Воскрешение образа героини

Воскрешение образа героини в романе Набокова предстает как часть сочинения ( в том случае, если герой – писатель, поэт ) или воспоминания ( герой часто наделен, подобно автору, необыкновенной памятью ). В обоих случаях речь идет о воссоздании образа героини ( в частности – ее портрета, речи, действий ).

Названное событие становится сюжетообразующим, центральным в рассказе «Возвращение Чорба». При этом воспоминание ( которое относится к событию ) предстает более живым и одушевленным, нежели берлинские декорации, увиденные героем.

 Не случайно рассказ «Возвращение Чорба» начинается с описания выхода Келлеров ( созвучно им - Долли Скиллер ) из подъезда оперы: все представляется здесь, в этой ночной картине, не менее ветхой декорацией - и степенные особнячки, и тени католического собора в поперечной зыби реки - и - уже в другой перспективе, той, которую видит из окна трехэтажной гостиницы приглашенная Чорбом женщина - «ряд огоньков по туманному фасаду, наискось уходившему в сумрак» ( типичные приметы этого периферийного мира - искаженность, «скошенность» архитектуры пространства - «... бледный, развязный лакей повел Чорба по извилистому коридору, отдающему сыростью и капустой» «рыжая горничная, быстро виляя задом, повела его по длинному коридору» ( «Подлец» ) ) - см. также рассказ " Лик" - «... тень шнура скользила поперек зеленой кушетки, ломаясь по сгибу», «тень калитки ломаным решетом... хлынула под ноги», «... теперь он едва узнавал эту улицу, загроможденную ночной пышностью каштанов», «женщина склонила голову набок... все время искоса поглядывала на Чорба», так же в рассказе " Порт", в рассказе " Облако, озеро башня" - " .. ночевали в кривой харчевне".

Картины, увиденные Чорбом и его безымянной посетительницей, не имеют между собой ничего общего: словно пространство этого мира не хранит никакого слепка, памяти... Герою же нужно собрать все мелочи близкого прошлого, все живые звуки, важно успеть " навестить" те приметы памяти, которые не успели забыться, " выветриться" из безадресного пространства.

В рассказе " Возвращение Чорба", одном из великолепных образцов набоковской прозы, речь идет прежде всего об авторской исповеди, задачей которой становится воскрешение образа героини; признательное оформление при этом оказывается сюжетным, смыслосообразным. Рассказы Набокова, в основном рассказы двадцатых годов, - это, по выражению Антона Мулярчика, " напор слов, которые вырывались в яростной тишине, упорной надежде на чудо, на оправданность духовного сопротивления" ( " духовного одиночества" в других формулировках ) ( А. Мулярчик, 1991, 18 ). В рассказе " Возвращение Чорба" даже яркая деталь - " черное плечо каменного Орфея на синеве ночи" ( орнаментальный узор, оставшийся от имени героя - " ночь... черное плечо", едва ли он имеет что-то общее даже с бронзовым Орфеем " Посещения музея" ) - не сводима к скупой фактографии мифа. На границе понимания   фигурировали в рассказе те или другие " знаки" - декорации, которые будто окружали Чорба: черный пудель у рекламной тумбы ( как в рассказе " Встреча" ), розовая купальщица в золоченой раме ( во " Встрече" - женщина на олеографии ), коврик с нарочитой надписью готическим шрифтом, ночной мотылек, " звонко ударившийся" о лампочку, каменный всадник на площади ( который появится в " Отчаянии" ), и заключает этот ряд " знак", поданный гостиничным лакеем гостье Чорба - и " женщина     п о н я л а этот знак и проскочила в коридор" ( Владимир Набоков, 1991, 31 ). Набоков не дает развернуться этим персонажам, - самый длинный монолог, который произносят обитатели германской гостиницы, состоит не больше чем из пяти слов - они как бы не могут преодолеть ту " границу непонимания", которая отделяла их от героя и героини, не замечают их присутствия, " знаки" довлеют над ними.

В Швейцарии герой узнает гостиницы, в Шварцвальде ( та же семантика " черного" ) - " особенный очерк скалы, домишко... черную ель и мостик над белым потоком" ( см. стихотворение " Первая любовь" ), в городе - почти не изменившийся силуэт башни " на червонной полосе зари" ( в рассказе " Хват" - на фоне грозовой тучи ярко освещенная закатом кирпичная башня церкви ) и, конечно, гостиницу - тоже " черный, в географических облупах, дом" ( в рассказе он назван черным дважды ), " черные облака городского сада", " черную мостовую", черную кору дуба. На памятной ему улице Чорб опять " узнает", как пропитаны светом, странно освещены концы склоненных листьев каштана ( "... листья были цвета прозрачного винограда" ). Так неожиданно легко ему в этот вечерний час: и свет лампового фонаря ( герой видит " знакомые" вещи или предметы, и оживляются те из них, которые несли свет - лампа ( в романе " Другие берега" ), которая " со стуком взбежав на две ступени дивного света, тут же отменяет ночь", свеча ( в стихотворении " Поэты" ), спички, велосипедный фонарь, в этом ряду - и сравнение света с апельсином ( " красное, как апельсин-королек, солнце" ( " Другие берега" ) ), с сырым яйцом ), и капли дождя в зябнущих лужах, и неуклюжая поступь большого майского жука, - и все это сейчас живет, все это есть, все воспринимается как свидетельство чувства действительного, глубоко достоверного: герой видит знакомый дом - и горничная " уже выбегала к нему». Горничная открыла калитку, полагая, что Чорб по-свойски пожаловал к родственникам ( естественное объяснение в глазах горничной ). Набоков, как и как и в " Защите Лужина" передает образцы двух непохожих восприятий - здесь разная интенсивность времени переживания. С одной стороны Чорб, который нашел одну из самых важных путевых примет воспоминания - еще живое " росистое ощущение железа ( калитки ) под ладонью" - и вид ничего этого не понимающей горничной, заметившей только, что герой без шапки и " как будто долго не брился"; у нее по сути та же роль призрака, писатель позволяет ей произнести только четыре слова ( " Где же вы остановились? " ), к действительности имеющие отношение косвенное.  

В следующем фрагменте уже Чорб не сразу понимает приглашенную им женщину: "... молча ввел ее в свою комнату и сразу, с глубоким предвкушением сна, стал сдергивать воротник с запонки. Женщина подошла к нему, спросила с улыбкой " А как насчет маленького подарка? " Чорб сонно и растерянно посмотрел на нее, с трудом сообразив, о чем она говорит" ( о купюрах ). Для героя теперь совершенно и н а ч е расставлены смысловые акценты повествования ( вспомним, что будущий " соглядатай" рвал двадцтифранковую ( в рассказе " Посещение музея" - пятисотфранковую ) купюру ). Теперь даже провод, которого коснулась, смеясь, героиня рассказа, назван живым, теперь выясняется, что " ничего не может быть чище... электрической струи, которая, переливаясь в стекла, дает самый чистый и яркий свет" / 1991, 26 /.

В романах " Машенька", " Соглядатай", " Лолита", рассказе " Возвращение Чорба" задача героя состоит прежде всего в воскрешении образа героини, художественном воссоздании его до подробностей, каждая из которых может оказаться значительной.

 Так, в романе " Лолита" героиня Набокова обрисована, наверное, с предельно возможной тщательностью.

 Писатель сообщает точную дату рождения Лолиты, объем груди, талии, бедер, несколько раз показатели веса и роста ( в начале - 145 сантиметров и 35 килограмм, затем - 150 сантиметров и 39 килограмм и в финале - 160 сантиметров и 41 килограмм ), а также коэффициент ее умственного развития, который составляет 121 балл. Гумберт жалеет о том, что у него не осталось фотографии Лолиты.

 В романе " Машенька" Ганин проникает в комнату своего соперника только затем, чтобы взглянуть на фотографии героини. Писатель полагает, что фотография в романе может обладать некой почти магической силой, стать частым случаем запечатления образа ( " Запечатлела эта пленка все, что могла она поймать.. " ). Не случайно в рассказе " Озеро, облако, башня", в рассказе " Адмиралтейская игла" герой также хранит фотографию своей возлюбленной.

 В романе " Соглядатай" в комнате героини оказывается Смуров и обнаруживает фотографию, на которой - Ваня и Мухин ( и когда-то был сам герой ). В романе " Приглашение на казнь" содержится такое размышление героя: " богатство теней, и потоки света, и лоск загорелого плеча, и редкостное отражение, и плавные переходы из одной стихии в другую - все это, быть может, относится только к снимку, к особой светописи". В нем очевидно обозначается некое свойство фотографии быть значительным предметом, запечатлевающим образ, даже в довольно сомнительном, отвлеченном мире.  

 И писатель запечатлевает происходящее в действительности так же прочно и надежно, как живописец или фотограф. Поэтому образ героини воссоздается в подробностях именно в романе.