Классификация возрастов жизни по Гиппократу

В делении жизни на возрасты (см. табл. 6) Гиппократ исходил из древней науки о переломных («климактерических») годах, в центре которой находилась идея цифрового символизма. Согласно этим представлениям, каждые семь (по другому мнению — девять) лет происходит коренная перестройка человеческого организма, опасная для здоровья и жизни человека. Древние боялись возрастов 7, 14, 21... 63, 70, 77 лет (в другом варианте — 9, 18, 27... 63, 72, 81 год). Особый ужас, понятно, вселял в древние души возраст 63 года, когда оба цикла совпадают. С этими повериями, возможно, связано мнение Платона о 81 годе как пределе человеческой жизни. По свидетельству польского демографа Эдварда Россета, возраст 77 лет («две косы» или «два топорика», перерубающие человеческую жизнь) до сих пор наводит мистический ужас на многих поляков. Гиппократ в полном соответствии с этими представлениями делил жизнь человека на десять периодов по семь лет каждый. И надо сказать, что его, казалось бы, «нехитрая» классификация оказала огромное влияние на последующих мыслителей. Ее разделяли римский государственный деятель и писатель Плиний Младший, римский грамматик и эрудит Макробиус, арабский философ и врач Ибн Рушд (Аверроэс) из Кордовы. Даже в Библии находятся параллели этой глубоко языческой по своему происхождению идеи: Адам, как следует из Святого Писания, умер на 931 году жизни (т. е. 7x133). В более поздние времена, в XVII веке, делались попытки (Мартин Панса) объяснить семилетний цикл следствием влияния Сатурна на нашу земную жизнь. Лишь в конце того же века польскому ксендзу Каспару Нейману, собравшему соответствующий материал и

призвавшему на помощь крупнейшего философа и математика того времени Готфрида Вильгельма Лейбница, при содействии Лондонского королевского общества и известного английского астронома и математика Эдмунда Галлея удалось установить безосновательность положения о «переломных годах жизни», об их якобы смертоносном влиянии на жизнь человека.

Важно отметить, что «мир воспринимался и переживался древними греками не в категориях изменения и развития, а как пребывание в покое или вращение по великому кругу. События, происходящие в мире, не уникальны: сменяющие одна другую эпохи повторяются, и некогда существовавшие люди и явления вновь возвратятся по истечении великого года» — пифагорейской эры (А. Я. Гуревич. Представления о времени в средневековой Европе, с. 162—163.) Обратим внимание читателя на органическую близость, граничащую с непосредственным заимствованием, многих представлений древних греков о космическом и индивидуальном времени и упоминавшихся ранее представлений жителей Древнего Востока. В преобразованном виде здесь можно найти и идею циклического времени (векторное или линейное время играло для греков весьма служебную роль), и концепцию второго рождения, и элементы линейной возрастной динамики жизни (у Гиппократа). Вместе с тем элементы культурной преемственности здесь сильно замешаны на оригинальной и самобытной древнегреческой мифологии, на «астрономичности» (А. Ф. Лосев) античного сознания. Древний грек как бы созерцает совершенный, гармонический космос — «пластически слепленное целое, как бы некую общую статую или даже точнейшим образом настроенный и издающий определенного рода звуки инструмент» (А. Ф. Лосев, 1963). А. Ф. Лосев пишет о некоем «скульптурном стиле истории», замечая, что космос античного эллина — «материально-чувственный и живой космос, являющийся вечным круговоротом вещества, то возникающий из нерасчлененного хаоса и поражающий своей гармонией, симметрией, ритмическим устроением, возвышенным и спокойным величием, то идущий к гибели, расторгающий свою благоустроенность и вновь превращающий сам себя в хаос» (А. Ф. Лосев, 1963).

Филосовско-теоретические воззрения древних греков относительно возрастов жизни необходимо дополнить характеристикой существовавших в ту эпоху специфической организации возрастных групп.

Возрастная структура общества в античности, сохраняя осмысленные филосовски мифологические элементы, уже принципиально иная. Возраст для древних греков уже не является

элементом ритуала, и половозрастное разделение труда фиксируется у них не мифологическими средствами. Миф еще сохраняет свои права, но уже вынесен непосредственно за скобки жизнедеятельности — буквально вынесен на театральные подмостки (Эсхил, Еврипид, Софокл), — на него смотрят со стороны, рассматривая иллюзорную жизнь богов и героев. Анализируя ее в своем сознании, древний грек не подчиняется слепой воле образца, а мысленно его перерабатывает, согласуясь с логикой жизни. Акцент все более смещается из области мифологии в область философии жизни.

Какова же была сама эта жизнь, взятая в плане ее возрастной динамики?

Прежде всего, отметим, что как в первобытном обществе, так и в античной Греции центральное место в общественной жизни занимал человек. Положение детей было не столь плачевным, как в первобытном обществе, но все-таки «служебным» по отношению к цветущей поре. Известно, что в Древней Спарте фактически неизменным остался первобытный обычай уничтожения слабых и плохо развитых детей. Спарта была преимущественно военной державой, в ней почти все было подчинено задачам поддержания и развития военной мощи, основанной прежде всего на культе здорового мужского тела. Все мужчины в возрасте от 6 до 30 лет были четко организованы и контролировались членами «геруссии» (своего рода совета старейшин). С 6 до 18 лет молодые люди воспитывались, готовились к тяготам военной службы, ас 18 до 30 ее несли. Большую часть времени молодые спартанцы жили отдельно от семьи под руководством специальных наставников. С 30 лет спартанец, продолжая военную службу, получал полные гражданские права и возможность жить дома. После 60 лет он становился членом старшей возрастной группы, из которой и выбирались члены геруссии.

В соседних Афинах жизнь была не столь жестко регламентирована, а лишь одна возрастная группа — эфебы (с 18 до 20 лет) — была всецело занята вопросами военной подготовки.

Особо отметим изменение положения стариков, которые если и не играют в античной Греции центральную роль, то и не могут быть отнесены к периферии общественной жизни. Подчеркнутое отношение древних греков к мудрости, ассоциируемой со старостью (Эпикур), делает старика из дряхлого и непригодного к активной общественной жизни члена первобытного общества в фигуру существенную — старейшину, в функции которого входит управление страной, руководство воспитанием подрастающего поколения. В Древней Греции чтили своих долгожителей.

До наших времен дошли сведения о древних долгожителях Эллады преимущественно из среды людей знаменитых, прославившихся на каком-то общественном поприще. Так, поэт Симонид прожил до 90 лет, поэт Стесихор — 85; философ-атомист Демокрит — 104 года; стоик Зенон — 98 лет и стоик Клеанф — на год больше.

В Риме отрочество считалось до 14 — 17 лет, до получения тоги взрослого; молодость — до 46 лет (римские граждане, достигнув 46, увольнялись с военной службы и переходили в старший разряд своей центурии), после чего начинался преклонный возраст; в 60 лет, по представлениям римлян, наступала старость.

У римлян совершеннолетие формально наступало с момента, когда, по приговору семейного совета, юноша снимал с себя детское одеяние и надевал мужскую тогу. Признаком совершеннолетия признавалось наступление половой зрелости, что в древности могло почитаться свидетельством в пользу пригодности юноши к военной службе. В императорском Риме мужское совершеннолетие устанавливалось в границах 14—17 лет. Относительно женщин, по свидетельству римских юристов, совершеннолетие наступало раньше, приблизительно к 12 годам. Впрочем, последний вопрос не имел практического значения, так как женщина в Риме всю жизнь находилась под «вечной» опекой отца, мужа, ближайших родственников.

И. С. Кон, анализируя особенности возрастного уклада в Древнем Риме, пишет: «В республиканском Риме основным механизмом воспитания детей, во всяком случае у верхушки общества, была семья. Сначала ребенка воспитывала мать, затем отец, часто с помощью специальных воспитателей из числа рабов. Позже, когда подросток начинал участвовать в общественной жизни, им обычно руководил личный друг или патрон семьи. Римский обряд инициации — вручение мужской одежды — также являлся в большей мере семейным делом. Такая система способствовала воспитанию индивидуализма и ориентировала молодого человека прежде всего на собственную семью» (И. С. Кон, 1967).

Вместе с тем именно в Древнем Риме возрастные понятия, как нигде ранее, обнаруживают явственную тенденцию к обозначению общественных связей человека, выходящих за рамки чисто семейных отношений. Недаром они являются особым предметом Римского права. В своем социальном наполнении — как этапы социальной жизни — рассматриваются возрастные категории в трудах римских мыслителей. Так, например, латинское слово «iuvenis» (юноша) фигурирует у Тацита в разных значениях — им он обозначает и 14-летнего подростка, и

юношу в 18 лет, и мужчину 30 лет, и даже 36-летнего консулярия. Главное в семантике слова «iuvenis» у Тацита — представление о человеке, стоящем на пороге общественной деятельности, но не обладающем всей полнотой сил, прав и обязанностей самостоятельного гражданина. Этот главный смысл раскрывается в контекстах, вроде следующих: «...становясь юношами (iuvenis), которым вот-вот предстоит вступить на Форум» (Диалог об ораторах, 33, 4); «юноша (iuvenis) — это тот, кто готовится к выступлениям на Форуме и ораторской деятельности» (там же, 34, 1).

Другой видный представитель своей эпохи — римский юрист Ульпиан (III в. до н. э.) — составил первые в своем роде таблицы смертности, ставшие впоследствии одним из важнейших методов демографического исследования, которые представляют любопытный памятник античной культуры (см. табл. 7).

Таблица 7