 |
Ступенчатый тип возрастной системы
|
|
|
|
системе возрастные группы не делятся постоянно, а объединяются на короткие периоды, когда они охватывают всю молодежь данного разряда или уровня. Каждая группа делится на две части: правой и левой руки. На рисунке показано, что первыми в группу вступают парни правой руки и какое-то время находятся в разряде воинов (моранов) вместе с предшествующей группой. Эта группа движется вперед, хотя подгруппа левой руки, которая следует за ней, еще не прошла инициации. Затем вся группа в целом — правой и левой руки — некоторое время находится в разряде моранов со следующей за ней группой. Таким путем члены каждой подгруппы в течение короткого периода живут вместе с соседними группами — старшей и младшей по возрасту.
Мы остановились столь подробно на характеристике циклической, линейной и ступенчатой возрастных систем потому, что в трансформированном виде организующая идея (цикличности, линейности, ступенчатости) так или иначе присутствует во всех известных в истории возрастных системах. Ее можно узнать и в современных, гораздо более сложных и детализированных возрастных системах. В описанных системах — как в простой, но достаточно показательной модели — мы можем увидеть эскиз многих более поздних отношений, характеризующих возрастные группы. Так, в древних инициациях мы видим прообраз многих советских обрядов социализации подрастающего
поколения, символизирующих их социальную зрелость (например, вручение паспорта, посвящения в молодые рабочие, в студенты и т.д.). В циклических возрастных системах большое внимание уделяется преемственности (реально это происходило как присвоение общего имени — количество имен вообще было ограничено — для возрастных групп, скажем, вступающие в жизнь наследуют имя возрастной группы стариков, группы угасающей, обретающей в молодом поколении свое зримое продолжение). И в наше время идея преемственности в профессиональной и прочих сферах рассматривается как актуальная. В древних системах возрастов находим мы и зачатки конфликтов поколений — прежде всего смежных поколений, отцов и детей. Скажем, молодые отцы-воины, когда им приходит время уступить место следующей возрастной группе — детям, прошедшим инициацию (что есть сигнал для отцов к переходу в разряд стариков), всячески сопротивляются этому, чувствуя себя достаточно энергичными, исполненными силы, и в этой связи не испытывают никакого желания уступать свое место, к слову — центрального в общественной жизни.
|
|
|
Однако моменты общности древних и современных представлений не должны вводить в заблуждение. Система возрастных представлений древнего человека достаточно специфична сама по себе и всецело подчинена единому основанию — мифологическому сознанию. Уже древние люди обратили внимание на социально значимый характер возрастных этапов жизни человека и выработали свою, особенную форму пониманий стадий жизни на основании целостного образа мира, воплощенного в мифе, являющегося образцом для подражания и тем самым способом воспроизводства общественной жизни, ее своеобразным ритмом. Древние люди понимали, что у ребенка, входящего в жизнь, нет какой-либо программы жизнедеятельности, он не приспособлен к жизни, как животные, и в силу этого находится в первые годы своей жизни в пограничном положении (между жизнью и смертью), ибо еще действует естественный отбор и выживают сильные, отсеиваются слабые и «лишние». Положение ребенка регулируется всецело жизнью общины, ее потребностями, и ребенок является деталью социального организма. Он включается в него сначала как часть маски женщины, ибо ритуал предписывает женщине определенный набор обрядов, направленных на попечение и воспитание ребенка. Затем он приобщается к определенной возрастной когорте, в составе которой проходит определенное обучение и воспитание, после чего должен выдержать обряд инициации, чтобы получить право на родовое имя (без которого он всю жизнь остается
|
|
|
ребенком), и т. п. Таким образом, все возрастные стадии жизни первобытного человека вплетены в ритуал и ему подчиняются. Ритуал же определен мифом, отсюда и мифологичность возрастного самосознания древних.
Говоря о мифологичном сознании, нельзя обойти стороной и еще одну, причем очень существенную, его характеристику.
Архаичные (мифологические) представления о человеческой жизни (в частности, о ее длительности) обладают особым качеством. Их вполне можно назвать фантастичными. По Гомеру, Нестор прожил «три человеческих века», а иллирииец Данда и один из лакмейских королей якобы достигли возраста 500 и даже 600 лет. Мы могли бы отнести эти «сведения» за счет гиперболы, художественного преувеличения, но...
Как отмечает И. С. Клочков, «Шумерский царственный список» поражает поистине «кошмарными сроками» правления «допотопных» и первых «послепотопных» царей, подчиненными одной тенденции: чем дальше в историческом времени отстояли описываемые события, тем фантастичнее указываемые в них сроки человеческой жизни: «После того как царственность низошла с небес, Эреду стал местом царственности. В Эреду Алулим 28 800 лет отправлял. Алалгар отправлял царство 36 000 лет. Два царя отправляли царство 64 800 лет. Эреду был оставлен, его царственность перенесена в Бадтибиру. В Бадтибире Энмен-луанна отправлял царство 43 200 лет!». Всего «до потопа» восемь царей царствовали в пяти городах 241 200 лет! «После потопа» продолжительность царствований резко падает, хотя и остается внушительной («В Кише Гаур 1200 лет отправлял царство»). И только начиная с восьмой «послепотопной» династии идут сравнительно правдоподобные сроки человеческой жизни (И. С. Клочков, 1983).
И. С. Клочков отмечает, что почти все числа правления шумеровских царей кратны 360 (по древнему календарю Месопотамии в году было 360 дней); таким образом, оказывается, что «день равен году», и получить реальные сроки правления можно делением на 360, что математически дает правдоподобные результаты. Возможно, что такими «временными коэффициентами» древние ученые Междуречья зашифровывали степени сакральности тех или иных династий? Во всяком случае цифры здесь имеют явно выраженный символический характер (намеренное преувеличение призвано придать значимость, священность культу царей, превращая самые сроки их жизни в символ царской власти).
|
|
|
Аналогичные фантастически-символические указания продолжительности человеческой жизни мы находим и в других
исторических источниках разных времен и народов. Так, в Библии необычайным долголетием отличаются ветхозаветные патриархи: Адам жил до 930 лет, а Ной — 950 (Бытие, V, 5; IX, 29). Как и в «Шумерском царственном списке», послепотопные патриархи жили меньше, чем допотопные: Авраам умер в возрасте «всего» 175 лет, немногим больше прожил Исаак — 180 лет (Бытие, XXV, 7; XXXV, 28). В Библии также говорится, что человеческий век до потопа составлял 120 лет и жили тогда «на земле исполины» (Бытие, VX, 3 — 4). Видимо, не без влияния Библии известный русский историк XVIII века В. Н. Татищев пишет в «Сказании о звере мамонте»: «Жизнь человека продолжалась более 900 лет, которому помоществовало повсюду разная и благая от благих плодов пища и всегда равно пребывающая теплота даже до произведенного жестокого и праведного Божия за грехи потопом наказания».
Этот материал представляет для нас существенную ценность, но не как историческая справка, ибо в нем нет ни грана того, что называется «научными данными» (ни один ученый не поверит в возможность многовековой продолжительности человеческой жизни в прошлом, даже учитывая «райские условия» и «благую пищу»). Важно здесь другое. Уже на ранних ступенях общественного уклада возникло особое явление общественной мысли — возрастной символизм, который будет сопутствовать всей дальнейшей истории возрастов в античности, в средневековье и даже в наше время, сохраняясь и оберегаясь обыденным сознанием.
|
|
|
Возникает же возрастной символизм в недрах и на основе мифологического сознания, как своеобразной автономной символической формы культуры, особым образом моделирующей мир.
Подводя промежуточный итог рассмотрению истории возрастов жизни на первоначальных этапах общества — в пору первобытности и в первых рабовладельческих державах Востока, — надо отметить их особенность в сравнении с более поздними этапами, состоящую во вплетенности представлений о возрастной динамике развития человека в непосредственную жизнедеятельность (ритуал). Известный исследователь — филолог и историк культуры С. С. Аверинцев — обратил внимание на эту особенность древних цивилизаций в сравнении с древними греками. Он пишет: «Вся мысль египтян, вавилонян и иудеев в своих предельных достижениях не философия, ибо предмет этой мысли не „бытие“, а жизнь, не „сущность“, а существование, и оперирует оно не „категориями“, а нерасчлененными символами человеческого самоощущения — в мире, всем своим
складом исключая техническо-методическую „правильность“ собственной философии. В отличие от них, греки, если позволительно так выразиться, извлекли из жизненного потока явлений неподвижно-самотождественную „сущность“ (будь то „вода“ Фалеса или „число“ Пифагора, „атом“ Демокрита или „идея“ Платона) и начали с этой „сущностью“ интеллектуально манипулировать, положив тем самым начало философии. Они высвободили для автономного бытия теоретическое мышление, которое, разумеется, существовало и до них, но, так сказать, в химически связанном виде, всегда внутри чего-то иного. В их руках оно впервые превратилось из мышления-в-мире в мышление-о-мире» (С. С. Аверинцев, 1971).
Таким образом, в период до античности идея возрастов жизни фактически не имела своего теоретического анализа, не была предметом рефлексии. Начиная с древних греков открывается история теоретического освоения понятия о возрастах жизни.
ФИЛОСОФИЯ ВОЗРАСТА
Понятие о возрастах человеческой жизни в европейской традиции восходит к ионической философии VI века до н. э. В воззрениях представителей древней Ионии неразрывно сплелись мифология и философия, магия и стихийный материализм, медицинские и естественные знания. Значение идей ионических мыслителей для развития представлений о человеческих возрастах невозможно переоценить — в преобразованном виде мы находим их у различных философов Эллады (Платон), в эпоху эллинизма, в драматических спекуляциях Византийской империи и в знаменитой «Энеиде» Вергилия, в средневековых трактатах и даже во многих предрассудках современных обыденных представлений о возрастах жизни.
|
|
|
Две идеи древних ионических мыслителей оказались наиболее живучими и распространенными. Одна состояла в утверждении фундаментального единства природы, единства естественных и сверхъестественных сил, восходящая к народным верованиям языческих времен. Мир понимался как единая система, управляемая на основании одного строгого закона (космического детерминизма), обуславливающего все — от движения планет и сезонных изменений вегетативного цикла до судьбы человека. Отсюда понятно стремление выдающегося древнегреческого философа и математика Пифагора найти аналогию между возрастами жизни и сменой времен года, кото-
рую мы видим в его классификации возрастов жизни — наиболее древней из известных нам среди ионических мыслителей (см. табл. 5). Пифагор сравнивал детство и юность («период становления») с весной, молодость — с летом и т.д. Продолжительность каждого возраста, по Пифагору, составляла ровно 20 лет. Для современного ума выделение двадцатилетнего цикла скорее всего покажется непроходимым формализмом и выглядит более чем условно. Во времена Пифагора такой «формализм» был выражением совсем другой идеи, ничего общего с современным понятием формализма не имеющей. Мы имеем в виду другое фундаментальное положение ионической философии, своеобразно конкретизирующее идею всеобщей связи явлений, — установление символизма цифр. Цифры для Пифагора — не только математические знаки, но и неотъемлемый атрибут религиозных спекуляций, физического описания мира, магических обрядов и т. д.
Таблица 5
|
|
|
