Вальядолиде.

В это время, как обычно и происходит в по­добных случаях, фаворитку окружила камарилья из родственников и сообщников. Ее брат Диего и дядя Хуан де Инестроза получили важные посты и приготовились играть в государстве серьезную роль. Другой ее брат, Хуан, несмотря на то, что был же­нат, становится магистром ордена святого Хуана, вопреки правилам этого ордена, по которым его членом может быть только неженатый мужчина.

Король, наслаждаясь счастьем, устраивает в честь своей любовницы, которую он поселил в Торихосе, рядом с Толедо, пышные праздники. А в это самое время молодая принцесса Бурбонская, которую Иоанн Добрый из-за финансовых трудностей от­правил в путь с опозданием, прибывает в Вальядолид, где ее встречает, к большому негодованию сопровождавших ее французских дворян, один лишь Альбукерк, довольно смущенный необходи­мостью объяснять отсутствие жениха, истинную причину которого все знали.

Опасение восстановить против себя короля Франции заставило Педро вернуться в столицу, куда направлялись приглашенные на свадьбу Энрике и Тельо. Фадрик не посчитал нужным по­следовать примеру братьев. Либо он не верил в обещания короля, либо у него были основания думать, что король испытывал к нему особую неприязнь, но он остался в Бискайе, сославшись на недомогание.

Вначале встреча короля с его незаконнорож­денными братьями чуть было не переросла в конфликт. Бастарды покинули свои северные про­винции в сопровождении небольшой астурийской армии, состоявшей из шестисот всадников, воору­женных копьями, и полутора тысяч пеших бой­цов. Они не питали каких-либо дурных намере­ний, а скорее желали показать свою силу. Педро, раздраженный, но ничуть не обеспокоенный, встречает их, решив в случае необходимости дать им отпор. Граф Трастамарский высылает ему на­встречу оруженосца с глашатаем, несущим его знамя, который, увидев короля, обращается к нему со следующими словами:

— Сеньор, мой господин, граф, целует вашу руку. Он поспешил исполнить ваш приказ и при­ехать на вашу свадьбу. Он просит простить ему столь многочисленную свиту и обещает во всем вам повиноваться, если вы соизволите гарантиро­вать ему безопасность, так как он опасается наме­рений вашего канцлера.

— Дон Хуан-Альфонсо, — говорит король, по­ворачиваясь к Альбукерку, — это касается вас.

После резкого ответа своего министра, возму­щенного такой дерзостью, Педро холодно про­должает:

— Скажите графу: пусть он отправит домой своих вооруженных людей; и он, и его брат будут в полной безопасности при моем дворе.

Граф Трастамарский плохо бы воспринял от­вет короля, если бы Диего де Падилья и Хуан де Инестроза, которые — как говорилось выше — ранее не составили с бастардами заговор против Альбукерка, не встретились бы с ним накануне и не подтвердили бы свои намерения.

Вечером Энрике и Тельо в сопровождении при­мерно тридцати дворян направились к королев­скому шатру, пешком и безоружные. Педро, не слезая с коня, в соответствии с обычаем позволил им поцеловать стремя и правую руку.

— Мой брат граф, — сказал успокоенный ко­роль, — вижу, что вы и дон Тельо вновь на моей стороне. Вы получите от меня то, что хотите.

Казалось бы, примирение состоялось. Народ с радостью воспринял новость. Однако Альбукерк, и не он один, предчувствовал опасность, угрожа­ющую его влиянию и, возможно, жизни.

Свадьба короля Кастилии и Бланки Бурбонской была отпразднована 3 июня 1353 года в Вальядолиде с необычайной торжественностью. Процессию возглавляли одетые в парчу и горно­стаевый мех супруги, ехавшие на белых конях за флагом Кастилии и трубачами. Порядок следова­ния был тщательно продуман. Во главе процес­сии, держа за поводья коня королевы, шел разо­детый в украшенный драгоценными камнями бар­хат гранатового цвета граф Трастамарский. На небольшом расстоянии от него, в том же ряду, Тельо вел лошадь, на которой ехала королева Мария Португальская, а инфант Фернандо Ара­гонский вел лошадь своей матери, королевы Эле­оноры. Альбукерк, как канцлер Кастилии и нота­риус короля, ехал рядом с Маргаритой де Лара, подружкой невесты Бланки Бурбонской, родной сестрой Хуана де Нуньеса, первой жертвы короля Педро. Затем шествовали роскошно одетые фран­цузские вельможи, приехавшие с Бланкой Бур-бонской, и представители кастильской знати, со­провождаемые своими идальго. После мессы в церкви Санта-Мария-ла-Нев были организованы праздничные развлечения: бои быков, карусели, скачки с кольцом, рыцарский турнир, а в это время вино текло из фонтанов рекой и фокусники раз­влекали народ.

Среди всеобщего ликования и видимой эйфо­рии трудно было не заметить хмурый вид, мол­чаливость короля и его невнимание к хорошим манерам французской принцессы, прилагавшей все свое обаяние, чтобы пленить короля; но тому не терпелось увидеть свою очаровательную лю­бовницу.

Через два дня после свадьбы, неизбежность которой Педро отказывался осознать, к нему при­шли его мать Мария и тетя Элеонора в тот мо­мент, когда он обедал в одиночестве в своих апар­таментах.

— Сын мой, — начала разговор королева Ма­рия, — мы слышали, что, едва сочетавшись узами брака перед святым алтарем, вы собираетесь по­кинуть королеву, свою супругу, чтобы вернуться к донне Марии де Падилье. Умоляю вас не делать этого, так как это может оскорбить короля Фран­ции Иоанна и всех этих вельмож, приехавших издалека, чтобы вас поприветствовать.

— Я удивлен, — отвечает король с притворным простодушием, — что вы принимаете всерьез такие глупые слухи, так как это не входит в мои намерения.

Час спустя, приказав оседлать якобы для про­гулки трех мулов, он проходит через городские ворота в сопровождении только Диего де Падилья и одного оруженосца и ночует в Ла-Пуэбле-де-Монтальван, в шестидесяти километрах от Вальядолида. На следующий день его любовница прибыла к нему в Толедо. Туда же в свою очередь поспешили приехать бастарды, жаждавшие опалы Альбукерка.

Канцлер пообещал трем опечаленным и озада­ченным королевам, что исполнит свои обязанно­сти королевского советника: разыщет Педро и воззовет к его лучшим чувствам. Вскоре Альбу-керк покинул Вальядолид в сопровождении по­лутора тысяч всадников, его обычной охраны. На полпути он встретил едущего ему навстречу казначея Кастилии, Самуэля эль Леви, которого король из-за постоянных денежных затруднений охотно использовал в роли секретаря и близкого советника. Леви сказал Альбукерку так:

— Господин канцлер, мой хозяин король, весь­ма дорожащий вашей службой ему, удивлен, что вы пришли к нему со столь многочисленной сви­той. Он просит вас отправить ее обратно.

Обеспокоенный Альбукерк остановился и на­правил к королю своего мажордома, Диаса Кабесу де Вака.

— Сир, — сказал тот королю, — дон Хуан-Аль-фонсо целует вам руку. Он честно вам служил, как до того служил вашему отцу. Если он совершил какую-нибудь ошибку, дайте ему об этом знать, но я, его вассал, готов сразиться с оружием в руках с рыцарем, усомнившимся в его честности.

По своей привычке Педро успокоил посыль­ного, попросив вместе с тем передать канцлеру, что он не считает нужным с ним встречаться.

Альбукерк возвращается обратно и, все более встревоженный, осмотрительно укрывается в сво­ем замке Карвахалес, а Педро отбирает у него все посты, раздает их родственникам своей любовни­цы и назначает инфанта Фернандо Арагонского канцлером Кастилии.

Ла Падилья ведет себя лучше своего любовни­ка. Сочувствующая и рассудительная, она умоля­ет короля не вызывать возмущение своих поддан­ных и вернуться к жене, а сама при этом согла­шается на скромное положение в тени короля. Король исполняет ее просьбу и приезжает в Вальядолид. Королева Мария рада возвращению блуд­ного сына. Но тот выдерживает всего два дня и оставляет свою мать и жену, и на этот раз навсегда.

Виконт Нарбонский и французские вельможи, приехавшие со свитой несчастной принцессы, возвращаются во Францию, не скрывая своего праведного гнева и желая скорой мести.

IV

МЯТЕЖ БАСТАРДОВ

 

Тем временем Альбукерк, опасаясь за свою жизнь, решает вернуться в Португалию и больше не покидать ее при единственном условии: чтобы ему оставили его состояние. В качестве гарантии своих намерений он оставит королю своего мало­летнего сына. Педро принимает это предложение, но в то же время предлагает своей матери, коро­леве Марии, принявшей сторону Бланки Бурбон-ской и Альбукерка, тоже удалиться в Португалию ко двору своего отца, короля Альфонса.

Отныне король правит один, вне досягаемости от двойной португальской опеки, которая еще оказывала влияние на его поступки. Он определя­ет место для королевского двора в Севилье, том­ность и чувственная атмосфера которой ему нра­вятся больше, чем мрачная неприступность зам­ков Кастилии. Свободный от всяких условностей, пытаясь завоевать дешевый авторитет у бедня­ков, по ночам он бродит по улицам города как Харун-аль-Рашид, бьется на мечах с дворянами или «альгазирами», скрывая лицо под маской, а на следующий день сообщает служителям право­судия о том, что такой-то идальго пререкался с караульными или приставал к девушкам.

Отсюда, видимо, рассказы и кантилены, кото­рые позднее станут основой истории о Педро Кастильском, поборнике справедливости, друге простого народа, защитнике правых дел. Такие рассказы, как, например, «Старуха со свечой» или «О сапожнике и священнике» — о них мы позднее еще поговорим, — не отражают исторической действительности, но даже в настоящее время в них верит большинство севильцев. Однако вскоре Педро покажет свое истинное лицо.

Хуан Нуньес де Прадо, магистр ордена Калатравы, друг Альбукерка, решает перейти на сторо­ну короля, а тот делает вид, что принимает его услуги. На обратном пути из Арагона, ставшего его убежищем, Прадо останавливается в своей ре­зиденции командора в Альмаго и узнает, что ко­роль с несколькими сотнями всадников идет на замок.

— Не медлите, — советует ему один из братьев ордена. — Лучше нам забрать наших людей и отправиться в Арагон.

— Нет, — отвечает Нуньес, — меня не смогут упрекнуть в том, что я нарушил свой долг. Пусть мой правитель прибудет, и я сдамся на его милость.

Когда король приблизился к замку, ворота открылись, и Прадо с почтением сам вручил ему ключи. Не сказав ни слова, Педро лишает его звания магистра, назначает магистром прибыв­шего с ним Диего де Падилью и приказывает по­садить Прадо в крепость Македы, где вскоре того найдут с перерезанным горлом. Таким в этом жестоком XIV веке были слово и правосудие хри­стианского короля...

Весной 1354 года любивший путешествовать Педро, которого Диего де Падилья настроил про­тив Альбукерка и оставшихся у него сторонни­ков, проезжает мимо замка Медельин, принадле­жащего бывшему канцлеру. Он приказывает сво­им инженерам разрушить замок. Затем он направ­ляется в родной город Альбукерка, находящийся под управлением португальского дворянина Ботело, который приютил племянника бедного Нуньеса де Прадо, Эстебана Карпантеро. От Ботело требуют выдачи племянника. Он отказывается, ссылаясь на то, что является подданным короля Португалии и может подчиняться только своему суверену.

Педро поручает сопровождающим его бастар­дам наблюдение за замком, а сам, обратившись к Альфонсу IV Португальскому, своему дедушке, требует от него выдать Альбукерка, который на­шел приют при его дворе. Плохо себя чувствую­щий Альфонсо IV неохотно принимает посланни­ков короля Кастилии и организует им встречу с беглецом. В свою защиту Альбукерк говорит следующее: «Я избавил королевство вашего короля от опасного заговора. Я породнил королевство с помощью выгодного брака со знаменитым домом Бурбонов. Я объединил Кастилию с соседними государствами. При моем правлении не появи­лось ни одного нового налога, обременившего народ. Если кто-нибудь ставит под сомнение пре­данность моему сеньору, то я готов ему ответить на поединке. Пусть граф Трастамарский попросит за брата: я приму бой один на один и до побед­ного конца».

Посланцы Педро явно смущены. Присутству­ющих, кажется, тронула только что произнесен­ная благородная речь. Альфонс советуется, ко­леблется и уходит, пообещав, что сам отправит послов своему внуку в Кастилию, чтобы попробо­вать найти компромисс.

На этом мы ненадолго оставим Альбукерка и Альфонса и сделаем небольшое отступление, ко­торое пополнит и так уже богатую череду пре­ступлений короля Педро. На этот раз речь пойдет о двоеженстве.

Несмотря на свою страстную любовь к Марии де Падилье, он неожиданно влюбляется в моло­дую вдову Хуану де Кастро, мать которой, из семьи Понсе из Леона, была двоюродной сестрой несчаст­ной Элеоноры де Гусман. Добродетельная и кра­сивая и, конечно, уважающая печальную память о своей родственнице женщина отказывается удовлетворить преступное желание короля и тем самым стать участницей адюльтера.

Но как бы не так!... Педро подает в церковный суд прошение о расторжении брака, настаивая на том, что его брак нельзя считать таковым, так как он не являлся им даже по своей форме и к тому же он ни разу не исполнил супружеский долг. Для расследования этого дела назначили двух свиде­телей, подкупленных Педро. Они дают положи­тельное заключение, а запуганные епископы Са-ламанки и Авилы признают обоснованность их аргументов. Хуане де Кастро остается лишь под­чиниться, и архиепископ Саламанки венчает суп­ругов в Куэльаре, в то время как ла Падилья в отчаянии умоляет разрешить ей удалиться в мо­настырь.

По сути, король пытался таким неблаговидным способом просто утолить физическое желание. Сделав это за несколько ночей, после которых у него родился сын Хуан, он дарит «королеве» Кас­тилии землю в Дуэньесе и навсегда ее оставляет. Бедная женщина умрет в забвении в 1374 году и будет похоронена в Компостелле, где лежащая статуя представляет ее держащей корону... в левой руке.

Участие епископов в этом богопротивном деле опечалило доброго папу Иннокентия VI, который прекрасно понимал, что собой представляет мо­нарх, способный на такие преступления, в товремя как он может противопоставить этому един­ственное оружие — отлучение от Церкви.

Теперь партия бастардов стала олицетворени­ем нравственности и целомудрия. Возмущенный поведением короля Кастилии, граф Трастамарский вступает в переговоры с самим Альбукерком, смерти которого он недавно желал, и соби­рается втянуть королевский двор Португалии в новый заговор.

Его брат Фадрик, до того проявлявший нере­шительность, без колебаний встает на его сторо­ну. Ведь — можете себе представить — король, когда шел процесс по признанию его брака недей­ствительным, осмелился настаивать на том, что Бланка Бурбонская, будучи его невестой, вступи­ла в незаконные отношения с Фадриком... Итак, бастарды и Альбукерк встречаются на границе Португалии. За помощь на сбор войска в размере двухсот тысяч мареведи Энрике предлагает на­пасть на Педро, сместить его с трона и провоз­гласить королем Кастилии одного из португаль­ских инфантов дона Педро, внука Санчо Храбро­го по матери, при котором он должен стать реген­том.

Предыдущая12345678910Следующая

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: