 |
Глава 1 - Охота к перемене места под солнцем
|
|
|
|
Том Нил
Остров для себя
История шести лет на необитаемом острове
Перевод с английского Е. Герасимовой, специально по заказу web-сайта
http://www.odinnaostrove.ru
ОГЛАВЛЕНИЕ
Заметки автора
Введение, написанное Ноэлем Барбером
Часть 1 - Годы ожидания
Глава 1 - Охота к смене места под солнцем
Глава 2 - Список покупок для необитаемого острова
Часть 2 - На острове: октябрь 1952 - июнь 1954
Глава 3 - Первые дни
Глава 4 - Наконец-то один
Глава 5 - Рыбалка, готовка - и другие импровизации
Глава 6 - Убийство дикой свиньи
Глава 7 - Садоводство и цыплячья «ферма»
Глава 8 - Мои первые посетители
Глава 9 - Лихорадка
Глава 10 - Пристань – и сильный шторм
Глава 11 - Чудесное спасение
Глава 12 - Прощание с островом
Часть 3 - Возврат к цивилизации
Глава 13 - Шесть ужасных лет
Глава 14 - Возвращение на Суваров
Часть 4 - На острове: апрель 1960 г. – декабрь 1963 г.
Глава 15 - Гости, прилетевшие на вертолете
Глава 16 - 5 часов в воде
Глава 17 - Потерпевшие кораблекрушение
Пост скриптум
Сентябрь-октябрь 1987 г. – статья из журнала «Острова»
Заметки Таори
Эпилог Стелы Нил
Фотографии острова
Книга посвящается Джорджу Муру Тагатти 3 - старому другу по Таити.
Выражаю благодарность "Пэбу" Рокфеллеру, который предоставил
Фотографии, размещенные на страницах 68, 69, 125 и 126 этой книги,
Сделанные им во время нашего визита на Суваров в 1954 году. Остальные
Фото были сделаны Ноэлем Барбером и Чаком Смоузом во время их визита
По заданию газеты Дейли Мэйл в 1961 году. Также выражаю благодарность
Газете Дейли Мэйл, Лондон за размещение этих фотографий на своих
|
|
|
Страницах.
Заметки автора
Это история шести лет, которые я провел в полном одиночестве, на
необитаемом коралловом атолле длиной в полмили и шириной в три сотни
ярдов, расположенном в южной части Тихого океана. До ближайшего
обитаемого острова было около двух сотен миль. В первый раз я прибыл туда
7 октября 1954 года и оставался там в полном одиночестве (только две яхты
дежурили поблизости) вплоть до 24 июня 1954 года, когда была проведена
спасательная операция и меня забрали с острова в связи с болезнью.
До 23 апреля 1960 года у меня не было возможности вернуться на атолл.
После своего второго приезда я жил там до 27 декабря 1963 года.
Том Нил, Таити и Раротонга, 1964- 1965 г.г.
Введение Ноэля Барбера
Внезапно, пока самоанец за штурвалом искал проход через риф, я заметил
движение в том месте, где пальмы встречаются с кораллами. Затем оттуда
выскочил человек и начал что-то кричать. Сквозь очки я увидел, как он
подбежал к крошечной лодке и столкнул ее в воду. Несколькими минутами
позже он греб к "Мануа Телю". Через двадцать минут островитянин уже
забирался на борт нашего корабля с проворством двенадцатилетнего
мальчишки.
"Неплохо для 58-летнего", - усмехнулся он. И это было мое знакомство с
человеком, который сделал то, что миллионы из нас мечтают осуществить, но
никогда не сделают. Это был Том Нил, новозеландец, который оставил мир
для того, чтобы жить на коралловом острове, таком далеком от торговых
маршрутов, что это было удачей, если один корабль в год мог потревожить
его одиночество.
Что подтолкнуло Тома к этому? Был ли он слишком умен - или же, напротив,
сумасшедшим? Он не выглядел чудаком, когда сидел там, на палубе, а
"Мануа Тель" мягко покачивался в это время на волнах. Этот человек был
высокий и худощавый, его кожа была темно-коричневой, одет он был в
теннисные туфли и пару рванных одежд ("Обычно я одеваю парео на голое
|
|
|
тело, но я подумал, что на борту могут быть женщины"), а также
замасленную старую шляпу. Его седеющие волосы были коротко обстрижены.
Но его глаза просто поразили меня. Карие и прозорливые - их
настороженность особенно подчеркивали морщины, которые солнце четко
обрисовывало на его загорелом лице – глаза эти никогда не останавливались
на одной точке надолго. Они были веселые, но постоянно наблюдали за всем
на свете: за облаками на небе, за коричневыми спинами самоанцев, за
волнами, а также за мной - каждый раз, когда я заговаривал с ним.
Несмотря на то, что я был очень тронут тем, что Том попросил меня написать
вступление ко своей книге, это не мое предназначение - описывать остров и
то, как Нил пришел к решению жить на нем. Том сделал это сам в
произведении, которое я нашел поразительным. Я более заинтересован в
этой книге, чем сам автор - возможно, это лучше всяких слов расскажет вам
о чертах характера этого человека, о которых Том скромно умалчивает. Я
хочу сказать, что Том Нил очень скромный, спокойный и интеллигентный, с
прекрасным чувством юмора и сохраняющий живое любопытство к
событиям в том мире, который он оставил. Нет, он не был чудаком.
Он вел дневник, и его страницы были заполнены опрятными и аккуратными
записями. Нил использовал старомодный стиль письма, который сам по себе
говорил о его гораздо более, чем я мог бы себе вообразить, педантичном
характере. Любые мои мысли по поводу того, что Том Нил может снизить
свои стандарты жизни только потому, то он остался в полном одиночестве,
быстро улетучились. Из всех традиций, соблюдаемых Томом на этом острове,
больше всего меня поразила его привычка тщательно мыть посуду,
просвечивая стаканы на свет, чтобы убедиться в том, что они идеально
чистые. При этом тот факт, что вокруг шелестели кокосовые пальмы,
ласковое море гладило полосу прибоя, а безмолвная безграничность Тихого
океана простиралась на 200 миль до ближайшего атолла, абсолютно ничего
не значил для этого человека.
К тому же, Том был самым домовитым человеком, которого я знал. Каждая
чашка и каждое блюдце находилось на своем месте. Кухонное полотенце
всегда вывешивалось для просушки, а когда я немного насорил кокосовой
|
|
|
скорлупой на веранде, он быстро смел мусор самодельной метлой из
пальмовых листьев. В тот первый день Том делал уборку в доме еще дважды
после этого случая. И когда он заварил первую для него за несколько месяцев
чашку хорошего чая, Том сначала осторожно нагрел чашку, и только потом
налил туда напиток.
"Даже когда я завариваю чай из старых листьев снова и снова, я всегда
первым делом подогреваю кружку", - сказал он, а потом почти серьезно
добавил: "Ненавижу пить чай из холодной кружки".
Я и сейчас вижу его сидящим после ужина на старом ящике,
наклонившегося вперед и рисующего абстрактные фигуры на белой
коралловой пыли и получающим истинное удовольствие от общения, от
произнесения слов, от того первого за последние восемь месяцев источника
информации, которым был наш корабль для него.
По мере того, как он говорил, я был внутренне шокирован тем
обстоятельством, что, конечно, Том был рад увидеть меня и был очень
благодарен за припасы, которые я привез ему, но он не будет скучать по
мне, когда я покину остров. На самом деле, он даже не потрудился спросить
о том, как долго я собирался оставаться здесь.
Только тогда, когда я задал ему неизбежный вопрос: "Что заставило вас
сделать это?" - он замолчал на достаточно длительное время. Я помню эту
немую сцену: длинная, черная, прекрасная ночь, мечущийся огонь лампы,
стоящей между нами, наполовину освещенное лицо Тома цвета красного
дерева, две чашки и пустой чайник на грубо высеченном столе и одна из его
кошек, сидящая неподвижно неподалеку, словно какой-то древний идол.
"Множество людей спрашивали меня об этом до того как я уехал сюда", -
наконец, произнес он. "И я должен признаться, что отвечал на этот вопрос
каждый раз по-разному, вероятно, для того, чтобы просто избавиться от
любопытных, которые все равно, как я чувствовал тогда, не поймут меня.
Время от времени я пытался облачить свои чувства в слова. Но даже тогда я
сам себе задавал вопрос: "Действительно ли это было причиной моего
|
|
|
приезда сюда?". На самом же деле, такие решения не принимаются в одно
мгновенье. Я шел к этой идее 30 лет".
Затем он полунасмешливо прибавил: " Не хочу, чтобы вы получили ложное
представление и думали обо мне, как об отшельнике. Я не выгляжу таким, не
правда ли?" Он наклонился ко мне. " На самом деле, мне нравятся люди. Я не
просто скрываюсь от ответственности здесь. Правда состоит в том, что я
точно не знаю, почему я приехал сюда в первую очередь".
Мы сидели и говорили до глубокой ночи. Взошла луна, обрисовав силуэт
"Мануа Теля" так четко, что он был виден, как на ладони. Это напомнило мне
сцену из фильма "Остров сокровищ", когда "Гаити" стал на якорь у берега. Но
этот остов был прекрасным оазисом без насилия, это был рай, где царил мир.
На пляже все было тихим и спокойным. Даже для меня, случайного
посетителя, внешний мир престал существовать. Здесь не было ничего,
кроме умиротворения, и сама природа не была враждебна человеку.
Когда для меня пришло время покидать Суваров, произошло кое-что
любопытное. Фактически, я боялся момента расставания, возможно,
представляя себе все эти бесконечные и неловкие прощания на
железнодорожных платформах. Однако, когда это время пришло, и лодка с
"Мануа Теля" уже готова была забрать меня с пляжа, Том твердо пожал мне
руку и сказал: "Было очень приятно повидаться с вами, Ноэль, и не могу
выразить вам свою благодарность за все те запасы, что вы привезли мне".
Мне было интересно, какие чувства он испытывает, но у меня совершенно не
было времени выяснять это, так как один из членов экипажа уже столкнул
лодку в бирюзовую воду. Том вернулся обратно на берег, а затем скрылся в
тени кокосовых пальм. Он ни разу не оглянулся.
Было ли это настолько быстрое и неэмоциональное прощание знаком
внутренней удовлетворенности жизнью или же спокойствие было просто
маской, призванной скрыть отчаяние от того, что его снова оставили в
одиночестве? Я так и не узнал этого до того момента, как прочел эту книгу.
Остров для себя
Часть 1 - Года ожидания
Глава 1 - Охота к перемене места под солнцем
Мне было пятьдесят лет, когда я стал жить в одиночестве на острове
Суваров, после 30 лет путешествий по Тихоокеанью. В этой книге я
попытаюсь описать свои ощущения, попытаюсь облечь в слова то, что стало
для меня самым полезным и удивительным опытом в моей жизни. Я выбрал
жизнь на островах Тихого океана потому, что жизнь там движется таким
темпом, который, должно быть, предусмотрел сам Господь Бог, когда Он
|
|
|
создал Солнце для того, чтобы обогревать нас и наполнил землю фруктами,
которыми можно прокормиться. Но, несмотря на то, что я исследовал
большую часть островов, иногда я думаю, что было то-то в моей крови, что
привело меня к жизни на одном из них.
В моей семье не было путешественников, по крайней мере, тех, о которых я
бы знал, если не принимать во внимание то предприятие, на которое был
переведен мой отец, рожденный в Веллингоне. Когда я был еще ребенком,
наша семья переехала в Греймут, Новозеландские Южные Острова, где папа
был назначен кассиром на государственные угольные шахты. Здесь мы жили
до того момента, как мне исполнилось семь лет, затем семья (а у меня было 2
брата и 3 сестры) переехала в Тимару, расположенный на противоположной
стороне Южных Островов.
Это были перемены к лучшему. Моей бабушке по материнской линии
принадлежали двадцать акров земли всего в пяти милях от Тимару, и именно
здесь мы и поселились. Мой отец ездил на свою новую работу на велосипеде,
рессорной двуколке или верхом на лошади. Я же поступил в местную школу,
где (при всей моей скромности) я был лучшим в чтении, географии и
арифметике, что позволило мне перескочить один класс и перейти из
первого сразу в третий.
Оглядываясь назад, я осознаю, что реальным ключом к моим будущей жизни
было то обстоятельство, что в моей семье считалось абсолютно решенным
вопрос о том, что я должен был стать моряком. Я не мог вспомнить того
момента, когда бы я так не считал. Разумеется, от моих родителей не
последовало ни слова возражения, когда я объявил им, что собираюсь
поступить на флот Новой Зеландии. У меня тогда были собственные
амбиции: стать профессиональным навигатором. Однако, когда мой отец
привез меня на военно-морскую базу в Окленде, чтобы я написал заявление
о приеме, я испытал настоящий шок, узнав, что в свои восемнадцать с
половиной был уже слишком стар для того, чтобы стать моряком.
Это было горькое разочарование, но я всем сердцем стремился к карьере
мореплавателя и принял наилучшее решение, которое только было возможно
в данной ситуации. Подписав контракт на работу в качестве ученика
инженера, я получил возможность начать с самых низов (и когда я говорю - с
низов, именно это я и имею в виду). Я начал работать кочегаром, но я ничуть
не возражал против этой работы, как бы то ни было, очень тяжелой, потому
что она давала мне возможность посетить некоторые места в Тихоокеанском
регионе.
Четыре года я провел на Новозеландском флоте прежде, чем смог сам себя
выкупить. Ушел я оттуда из-за настойчивого желания повидать мир во все
его красе, а не таким, каким я видел его до этого: узкие портовые улочки в
тех городах, куда причаливал наш корабль. К тому же, посещения суши
моряками строго регламентировалось: регулярные патрули, отлавливавшие
матросов без увольнительной, иногда - необходимость постоянно находится
возле неисправного парового котла. Именно поэтому я видел Папиэтэ, но
никогда - Таити, Апиа, но никогда - Самоа, Никарагуа, но никогда - Тонго. Я
хотел увидеть все эти острова по-настоящему, а не только их портовые
краны или неряшливые бары - ведь все это можно найти абсолютно в любом
порту мира.
В течение нескольких последующих лет я блуждал с острова на остров. Время
от времени я нанимался на работу на несколько месяцев в качестве
пожарного на одно из старых и медлительных межостровных суден-бродяг.
Когда я уставал от этого, на некоторое время я оседал на одном месте,
занимаясь подрезкой кустарников или посадкой бананов.
У меня всегда была работа, и всегда было пропитание. И только сейчас я
осознаю, как сильно я полюбил эти острова, нанизанные, словно жемчужины
на нить Южного Тихоокеанья: Маники появляется на рассвете, когда шхуна
прокладывает себе путь через рифы, Папиэте с Тихим океаном,
плескающимся прямо напротив главной улицы острова, - на закате. Туман,
запутавшийся в вершинах пальм на Пака-Пака; облака над Муреа с его
зубчатыми силуэтами давно потухших вулканов; Паго-Паго, где Сомерсет
Мом придумал своего героя Сэди Томпсона и где до сих пор существует отель
Рейнмейкера; Апиа, где, как я узнал позже, Мишнер был вдохновлен на
создание "Кровавой Мэри" и где отель "Эгги Грей" всегда приветствует своих
гостей большим стаканом виски с содовой.
Я был влюблен во все эти места, и провел там целых десять лет прежде, чем
вернуться в Новую Зеландию в 1931 году. Мне тогда было 28, и сразу по
прибытию на Тимару я позвонил в офис своего отца.
-Кто это?, - спросил он.
-Том.
-Какой Том?
- Ваш Том, - ответил я.
Сначала он никак не мог поверить в это. Но вскоре отец уже примчался на
вокзал для того, чтобы встретить меня с поезда на своей машине. Мой
старик выглядел точно таким, каким я его запомнил, впрочем, как и мама,
но мои братишки и сестренки так выросли, что сначала я едва узнал их.
Десять лет - долгий срок, однако, вскоре я уже настолько вписался в
каждодневный быт моей семьи, что мне стало казаться, что уезжал не
больше, чем на месяц. И все же, глубоко внутри я чувствовал себя чужаком в
собственном доме. Я видел настолько много, делал настолько много разных
вещей, выживал при таких различных обстоятельствах жизни, что время от
времени при взгляде на маму, спокойно сидящую на своем любимом стуле,
ловил себя на мысли: "Неужели все эти годы, пока я узнавал мир, она вот
так же сидела на стуле каждый вечер?".
Несколько месяцев я все-таки провел в родных пенатах, перебиваясь
случайными заработками, но потом я все равно покинул отчий дом, и на этот
раз я точно знал, куда направляюсь: из всех островов один манил меня
больше всех остальных. Муреа - маленький французский остров на Таити, и
именно здесь я и хотел осесть (ну, или думал, что хотел) - на острове
потрясающей красоты, с его зубчатыми серо-голубыми горными пиками,
начинающимися от белой кромки пляжа и заканчивающимися
удивительными вершинами, парящими в голубом небе. Муреа - маленький
остров, но жизнь на нем - это всегда больше, чем просто жизнь. Это - остров
изобилия. Я мог гулять по изогнутой, узкой прибрежной дороге и собирать
гуавы, кокосы или папайи и ананасы и никто мне никогда и слова не сказал.
Французы, которые оставили отпечаток своего национального колорита на
острове, позаботились о том, чтобы это место осталось нетронутым.
Всего одна лодка в день совершала двенадцатимильные рейсы из Папиэте по
узкому каналу в большом рифе. Когда я находился на острове, я вел себя как
человек, предоставленный самому себе, и мне очень нравилось так жить.
Конечно, я должен был зарабатывать себе на жизнь, я хотел работать, и на
Папиэте всегда находились кусты которые необходимо было подрезать,
копра (сушенное ядро коксового ореха), которую нужно было заготовить и
рыба, которую нужно было выудить. Я на самом деле ни в чем не нуждался,
и я помню, как одним прекрасным вечером, после купания в лагуне я сказал
себе: «Нил (всегда мысленно обращаюсь к себе именно так) из всех мест на
Земле это больше всего походит на рай».
Жизнь на острове была невероятно дешевой. Два раза в неделю зарезали
вола, и мы могли позволить себе покупать мясо по четыре пенса за фунт. За
достаточно короткое время, пока я обустраивался на острове, туземцы
построили для меня удобную двухкомнатную лачугу, за которую я заплатил
им мешок сахара и маленький кусок солонины. Жизнь была так проста! У
меня был свой собственный сад, дровяная печь и множество овощей,
фруктов и рыбы. Мои расходы на жизнь никогда не превышали одного
австралийского доллара в неделю, а иногда – и того меньше, а все потому,
что с того момента, как я покинул флот, я полностью изменил свое
отношение к домашней работе, другими словами, я сам мыл за собой посуду,
сам себе готовил, стирал. Я всегда мог обслужить себя самостоятельно, где
бы я не находился. Это принцип, которого я придерживался с тех пор всю
свою жизнь.
Даже сейчас я никогда не стану путешествовать без собственного матраса,
постельного белья, подушек, одеял, столовых приборов, посуды, и кухонных
принадлежностей, а также старого серебряного заварного чайника.
Профессия «домохозяйки», которую я получил на флоте – стала своего рода
щедрым подарком. Эта специальность – своеобразный символ экономии,
который послала мне фортуна. Я жил простой жизнью: никаких номеров в
аренду, никакой покупной пищи. Единственная роскошь, которую я
позволял себе – это книги.
Я был очень счастлив на Мореа. Достаточно быстро выучил таитянский язык,
завел одного-двух друзей, работал довольно интенсивно и читал много
книжек. Мои литературные вкусы были хаотичными: от Конрада до Дефо и
вестернов. Единственная вещь, которая мне по-настоящему требовалась
тогда – это почитать интересную книгу в кровати пред сном. Во время
обитания на Мореа я впервые наткнулся на работы американского писателя
Роберта Дина Фрисби, который оказал значительное влияние на мою
дальнейшую жизнь. Фрисби поселился в Тихоокеанском регионе и написал
несколько произведений об островах, которыми я зачитывался снова и
снова. Несмотря на это, я и мечтать не мог о том, что однажды мы с ним
станем друзьями.
Я мог бы оставаться на Мореа вечно, но в 1940 году, в один прекрасный
день, который я считаю для себя действительно счастливым, в мою жизнь
вошел человек, которому суждено было изменить ее самым замечательным
образом. Это был Энди Томпсон, человек, который свел меня с Фрисби –
капитан стотонной шхуны, которая называлась «Тиаре Тапоро», что означало
«Цветок лимона».
Я встретил Энди во время путешествия на Папиэте, и этот человек сразу мне
понравился. Он был грубовато-радушным и сердечным человеком а, кроме
того, хорошим другом, несмотря на то, что после нашего первого знакомства
иногда проходили месяцы прежде, чем «Тиаре Тапоро» заходил в Папиэте.
Мы с ним никогда не переписывались.
Именно поэтому я был весьма поражен, когда однажды получил от него
письмо. Это, должно быть, было в начале 1943 года. Энди был человеком,
который командовал целым судном, и никогда не тратил слов пустую. Он
написал просто: «Будь готов. У меня есть для тебя работенка на островах
Кука».
В то время я не особенно хотел работать на островах Кука, а Энди даже не
сказал мне, что за работа мне предстоит. Но все же, когда «Тиаре Тапоро»
прибыл в Папиэте несколькими неделями позже, я ждал его с нетерпением.
Именно потому, что я уплыл на этом судне, судьба свела меня с Фрисби, что,
в свою очередь, привело меня на Суваров.
И по сей день я не знаю, почему я вернулся вместе с Энди. В связи с
работой, на которую он меня пристроил, от меня требовалось побыть
управляющим магазином на одном из островов, принадлежащим той же
фирме, что владела яхтой Энди. Постоянный управляющий должен был уйти
в отпуск, а я должен был подменить его. По его возвращении с отдыха, как я
понял, меня должны были назначить кем-то вроде постоянной подмены
управляющему магазином на другом из островов Кука. Наверное, тогда я был
уже подсознательно готов к смене места проживания. Тем не менее, я не
нашел эту перспективу достаточно привлекательной.
Перед отъездом мне надо было посетить Раторонгу и здесь через два дня
после прибытия, я встретил Фрисби.
Поскольку этот человек оказал огромное влияние на мою жизнь, я должен
описать его. Фрисби был удивительной личностью. Незадолго до моего
знакомства с ним его прекрасная туземка-жена умерла, оставив его одного с
четырьмя детьми. Он любил острова, его книги о них хорошо принимались
критиками, однако же, насколько я понял, не принесли ему особого
богатства. Не то чтобы это сильно огорчало Фрисби, для него жизнь состояла
в творчестве, и у него была счастливая возможность жить день за днем, по-
видимому, не сильно заботясь о быте. По его словам, он был давнишним
другом Энди, а любой друг Энди – это и его друг тоже. Воскресным утром, не
поставив меня в известность, Энди пригласил нас обоих на ланч.
Я, возможно, не знал тогда, к какими важными для меня последствиями эта
встреча приведет. Никто из нас не подозревал о том, что у Фрисби
оставалось тогда всего несколько лет жизни (он умрет впоследствии от
столбняка). В то воскресное утро я видел перед собой высокого стройного
человека лет сорока пяти, с умным, но изможденным лицом. Он выглядел
больным, но я помню, каким живым и эмоциональным он стал, когда речь
зашла о «наших» островах и как он рассказывал мне о своих планах написать
еще больше книг об этих райских уголках. Мы понравились друг другу с
первого взгляда, что очень удивило меня, потому что до этого я никогда не
заводил друзей настолько легко. Именно тогда Фрисби впервые упомянул о
Суварове, после ланча, обильно сдобренного бутылочкой великолепного рома,
который принес Энди.
Конечно, я был наслышан об этой огромной лагуне с коралловыми рифами,
простирающимся почти на 50 миль вокруг нее, но прежде я никогда не
бывал там, так как это место находилось в стороне от торговых путей, и
корабли редко заходили в этот регион. Остров избегали по той причине, что
рифы вокруг Саварова не видны во время прилива – одна только линия
белой пены, которая предупреждает штурмана об опасности.
Именно поэтому он четко обозначен на всех картах. К тому же, Суваров – это
название не острова, а атолла, и маленькие островки, входящие в него,
имеют свои собственные имена. Эти островки отличаются друг от друга по
размеру: от Анкориджа, самого большого, длиной в полмили, до острова
Одного Дерева, наименьшего, который имеет вид небольшого гриба из
кораллов. Атолл находится практически в центре Тихого океана, в пятисот
тридцати милях от Раторонга, а ближайший к нему обитаемый остров,
расположенный на расстоянии в 200 миль – это Манники.
В этот день Фрисби полностью очаровал меня. Я, как сейчас, вижу его
сидящим на веранде, на столе между нами стоит большая бутылка рома, а
Фрисби наклонился ко мне и потрясающе серьезным тоном, характерным для
него, говорит: «Том Нил, Суваров – это самое прекрасное место на Земле, и
ты не жил по-настоящему, если не был там».
«Легко сказать, да трудно сделать,» - подумал я про себя.
«Хотя, конечно, как ты помнишь, кругом идет война, и в настоящее время
Суваров населен людьми,» - прервал мои размышления Фрисби.
Все, что я знаю – так это то, что два новозеландца с тремя местными-
помощниками разместились на Анкоридже в лагуне Суварова. Эти
«впередсмотрящие» следят, не появятся ли подозрительные корабли или
воздушные суда в этом регионе, и докладывают по радио о любом
подозрительном инциденте в штаб.
Но сейчас они наверняка так скучают, что были бы рады увидеть даже
меня,» - добавил Фрисби с некоторым намеком на иронию.
Я встал со стула, потому что для нас настало время покинуть это
гостеприимное место. И, как только я попрощался с этим высоки и
худощавым человеком, чьи глаза, казалось, просто светятся от энтузиазма, я
сказал слова, которые шли от самого сердца: «Вот то место, которое мне
подойдет».
«Ну, если ты так думаешь, то почему бы тебе не поехать туда на самом деле?»
- спросил Фрисби.
Должность управляющего магазином не слишком обременяла меня, и скоро
моя новая жизнь пошла своим чередом. Мой первый опыт в управлении
делами привел меня в Атиуа – маленький остров, отличительной
особенностью которого были круглые холмы с плоской вершиной, а также
плодородные долины, где во множестве произрастали апельсины, кокосы и
папайи, и все это великолепие размещалось на площади менее семи тысячи
акров. Каждый уголок этого острова был манящим и невероятно изящным.
Отсюда я переехал на Пука-Пука – «землю маленьких холмов», где жило всего
семьсот человек, занятых заготовкой копры.
Моя жизнь тогда не отличалась большим разнообразием, несмотря на смену
островов, на которых я подменял постоянного управляющего.
Каждое утро я дожжен был сделать себе завтрак, открыть магазин, и ждать
первых местных клиентов, находясь при этом в многофункциональном
помещении квадратной формы с железной крышей – это и был мой магазин.
Стены его были покрыты полками с мукой, чаем, какао-бобами, консервами,
одеждой, швейными принадлежностями – всем тем, в чем никто
практически не нуждался на острове, который и так уже переполнен
фруктами и рыбой. Неудивительно, что пока меня «перекидывали» с одного
острова на другой, я убедился в том, что управление магазином – это явно не
дело всей моей жизни, а только жалкое его подобие.
Пока я поддерживал уровень запасов и состояние учета во вверенном мне
магазине на хорошем уровне, у меня был и заслуженный досуг, который я
проводил за чтением книг. В некоторых моих магазинах продавались книги
в мягкой обложке, и поэтому даже это мое увлечение ничего мне стоило,
конечно, если только я не умудрялся повредить книгу. Конечно же, я был
наглецом, но у каждого магазина были свободные помещения, поэтому я мог
сэкономить немного денег на арендной плате, особенно на некоторых
малюсеньких островах, где белокожих поселенцев можно было пересчитать
по пальцам одной руки.
Я был управляющим настоящих деревенских лавочек, в полном смысле этого
слова. Однажды, продавая женщине муку, я посоветовал ей, как вылечить
кашель у ребенка. Я заботился о наличии в магазине необходимого
«пожарного» набора медикаментов (всегда очень востребованных) так же
хорошо, как и об огромном ассортименте всяческих ненужных мелочей: от
очков до дешевых биноклей, от ярко раскрашенных жестяных сундуков до
длинных ржавых цепей. У меня были канистры с керосином для чадящих
ламп, имеющихся в деревне, лески и крючки для рыбаков, которые гораздо
чаще других пытались купить все это за свой последний улов рыб-попугаев
или лангустов.
Я дошел до того, что стал чем-то средним между доктором и деревенским
консультантом, и я воспринял это, как приятное дополнение к работе,
потому то на островах, особенно небольших, зачастую я оказывался
единственным человеком, к которому люди могли прийти за помощью. К
тому же, я стал своего рода ростовщиком, потому что я один мог судить о
том, стоит ли давать в долг тому или иному местному обитателю, в
зависимости от того, какими будут цены на копру, или более того – я должен
был продать отрез ситца за орехи, которые еще растут на дереве.
Что действительно сильно огорчало меня в моей новой профессии
управляющего магазином – так это то, что мне бы это действительно
нравилось это дело, если бы я работал на Таити или Муреа. Или лучше бы мне
никогда не встречать Фрисби и не загораться желанием посетить Суваров -
тогда моя тоска не была бы такой отчаянной, и я бы не жил этой мечтой.
Внутри меня всегда жило странное ощущение, что моя рутинная жизнь
наверняка перестанет быть таковой, если я когда-либо узнаю, что такое
жизнь на необитаемом острове.
Казалось, что я проводил все свое свободное время в ожидании курьерской
шхуны, которая время от времени пробуждала остров от его сонной одури,
давая людям возможность отвлечься от рутины на те несколько часов, пока я
разгружал товар в мою лавку. Иногда Энди приплывал на своей «Тиаре
Тапоро», и тогда мы коротали вечерок на моей веранде.
Это было спокойное и умиротворенное существование, и, несмотря на то, что
я должен был быть вполне удовлетворен им, я вскоре просто возненавидел
такую жизнь. Зачем же я тогда потратил годы на управление различными
лавками, постоянно переезжая с острова на остров? Главная причина
состояла в том, что каждый раз, когда меня переводили на новое место, я
должен был возвращаться на Раторонгу, и, таким образом, снова встречаться
с Фрисби.
Во время наших встреч мы говорили ночь напролет о Суварове (и других
островах Тихоокеанья) и иногда даже, когда бутылка рома была уже допита
до дна, я мог убедить его почитать мне вслух последние написанные им
пассажи. Фрисби обладал низким, неотразимым голосом и говорил он с
таким же энтузиазмом, как и писал. В конце каждого вечера (вечер у нас
обычно заканчивался тогда, когда рассвет трогал первыми лучами железные
крыши зданий Раро), мы возвращались к обсуждению Суварова.
"Как ты думаешь, я когда-нибудь попаду туда?" - спросил я его однажды
вечером.
"А почему бы и нет," - ответил Фрисби, - " хотя, вероятно, тебе придется
подождать, пока не закончится война». Я помню, как мы сидели тогда
вместе, потягивая последнюю за время моего посещения Раторонги бутылку
пива. " Но потом не будет никаких причин, по которым ты не мог бы,
посетить его, если, конечно, ты экипируешься надлежащим образом. Суваров
может, и красив на вид, но он не только выглядит чертовски хрупким, но и
является таковым на самом деле, и ты должен это знать".
Не было никакой необходимости уточнять, что он имел в виду. Я и так знал,
что большой ураган 1942 года практически смыл (в прямом смысле этого
слова) в течение часа-двух 16 из 22 островов лагуны. Фрисби тогда оказался
заперт в ловушке на Анкоридже вместе со своими четырьмя малолетними
детьми и военными. Он спас жизни своих детей, привязав их веревками к
развилкам деревьев таману, которые достаточно упруги для того, чтобы
гнуться, но не ломаться. Они оставались в таком положении до тех пор, пока
шторм не закончился.
Я не виделся с Фрисби в течение некоторого времени, но мы регулярно
переписывались с ним, и однажды, когда я чувствовал себя особенно
изможденным, взял в руки его книгу "Остров желаний". Когда я прочел
почти полкниги, я понял, что все это произведение - о Суварове: о том, как
он жил на острове с детьми, о том, как оказался в ловушке во время того
ужасного урагана. Это открытие привело меня в восторг, а его описания
были таким яркими, что, как только я закончил читать эту книгу, я сел за
письмо к Фрисби. "В один прекрасный день," - писал я дрожащей рукой
своим наклонным почерком, - "я собираюсь переехать туда".
Фрисби ответил полушутливым письмом, в котором он предлагал мне: "А
давай переедем вместе. Ты можешь жить на Моту Туо, а я могу обитать на
Акорижде. Тогда мы сможем ездить друг к другу в гости."
В этом был какой-то смысл. Как и я, Фрисби был настоящим одиночкой. Как
и у меня, у него никогда не было больших денег, и, все же, нам не суждено
было посетить этот остров вместе. Фактически, Фрисби до самой своей
смерти в 1948 году так и не увидел Суваров снова.
Существовала еще одна важная причина, по которой я должен был
оставаться на островах Кука. Даже если я когда-нибудь попаду на Суваров,
если у меня когда-нибудь хватит мужества сделать это в одиночку, я должен
буду выехать с Раторонги, так как Суваров относится к островам Кука. Хотя
шхуны, промышлявшие межостровной торговлей, редко проходили мимо
этого атолла, возможно, одна из них будет проплывать достаточно близко,
чтобы немного отклониться от курса. Но такие судна отплывали только из
Раро.
Именно так и случилось. Однажды в 1945 году у меня появилась
возможность совершить двухдневное путешествие на Суваров. Энди сообщил
мне эту новость, когда я находился в Раторонге. Он сказал мне, что "Тиаре
Тапоро" зафрахтовали для того, чтобы совершить поездку к островам на
обратном пути с Маники, причалить к Суварову и выгрузить там припасы
для военных.
"Мне в этой поездке понадобиться инженер,"- безучастно сообщил он мне
таким тоном, будто и не догадывался о моем жгучем желании посетить этот
остров.
"Ну так что, поедешь со мной?"
И я поспешил попасть на борт "Тиаре Тапоро" до того, как Энди изменит
свое решение. Когда мы вышли в море несколькими днями позже, Энди и я
оказались
|
|
|
