Правоспособность иностранных граждан и лиц без гражданства. Применение гражданских законов иностранных государств и международных договоров

(Сошников Р.А.)

 

Вторая кодификация советского гражданского права в стране имела результатом принятие Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 1961 г. (Основы 1961 г.)[1721], а также Гражданского кодекса РСФСР 1964 г. (ГК РСФСР 1964 г.)[1722], которые впервые включали в свое содержание практически одинаковые специальные разделы о регулировании отношений с иностранным элементом (раздел VIII), заложившие тем самым фундамент целой отрасли законодательства - международное частное право (МЧП). Эти нормы родились не на пустом месте - при подготовке и осуществлении кодификации советского гражданского права учитывался исторический опыт развития отечественного правового регулирования отношений с иностранным элементом, положения доктрины, а также зарубежные примеры в этой области.

Для справедливой оценки системы и содержания норм советского законодательства по МЧП того периода необходимо определить в каких исторических условий и на базе каких юридических компонентов оно сложилось и функционировало. Это важно и для системы норм действующего ныне в Российской Федерации законодательства по МЧП, определения направлений его развития.

Начало процесса развития национальных кодификаций международного частного права (МЧП) хронологически связывают со второй половиной XIX века – временем утверждения предложенного Ф.К. фон Савиньи коллизионного метода локализации правоотношения[1723].

Вопрос о путях кодификации норм международного частного права, как и вопрос о необходимости кодификации норм МЧП вообще, является предметом постоянных дискуссий.

Кодификация МЧП в различных странах осуществлялась двумя путями. Первый из них – принятие специальных законов о МЧП (а в ряде стран законов о МЧП и международном гражданском процессе), в рамках которых были кодифицированы коллизионные нормы, относящиеся не только к отдельным видам гражданских (в широком смысле) правоотношений с иностранным элементом, но и к общим вопросам МЧП. По этому пути пошли, в частности, такие страны как Австрия, Венгрия, Италия, Польша, Чехия, Швейцария и др. Другой путь состоит во включении соответствующих предписаний в отраслевые акты, в том числе в гражданские кодексы, гражданско-процессуальные кодексы, законы в области семейного, трудового права, арбитража, статуса иностранцев и т.д. Данный путь пока более распространен[1724]. По этому направлению следовал в свое время СССР, а теперь Россия.

В начале XX века российская практика и доктрина в сфере международного частного права развивались довольно активно, чего нельзя сказать о нормативном регулировании. В законодательстве РСФСР число коллизионных норм было исключительно невелико: Постановление ВЦИК о введении в действие Гражданского кодекса РСФСР заключало в себе коллизионную норму о дееспособности юридического лица (прим. 1 и 2 к ст. 8), Кодекс об актах гражданского состояния – норму о дипломатическом браке (прим. 1 к ст. 53) и об отправлении функций опекунских учреждений в отношении проживающих за границей российских граждан (прим. к ст. 185), Гражданский процессуальный кодекс – норму о форме юридических сделок и об обязательственном праве (ст. 7). Во внутреннем законодательстве РСФСР мы других коллизионных норм, кроме перечисленных, не найдем[1725]. Так, Гражданский кодекс РСФСР 1922 г. не содержал специальных коллизионных норм о регулировании правоотношений с иностранным элементом. В связи с этим М.А. Плоткин писал: «Отсутствие коллизионных норм создало впечатление, что наше право носит вообще сугубо территориальный характер». …Иностранный судья порой полагал, что советский законодатель не претендует на применение своего права за границей даже тогда, когда иностранное законодательство прямо к нему отсылает[1726]. И.С. Перетерский в связи с этим также отмечал, что «…нельзя не признать желательным внесение большей ясности в наше международное частное право»[1727].

Поиску возможных путей развития отечественного международного частного права был посвящен ряд исследований ученых. Так, проблема кодификации советского МЧП исследовалась разными поколениями отечественных юристов, предложивших уже в то время интересные идеи ее решения. Профессор М.А. Плоткин в 20-х годах разработал и поныне представляющую интерес классификационную схему коллизионных норм, поставив перед собой цель внести «ясность в построение коллизионных норм»[1728]. Предложенная им схема включала раздел, посвященный общим правилам о применении иностранного закона (о пределах экстерриториальности советского права, об обратной отсылке, о публичном порядке), а также систему коллизионных норм, разделенную, в свою очередь, на 9 разделов (например, о дееспособности физических лиц, о право и дееспособности юридических лиц, коллизионные нормы в брачном и семейном праве, об опеке и др.)[1729]. Однако многие предложения ученого, признанные теорией правильными, остались нереализованными.

Вплоть до 60-х годов ХХ века процесс развития правового регулирования международных коллизионных отношений в стране проходил довольно вяло. Наконец, в 60-х годах в России была осуществлена крупная кодификация в области гражданского права: приняты Основы гражданского законодательства 1961 г. и затем ГК РСФСР 1964 г.

Новое гражданское законодательство заметно улучшило систему гражданско-правового регулирования, усилило защиту имущественных и личных прав граждан и юридических лиц. Однако следует помнить о том, что как раз в эти годы во имя продвижения к коммунизму партией была начата борьба «за искоренение частнособственнических пережитков», за то, чтобы «не допустить перерастания личной собственности в частную».[1730] Поэтому новый советский гражданский кодекс принципиально отличался от законодательства капиталистических государств, закреплял другое – социалистическое право.

При второй кодификации советского гражданского права в 1961 - 1964 гг., - как указывает А.Л. Маковский, шел процесс его известной примитивизации, причем шел он одновременно в двух направлениях: не нужно много разнообразных институтов для регулирования отношений между социалистическими организациями в сфере народного хозяйства, в то же время нужно много, но не слишком сложных правовых инструментов, чтобы регулировать отношения с участием граждан[1731]. Такое подход сказался в полной мере на содержании и структуре раздела восьмого кодекса. При этом важно для понимания сути второй кодификации подчеркнуть ее общедемократическую направленность, а также то, что она явилась началом развития новой отрасли законодательства по МЧП.

Необходимо отметить решающий вклад в разработку соответствующих разделов Основ 1961 г. и ГК РСФСР 1964 г. авторитетного отечественного ученого Л.А. Лунца[1732], труды которого имеют огромное значение и в настоящее время.

Некоторые авторы полагают, что «включив нормы международного частного права в Основы гражданского законодательства, а нормы международного гражданского процесса в принятые в тот же день, 8 декабря 1961 г., Основы гражданского судопроизводства Союза ССР и союзных республик (разд. VI, ст.ст. 59 – 64), законодатель избрал путь отраслевой кодификации тех и других норм, а не путь их объединения в комплексном нормативном акте» и что законодателем тем самым была ясно и недвусмысленно определена отраслевая принадлежность этих норм к гражданскому законодательству[1733]. Этот вывод представляется неубедительным.

Полагаем, что таковых намерений у законодателя в то время не было в отношении определения отраслевой принадлежности МЧП в целом из-за неактуальности этого вопроса в тех условиях жизни советского государства. Поэтому даже соответствующие разделы в указанных источниках были названы без претензий на охват всей отрасли МЧП, а именно: «Правоспособность иностранных граждан и лиц без гражданства. Применение гражданских законов иностранных государств и международных договоров».

Проблема отраслевой принадлежности норм МЧП возникает несколько позднее в связи с накоплением практического материала, развитием доктрины МЧП и богатым опытом закрепления коллизионных норм в законодательстве зарубежных государствах[1734].

Полагаем, что тогдашняя практика закрепления некоторых норм, регулирующих отношения с иностранцами, в ряде разноотраслевых нормативных актах (ГК РСФСР 1922 г., ГПК 1923 г., КЗоБСО РСФСР 1926 г., КТМ СССР 1929 г., Консульский устав СССР 1926 г. и др.) дает гораздо больше оснований сделать вывод о стремлении законодателя подчеркнуть именно разноотраслевой характер норм, а также скорее межотраслевой, комплексный характер отрасли МЧП.

Поэтому совершенно не «странным»[1735], а логичным и своевременным выглядит тот факт, что Л.А. Лунц, являясь основным разработчиком раздела VIII Основ, уже в начале 1970-х гг. предложил идею принятия в нашей стране специального закона о международном частном праве.

Идея, к сожалению, пока не реализованная в нашей стране, дискуссионная, но имеющая в современном мире все нарастающее число примеров успешных национальных кодификаций МЧП.

Полагаем необходимым дать общий обзор правил регулирования отношений с иностранным элементом, впервые получившим закрепление в гражданском законодательстве советского государства - в ГК РСФСР 1964 г. и в Основах гражданского законодательства 1961 г.

В указанных источниках специальный раздел VIII «Правоспособность иностранцев и лиц без гражданства. Применение гражданских законов иностранных государств и международных договоров и соглашений» состоял из восьми статей – ст.ст. 562 - 569 (ст.ст. 122 – 129 Основ 1961 г.). Две из них были посвящены коллизионным вопросам гражданской правоспособности иностранцев (ст. 562 ГК РСФР) и лиц без гражданства (ст. 563 ГК РСФСР). Одна статья касалась возможности иностранных организаций совершать в РСФСР сделки по внешней торговле и др. связанным с ней операциям (ст. 564 ГК РСФСР). Три статьи закрепляли коллизионные правила о форме сделки (ст. 565 ГК РСФСР), об обязательствах по внешнеторговым сделкам (ст. 566 ГК РСФСР) и о наследовании (ст. 567 ГК РСФСР). Одна статья ограничивала применение иностранного права (ст. 568) и одна закрепляла правило о приоритете норм международных соглашений в случае коллизии с нормами российского гражданского права (ст. 569 ГК РСФСР).

Очевидно, что это был довольно узкий круг правил регулирования отношений с иностранным элементом, который нельзя назвать развитой (и даже – достаточной) национальной системой коллизионных норм. Осталось множество пробелов: отсутствовали специальные нормы, регулирующие очень важные с точки зрения данной отрасли институты, такие, как дееспособность граждан, национальность юридического лица, квалификация юридических понятий, обратная отсылка, обход закона, внедоговорные обязательства и др. Однако подробной регламентации коллизионных отношений законодатель не предпринял, ограничившись всего восьмью статьями. Сделано это было вовсе не по причине слабости или отсутствия соответствующих доктринальных разработок тогдашней науки МЧП, а, как полагаем, по ряду других причин.

Одна из них заключалась в том, что советский суд и арбитраж, сталкиваясь с пробелами в правовом регулировании отношений с иностранным элементом, традиционно нередко решали и продолжали решать возникающие коллизионные вопросы в соответствии с общими указаниями об аналогии права (ст. 4 ГПК РСФСР 1923 года и ст. 10 ГПК РСФСР 1964 г.).

Другой причиной явилось отмечавшееся выше стремление к минимализму регулирования правоотношений частного характера, характерное для нового советского гражданского кодекса, социалистического по своей природе.

Сказывалось и стремление не создавать жесткого регулирования и тем самым не связывать руки социалистическому государству подробной правовой регламентацией. В условиях противостояния, а затем мирного сосуществования двух общественно-экономических систем идеологические и политические соображения довлели над правовыми. Это, вероятно, было продиктовано и стремлением законодателя сохранить максимальную свободу советским судам в разрешении споров с иностранными партнерами, в особенности из капиталистических государств. В случае же закрепления в советском законодательстве достаточно подробной системы норм МЧП это было бы сделать гораздо труднее.

В современной юридической литературе справедливо отмечается, что «жесткое определение коллизионных привязок не обеспечивает возможности учитывать при рассмотрении конкретных дел многообразие встречающихся в практике коллизий и, в конечном счете, ориентировано на формальную правовую уверенность, а не на оценку обстоятельств дела с позиций материального права, т.е. не нацелено на конечный справедливый, по существу, результат[1736].

Следует отметить и недостаточно острую потребность в стране в детализированном правовом регулировании отношений с иностранным элементом. Советский опыт, предшествующий рассматриваемой кодификации, свидетельствовал в целом о достаточности применения на протяжении нескольких десятилетий немногочисленных правил Вводного закона к ГК РСФСР 1922 г., ГПК РСФСР 1923 г., КЗоБСО РСФСР 1926 г. и др., а основной массив регулирования находил тогда место в отдельных международных договорах СССР с соответствующими зарубежными партнерами.

Вместе с тем, следует признать, что обилие норм МЧП в законодательстве того или иного государства само по себе не является показателем уровня развития правового регулирования отношений с иностранным элементом. «Главное, как справедливо отмечает профессор И.С.Зыкин, заключается в содержании предлагаемых положений, в их большей разработанности и значительной новизне для нашего законодательства»[1737].

Анализ норм раздела VIII ГК РСФСР 1964 г. не дает оснований для положительного вывода о новизне, перспективности и потенциале закрепленных правил, совершенстве юридической техники. Л.А. Лунц отмечал, что «по существу Основы гражданского законодательства, за некоторыми исключениями (ст. 127 о законе, применяемом к наследованию, и ч. 2 ст. 126 о понятии места совершения сделки), не содержат новых начал, а лишь закрепляют положения, которые в течение предшествующих десятилетий были выработаны в практике внешнеторгового и морского арбитража и некоторых других организаций»[1738].

Нормы раздела VIII ГК РСФСР 1964 г. учитывали предметную сферу регулирования этого кодекса, а поэтому специально не затрагивали коллизионные вопросы семейных, трудовых и процессуальных отношений. Однако, исходя из важной роли гражданского кодекса в правовом регулировании частных отношений вообще, можно сделать вывод о том, что они имели важное значение, выходящее за рамки ГК РСФСР, т.к. в соответствии со ст. 3 ГК РСФСР «…настоящий Кодекс и иные акты гражданского законодательства РСФСР регулируют имущественные и личные неимущественные отношения, как предусмотренные Основами, так и не предусмотренные ими».

Нормы этого раздела составили основу, фундамент российского МЧП.

Статья 562 ГК РСФСР закрепила принцип предоставления иностранцам в РСФСР так называемого национального режима[1739], в соответствии с которым «иностранные граждане пользуются в РСФСР гражданской правоспособностью наравне с советскими гражданами. Отдельные изъятия могут быть установлены законом Союза ССР». Это правило продолжило имевшую до этого место в стране традицию предоставления иностранцам довольно широкого круга прав, свидетельствует о преемственности правового регулирования.

Предоставление иностранным гражданам правоспособности наравне с советскими гражданами не было обусловлено тем, чтобы они обязательно имели место жительства на территории СССР, а также не было поставлено в зависимость и от условия взаимности (безусловный режим).

В соответствии с закрепленным в ст. 562 ГК национальным режимом органы советского государства (в т.ч. суды) должны были признавать за иностранными гражданами гражданские права, основанные на советском законе, без выяснения вопроса о том, предоставляются ли в стране гражданства этого лица аналогичные права советским гражданам. Однако из этого правила имелись исключения. Так, при решении вопроса о правах иностранцев на сделанные ими изобретения или о регистрации в СССР товарных знаков на имя иностранца мог ставиться вопрос о взаимности[1740] (см., например, ст. 14 Положения об открытиях, изобретениях и рационализаторских предложениях от 24 апреля 1959 г.[1741], а также постановление Совета Министров СССР от 15 мая 1962 г. «О товарных знаках»[1742]). Другим примером применения в то время условия о взаимности были отношения по переводу за границу денежных сумм, причитающихся наследнику-иностранцу, проживающему за границей[1743].

Конкретное содержание принципа национального режима для иностранцев, установленного в рассматриваемой статье кодекса, включало в себя как ранее принятые и продолжавшие действовать в стране нормы, так и закрепленные после принятия кодекса в ряде специальных нормативных актов, некоторые из которых содержали отдельные изъятия из принципа национального режима. Необходимо подчеркнуть, что изъятия из национального режима могли быть установлены только законами Союза СССР, т.е. союзным законодательством и не могли быть установлены ни подзаконным актом Союза ССР, ни законом или подзаконным актом РСФСР. Таких изъятий, в целом, было немного и они были продиктованы, в основном, необходимостью обеспечения защиты публичных интересов советского государства. Так, например, в соответствии со ст. 19 Воздушного кодекса СССР в состав экипажа воздушных судов, занесенных в государственный реестр гражданских воздушных судов СССР, могли входить лишь граждане СССР[1744]. Такое же правило было закреплено и в ст. 41 Кодекса торгового мореплавания СССР, согласно которому судовой экипаж мог комплектоваться только из граждан СССР[1745]. Ограничения для иностранцев в занятии определенными видами деятельности установлены были в ст. 6 Горного положения 1927 г.[1746] и ст. 7 Положения об охране рыбных запасов и о регулировании рыболовства в водоемах СССР от 15 сентября 1958 г.[1747] Были закреплены и некоторые другие изъятия.

С вопросом о национальном режиме связана возможность введения так называемых ответных ограничений (реторсий), что было закреплено в ч.2 ст. 562 ГК.

Реторсии являются правомерными, с точки зрения международного права, ответными ограничениями в отношении граждан тех государств, в которых имеются специальные ограничения гражданской правоспособности советских граждан. Это принудительные действия государства, совершаемые в ответ на дискриминационные акты другого государства. Их целью является, как правило, отмена ограничений, установленных иностранным государством. Обычно реторсии должны быть соразмерны введенным дискриминационным ограничениям и носить временный характер.

Право установления ответных ограничений было предоставлено Совету Министров СССР.

СССР неоднократно прибегал к реторсиям в ответ на дискриминационные меры капиталистических государств, запрещавших или ограничивающих права советских граждан, а также торговлю различными товарами с социалистическими странами[1748].

В новом законодательстве было специально уделено внимание регламентации гражданской правоспособности лиц без гражданства, проживающих на территории Союза ССР (ст. 563 ГК РСФСР). Действовавший в то время Закон о гражданстве СССР от 19 августа 1938 г. определял лиц без гражданства как лиц, не являющихся гражданами Союза ССР и не имеющих доказательств своей принадлежности к иностранному гражданству[1749]. Такие лица пользовались в РСФСР гражданской правоспособностью наравне с советскими гражданами, т.е. им предоставлялся национальный режим. Эта норма российского кодекса по содержанию соответствует ст. 123 Основ 1961 г. и предусматривает предоставление национального режима лицам без гражданства, проживающим не только в РСФСР, но и на территории любой другой союзной республики Союза ССР.

В отношении лиц без гражданства, проживавших на территории Союза ССР, могли быть установлены также отдельные изъятия из национального режима, как и для иностранных граждан.

Включение этой статьи в содержание раздела VIII ГК РСФСР является дополнительным подтверждением отмечавшейся выше его общей демократичности.

Основной формой международного сотрудничества является, как известно, внешнеторговая деятельность. В основе ее регулирования в СССР лежала государственная монополия внешней торговли, предопределившая используемый для этого арсенал специальных процедур и средств.

До принятия Основ гражданского законодательства 1961 г. и ГК РСФСР 1964 г. иностранные юридические лица наделялись общей правоспособностью и допускались к совершению внешнеторговых операций только по особому разрешению[1750]. В нем указывались условия допуска иностранной фирмы к совершению торговых операций в СССР, круг разрешенных операций, срок действия разрешения (ст. 8).

Получение разрешения не требовалось для «ведения переговоров и заключения отдельных сделок по внешней торговле с всесоюзными объединениями по внешней торговле, не имеющих характера постоянной торговой деятельности» (ст. 12).

В ст. 564 ГК РСФСР 1964 г. было закреплено, что «иностранные предприятия и организации могут без особого разрешения совершать в РСФСР сделки по внешней торговле и по связанным с ней расчетным, страховым и иным операциям с советскими внешнеторговыми объединениями и другими советскими организациями, которым предоставлено право совершения таких сделок».

Как видим, кодекс лишь воспроизвел с некоторыми редакционными отличиями действовавшее на тот момент общее правило, закрепленное постановлением ЦИК и СНК СССР от 11 марта 1931 г. «О порядке допущения иностранных фирм к производству торговых операций на территории Союза ССР»[1751].

Следует отметить, что в статье 564 ГК речь идет об «иностранных предприятиях и организациях» без указания на наличие или отсутствие у них статуса юридического лица, т.е. этот вопрос не предполагалось принимать во внимание.

Причина такого подхода виделась некоторыми советскими учеными в установленном в стране разрешительном порядке допуска иностранных организаций, который в значительной степени ослаблял тем самым значение проблемы определения формальных критериев национальности юридического лица. «Выдавая разрешение, советское правительство всегда имеет возможность точно и конкретно выяснить, к составу юридических лиц какой страны принадлежит данная фирма или юридическое лицо»[1752].

Установленный разрешительный порядок предоставления правоспособности иностранным организациям и допуска их к внешнеторговым операциям был отражен и в международных договорах СССР в виде коллизионной нормы о том, что допуск к операциям юридических лиц будет разрешаться в соответствии с местным законодательством. Применительно к деятельности в СССР это означало применение советского законодательства.

Статья 564 ГК РСФСР обусловлена в целом действием в стране государственной монополии внешней торговли и социалистической системой хозяйствования, носит в целом исключительный и охранительный характер.

С советской стороны во внешнеторговых сделках выступали, как правило, всесоюзные внешнеторговые объединения. Такое право имели и некоторые иные советские организации.

Основной формой внешнеторговых операций, как известно, являются сделки. В условиях нараставшего участия СССР в международной торговле как с социалистическими, так и капиталистическими странами закономерным было закрепить основы регулирования коллизионных вопросов сделок с иностранными партнерами, связанные с формой, порядком подписания, обязательствами сторон. В ГК РСФСР 1964 г. эти вопросы были регламентированы с учетом уже имевшегося к этому времени опыта регулирования в СССР, а также в зарубежных государствах.

Форма сделки – особый вопрос в силу того, что требования к форме внешнеторговых сделок являются нормами публичного порядка, а поэтому они подлежали применению независимо от права, которому была подчинена внешнеторговая сделка. Обычно форма внешнеторговой сделки должна соответствовать тем правилам, которые установлены в законодательстве того государства, в пределах которого эта сделка заключена. Однако это правило не носит абсолютного характера.

С учетом этих положений и была построена ст. 565 ГК РСФСР, согласно которой форма сделки, совершенной за границей, должна подчиняться требованиям, установленным законом места совершения сделки, либо требованиям советского закона. При несоблюдении этого требования последствия такой сделки должны были определяться по советскому праву.

В отношении внешнеторговых сделок советских организаций были установлены специальные требования к их форме и порядку подписания, которые должны были регламентироваться только советским законодательством независимо от места заключения таких сделок.

Ст. 565 ГК РСФСР в целом закрепила на новом уровне правила о форме и порядке подписания внешнеторговых сделок, которые были ранее установлены постановлениями ЦИК и СНК СССР от 13 октября 1930 г. «О порядке подписания сделок и выдачи доверенностей на совершение операций по внешней торговле» и от 26 декабря 1935 г. «О порядке подписания сделок по внешней торговле» и др. [1753] Кодекс сохранил довольно громоздкий порядок их подписания. Так, внешнеторговые сделки должны были подписываться двумя лицами. Например, сделки торгпредств должны были подписываться, прежде всего, торгпредом (его заместителем или уполномоченным руководителем отделения торгпредства). Второй подписант должен был быть из состава данного торгпредства и при этом быть указанным в особом списке лиц, имеющих право подписания внешнеторговых сделок. Этот список сообщался иностранному правительству страны партнера по сделке, а также публиковался в соответствующем органе печати в СССР (журнал «Внешняя торговля»).

Сделки, совершенные в нарушение этих правил, являлись недействительными.

Похожий порядок подписания был установлен и для сделок, заключаемых советскими внешнеторговыми объединениями.

Такой порядок подписания с некоторыми изменениями действовал долгое время - вплоть до принятия постановления Совета Министров СССР от 14 февраля 1978 г. «О порядке подписания внешнеторговых сделок»[1754], несколько модернизировавшего порядок подписания, который фактически утратил силу только после принятия Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик в 1991 г.

Советское законодательство устанавливало обязательную письменную форму для внешнеторговых сделок. В противном случае сделки признавались недействительными (ч. 2 ст. 45 ГК РСФСР). Последствия такой недействительности предусматривались ст. 48 ГК РСФСР.

Практика ВТАК того времени свидетельствовала о постоянном следовании специальным правилам о форме и порядке подписания внешнеторговых сделок[1755].

Форма внешнеторговых сделок со строениями, находящимися в РСФСР, должна была соответствовать во всех случаях требованиям законодательства СССР и РСФСР, независимо от места совершения сделки.

В разделе VIII ГК РСФСР нашел свое закрепление важный вопрос об определении закона, применяемого к обязательствам по внешнеторговым сделкам.В соответствии со ст. 566 ГК РСФСР права и обязанности сторон по внешнеторговой сделке должны были определяться по законам места ее совершения, если иное не установлено соглашением сторон. Место совершения сделки должно было определяться по советскому закону.

Приведенное правило существовало в отечественное внешнеторговой практике задолго до принятия этого ГК РСФСР 1964 г. и широко применялось в практике Внешнеторговой арбитражной комиссии.

В ст. 566 ГК РСФСР речь ведется о «внешнеторговых сделках», однако ни понятия, ни признаков таковой в советском законодательстве не устанавливалось. В советской доктрине и практике длительное время широко применялось определение, согласно которому «…к внешнеторговым сделкам и к правоотношениям по внешней торговле всегда относятся прежде всего такие сделки и правоотношения, в которых по меньшей мере одна из сторон является иностранцем (иностранным гражданином или иностранным юридическим лицом), и содержанием которых являются операции по ввозу товаров из-за границы или по вывозу товаров за границу либо какие-нибудь подсобные операции, связанные в вывозом или ввозом товаров[1756]. Это определение отличалось по содержанию от применяемых в других странах, что нередко приводило к конфликту квалификаций.

Статья 566 ГК РСФСР предоставляла сторонам внешнеторговой сделки право на основании соглашения выбрать применимое к сделке законодательство какого-либо государства (автономия воль сторон). При этом мог быть выбран закон любой страны. Однако нельзя было подчинить отдельные обязательства, вытекающие из сделки, законам различных государств.

Практика ВТАК исходила из того, что соглашение сторон о выборе применимого права является юридически самостоятельным соглашением, а поэтому недействительность контракта не порождала недействительности соглашения о выборе права. Для такого соглашения не было установлено обязательной формы. Воля сторон в этом соглашении должна была быть выражена прямо или молчаливо.

Если стороны внешнеторгового контракта не воспользовались своим правом выбора к своим правам и обязанностям применимого права, то ст. 566 ГК РСФСР предписывала применение в таком случае законодательства места совершения сделки. В связи с этим имели место проблемы квалификации из-за того, что в законодательстве зарубежных стран неодинаково решался и решается в настоящее время вопрос определения правовых категорий момента и места заключения договора.

Положения ст. 566 ГК РСФСР дают основания полагать, что контракт считался заключенным в момент получения акцепта лицом, сделавшим оферту. Квалификация же понятия места совершения сделки должна определяться по советскому праву (ч. 2 ст. 566 ГК РСФСР), что не исключало возникновения «хромающих» отношений.

Увеличение случаев наследования с иностранным элементом в стране, а также предоставленный иностранцам на территории советского государства национальный режим, обусловили необходимость специальной регламентации этого традиционного института МЧП, что было сделано в Основах 1961 г., а затем в ГК РСФСР 1964 г. Правила этих законов предполагали понимание категории наследования в соответствии с советским гражданским правом.

В международной практике традиционно закон, применяемый для регулирования отношений по наследованию, именуют наследственным статутом. Такой закон определяют на основе коллизионных[1757] норм и он применяется обычно ко всей совокупности наследственных отношений или их основной части.

Обычно к наследственному статуту принято относить следующие вопросы: основания перехода имущества по наследству; условия открытия наследства; состав наследства; круг наследников; очередность наследования; о разделе наследства; об ответственности наследников по долгам наследодателя и др. Наследственным статутом определяются как общие правила о наследовании любого имущества, так и специальные правила о наследовании отдельных видов имущества.

В коллизионном праве большинства стран единственным, или основным, статутом наследования является личный закон наследодателя - закон страны его гражданства, или домицилия[1758]. В Гражданском кодексе РСФСР также был закреплен в качестве основной привязки для регулирования наследственных отношений с иностранным элементом принцип закона последнего места жительства наследодателя. Однако гражданство наследодателя при этом не предполагалось учитывать.

Завещание представляет собой гражданско-правовую сделку, а поэтому коллизионные вопросы завещания обычно решаются в законодательстве разных стран отдельно от общих вопросов международного наследования.

В ст. 567 ГК советский законодатель также отделяет этот вопрос от общего правила и закрепил специальные правила в ч. 2 этой статьи. Так, коллизионные вопросы о способности лица к составлению и отмене завещания (вопросы завещательной право- и дееспособности) – должны были определяться по закону страны постоянного места жительства завещателя в момент составления акта. Форма же завещательных распоряжений или акта его отмены - должна была определяться либо по законодательству страны постоянного места жительства в момент составления акта, либо по закону места составления акта, либо по советскому законодательству.

Специальная коллизионная норма была закреплена в ч. 3 ст. 567 ГК для разрешения всех вопросов наследования строений, находящихся в СССР – все вопросы должны были решаться исключительно на основании советского законодательства, отражавшего особенности общественного строя государства. В указанной статье ничего не было сказано о применимом праве для разрешения вопросов наследования в недвижимом имуществе, находящемся в зарубежных странах. Этот пробел советские ученые предлагали решать по аналогии с тем, что сказано в ч. 3 ст. 567, т.е. рекомендовалось применение закона места нахождения недвижимости для разрешения всех вопросов наследования[1759].

Государство, разрешая применение иностранного права на своей территории, устанавливает порядок и пределы его применения. В ст. 568 ГК РСФСР было закреплено правило о том, что иностранный закон не применяется, если его применение противоречило бы основам советского строя.

Это положение именуется в доктрине МЧП «оговоркой о публичном порядке», назначение которой ограничить применение иностранного права на территории государства в тех случаях, когда коллизионная норма предписывает его применение, но оно является нежелательным по соображениям защиты публичных интересов этого государства.

Предпосылки формирования оговорки о публичном порядке относят к средним векам, однако реальное развитие этого правила связывают с Гражданским кодексом Франции 1804 г., в ст. 6 которого было сформулировано правило о том, что «нельзя нарушать частными соглашениями законов, затрагивающих общественный порядок и добрые нравы». Попытки различных авторов дать определение публичного порядка не привели к каким-либо значимым результатам. В связи с этим Нибуайе отмечал, что «лишь от судьи зависит определить, затрагивает ли применение иностранного закона публичный порядок»[1760]. Он же справедливо отмечал: «…то, что является публичным порядком сегодня, быть может, не будет публичным порядком через несколько лет»[1761]. Категория публичного порядка носит в целом условный характер, является политико-правовой.

В соответствии с положениями ст. 568 ГК РСФСР ограничивалось применение на территории советского государства таких положений иностранного права, которые исключаются самими основами советского строя. Основные принципы советского строя[1762] были закреплены в Конституции СССР. Противоречие иностранных законов этим принципам исключало их применение в стране[1763]. Это могли быть, например, иностранные законы, ограничивающие правоспособность физических лиц по национальным, расовым или религиозным признакам, устанавливающие ограничения правоспособности женщин и т.п.

Следует особо подчеркнуть, что в статье закона речь идет не о случаях противоречия самого иностранного закона основам советского строя (что обычно и естественно), а о противоречии этим основам именно применения этого закона. Только в этом случае это правило могло работать.

Таким образом, оговорка о публичном порядке, будучи примененной, должна была приостанавливать действие соответствующей коллизионной нормы. В советском законодательстве не было ответа на вопрос о том, какое право подлежало применению взамен иностранного. Гражданский кодекс ответа на вопрос не давал. Доктринальное решение обосновал Л.А. Лунц полагая, что для восполнения образовавшегося пробела возможно применение не обязательно советского, но и «…другого, наиболее близкого к данному фактическому составу иностранного закона»[1764].

Оговорка о публичном порядке содержится в законодательстве практиче

⇐ Предыдущая46474849505152535455

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: