Обман при заключении сделки (dolus in contrahendi)) 24 глава
Первоначально различалось лишь две степени capitis deminutio: maxima и minima, — что отвечало институциональной взаимосвязи libertas и civitas. Термин "capitis deminutio" дословно означает "уменьшение на голову", пластично указывая на прекращение членства в общественном союзе как сущность перемены. Глава 5. Умаление правоспособности (capitis deminutio) 249 Слово "caput" получает значение "правоспособность" достаточно поздно: оно представлено в одном тексте Институций Юстиниана (1.1,16,4): "Servus... nullum caput habet" ("У раба... нет правоспособности"), тогда как в параллельном классическом тексте (Paul. D.4,5,3,1) сказано: "...servile caput nullum ius habet" ("...рабская личность не имеет никаких прав"). Обычно "caput" (servile или liberum) указывает на человека как члена коллективного целого. Выбывание лица из группы влекло перемену статуса, поскольку на него более не распространялись групповые привилегии. Выпадение из системы общественных связей ставило лицо вне групповых норм, оставляя его без защиты, лишая его социально признанной сферы свободы. Наличие двух степеней неправоспособности указывает на значение двух социальных союзов — civitas и familia, принадлежность к которым обеспечивала полноту правового статуса лица. Иерархия статусов говорит о подчинении семьи гражданской общине. Гай (Gai., 1,159; D.4,5,1) называет capitis deminutio переменой прежнего статуса — "prioris status permutatio". Это определение теряет смысл, если не учитывать идею принадлежности, свойственную исходному пониманию статуса. Переход из одной familia в другую в результате перехода во власть мужа (conventio in manum mariti) или усыновления (adoptio) оставляет лицо alieni iuris подвластным, так что с этой точки зрения никакой смены статуса не происходит. Однако смена семейства ("familia tantum mutatur") означает утрату прав, связанных с самой принадлежностью к этой группе: наследственных, прав по опеке и подобных. При этом факт приобретения сходных прав в новом семействе во внимание не принимается.
В то же время возможна перемена статуса без capitis deminutio minima: по смерти домовладыки ближайшие нисходящие (filii и filiae, включая супругу in manu) становились самовластными, personae sui iuris, сохраняя при этом все права по семейству. Состояние in potestate оказывается однопорядковым состоянию cum potestate (ср. D.48,5,22) и противопоставленным, как уже отмечалось выше, пребыванию вне potestas, то есть вне familia. Принадлежность к familia обеспечивает не только отдельные положительные полномочия, но конституирует статус лица, сообщая ему общую правоспособность, производную от автономии семейства. На практике это выражается в семейной солидарности, взаимной ответственности членов одной familia, единстве правосубъектности. Подвластные при заключении сделок прибегают к auctoritas домовладыки, правоспособность Раздел V. Право лиц которого оказывается общим достоянием членов семейства. Исключительность правового положения домовладыки и несамостоятельность домочадцев представляют собой крайние выражения общей неразвитости индивидуализма, когда патриархальная семья и ее интересы поглощали отдельную личность, мыслившую себя лишь как часть целого. Фиксация этого положения в категориях подвластности и отраженной гражданской правосубъектности обязана тому, что право воспринимает отдельную личность как самоценную, полагая ее основным субъектом оборота. С этой точки зрения домовладыка предстает единственным полноправным субъектом, а первичная систематика личного статуса, принимавшая за основу принадлежность к семейству, преобразуется в различение самовластного и подвластного состояний. Несогласованность институционального порядка capitis deminutio с разделениями в праве лиц на personae sui iuris и alieni iuris связано с тем, что основная сфера гражданского оборота находится вне семьи, в плане civitas, а не familia.
Гармония на уровне libertas и civitas, когда выбывание из группы совпадает со всем комплексом изменений в правовом положении лица — prioris status permutatio, — указывает на гражданскую общину как на ту социальную группу, в рамках которой достигается освобождение личности. Принадлежность к ней более отвечает гуманистической задаче осознания индивидуальных интересов. Гражданская община, говоря языком гегелевской диалектики, отрицает семью, которая строится на неосознанном отказе от собственной личности и подчинении целям воспроизводства группы. Полагая условием гражданского состояния личную свободу — libertas, она обеспечивает социальное признание лицам вне potestas — singuli, privati, становясь колыбелью первого свободного индивида — гражданина (civis) как члена civitas. Цивилизаторское начало, отправляясь от равенства свободных (не рабов) в публичной сфере, утверждая и развертывая эту свободу в частноправовой сфере, вторгается и в патриархально-семейную сферу, наделяя подвластных ограниченной частной правоспособностью (в рамках семейного принципа). Pomp., 16 ad Q.Muc, D. 1,6,9: Filius familias in publicis Подвластный сын в публичных де- causis loco patris familias Лах имеет права домовладыки, на- ,,.,... ^ пример, когда он отправляет ма- habetur, veluti ut maqistra- -, , u, у они. гистратуру, когда его назначают turn gerat, ut tutor detur. опекуном. Глава 5. Умаление правоспособности (capitis deminutio) Уже в классический период с признанием прав женатого сына на приданое (и соответствующих прав супруги) принцип имущественной неправоспособности свободных подвластных нарушается. В отличие от раба, filius familias может также участвовать в качестве стороны в гражданском процессе и может быть назначен процессуальным представителем (cognitor, procurator). Признание правоспособности подвластных в публичных делах дополняется имущественной правоспособностью в объеме военной добычи. Filius familias со времен Августа становится собственником лагерного пекулия — peculium castrense (в отличие от peculium profecticium, полученного от домовладыки). Такой пекулий формируется из всех поступлений на имя воина во время службы (D.49,17,13). Адриан снял это временное ограничение, распространив режим peculium castrense и на ветеранов (1.2,12 рг). Если при Августе автономия сына-воина сводилась к праву распоряжаться этим имуществом на случай его смерти (Ulp., Reg., 20,10), то в дальнейшем peculium castrense признается полной собственностью подвластного, которая не может быть отобрана домовладыкой. Единственной гипотезой перехода этого имущества домовладыке признается смерть воина без нисходящих и без завещания.
I. 2,12 рг: числятся в имуществе господина... На имущество, входящее в peculium castrense, обращается взыскание кредиторов самого подвластного (D.42,6,1,9), так что оно может быть продано с аукциона (bonorum venditio) за долги. В объеме лагерного пекулия подвластный получает полную гражданскую правоспособность. Раздел V. Право лиц При Константине режим peculium castrense распространяется на имущество, приобретенное чиновниками императорского двора — filii familias palatini (CTh. 6,35,3, a.319). Co временем в эту категорию (называемую также peculium quasi castrense) входит имущество, приобретенное на любой государственной или церковной службе. Юстиниан предусматривает право распоряжаться таким пекулием по завещанию (С.6,22,12; 1.2,11,6), а также устанавливает, что домовладыка может унаследовать это имущество без завещания только в отсутствие у подвластного детей и братьев.
Константин предусматривает также, что bona materna — имущество, унаследованное детьми от матери без завещания в соответствии с SC Orfitianum 178 г., — непременно становится их собственностью после смерти домовладыки, который, обладая в отношении bona materna правом собственности, тем не менее не может свободно им распоряжаться (CTh. 8,18,1, а.319). При Юстиниане (1.2,9,1; С.6,61,6,1 а.529; С.6,1,8 рг а.531) в категорию bona materna включаются все приобретения подвластных, сделанные не на средства домовладыки (то, что средневековые юристы называли "peculium adventicium"); dominium признается на стороне подвластного, а права домовладыки на это имущество сводятся к узуфрукту. В то же время режим peculium profecticium не претерпевает никаких изменений, так что имущественные права filius familias остаются ограниченными. Глава 6 Понятие "persona" В гражданском обороте люди представлены не как таковые, а в той типичной социальной роли, которую правопорядок признает адекватной для соответствующих отношений. Право воспринимает субъекта прав и обязанностей в его внешних социально значимых проявлениях, абстрагируясь от особенностей, которые полагает несущественными. Идея универсальной типизированной роли субъекта правоотношения в римском праве выражается понятием лица — "persona" (первоначальное значение — "театральная маска"). Этот термин уже встречался нам не только в идиомах, указывающих на видовое юридическое положение, статус, но и в самом наименовании права лиц — "ius personarum". "Persona" всегда выражает юридически значимый момент личности, задействованный в отношении. Раб, отпускаемый на волю, не станет римским гражданином, а получит промежуточный статус латина, если в отношении его persona не соблюдены тре- Глава 6. Понятие "persona" буемые условия (Gai., 1,17). Если раб назначен в завещании наследником, но не объявлен при этом свободным, то он не считается наследником (heres), поскольку в отношении его persona завещание не имеет силы (Gai., 2,187). Говоря о causa probatio, к которой прибегал латин с целью достижения римского гражданства для себя, своей супруги и годовалого ребенка, Гай (1,30) указывает на специфику в отношении persona ребенка от такого брака (если мать была римской гражданкой, перемена статуса для него уже не потребуется). Недопустимость брака между членами агнатической семьи (agnati) определяется позицией их persona в системе семейных связей (Gai., 1,59—60). Изменения в порядке наказания вора, застигнутого на месте преступления (fur manifestus), коснулись persona как рабов, так и свободных (Gai., 3,189). Во всех этих случаях "persona" указывает на индивида как носителя определенного статуса, значимого для конкретной юридической ситуации.
Коллективное целое (как civitas, municipium, colonia) обладает одной persona: так агрименсоры говорят о "persona coloniae". Здесь значение термина приближается к современному понятию юридического лица. Магистрат представляет "personam civitatis" (Cic, de off., 1,34,124). Непринятое наследство (hereditas iacens) представляет в обороте persona наследодателя ("personam defuncti sustinet", — D.41,1,34; 1.2,14,2), поэтому возможны приобретения в пользу наследства, течение срока давности и подобные явления, реализации которых и служит эта фикция присутствия другой стороны правоотношения. Hereditas iacens подобна современному фонду — имуществу, наделенному юридическим лицом. Выражение "personam sustinere" встречается еще в двух показательных ситуациях. Решая казус, когда один человек был назначен наследником в доле и одновременно подназначен (назначен наследником на случай отказа назначенного наследника принять наследство) другому долевому наследнику, Юлиан говорит, что в случае отказа от наследства со стороны долевого наследника, он представляет в правоотношении две personae: свою и отказавшегося (D.28,5,16; 34,3,7,5). Воля наследодателя определяет число сторон, управомоченных на принятие наследства; осуществление этих ролей одним человеком ведет к мультипликации его persona. Раб, приобретающий господину, имеет столько persona, сколько у него господ, поэтому при невозможности приобрести в пользу одного из них, доля оставшихся увеличивается. К такой конструкции прибегает Юлиан, говоря однажды, что общий раб Раздел V. Право лиц представляет persona двух рабов ("communis servum duorum ser-vorum personam sustinet", — D. 45,3,1,4), а в другом случае — что он подобен двум рабам ("servus communis quasi duo servi sunt", — D. 30,81,1). Общий раб (servus communis) представляет не коллектив, а коллегию господ (domini). Его persona поэтому мультиплицируется в соответствии с числом отправляемых над ним potestas. Последняя ситуация показывает, что категория "persona" фиксирует наличие стороны в правоотношении (и соответствующего волеизъявления), определяемое участием автономной социальной единицы. Лица, наделенные отраженной правоспособностью носителя potestas, не имеют собственной persona, поскольку их роль в правоотношении полностью зависит от воли господина. Общий раб, действуя по приказу одного из своих господ, приобретает только в его пользу, если в торжественном заявлении (nuncupatio) при сделке указывает его имя (Gai., 3,167). Формальное воплощение воли господина определяет эффект сделки. Если же имя господина не названо, само наличие приказа оказывается скрытым и встает проблема соотношения актуального волеизъявления отдельного господина и стандартного положения раба в зависимости от potestas обоих господ. Gai, 3,167а: Illud quaeritur, an quod Также существует проблема, ока- domini nomen adiectum зывает ли привходящий приказ efficit, idem faciat unius ex одного из господ то же действие, dominis iussum intercedens. что и указание имени господина. Nostri praeceptores perinde ei Наши учителя считали, что при- qui iusserit soli adquiri exis- обретение совершается в пользу timant, atque si nominatim того, кто приказал, так же как ei soli stipulatus esset servus если бы раб заключил стипуляцию mancipiove accepisset. Diver- или манципацию на его имя. Авто- sae scholae auctores proinde ры противной школы полагают, utrisque adquiri putant, ас si что приобретение совершается в nullius iussum intervenisset. пользу обоих, так же как если бы не было никакого приказа. Волевой момент ситуации акцентирован последователями Сабина: в соответствии с их пониманием роль раба в правоотношении зависит от актуально выраженной воли господ. Persona раба задействована настолько, насколько она представляет волеизъявление господина. В эту логику вписывается и учение Юлиана (последнего главы сабинианской школы) о множестве personae Глава 6. Понятие "persona" общего раба. Фигура раба двоится, так что отсутствие приказа (iussum domini) исключает и одну из его persona из состава субъекта отношения. Последователи Лабеона и Прокула воспринимают группу "раб — господин" как раз и навсегда данную конструкцию субъекта права, полагая potestas основанием самого участия раба в обороте. По этой конструкции актуальное волеизъявление одного из господ не сказывается на композиции субъекта (и может получить значение для эффекта сделки — нарушая общее правило — только при наличии специального упоминания в nuncupatio), поскольку persona раба есть лишь выражение потестарной природы его связи с господином (точнее, с господами, число которых определяет и роль раба в обороте). Вопреки мнению М.Бретоне, поставившему вопрос о концептуальной основе этой контроверзы, следует признать, что взгляд учителей прокулианской школы ближе к оригинальной конструкции отраженной правосубъектности раба. Единство potestas в патриархальной семье определяет исключительную правоспособность pater familias. Все домочадцы и рабы выступают в отношениях, внешних семейству, лишь инструментом этого автономного целого. Сам домовладыка — носитель potestas — тоже связан принадлежностью к familia: его актуальная воля определяет содержание конкретного юридического акта, но не может модифицировать конструкцию производной правосубъектности лиц in potestate. Его собственная правоспособность связана с автономией семейства так же, как и потестарная природа отраженной правосубъектности лиц alieni iuris, идентичность persona которых соответствует единству объединяющей их potestas. Persona самого домовладыки — явление того же порядка, что и persona подвластных. Его роль в правовом общении определяется potestas и ее источником — автономной familia. Устойчивость в римском правосознании представления, что все члены одной патриархальной семьи, все лица, связанные единой potestas, обладают одной persona, отражает конституция Юстиниана 531 г. (С.6,26,11), в которой совместное наследование отца и сына (coniunctio) обосновывается естественным единством их persona: "...ram et natura et pater et filius eadem persona paene intelleguntur..." ("...раз и no природе домовладыка и подвластный считаются почти одним и тем же лицом..."). Если домовладыка и представляет в правовом общении себя самого (как persona sui iuris), то его persona подразумевает интересы всей familia. Индивидуальная свобода pater familias, Раздел V. Право лиц достигаемая в правовом общении и выраженная в его persona, фиксирует достигнутый прогресс индивидуализма, который распространяется и на домочадцев путем равного признания у всех членов familia стандартизированной роли в сфере гражданского оборота — их "persona". Глава 7 Колонат В условиях экономического кризиса III в. получает развитие особая категория зависимого населения — прикрепленные к земле крестьяне (coloni). Прикрепление к земле первоначально было предусмотрено в отношении рабов, либертов и арендаторов (coloni) на землях императора, откуда им запрещалось уходить по собственной воле (С. 7,38,1 а. 365). Юридическое оформление института завершается в конце IV в. в рамках утверждения общего принципа наследственности членства в профессиональных союзах (collegia, corpora) и местных советах (curia) и фиксации функциональной принадлежности имущества таких объединений (С.11,3), когда конституция Феодосия I, Аркадия и Гонория (СП,52,1,1) закрепляет статус колонов в конструкции "рабы земли" (servi terrae): "...licet condicione videantur ingenui, servi tamen terrae ipsius cui nati sunt aestimentur" ("...хотя по положению они представляются свободнорожденными, однако рассматриваются как рабы самой земли, на которой они родились"). Трактовка колонов как рабов в ряде отношений получила распространение еще раньше (С.3,26,8, а.349). Имущество колона именуется "peculium" и не может быть им отчуждено без согласия собственника имения (С.11,50,2,3). На Востоке Империи колонов заносят в податные реестры вместе с землями (coloni adscripticii); положение этой категории колонов во время экономического кризиса второй половины V в. практически сливается с рабским. Невозможность покинуть имение для колона дополнялась запретом собственнику имения (dominus fundi) сгонять колонов с земли: он мог только перевести их из одного имения в другое. Ограничения статуса имеют административную природу: в плане гражданского права отношения между колоном и собственником имения регулировались контрактом найма (locatio conductio operarum) или аренды (locatio conductio rei), от которого, правда, стороны уже не могли отступить, если ситуация Глава 8. Опека (tutela) и попечительство (сига) была зафиксирована в податном реестре (adscriptio publici census, — C.l 1,48,22). Нарушение условий контракта собственником имения преследовалось по суду, поскольку колон мог выступать как сторона в процессе (С. 11,50,1; 11,48,20). Положение колона было наследственным. Если колоном был только один из родителей, ребенок следовал положению матери (СЮ,32,29 а.365; С.11,48,16 а.422). Лицо, бывшее колоном в течение 30 лет, также прикреплялось к земле в силу давности (С.11,48,19 и 23). Собственник имения мог отказаться от своих прав на колона только вместе с землей (подобно отпущению раба на волю с пекулием, — С.11,48,21), что составляло основную гипотезу прекращения отношений колоната. Освобождение достигалось также по давности, если колон жил как свободный в течение 30 лет (CTh. 5,18,1 а.419), или если он 30 лет был декурионом (членом местного органа власти) (С.11,66,6). Колонат прекращался и в том случае, если колон достигал сана епископа (Nov., 123,4) или становился монахом с разрешения dominus fundi (C.l,3,16, а.409). Глава 8 Опека (tutela) и попечительство (сига) Gai., 1,142: Transeamus nunc ad aliam Теперь перейдем к другому разделе- divisionem. Nam ex his нию. Ведь из тех лиц, что не нахо- personis, quae neque in дятся ни во власти домовладыки, ни potestate neque in тапи во власти мужа, ни манципированы neque in mancipio sunt, другому домовладыке, некоторые quaedam vel in tutela sunt vel пребывают, под опекой или под над- in curatione, quaedam neutro зором, некоторые не ограничены ни гиге tenentur. тем, ни другим правом. Институты опеки (tutela) и попечительства (сига, дословно: "забота") связаны с категорией дееспособности: правоспособные лица, в отношении которых право усматривает общий дефект формирования воли, связанный с половозрастными и психическими особенностями личности, ставятся под опеку или под надзор дееспособного лица, которое, восполняя указанный недостаток, способствует их участию в обороте. Раздел V. Право лиц Правоспособность — качество субъекта права — признается за человеком с момента рождения, который устанавливается эмпирически. Известно, что последователи Лабеона считали необходимым показателем момента рождения крик новорожденного (emittere vocem), тогда как авторы другой школы признавали любое иное проявление жизни (С.6,29,3,1). Рождение урода (rrionstrum, portentum, ostentum, prodigium, debilis) не считалось юридически значимым событием (Paul., Sent., 4,9,3; ср. D. 1,5,14); однако, если отклонение от нормы (contra formam humani generis) было терпимым, уродец рассматривается как persona (D. 50,16,135; 28,2,12,1; ср. Paul., Sent, 4,9,4). Хотя момент зачатия принимается во внимание для определения статуса новорожденного (D. 1,5,26), сам зачатый (conceptus, venter, uter) не считается субъектом права. Если существование плода иногда приравнивается к естественному бытию человека ("in rerum natura esse", — D. 1,5,26; 38,16,7; но: D. 7,7,1; 30,16 pr; Gai., 2,203), то ему с определенностью отказывается в социальном значении ("in rebus humanis esse", — D. 37,9,1 pr; 38,16,1,8; 44,2,7,3). Однако в некоторых отношениях — например, при установлении наличия законных наследников (D. 1,5,26; ср. D.50,16,231) — плод принимается во внимание, как если бы он существовал в социальном плане ("perinde ас si in rebus humanis esset", — D.1,5,7). С целью охраны наследственных прав претор — по просьбе беременной матери — назначает попечителя плода (curator ventris) с задачей осуществлять управление имуществом (administratio, — D.37,9,1,22), которое должен унаследовать ребенок в случае рождения. Во владение наследственным имуществом от имени плода (missio in possessionem ventris nomine) могла быть введена сама мать, если новорожденный (postumus) претендовал на наследование вопреки завещанию (bonorum possessio contra tabulas) как непринятый во внимание наследник первой очереди (D.37,9,1,19; 24; 26; 26,5,1 и 20). У малолетнего, если он являлся persona sui iuris, отсутствие дееспособности до достижения совершеннолетия компенсировалось обязательным участием в сделках на его стороне зрелого мужчины — опекуна (tutela impuberum). Женщина sui iuris ставилась под опеку (tutela mulierum) независимо от возраста. Объясняя этот порядок, Гай (Gai., 1,144) со ссылкой на республиканских юристов (veteres) говорит о присущем женщинам легкомыслии ("levitas animi"; ср. Cic, pro Mur., 12,27: "infirmitas consilii"). Эта трактовка отражает внимание к волевой основе личности. Для совершения юридически значимого действия лицом под опекой требуется одобрение и утверждение акта со стороны one- Глава 8. Опека (tutela) и попечительство (сига) куна — auctoritatis interpositio. Auctor (действующим лицом) юридического акта со стороны опекаемого считается опекун. Однако взрослая женщина нуждается в auctoritas опекуна лишь для составления завещания, отчуждения res mancipi (Gai., 2,80) и установления узуфрукта (поскольку для этого необходима in iure cessio, — FV., 45), а также для совершения stipulatio (Gai., 3,176) и acceptilatio (Gai., 3,171), тогда как малолетний — при совершении любого акта, связанного с установлением обязательства (Ulp., Reg., 11,27)3. Трактовка обязательства малолетнего из сделки, заключенной без auctoritas опекуна, как obligatio naturalis (натурального обязательства) относится к более позднему времени (Ulp. D.46,2,1,1; Paul. D.12,6,12,1) и не отрицает недействительность такой сделки, хотя более и не полагает ее ничтожной. Более того, если опекуном женщины выступает лицо, отличное от агнатического родственника (не tutor legitimus), его роль принимает в предклассическую эпоху символический характер, поскольку он даже против своей воли может быть принужден претором дать auctoritas (auctor fieri). Сообщая об этой особенности, Гай (Gai., 1,190) критикует распространенное убеждение в легкомыслии женщин ("vulgo creditur"), которые якобы нуждаются в защите, чтобы избежать обмана, подобно малолетним. На деле же женщина, которой оставались недоступны цивильные сделки без содействия опекуна (Ulp., Reg., 11,27), подчас действовала вполне прагматично. Так, в рассказе Ливия о событиях II в. до н. э. (Liv., 39,9,7) вольноотпущенница испрашивает у магистратов опекуна после смерти ее патрона (когда она вышла из-под опеки) с тем, чтобы составить завещание. Практика, таким образом, показывает, что институт опеки нацелен именно на компенсацию дефекта дееспособности, определяемого формально, тогда как обоснования, исходящие из психических особенностей лиц, поставленных под опеку, вторичны. С таким заключением согласуется и различие функций опекуна в зависимости от возраста подопечного. Опекун не может не принять на себя общее управление имуществом (bonorum administratio) младенца — infans (Gai., 3,109), а также в случае отсутствия подопечного, когда даже ведение дел (gestio) женщины оказывается у опекуна. В этой ситуации наблюдается функциональное деление собственности, когда статичным и абстрактным собственником имущества является опекаемый, а его распорядителем и управляющим — опекун. Ре- 3 Исключение делается только для случая уплаты недолжного (solutio indebiti), принятой малолетним без auctoritas опекуна: исходя из неконтрактной природы такого обязательства, большинство классиков считало подопечного ответственным по condictio indebiti (Gai., 3,91). Раздел V. Право лиц альные права опекуна определяются, однако, лишь недееспособностью подопечного. После достижения совершеннолетия он выходит из-под опеки и оказывается собственником в полном объеме без какого-либо формального акта по передаче права; после смерти опекуна его наследники не имеют на имущество опекаемого никаких прав, сохраняя лишь ответственность в объеме обогащения наследодателя-опекуна перед подопечным. Природа опеки, состоящая в восполнении юридически значимого дефекта личности, выражена в определении, данном опеке в предклассический период Сервием Сульпицием Руфом (D.26,1, 1 pr): "...vis ас potestas in capite ЫЪего" ("...сила и власть в отношении свободного человека"). Юридический смысл этой формулы в том, что опекун выступает однопорядковым с опекаемым (лицом sui iuris, наделенным potestas) участником в формировании юридически полноценного субъекта. Под опекой может состоять только самовластное лицо, поэтому potestas, которой наделен опекун в отношении личности ("in capite") опекаемого, не отрицает, а подтверждает его свободу, указывая на уровень согласования правомочий. Участие опекуна не ограничивается контролем за принятием решений или управлением имуществом несовершеннолетнего или женщины: опекун обеспечивает полноту статуса автономного субъекта правового общения, обогащая его способностью к юридически значимому распоряжению своим имуществом. Именно так следует понимать уподобление опекуна собственнику ("domini loco", — D.26,7,27).
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|