Текстуальность Смысла и не/возможность Смысла

Какие у нас есть основания для возражений против тезиса о сводимости? Какие проблемы он систематически ставит и что делает Смысл «невозможным»? Деррида утверждает, что не может быть сведения к Смыслу, потому что Смысл или трансцендентальное означаемое обязательно текстуально или имеет ту же структуру или форму, что и означающее.

Деррида демонстрирует в ряде текстов, что логоцентрические представления о Смысле наделяют «письмо» конститутивной функцией. [102] То есть, Смысл не может быть явлен субъекту как объект мысли, не может стать коммуникабельным или выразимым, не приняв артикулированную форму письменного языка — где последний в широком смысле означает идеально повторимую структуру означающего. Примечательно, что, когда Деррида говорит о конституировании Смысла письмом, он не утверждает, будто мышление буквально требует пишущего субъекта или будто мышление заключается в эмпирическом производстве письменных мет. Он утверждает, что трансцендентальное означаемое понимается, как это ни парадоксально, как нечто абсолютно отличное от языковых означающих (особенно от письма) и формально неотделимое от эмпирического письма. Смысл должен быть априори «записан», в форме письма, по той же причине, по которой не может существовать персональных языков.

Чтобы быть передаваемым или выразимым в языке, даже чтобы быть доступным для мысли, Смысл должен быть идеально повторимым. Различие между этим письмом, конституирующим Смысл, и обыденным, эмпирическим письмом заключается, прежде всего, в материальности меты. Смысл не может быть подобен эмпирическому письму, поскольку это означало бы, что для того, чтобы узнать или «прочитать» то, что мы мыслим, мы должны были бы сначала редуцировать означающее, чтобы добраться до Смысла. Но поскольку письмо конституирует Смысл, мы не можем, в конечном счете, его редуцировать. Если бы Смысл был априори записанным, то условие его возможности (письмо) также называет условие его невозможности. Смыслы текстуальны или записаны, но это означает, что они не могут функционировать так, как предполагается. Текстуальность исключает сводимость. [103]

Мы можем приписать этот аргумент Деррида, но на самом деле мы можем найти его версии в других местах: например, в возражениях против языка мысли или в критике того, что Сэмюэль Уилер (2000) назвал «магическими языками». Действительно, Деррида предлагает несколько версий этого аргумента, одна из них — в его реконструкции семиологии Чарльза Сандерса Пирса в «О грамматологии». В прочтении Деррида, семиология Пирса утверждает текстуальность трансцендентального означаемого. [104] Однако его изложение не дотягивает до деконструкции трансцендентального означаемого, а это означает, что деконструкция логоцентризма не тождественна «открытию» текстуальности означающего. Хотя Пирс признает, что несводимая отсылка и отсрочка знака является условием (возможности) для Смысла, он тем не менее, согласно Деррида, не учитывает, что это также является условием его невозможности.

Пирс далеко продвинулся в сторону того, что выше было названо деконструкцией трансцендентального означаемого, которое в какой-то момент обязательно ставит жесткую границу отсылкам от знака к знаку. Мы отождествили логоцентризм и метафизику присутствия с настойчивым, мощным, упорным и неустранимым желанием, направленным на это означаемое… Согласно пирсовской… «феноменологии», проявление (manifestation) как таковое не обнаруживает присутствие чего-либо, но лишь выступает как знак… «идея проявления (manifestation) есть идея знака». Таким образом, не существует такой феноменальности, которая бы редуцировала знак или репрезентант, чтобы тем самым предоставить обозначенной вещи право блистать в своем само-присутствии. «Сама вещь» и есть всегда уже representamen, чуждый простоте интуитивной очевидности. Representamen может функционировать, лишь возбуждая интерпретант, который, в свою очередь, «сам становится знаком, и так до бесконечности». Самотождественность означаемого непрестанно скрывается и смещается (ОГ, 170-171)[105]

Здесь Деррида описывает позицию Пирса, но также отличает от нее окончательную или адекватную деконструктивную позицию. Отсутствие трансцендентального означаемого по-прежнему структурирует и определяет дефиницию знака у Пирса. «Следовательно, если имеется смысл, значит, уже не существует ничего, кроме знаков. Мы мыслим только посредством знаков. А это, в свою очередь, приводит к разрушению самого понятия знака — в тот самый момент, когда, как, например, у Ницше, его требования начинают восприниматься как нечто абсолютно правомерное» (ОГ, 172). Знаки порождают знаки как свои интерпретанты, которые затем, в свою очередь, требуют интерпретантов ad infinitum. Когда дело доходит до тех предметов, на которые указывают означающие — где мы ожидали бы найти Смысл знаков, — мы находим только другие знаки.

Деррида не говорит больше о роли разрушения понятия знака у Пирса в этом контексте; вместо этого он переходит к обсуждению Соссюра. Тем не менее, кажется очевидным, что разрушение понятия знака проистекает из пирсовского отказа от чистого означаемого элемента. Любой интерпретант будет включать в себя ту же структуру задержки и отсрочки. Парадоксально, но понятие знака разрушается, когда оно обобщается таким образом, потому что само понятие знака зависит от его контраста с не-означающим элементом. Поскольку Пирс продолжает опираться на то самое понятие знака, которое он сам же и подрывает, он предлагает описание не языковой или семиотической функции, а ее дисфункции. У него происходит лишь неполный отказ от оппозиции между означающим и означаемым.

Чтобы понять, к чему ведет Деррида это понятие концептуального разрушения, давайте попробуем описать структуру означаемого в терминах, предложенных Пирсом. Если верно, что мы мыслим только знаками — в отличие от представления о том, что содержание наших мыслей на каком-то уровне является самоприсутствующим и самопрозрачным, — тогда, чтобы получить доступ к значению наших мыслей, мы должны интерпретировать эти мысли-знаки. Если мысль включает в себя такой язык жестов, то это будет иметь печальное последствие: мы (мыслители) в принципе никогда не сможем узнать, о чем мы думаем. Иными словами, мы никогда не будем иметь доступа к содержанию наших собственных мыслей; такой доступ будет бесконечно отложен[106].

Как подчеркивает Деррида, (логоцентрическая) логика знака предполагает означаемое, которое кладет конец игре отсылок — то есть конец различанию и отсрочиванию Смысла, которые характеризуют его функционирование. Согласно комментарию Деррида, Пирс открыл и утвердил знак как diffé rance и невозможность его сведения. Однако, поскольку он оставляет нетронутым радикальное различие между означающим и означаемым, которое определяет смысл знака, вместо того чтобы утверждать, что означаемое также является «знаком», изложение Пирса заканчивается утверждением, что существуют только означающие (и никаких означаемых). С одной стороны, Пирс показывает, что не может быть Смысла, а только означающие (знаки, репрезентанты, интерпретанты); с другой стороны, если есть только означающие, то не может быть и смысла (означаемых элементов).

Пирс зашел далеко, но недостаточно — в направлении деконструкции трансцендентального означаемого. Он не учел, до какой степени он разрушил понятие знака. Он продемонстрировал невозможность тезиса о сводимости, но оставил себя открытым для контраргумента: а именно, что отрицание тезиса о сводимости ведет к абсурду, что как раз и утверждает Сёрль в своем, как он считает, решающем опровержении утверждений Деррида.